Ибо нет ничего тайного, иначе как для того, чтобы обнаружиться, и ничего скрытого, кроме как для того, чтобы проявиться.
Евангелие от Марка (4:22)
50
Лив рассматривала белые звуконепроницаемые стены и маленькое зеркало. По своему опыту она знала, что за ним находится смотровая. Интересно, есть ли сейчас кто-нибудь за зеркалом? Девушка взглянула на свое отражение: одежда испачкана в грязи, волосы прилипли к голове… Лив пригладила челку.
Сначала девушка думала, будто ее привели в комнату для допросов только потому, что в других помещениях полицейского участка курить не разрешалось, но теперь она уже не была в этом уверена. Глядя на собственное отражение в зеркале, Лив подумала, что, возможно, ее сочли сумасшедшей и держат здесь от греха подальше. Она и сама понимала абсурдность описанных ею событий, начиная от момента прибытия в аэропорт и заканчивая бегством после неудачной попытки ее похищения.
Лив уже казалось, что все это случилось не с ней, а с другим, чужим ей человеком. Ее неуверенность возросла, когда полицейский, записывавший показания, вышел из комнаты за очередной сигаретой, а вернулся, уже совсем другим человеком. Сочувствие сменилось на его лице отчужденностью. Он закончил записывать ее показания, дал ей прочитать и подписать документ, а затем вышел, не сказав Лив ни слова. Жалюзи на стекле помешали девушке увидеть, куда он направляется.
С внутренней стороны двери не было ручки. Изменения в поведении полицейского, молчаливое ожидание в комнате, где все столы и стулья были привинчены к полу, натолкнули Лив на мысль: «А не арестована ли я?»
Журналистка взяла тлеющую в пепельнице сигарету и затянулась. Привкус у табака был какой-то незнакомый и не очень приятный, но она продолжала курить. Пачка «Лаки страйк» осталась лежать в рюкзачке на заднем сиденье машины Габриеля. Там же находились ее кредитные карточки, паспорт и все прочее, за исключением телефона. Аркадиан, должно быть, сейчас едет сюда. Остается уповать на то, что он будет более любезен, чем его коллега. Лив вспоминала, как ехала по дороге, которая извивалась между темнеющими в ночи скальными выступами. А затем полицейская машина мчалась по ярко освещенным улицам города, который выглядел в одно и то же время невероятно старым и вполне современным. Сидя на заднем сиденье автомобиля, измученная Лив смотрела на проносившиеся мимо нее вывески. Знакомый логотип «Стар-бакс». Сверкающие хромом и стеклом фасады банков соседствовали с выложенными из камня лавчонками, в которых торговали изделиями из меди, коврами и сувенирами, известными с библейских времен.
Лив еще раз затянулась вонючим дымом сигареты. Поморщившись, она потушила окурок о пепельницу с изображением Цитадели. Отодвинув пепельницу подальше от себя, девушка опустила голову на сложенные руки. Звук работающего кондиционера убаюкивал. Несмотря на все пережитое за последние часы, Лив расслабилась и задремала.
51
Клиника для домашних животных располагалась на углу Благодатного переулка и улицы Отпущения Грехов в самом центре квартала Потерянных Душ. Местонахождение ветеринарной клиники в таком неблагополучном и опасном районе было сродни чуду. Еще удивительнее было то, что зачастую свет горел там даже ночью.
В кругах, в которых вращался Кутлар, это место называли «Сучьей клиникой» из-за операций, которые проводились там по ночам. Большинство пациентов ветеринара были женщинами. Медицинских записей не вели, а расплачивались только наличными. В городе не было сутенера, который хоть раз не пользовался услугами ветеринарной клиники. Под видом временной контрацепции там делали нелегальные аборты и недорогие стерилизации. Сутенеры считали, что внутриматочные спирали и противозачаточные таблетки — излишняя роскошь для их девочек. Некоторые из них узнавали о собственном бесплодии только спустя годы.
В клинике проводились и операции другого рода. За них платили куда больше, потому что в случае поимки ветеринару грозил вполне солидный тюремный срок.
До этого Кутлар ни разу не бывал в ветеринарной клинике. Домашних животных у него не было, а удача, несмотря на «профессиональный» риск, всегда сопутствовала ему. Все изменилось в мгновение ока на залитой дождем дороге у аэропорта, когда девятимиллиметровая пуля, расплющившись о дверь автофургона, разлетелась на два осколка и попала в правую ногу Кутлара. Один из кусочков пули сейчас лежал в медицинском лотке из нержавеющей стали. Кутлар взглянул на него и почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Мужчина отвернулся и увидел свое отражение в дверце медицинского шкафчика. Его бритую голову покрывала испарина, поблескивающая в свете ламп. Вокруг глубоко посаженных глаз залегли темные тени. Не человеческое лицо, а череп. Кутлар вздрогнул и отвернулся.
Он лежал на левом боку, опершись спиной о поднятую секцию смотрового столика. Серолицый толстяк в белом халате осторожно искал в ране второй осколок. Несмотря на наркоз, Кутлар чувствовал, как инструменты ветеринара копошатся в его ране, и слышал чавкающие звуки, от которых на него накатывали приступы тошноты. Он заставил себя дышать ровнее: вдох через нос, выдох через рот. Глаза уставились на черного лабрадора, счастливо пускавшего слюни на приколотом к стене большом плакате.
Кутлар прослышал о клинике от одного своего приятеля, занимавшегося ввозом и вывозом из страны разных предметов, которые обычно не указывают в декларации. Он говорил Кутлару, что ветеринар не жалеет болеутоляющего.
С металлическим лязганьем второй осколок упал в лоток.
— Кажется, самое трудное уже позади, — уверенным голосом профессионального хирурга проговорил толстяк. — Осталось удалить из раны маленькие фрагменты пули, если они вообще там есть. А потом я обработаю и зашью рану.
Скрипнув зубами от боли, Кутлар кивнул. Ветеринар взял прозрачную пластиковую бутылочку со вставленной в крышку тонкой трубкой и сжал ее одутловатой рукой. На рваную рану бедра полился прохладный ручеек соляного раствора. Кутлара бил озноб. Пропитанная дождевой водой и кровью одежда липла к телу. Находясь в состоянии посттравматического стресса, Кутлар чувствовал, что у него начинается лихорадка. Вновь взглянув на плакат со счастливым псом, он прочитал, что это реклама какого-то лекарства от глистов. Кутлар снова ощутил приступ тошноты.
