– Вот, брат мой во Христе, вот откуда погибель наша идет! А я скажу …
– Кончай базарить, – прервал его подошедший Брусницкий. – Куда теперь?
Роксана показала рукой влево, туда, где вдоль берега пруда уходила в ельник еле заметная тропинка.
– Там еще один дом. Сруб старый. Вроде как баня, но Ольга его под жилье приспособила. Хороший крепкий сруб с погребом.
Подошли близнецы, и теперь все стояли одной группой, разглядывая темную стену ельника.
– Далеко, – спросил Волохов.
– Метров пятьдесят через лес.
Волохов взглянул на Брусницкого. Тот кивнул: командуй.
– Я иду первым, – сказал Волохов, – за мной Саня и Миша, следом – вы, – он кивнул Брусницкому и Гусю. – Иван, ты с Роксаной остаешься здесь, – он поднял руку, останавливая возражения, – будь наготове, я позову тебя. Обещаю. Все, пошли, а то совсем стемнеет.
Саня и Миша сняли с предохранителей свои укороченные автоматы. Гусь забросил свой «Калашников» на плечо и рассовал гранаты по карманам. Брусницкий вытащил из объемистого бардачка джипа тупорылый «Ингрем» и сунул за пояс «ТТ». Волохов, усмехаясь, глядел на эти приготовления.
– А мне? – недоуменно спросила Роксана.
– Дайте ей ствол, – скомандовал Брусницкий.
Гусь передал ей маленький кургузый револьвер.
– Пользоваться умеешь? Это тебе не хлыстом махать.
Не отвечая, Роксана откинула барабан, проверяя патроны, и со щелчком вернула его на место.
– Не тревожься, радость моя.
Волохов быстро пошел по тропинке. Близнецы, разделившись, скользили чуть сзади и сбоку.
Тропинка свернула в глубь леса, попетляв, стала едва различимой, и вдруг деревья кончились, словно их остановила невидимая стена. На поляне примыкавшего вплотную к озеру леса стоял старый сруб из толстых бревен, потемневших от времени и непогоды. В стыках торчали пакля и мох. Крыша, тоже позеленевшая от времени, накрывала его, как шляпка гриба. В маленьких, прорубленных в стенах окнах было темно.
Волохов, не останавливаясь, направился прямо к дому.
– Саша, Миша, к окнам. Гусь – дверь на прицел, – услышал он сзади команду Брусницкого.
Саша подбежал сбоку к окну и осторожно заглянул.
– Плохо видно, – шепнул он, – вроде, никого.
На двери висел устрашающих размеров замок. Волохов подергал его. Петли держались крепко.
– Погоди-ка, – оттеснил его Миша.
Отойдя на шаг, он прицелился в дверь рядом с замком.
– Не надо шуметь, – сказал Волохов, положив руку на ствол «Калашникова».
Он взялся за замок обеими руками, замер сосредоточившись и рванул замок на себя. С громким треском петли вылетели вместе с куском косяка.
Миша восхищенно прищелкнул языком.
Волохов толкнул дверь и вошел внутрь. В сенях стояли несколько деревянных рассохшихся кадок, висели березовые и дубовые веники. В углу – коромысло. Волохов открыл дверь в горницу.
Тусклый свет из маленьких окошек освещал большой стол из оструганных досок с грязными тарелками и пустыми консервными банками, стоящую рядом скамью и бочку с водой. В углу стояло отхожее ведро, пахло нечистотами и плесневеющей пищей. Скопившаяся в углах избы ночная темнота уже ползла по бревенчатым стенам. С широкой лежанки возле побеленной печи встала и шагнула навстречу Волохову женщина с растрепанными, серебрившимися сединой волосами.
– Не бойтесь, мы друзья, – поспешил сказать он.
– Я это поняла, когда вы сломали замок, – спокойно сказала женщина, – вы Павел?
– Да. А вы – Ольга?
– Она звала вас.
Волохов отстранил ее и склонился над лежанкой. Укрытая стеганым одеялом, Светка лежала с закрытыми глазами. Дышала она с трудом, всхлипывая при каждом вздохе. Волохов положил руку на ее лоб и поразился, насколько он горячий. Он приподнял одеяло. Руки Светы были привязаны к лежанке.
– Почему она связана?
– Она, – Ольга судорожно вздохнула, – не понимает, где она и что с ней. Она…, – сдерживаемое волнение прорвалось сквозь напускное спокойствие истерическим выкриком, – это я связала ее! Она хотела убить себя. Где вы были, она так звала! Я почти поверила, что вы всесильны!
– Она в сознании? – сдерживаясь, спросил Волохов.
– Она безумна, безумна, – закричала Ольга, – почему вы так долго…
Ольга упала на колени и, закрыв лицо, заплакала.
– Как она любит вас…
Волохов поднял ее и погладил по голове, успокаивая. Брусницкий протянул ему флягу.
– Выпейте, – Волохов приложил горлышко к дрожащим губам Ольги.
Она глотнула, закашлялась.
– Мы увезем вас отсюда. Ей нужен врач, – сказал он.
– Еще как нужен, – кивнула Ольга, – она беременна.
– Что?
– Что слышали. Она боялась, что это от … ну, не от вас, и хотела умереть.
Ольга присела на скамью и, зажав между колен ладони, стала раскачиваться, как маятник.