- Да... А не могли бы вы хоть ненадолго остановиться?
- Синьора Фабри терпеть не может, когда мы теряем время попусту.
- Я вижу, вы привыкли ловко орудовать ножом!
- Да я уж почти пять лет тут работаю...
Памятуя о реакции Тоски, Дзамполь думал, как бы помягче сказать девушке о смерти берсальера. А Валерия с четкостью метронома продолжала резать салями, и, казалось, ничто не может нарушить размеренного ритма ее движений.
- Синьорина Беллато... Вы очень любили Нино Регацци?
- Нет.
- Вот как? Однако вчера...
- Это безумица Тоска подбила нас на совершенно дурацкий поступок!.. А мы с Изой ни в чем не можем ей отказать. А что до Нино... в какой-то момент я поверила, будто он и впрямь хочет на мне жениться, ну а потом, в кино, все поняла...
- И вы на него больше не сердитесь?
- Нет... В первую минуту я ужасно разозлилась, но Тоска и Иза куда красивей меня... А уж коль он и вправду сделал ребеночка Стелле, так и вообще говорить не о чем, так ведь?
- Да, как вы верно сказали, говорить больше не о чем...
- Не понимаю...
- Нино Регацци мертв.
Нож почти с той же равномерностью продолжал стучать по доске, и ухо инспектора уловило лишь чуть заметный сбой. Наконец, отрезав еще десяток кусочков салями, Валерия проговорила:
- А отчего он умер?
- Его закололи кинжалом.
- О! Бедный Нино... Мы-то болтали, что хотим его убить, но скорее для смеху... А может, еще какая девушка, которой он морочил голову, так и не смогла простить?
- Где вы провели вчерашний вечер, синьорина?
Вопрос нисколько не смутил девушку.
- У синьоры Ветуцци. Мы там готовились к празднику Сан-Альфонсо. Я ушла только в двенадцать часов, и домой меня провожала Лоретта Бонджоли.
Для порядка Дзамполь записал имена и адреса людей, названных Валерией, но заранее не сомневался, что алиби окажется вполне надежным. Теперь ему оставалось поговорить только с Изой Фолько.
- До свидания, синьорина... И желаю вам удачи...
Валерия не ответила. На пороге Алессандро оглянулся: она продолжала механически резать салями, и только на один аккуратный ломтик упала слезинка.
* * *
С того дня как она поняла, что беременна, и особенно после вчерашнего разговора с Нино, когда ей открылся весь его отвратительный эгоизм, Стелле было совсем не до смеха, и все же, войдя в дом и узрев пожилого синьора, под угрозой линейки старательно рассказывающего тетушке таблицу умножения, девушка невольно расхохоталась. Раскаты ее звонкого смеха привели тетку в чувство.
- Ma que! Стелла! - возмутилась она. - Как ты себя ведешь? А вы, синьор? Что вам понадобилось здесь, у самых моих ног? И как вы сюда вошли? Я не заметила...
Немного успокоившись, Стелла подбежала к Тарчинини.
- О, синьор, простите нас... простите меня... Но я еще ни разу в жизни не видела такого ученика... Я вам все объясню насчет тети...
Больная еще больше рассердилась.
- Что это ты собираешься объяснять, Стелла? Здесь все объясню я, и никто другой!
Ромео собирался без обиняков выложить все, что думает о таком обращении с комиссаром полиции, но, покоренный нежным очарованием Стеллы, промолчал. Паскуднику берсальеру явно не составило особого труда соблазнить эту хрупкую, большеглазую блондинку - такие девушки верят каждому слову. Стелла подхватила тетушку под белы руки и заставила встать.
- Пойдемте на кухню, zia mia*. Вам придется помочь мне с ужином, иначе Анджело страшно рассердится!
______________
* Здесь: тетушка (итал.).
- Анджело - хороший мальчик... - пробормотала больная и ушла на кухню, к плите и кастрюлькам. Стелла закрыла за ней дверь.
- Синьор, прошу вас еще раз простить нас, но бедная женщина...
- Я знаю, синьорина... синьорина Дани, так? Стелла Дани?
- Да, синьор... Вы хотели поговорить со мной?
- С вашего позволения, синьорина.
Девушка предложила комиссару сесть. Ромео она все больше и больше нравилась, так что симпатия к красавцу берсальеру почти угасла - и как он мог не оценить по достоинству такое сокровище! Веронец совершенно позабыл и о том, что ему надлежит расследовать преступление, и что прелестное создание, сидящее напротив, вполне может оказаться убийцей. Вечный влюбленный, Тарчинини без всякой задней мысли, а лишь ради удовольствия говорить о любви, восторгаться и таять от умиления, принялся ухаживать за слегка изумленной Стеллой. А девушку этот поток слов совершенно сбивал с толку, хотя странный синьор казался ей добрым и славным человеком.
- Только что ваша бедная тетя живейшим образом напомнила мне детство, приняв за одного из своих прежних учеников, но когда вошли вы, синьорина, Santa Madonna! - я подумал, что вижу фею!
- Фею, синьор? Будь я феей, умела бы творить чудеса...
- Ma que! Так вы и сотворили чудо!
- Я?
- Ну да, вы вернули мне мои двадцать лет!
Стелла подумала, уж не ухлестывает ли за ней этот господин. Во всяком случае, он делает это совсем не так, как Нино... И кроме того, совершенно невероятно, чтобы он явился сюда просто наговорить любезностей...
- Но, синьор...
Нежный грудной смех Тарчинини походил на воркование.