Его мысли перескочили на неудачное нападение на дороге. Где они допустили ошибку? Он отвез двух парней к расположенному у главного аэропорта бюро, которое занималось прокатом автомобилей. Потом Кутлар вместе с двоюродным братом Серко отвез худого испанца в другой аэропорт, где тот сел на «красный глаз»[20] летящий в США.
Они почти сразу заметили темноволосого мужчину в черном плаще. Тот стоял в зале для прибывающих и держал картонку с написанным на ней именем. По виду его можно было принять за полицейского. К счастью, он был один. Они держались в стороне, пока не появилась девушка. Она прилетела на полупустом самолете из Лондона. Кутлар, взвесив все «за» и «против», решил, что будет здорово, если они с Серко смогут вырубить «полицейского» и сами похитят девушку. Поэтому они стали следить за этими двумя. Была возможность схватить ее прямо возле аэропорта, когда мужчина направился к своей машине, а девушка осталась под навесом и закурила. Но на автобусной остановке через дорогу охранники разговаривали с бродягами. Пришлось ждать, а потом ехать за ними в автофургоне. Когда «рено» свернул, Кутлар решил действовать.
План был прост: Серко затащит девчонку в фургон, а он тем временем позаботится о ее няньке. Круто и легко. Вот только водитель выскочил из «рено» так быстро, что сбил Кутлара с ног. Упав, тот выронил пистолет. Мгновенно оправившись от удара, Кутлар вскочил на ноги. Раздался выстрел. Стрелял «полицейский». Бросившись на врага, Кутлар выбил пистолет из его руки, затем развернулся и помчался обратно к автофургону. Оставив Серко один на один с «полицейским», Кутлар рванул с места. Оглянувшись в зеркало заднего вида, он увидел распростертое на тротуаре тело. Машина почти достигла поворота, когда пули зацокали по крылу автофургона. Боковое стекло разлетелось вдребезги. О том, что он ранен, Кутлар понял лишь тогда, когда попытался затормозить, но не смог сдвинуть ногу с места. Возвращаться было сродни самоубийству. У него не было ни единого шанса. Мертвец не сможет отомстить за смерть двоюродного брата.
В приемной зазвонил телефон. Кутлар знал, кто это. Интересно, сколько времени потребуется, прежде чем ОНИ выйдут на след «полицейского». Кутлар время от времени оказывал небольшие услуги Цитадели. В основном они заключались в запугивании и шантаже. Никогда прежде он не ввязывался в похищение, никогда не брался за оружие, но предложенная сумма была слишком уж велика, и Кутлар не устоял. В любом случае, когда ветеринар закончит свою работу, избавятся и от него. Надо будет срочно выходить из дела. Не важно, что ему не заплатят. Он не хотел сыграть в ящик раньше времени. Кутлар слышал, как звонит телефон, и жалел, что рассказал ИМ о клинике. Впрочем, у него не было другого выхода. Старший спросил у него, куда им обращаться за медицинской помощью в случае потерь. Он так прямо и сказал: «потерь». Надо было не соглашаться, а теперь слишком поздно. По крайней мере, слишком поздно для Серко.
— Я дам вам антибиотики. Они снимут жар, — сказал толстяк с профессионализмом, оставшимся у него от прежней жизни. — Лекарство также поможет избежать заражения.
Кутлар кивнул. Пот стекал с лысого черепа на шею и спину. Ходили слухи, что в прошлом ветеринар был настоящим врачом и лечил людей, пока слабохарактерность и пристрастие к морфию не сломили его.
— Вам надо залечь где-нибудь на время, — сказал толстяк. — Не перенапрягайтесь, пока рана не заживет.
— Сколько времени на это понадобится? — прохрипел Кутлар.
Во рту у него пересохло от новокаина или другой гадости, которую вколол ему врач.
Ветеринар опустил глаза и стал разглядывать рваную кровоточащую рану с таким интересом, словно смотрел на красивую орхидею.
— С месяц… Самое меньшее две недели. До этого не рекомендую даже становиться на раненую ногу.
— Он должен быть в форме уже сегодня, — раздался из-за двери голос Корнелиуса.
Оба мужчины вздрогнули.
Кутлар видел, как Корнелиус входит в комнату. Шрамы на его лице блестели в свете хирургических ламп. За ним шел Йохан. Капли дождя поблескивали на красных ветровках монахов. Казалось, что их одежда пропитана кровью.
— Хорошо, — сказал толстяк.
Он прекрасно понимал, что не стоит ссориться с клиентами.
— Я туго перевяжу рану и дам ему большую дозу сильного болеутоляющего.
Корнелиус остановился возле смотрового стола, нагнулся и с видом знатока оглядел рану, прежде чем ветеринар начал бинтовать ногу. Затем Корнелиус посмотрел на Кутлара и подмигнул ему. Его лицо расплылось в улыбке. От уголков глаз расползлись морщинки. Раненый почувствовал тупую боль в онемевшей ноге. Его приятель был прав: док не пожалел обезболивающего, вот только стены новокаина начали рушиться и армия боли ринулась в атаку.
Закончив перевязку, ветеринар потянулся за шприцом.
— Я сделаю ему укол морфия и дам таблеток с собой.
Сверкнула красная молния, и Йохан, схватив врача, зажал ему рот рукой. Налитые кровью глаза расширились. В них застыл ужас. Блеснули грязные стекла очков. Из носа толстяка вылетела сопля. Он задыхался. Корнелиус выхватил шприц из пухлых пальцев ветеринара и, всадив иглу в руку, обтянутую белой тканью халата, впрыснул морфий. Паника в глазах ветеринара сменилась осознанием собственной обреченности. Потом они остекленели. Наркотик вошел в его кровяную систему. Йохан подтащил слабеющего ветеринара к стулу и усадил его. Тем временем Корнелиус нашел еще одну ампулу морфия и вновь наполнил шприц. Второй укол он сделал в то же место, что и первый.
— Tabula rasa, — глядя на Кутлара, прошептал он. — Нельзя оставлять свидетелей.
Вытащив иглу из руки ветеринара, Корнелиус подошел к раненому.
Если бы не разрезанная нога, Кутлар пустился бы наутек, но он понимал — это бессмысленно. Он не сможет выбраться даже из комнаты. Кутлар подумал о лежащем на мокрой дороге Серко. Он надеялся, что эти безжалостные ублюдки, кем бы они на самом деле ни оказались, выследят убийцу его двоюродного брата и отплатят ему той же монетой. Кутлар уставился на шприц, на игле которого алела кровь врача. Корнелиус небрежно помахивал им.
«Надеюсь, он использует другую иглу», — подумал Кутлар прежде, чем осознал, что ему все равно конец.
— Нам надо отсюда убираться, — сказал Корнелиус.
Монах достал из стоящей на приставном столике коробки бумажное полотенце и завернул в него шприц.
— Ты можешь идти?
Кутлар утвердительно кивнул и перевел дух. Засунув шприц в карман ветровки, Корнелиус схватил раненого под руки и помог ему подняться. Кутлару казалось, что его опухшее, туго забинтованное бедро вот-вот разорвет бинты. Комната закачалась. Он хотел сделать шаг, но не смог… Последнее, что видел Кутлар перед тем, как потерять сознание, был плакат с большеглазым, здоровым и не страдающим глистами псом.
52
Рассвет начал окрашивать небо синевой, когда Габриель притормозил за двадцать футов от края каменоломни и заглушил мотор. Старые каменоломни находились у отрогов гор к северу от города. Оттуда вела дорога, по которой можно было доехать до Северного бульвара Руна. Когда-то по дороге громыхали, доверху нагруженные строительным камнем, более ста запряженных волами подвод.
Бьльшую часть камня для центрального храма Руна, а также северной и восточной крепостных стен добывали именно здесь. В наши дни дорога поросла кустарником и низенькими деревьями. За столетия ее засыпал слой перегнившей листвы, сквозь который то тут, то там выглядывали треснувшие плиты — единственное свидетельство того, что здесь вообще когда-либо проходила дорога. Каменоломня находилась на расстоянии двух с половиной километров от ближайшей проселочной дороги и не значилась ни на одной из современных карт. Даже среди бела дня было практически невозможно найти вход в каменоломню, если, конечно, не знать, что он там должен быть.
Габриель подошел к краю и глянул вниз. В нос ударила первобытная вонь, смытая ночным ливнем в провал каменоломни. Внизу, на расстоянии восьмидесяти футов, на воде колыхался зеленый ковер из тины. Глубину этих вод еще никому не удалось измерить, впрочем, там не могло быть мелко. Заброшенная каменоломня, словно гигантская бочка, собирала в себя всю дождевую воду с округи. Габриель стоял и прислушивался: ни рева мотора, ни лая собак, ни визга бензопилы — ничего, означающего близкое присутствие человека. Единственный звук — бульканье нескольких камней, упавших в зеленую воду каменоломни.
Удостоверившись, что он здесь один, Габриель направился к своему автомобилю и открыл багажник. На него смотрели блеклые, невидящие глаза мертвеца. На груди — большой красный цветок с маленьким черным отверстием в центре. Габриель поднял пистолет мертвеца. «Глок-22» — оружие наркоторговцев, гангстеров и половины полицейских в странах Западного мира. Пятнадцать патронов в обойме и еще один — в патроннике. Габриель извлек из патронника тупоносый патрон «Смит и Вессон» калибра 0,4 с небольшой отдачей, которая достигается сравнительно малым зарядом пороха. Пуля летит довольно медленно, но звук выстрела куда тише, чем обычно. Совсем неплохо, если вы не хотите привлекать лишнего внимания. Но мертвец не смог сделать ни единого выстрела… и уже не сможет.
Перегнувшись через тело, Габриель вытащил из багажника две объемные черные брезентовые сумки. Положив их на землю, он расстегнул змейку первой сумки. Внутри нее были две большие пластиковые бутыли с отбеливателем. Содержимое одной из бутылей Габриель вылил на труп. Особенно досталось тем местам, к которым он прикасался: не стоит оставлять следов собственной ДНК на теле убитого. Содержимым второй бутыли он щедро полил салон автомобиля.
Рывком Габриель распахнул заднюю дверцу машины. Под пассажирским сиденьем лежал рюкзачок, с которым прилетела Лив. Мужчина вытащил его из машины и положил рядом с собой на траву, а затем щедро полил отбеливающим веществом те места, к которым могла прикасаться девушка. Повернув ключ зажигания, он опустил стекла автомобиля. Три опустились до конца, одно было выбито во время стрельбы. Остатки отбеливателя Габриель плеснул на руль, рычаг переключения передач и водительское сиденье. Закинув пустую бутыль в багажник, он вытащил из кобуры под мышкой «молчаливый» «SIG Р228» и проделал девятимиллиметровое отверстие в днище багажника. Захлопнув крышку, Габриель выстрелил еще раз.
Найдя подходящую ветку, мужчина переломил ее пополам и вернулся к «рено». Выжав сцепление, он переключил коробку передач на первую скорость. Затем Габриель нажал палкой на педаль акселератора. Взревел мотор. Засунув другой конец палки под сиденье, Габриель убедился, что машина поедет прямо вперед. Отпустив ручной тормоз одним порывистым движением, он отпрянул.
Передние колеса забуксовали в мягкой земле. С секунду машина оставалась на месте: шины зацепились за каменистую почву, скрытую под перегноем. Габриель видел, как автомобиль, набирая скорость, поехал вперед. Не найдя опоры, «рено» нырнул передом вниз и исчез из виду. Послышался удар о стену каменоломни… затем шум столкновения машины с поверхностью воды… плеск… Двигатель замолк… навечно…
Габриель подошел к краю и посмотрел вниз. Машина, перевернувшись, медленно погружалась в воду по мере того, как воздух вырывался пузырями из открытых окон и простреленного багажника. Габриель наблюдал до тех пор, пока автомобиль не скрылся, оставив после себя на поверхности небольшое пятно машинного масла да постепенно уменьшающиеся пузыри. Словно хищная птица, мужчина склонил голову набок.
В наступившей тишине он слышал, как волны плещутся внизу о каменные стены каменоломни. Постепенно и они стихли. Осталась только память о событии, которое вызвало эти волны. Зазвеневший в кармане мобильный заставил Габриеля встрепенуться. Раскрыв телефон, он посмотрел, кто ему звонит.
— Здравствуй, мама, — сказал он.
— Габриель, — послышался голос Катрины Манн. — Я уже начала волноваться, куда ты запропастился.
— В аэропорту возникли проблемы, — переведя взгляд на зеленую воду, сказал сын. — После приезда девушки появились непрошенные гости. Сейчас мне приходится убирать.
Мать помолчала, обдумывая услышанное.
— Девушка с тобой?
— Нет. Но она и не с ними.
— Так где же она?
— В безопасности. Думаю, сейчас она уже добралась до полиции. Через двадцать минут я вернусь в Рун и разыщу ее.
— С тобой все в порядке? — спросила Катрина.
— Да. Не волнуйся за меня.
Мужчина засунул мобильник обратно в карман.
Поковыряв покрытую перегноем землю в тех местах, где остались отпечатки протекторов «рено», Габриель подошел ко второй сумке. Расстегнув змейку, он вытащил оттуда два колеса, несколько черных трубчатых деталей и двигатель от своего переносного мотоцикла, который верой и правдой служил Габриелю в Судане. Рама и двигатель были изготовлены из алюминия, что предавало конструкции необычайную легкость. Аккуратно сложив детали в брезентовую сумку, можно было нагрузить его на вьючную лошадь и перевезти в любой, даже самый недоступный регион земного шара. Сборка мотоцикла заняла у Габриеля пять минут.
Вытащив из сумки черный мотоциклетный шлем, он сложил туда рюкзак Лив и сумку из-под отбеливающего вещества. Мужчина застегнул змейку, перекинул сумку через плечо и запрыгнул на сиденье. Пружины смягчили удар. Мотор не завелся с первого толчка. Пришлось повозиться со стартером. Но вот мотоцикл взревел. Случайный свидетель, без сомнения, принял бы этот звук за работу небольшой бензопилы. Развернув мотоцикл, Габриель поехал обратно по колее, оставленной «рено».
53
Лив приснился кошмар: она поскальзывается и начинает падать, но просыпается до удара о пол. Кое-кто из ее знакомых верил, что если человек вовремя не проснется, то он умрет. Девушку всегда удивляло: как об этом можно судить, если свидетели падения не выживают.
Подняв голову со сложенных на столе рук, Лив сощурила заспанные глаза, ослепленная ярким светом в комнате для допросов. Ее сердце учащенно билось, словно пыталось вырваться на свободу.
Напротив нее сидел на стуле незнакомый мужчина. Девушка инстинктивно отпрянула. Стул скрипнул, но болты, которыми он был прикреплен к полу, выдержали.
— Доброе утро, — произнес мужчина. — Хорошо выспались?
Лив узнала его голос.
— Аркадиан?
— Да, это я.
Бросив взгляд на лежащую между ними папку, полицейский уставился на девушку.
— А вот кто вы на самом деле, остается под большим вопросом.
Чувствуя себя героиней одного из романов Кафки, Лив опустила глаза на папку. Рядом лежал бумажный кулек с рогаликами и пакет влажных салфеток, стояла полная кружка с черным кофе.
— Лучший завтрак и душ за такое короткое время я для вас организовать все равно бы не смог, — сказал Аркадиан. — Угощайтесь.
Девушка потянулась за рогаликом, но, увидев, какие грязные у нее ладони, переключила внимание на влажные салфетки.
— Вообще-то я доверчивый человек, — наблюдая за тем, как Лив вытирает салфеткой засохшую между пальцами грязь, продолжал Аркадиан. — Я всегда верю в то, что говорят мне люди, пока факты не заставляют усомниться в их искренности. Я вам звоню, вы сообщаете мне имя покойного, и эта информация при проверке подтверждается.
Полицейский взглянул на папку.
Лив сглотнула, подумав о том, что может в ней лежать.
— Но вы также уверяете, что покойный — ваш брат. В это поверить уже труднее.
Между бровей мужчины появилась складка. Своим внешним видом он напоминал терпеливого и снисходительного родителя, которого ужасно расстраивает плохое поведение дочери.
— Потом вы появляетесь среди ночи в аэропорту и рассказываете о перестрелке и попытке похищения. Этим вы тоже испытываете мое доверие, мисс Адамсен.
Аркадиан смотрел прямо ей в глаза.
— В полицию не поступало заявлений о столкновении автотранспорта вблизи аэропорта. Никто также не слышал пистолетной стрельбы. Служба охраны не нашла лежащий на обочине труп. На данный момент единственным свидетелем, утверждающим, что…
Лив опустила голову и с силой вонзилась пальцами обеих рук в спутанные волосы, словно бешеная собака, ищущая на своем теле вшей. На стол посыпались белесые кристаллики, отдаленно похожие на маленькие бриллианты. Внезапно неистовое чесание прекратилось и зеленые девичьи глаза уставились на хмурое лицо полицейского.
— Вы думаете, я всегда ношу в волосах осколки выбитого выстрелом автомобильного стекла на случай, если мне взбредет в голову выдумать историю о моем неудавшемся похищении?!
Аркадиан посмотрел на крошечные осколки, поблескивающие на испещренной царапинами столешнице.
Лив потерла глаза тыльной стороной относительно чистой руки. Теперь ее кожа пахла детским лосьоном.
— Хорошо, вы не верите, что меня пытались похитить. Ладно. Мне все равно. Единственное, чего я хочу, — увидеть брата, поплакать и, закончив все формальности, забрать его тело домой.
— И я буду только счастлив помочь вам, но пока я еще не уверен, что покойный действительно ваш брат. Есть вероятность, что вы журналистка с авантюрным складом ума, которая охотится за сенсацией.
На лице девушки отразилось неподдельное удивление.
— За сенсацией?
Аркадиан моргнул, словно ему на ум пришла неожиданная мысль.
— Ответьте, пожалуйста, на один вопрос, — произнес он. — Со времени нашего первого телефонного разговора вы что, не смотрели новости и не читали газет?
Лив отрицательно покачала головой.
— Подождите.
Полицейский постучал по зеркалу. Дверь открылась, и он вышел.
Лив достала из пакета рогалик. Еще теплый. Она жадно ела, поглядывая через приоткрытую дверь на офисное помещение. Там было довольно грязно. Звенели телефоны. Слышалась чья-то приглушенная речь. На письменных столах — кипы бумаг. Лив посетило странное чувство: ей показалось, что она у себя дома, в родной редакции.
Аркадиан вернулся как раз тогда, когда девушка, допив кофе и съев рогалик, потянулась за вторым. Инспектор положил перед ней вчерашний номер местной газеты.
Лив увидела фотографию на первой странице. Что-то внутри нее сломалось, как недавно на берегу озера в Центральном парке. Перед глазами поплыло. Она погладила снимок бородатого мужчины, стоящего на вершине Цитадели. Рыдание поднималось откуда-то из глубины ее души. По щекам потекли слезы.
54
Рассвет собрал в большой кафедральной пещере на заутреннюю молитву всех обитателей Цитадели. Эта последняя из ночных служб символизировала искупление, перерождение, освобождение от зла и триумф света над тьмой. Никто не имел права пропустить заутреню без крайне уважительной причины.
Сегодня случилось немыслимое…
Афанасиус заметил отсутствие монаха во время проповеди. Отец Малахия, стоя за кафедрой, как раз подошел к середине особо заумного риторического пассажа, когда управляющий бросил рассеянный взгляд на ряды красных сутан и заметил отсутствие Джиллермо Родригеса. При своих шести футах и пяти дюймах роста он в буквальном смысле слова возвышался над другими. Несмотря на строгость предписаний, сегодня он не явился к заутрене.
Брат Афанасиус вспомнил о шестидесяти двух папках, которые он вчера занес аббату. Шестьдесят две красные папки с личными делами карминов. Чуть повернув голову в сторону, как будто прислушиваясь к словам проповеди, управляющий монастырским хозяйством пересчитал карминов.
Спертый воздух кафедральной пещеры сотрясался от пения множества голосов. Гимн был не на латыни, а на древнем, первоначальном языке их религии:
— Каждый день я буду благословлять Тебя. Я буду молиться Тебе и днем и ночью. Благословенно учение Твое, Господь мой! Научи меня уставу Твоему.
Афанасиус успел закончить пересчет до того, как ряды молящихся дрогнули и смешались. Оставалось пятьдесят девять охранников. Он не досчитался трех человек.
Встало солнце, осветив огромное окно над алтарем. Бог открыл око и уставился на свою верную паству. Свет снова, в который раз, победил тьму. Начался новый день.
Управляющий вышел из кафедральной пещеры в толпе коричневых сутан. Его сознание металось между предположениями. Он мало знал о прошлом брата Джиллермо и теперь не мог взять в толк, почему аббат выбрал именно его. Эта мысль донимала Афанасиуса. Он всегда гордился тем, что умеет обуздывать импульсивность настоятеля, но теперь ему это вряд ли удастся. Куда отправили трех карминов? Афанасиус очень боялся того, на что может решиться аббат. Как он ответит на смерть брата Сэмюеля?
Когда настоятель в запретном хранилище приоткрыл ему тайну пророчества, которое, судя по всему, предсказывает конец Таинства и новое начало, Афанасиусу показалось, что это первая ласточка оттепели, конец зимы, не дающей ордену идти в ногу со временем. Теперь же его подозрения указывали как раз на противоположное: светлого будущего не будет; аббат, судя по всему, вернулся к средневековому варварству и насилию.
55
Лив молча сидела в ярко освещенной комнате для допросов и не отрываясь смотрела на помещенную в газете фотографию, пока Аркадиан осторожно вводил ее в курс дела. Закончив, он положил ладонь на лежащую сбоку голубую папку.
— Я покажу вам несколько фотографий, — сказал полицейский. — Мы сделали их до аутопсии. Я понимаю, насколько это психологически трудно, и не осужу вас, если вы откажетесь на них смотреть, но вы можете внести свой вклад в расследование смерти Сэмюеля.
Лив кивнула, вытирая слезы со щек.
— Но сначала вы должны мне кое-что объяснить.
Девушка взглянула на инспектора.
— Убедите меня, что вы действительно приходитесь ему родной сестрой.
Лив слишком устала, чтобы негодовать. Она не хотела рассказывать полицейскому историю своей жизни, но в то же время страстно желала услышать, что же случилось с ее братом.
— Я узнала правду только после смерти отца.
Она не любила вспоминать о том, что узнала тогда, восемь лет назад, но сейчас прошлое всплывало перед ее внутренним взором.
— В подростковом возрасте у меня были большие проблемы в общении с теми, кого я считала своей семьей. Попросту говоря, я не находила с ними общего языка. Знаю, что многие подростки проходят через это — даже считают, что их усыновили, но в моем случае на то имелись основания. Даже фамилия у меня была другой, не такой, как у отца и брата. Я не помнила матери. Однажды, набравшись храбрости, я высказала отцу свои подозрения. Он ничего не ответил, стал молчаливым и каким-то отрешенным, а ночью я слышала, как он плачет. У меня было богатое воображение, и я решила, что с моим рождением связана какая-то постыдная семейная тайна. Больше я не решалась спрашивать об этом. Когда отец умер, мое горе, чувство утраты или… как хотите, так и называйте это состояние души… сподвигло меня во что бы то ни стало найти ответ на не высказанный мной вопрос. Я стала словно одержимая. Мне казалось, что со смертью отца я утратила последнюю надежду на то, чтобы узнать, кем я являюсь на самом деле.
— Но вы ведь это узнали?
— Да… узнала… — ответила девушка.
Вздохнув, она с головой окунулась в прошлое.
— Я тогда училась на первом курсе Колумбийского университета, на кафедре журналистики. Первым большим заданием было написать отчет в три тысячи слов о проведенном мной журналистском расследовании. Тема — свободная… по собственному выбору… Я решила убить двух зайцев и занялась нашей большой семейной тайной. Сев на автобус компании «Грейхаунд», я поехала в маленький городок, затерянный в Западной Виргинии, — туда, где я появилась на свет. Как оказалось, это был один из тех городков, фотографии которого смело можно помещать в энциклопедический словарь под рубрикой «Типичный американский городишко»: одна длиннющая главная улица, вдоль которой тянется нескончаемая череда магазинчиков с неизменными навесами и тентами над прилегающим к магазинам тротуару. Большинство магазинов, впрочем, не работает. Городишко называется Парадиз… Парадиз, Западная Виргиния. Видно, у отцов-основателей были большие надежды… Тем летом мои родители путешествовали по стране в поисках работы. Они были садоводами, поборниками естественного садоводства и органических удобрений. В определенном смысле они опережали свое время. На самом деле им приходилось заниматься обыкновенной работой в саду, иногда что-то перепадало от местного муниципального хозяйства, иногда подворачивалась работенка на ферме. Они брались за все, так как хотели встретить наше рождение не с пустыми руками, а денег нужно было много… очень много… Когда они проезжали мимо поликлиник, то останавливались и ходили на прием к доктору. Вот только боюсь, ничего, кроме измерения кровяного давления и прослушивания двух бьющихся в животе матери сердечек, тогдашняя захолустная медицина предложить не могла. Маме не делали УЗИ, и мои родители не подозревали ни о чем плохом, пока не стало слишком поздно… Так называемая «больница», в которой я родилась, находилась на отшибе, почти за чертой городка. Когда я туда приехала, неказистое здание стояло в тени возвышающегося над ним супермаркета «Уол-март». (Подозреваю, именно из-за этого маркета закрылись многие магазинчики на главной улице Парадиза.) Сомневаюсь, чтобы в той больнице лечили по-настоящему. Я повидала такие вот сельские «больнички» и могу с полным основанием сказать, что там, наложив повязку, отправляют пострадавшего домой с пузырьком аспирина в руках или же посылают его в другую, более современную поликлинику. Не знаю, что она представляла собой во времена моих родителей, но сейчас — это позапрошлый век. Я переговорила с медсестрой в приемной, объяснила, что ищу, и она любезно показала мне кладовую, до потолка заставленную картонными коробками со старыми медицинскими карточками. Там был полный беспорядок. Только на поиски нужной коробки у меня ушло более часа. Внутри документы валялись как попало. Я просмотрела содержимое коробки, нашла записи о рождении, но моего имени там не было. Тогда я переписала имена и фамилии всех, кто работал в больнице в то время, и уговорила медсестру в приемной связаться с миссис Кинтнер. (В восьмидесятые годы она работала там медсестрой.) Уйдя на пенсию несколько лет назад, старушка осталась жить в Парадизе. Я пошла к ней домой. Она усадила меня на веранде, угостила лимонадом и все рассказала. Миссис Кинтнер прекрасно помнила мою маму. По ее словам, она была очень красивой женщиной. Роды были сложными и длились два дня. Мы с братом появились на свет благодаря кесареву сечению. Лишь тогда медики увидели, в чем проблема. Лив медленно поднялась со стула.
— Я родилась Сэмом Ньютоном, — едва слышно проговорила она. — Имя моего брата — тоже Сэм Ньютон. У нас общие родители. Мы родились в один и тот же день. Мы — близнецы, только не совсем обычные.
Вытащив из джинсов блузку, девушка приподняла ее край.
Аркадиан увидел белеющий на фоне и без того бледной кожи шрам в форме поваленного креста. Точно такой же шрам он видел на теле монаха.
— Довольно много братьев и сестер рождаются соединенными в области бедер или спины, — продолжала Лив. — На страницах продающейся в супермаркетах желтой прессы такой феномен обычно называют сиамскими близнецами. Наш с братом случай по-научному называется омфалопагус. Мы срослись в области груди. Довольно часто новорожденные имеют также общие внутренние органы, например печень, но нам повезло…
Лив опустила блузку и снова села на стул.
— Медсестра Кинтнер рассказывала, что наше рождение вызвало настоящую сенсацию. Никогда прежде не было зафиксировано рождение страдающих омфалопагусом разнополых близнецов. А затем, когда нашей маме стало плохо, врачи запаниковали. После большой потери крови и нанесенных ей внутриматочных повреждений она потеряла сознание. Врачи понимали, что в случившемся есть доля их вины, поэтому постарались замять дело. Мама умерла, не приходя в сознание, через восемь суток после нашего рождения. В тот же день врачи провели успешную операцию по нашему разделению. Только тогда они обнаружили, что по ошибке было выдано всего одно свидетельство о рождении. Администрация больницы решила эту проблему просто — выдала еще одно свидетельство тем же числом, когда проводилась операция. С технической точки зрения, возможно, это и правильно. Только тогда я стала отдельной личностью. Отец решил назвать меня в честь матери, которая в девичестве носила фамилию Адамсен. Вот почему он не хотел рассказывать нам историю нашего рождения.
Аркадиан обдумывал услышанное, сопоставляя его с тем, что уже знал.
— Почему у вашей бабушки и мамы разные фамилии? — задал он вопрос.
— Это норвежская традиция. Дети в качестве фамилии используют имя отца. Бабушкиного папу звали Ханс, поэтому она Хансен, что переводится как сын Ханса. Отца моей мамы звали Адам, поэтому она Адамсен. Если ты живешь в скандинавской стране, составлять свою родословную очень непросто.
Девушка посмотрела на лежащую перед ней газету. Оттуда на нее смотрел Сэмюель.
— Вы говорили, что хотите показать мне кое-что, что объяснит смерть моего брата, — произнесла Лив.
Полицейский неуверенно забарабанил пальцами по голубой папке. Его мнение о девушке улучшилось, но полностью он ей еще не доверял.
— Послушайте! — начала Лив. — Мне не меньше вашего хочется выяснить, что произошло с моим братом. Вы, конечно, можете не доверять мне — это ваше право, но если вас беспокоит род моей профессиональной деятельности, то я могу подписать любой документ о неразглашении услышанной от вас информации. Договорились?
Аркадиан молча встал и вышел из комнаты, оставив папку на столе.
Лив уставилась на нее, борясь с искушением заглянуть внутрь, пока инспектора нет в комнате. Он вернулся через секунду, держа в руках ручку и стандартное соглашение о конфиденциальности. Девушка подписала, и инспектор сверил ее подпись с подписью в присланной ему по факсу копии ее паспорта. Затем он открыл папку и разложил на столе перед Лив несколько глянцевых фотографий размером шесть на четыре дюйма.
На снимках было запечатлено лежащее на анатомическом столе тело покойного. Обмытое из шланга, оно блестело под ярким неоновым светом. Темные шрамы четко виднелись на бледной коже.
Ошарашенная Лив уставилась на труп брата.
— Кто нанес ему эти раны? — наконец выговорила она.
— Не знаю.
— Но вы ведь беседовали с людьми, которые знали его здесь, в Руне? Они что-то говорят? Может, перед смертью Сэмюель странно себя вел или находился в депрессии?
Аркадиан отрицательно покачал головой.
— Единственный человек, с которым мне удалось поговорить — это вы. Ваш брат упал с вершины Цитадели. Поскольку нет доказательств того, что он жил в городе, мы можем с большой степенью вероятности предположить, что он некоторое время провел в монастыре. Сколько лет, вы говорили, от него не было вестей?
— Восемь.
— И за весь этот период ни единой весточки?
— Нет.
— Значит, если ваш брат все это время жил в Цитадели, то единственные люди, которые видели его живым, тоже живут в монастыре. К сожалению, взять у них свидетельские показания не представляется возможным. Я сделал официальный запрос, но все напрасно. Никто не станет со мной разговаривать.
— А нельзя их заставить?
— Понимаете, Цитадель в определенном смысле является государством в государстве. Монастырь вне нашей юрисдикции. У них там свои законы и система юстиции.
— То есть они вообще могут промолчать, словно никто не погиб, а власти Руна ничего не смогут с этим поделать?
— Точно, — согласился Аркадиан. — Хотя я полагаю, что в свое время уполномоченный представитель Цитадели сделает официальное заявление. Они большие специалисты в области пиара… А пока мы займемся кое-чем другим…
Полицейский вытащил из папки еще три фотографии и положил первую на стол перед Лив.
Девушка увидела цифры номера своего мобильного телефона, нацарапанные на узкой полоске кожи.
— Мы нашли это в желудке вашего брата. Только поэтому я смог с вами связаться.
Аркадиан пододвинул к ней вторую фотографию.
— Но это еще не все…
56
Дороги в квартале Потерянных Душ прокладывали еще в начале VI столетия. Тогда они предназначались для лошадей и ручных тележек. Скорость и габариты современных транспортных средств требовали совершенно других улиц. Расширение проезжей части привело бы к сносу части старинных строений, поэтому решено было создать сложнейшую систему улиц с односторонним движением. Любая машина, попавшая в этот лабиринт, запутывалась, словно муха, угодившая в паутину.
Езда в машине «скорой помощи» по средневековым улочкам была сущим кошмаром. Согласно правилам, Эрдем обязан был приехать на вызов не позже, чем через пятнадцать минут после звонка. Те же правила обязывали его привести машину обратно в целости и сохранности. Одно противоречило другому. Любая поездка по лабиринту каменных стен, покрытых облупившейся краской, на скорости, достаточной для выполнения первого, неизбежно привела бы к нарушению второго.
Водитель наблюдал за тем, как нарисованная на боку машины эмблема медленно выползает из тени каменной арки. Вот показался обвитый змеей жезл Эскулапа.[21] Эрдем еще больше сбавил скорость и посмотрел вперед на дорогу. «Скорая помощь» медленно, почти робко, ползла вперед. Водитель вглядывался в темноту, выискивая новое препятствие.
— Сколько? — спросил он товарища.
— Уже четырнадцать минут, — глядя на часы, ответил Кемиль. — Не думаю, что мы побьем сегодня свой рекорд.
Звонивший ограничился тем, что сообщил о белом мужчине, найденном на одной из боковых улочек в глухой части квартала Потерянных Душ. Учитывая время и место, Эрдем пришел к выводу, что они имеют дело либо еще с одним наркоманом, превысившим дозу, либо с застреленным или зарезанным преступником. В любом случае «хорошее» начало «хорошего» дня.
— От фараонов что-нибудь слышно?
Кемиль проверил.
— Нет. Они сейчас допивают кофе… с рогаликами.
В таких случаях полицейские обычно не спешат на вызов, особенно во время завтрака. В отличие от «скорой помощи» они не обязаны являться на место предполагаемого преступления в течение четверти часа.
— Сюда.
Эрдем осторожно завернул за угол и увидел лежащую в отдалении смятую кучу одежды. Нигде ни следа полицейской машины. Улочка вообще была пустынной.
— Семнадцать минут, — сообщил Кемиль, нажимая кнопку рации.
Теперь время их прибытия зарегистрировано.
— А на машине — ни царапинки, — сказал Эрдем, останавливая автомобиль и вытаскивая ключ из зажигания.
Одним отработанным за годы практики движением он выскочил из машины.
Мужчина на тротуаре казался мертвенно-бледным. Эрдем перевернул тело и понял почему. Верхняя часть штанины его правой ноги была пропитана кровью. Эрдем отодвинул в сторону лоскут порванной штанины, ожидая увидеть страшную рану, но вместо нее обнаружил пропитанную кровью свежую повязку. Он хотел уже повернуться и позвать Кемиля, когда почувствовал упершийся в затылок ствол пистолета.
Кемиль не успел выбраться из машины, когда бородатый мужчина возник у открытого окна и направил на него пистолет.
— Передай на базу, — голосом, в котором чувствовался сильный английский акцент, приказал он, — что помощь не требуется. Скажи, что найденный вами человек просто пьян.
Кемиль потянулся к наушникам. Его глаза метались между черным дулом пистолета и спокойными голубыми глазами мужчины. За шесть неполных лет работы это было второе нападение. Кемиль знал, что нужно сохранять спокойствие и идти на «сотрудничество», но это нападение его по-настоящему испугало. В прошлый раз нападающие были в лыжных масках и явно находились под действием наркотиков. Они так нервничали, что скорее бросили бы оружие и убежали, чем начали стрелять. Голубоглазый оставался предельно спокойным. На нем не было маски. У него была длинная борода и шрамы от старых ожогов на лице. Капюшон красной ветровки низко надвинут на лоб. Длинные волосы песочного цвета.
Пальцы Кемиля нащупали наушники. Подняв их, он сделал все, что от него требовали.
57
Лив уставилась на новую фотографию.
В лотке из нержавеющей стали, устланном белым бумажным полотенцем, лежали пять маленьких коричневых зернышек. На блестящей поверхности каждого зерна было что-то нацарапано.
Аркадиан подсунул девушке третью фотографию.
— Знаки выцарапаны с обеих сторон, — сообщил он. — Пять зернышек. Десять знаков. В основном это буквы. Некоторые — заглавные, другие — строчные.
Инспектор разместил фотографии так, чтобы одна накладывалась на другую. Теперь буквы располагались в две линии попарно.
ТаМ + k
?sAal
— На обеих фотографиях зернышки расположены в одинаковом порядке, так что видно, какие два знака выцарапаны на каждом яблочном семечке. Впрочем, я не уверен, что эта парность преднамеренна. Лично я не вижу в этих буквах никакого смысла, но, возможно, его послание предназначено вам и только вы способны разобраться, что к чему. Лив взглянула на абракадабру знаков.
— Ну и что вы об этом думаете? — спросил инспектор.
— Дайте мне время и… ручку, — попросила девушка.
Аркадиан вытащил из кармана ручку и протянул ее Лив.
Разгладив газету, девушка переписала символы на фотографию. Теперь они украсили небо, на фоне которого стоял на вершине горы Сэмюель. Из букв можно было сложить неполное имя брата. Лив написала его. Ниже она добавила соответствующие парные знаки.
Получилось:
s a M l?
а + А k Т
Могла ли нижняя комбинация знаков быть скорописной формой слова ATTACK[22]? Вряд ли. Маловероятно, чтобы брат хотел сообщить ей о том, что на него напали, прекрасно понимая: это сообщение она получит только после его смерти.
— У вас есть специалист по дешифровке? — спросила Лив.
— Есть один профессор-криптолог из Газиантепского университета, который время от времени консультирует нас, но я ему не звонил. Мне кажется, ваш брат не хотел, чтобы его послание попало в чужие руки. А я склонен уважать волю покойного. Ваш брат постарался, чтобы вы увидели эти буквы. По моему мнению, только вы сможете понять, что они означают.
Аркадиан понизил голос.
— Никто больше не знает о зернышках. Только вы, я и нашедший их патологоанатом. Я не поместил фотографии в файл. Если эта информация просочится в прессу, то все рунологи и поклонники теорий о заговоре слетятся отовсюду и будут наперебой предлагать свои варианты дешифровки. Я занимаюсь расследованием, а не разгадыванием природы Таинства, хотя…
Полицейский смолк и еще раз взглянул на фотографии с зернышками.
— Что? — спросила Лив.
— Хотя вполне возможно, что оба эти дела взаимосвязаны…
58
Двумя этажами ниже покрытая веснушками рука набрала имя пользователя и пароль, дающий доступ в полицейскую базу данных. Экран вспыхнул. Программа уведомила о семи новых электронных сообщениях. Шесть из них были обыкновенными бюрократическими писульками из тех, что никто никогда не читает. Седьмой e-mail был от человека, называвшего себя Горгулья. Предметная строка оказалась незаполненной. Мужчина нервно огляделся и открыл сообщение. Там было всего одно слово: «Зеленый».
Удалив сообщение, мужчина открыл командный модуль. На экране появился черный квадрат, запрашивая имя пользователя и пароль. Введя то, что от него требовали, мужчина вошел в систему и начал просмотр недавно измененных файлов.
На самом деле «Горгулья» была созданной им относительно простой программой, которая существенно облегчала слежку за всеми изменениями, которые вносились в документы. Вместо того чтобы проникать в полицейскую систему данных и вручную просматривать каждый заинтересовавший его документ, хакер просто подключал программу к архитектуре любого нужного ему файла, и та автоматически информировала его через электронную почту обо всех изменениях.
Найдя папку с документами по делу мертвого монаха, мужчина открыл ее и начал просматривать содержимое. На двадцать третьей странице он заметил выделенные ярко-зеленым цветом абзацы, посвященные некой Лив Адамсен, которая попросила защиты у полиции после того, как ее пытались похитить в аэропорту. Заявление потерпевшей пока ничем не подтвердилось. Сейчас Лив Адамсен находилась в комнате для допросов на четвертом этаже, в отделе по расследованию ограблений и убийств. Мужчина нахмурился, не совсем понимая, при чем тут мертвый монах.
Впрочем…
Это не его проблема.
Обе соперничающие стороны хотят тотчас же получать новую информацию по этому делу. Кто он такой, чтобы играть роль хранителя чужих секретов?
Мужчина вставил флэшку и скопировал нужные ему данные. Затем он закрыл полицейский файл и осторожно вернулся обратно через лабиринт базы данных, прикрывая за собой каждую из открытых им невидимых дверей. Потом для отвода глаз он открыл вполне безобидную крупноформатную электронную таблицу — на случай если кто-то из его коллег окажется излишне любопытным — и, прихватив с собой куртку и мобильный телефон, направился к выходу. Он не любил рисковать, поэтому не посылал со своего терминала даже закодированных сообщений. К тому же за углом располагалось чудесное кафе, где были очень симпатичные девушки-бариста[23], а кофе лучше, чем в полицейском управлении.
59
В течение нескольких минут Лив составляла из букв слова и записывала их. Получалась разная ерунда: SALT[24], LAST[25], TASK[26], MASK[27]… Ничего экстраординарного. Из выцарапанных на яблочных зернышках букв нельзя было сложить ни слово «Грааль», ни слово «крест» — ничего, чем, по мнению верующих, могло быть Таинство, из-за чего стоило умирать.
Из трех заглавных букв Лив составила слово МАТ[28]. Осталось пять букв: s, а, 1, а, к.
Девушка взглянула на полицейского.
— Какие языки знают в Цитадели?
Аркадиан пожал плечами.
— Древнегреческий, латынь, арамейский, английский, иврит… Там разговаривают на всех современных и знают многие мертвые языки. В Цитадели есть большая библиотека, богатая древними манускриптами. Если ваш брат работал в монастырской библиотеке, то послание может быть написано на любом языке.
— Просто великолепно!
— Но это маловероятно. Зачем посылать сообщение, которое вы не сможете прочесть?
Тяжело вздохнув, Лив взяла первую фотографию. Глаза девушки быстро пробежали по аккуратным линиям шрамов, окольцовывающих плечи, бедра и шею. Т-образный крест глубоко врезался в левое плечо.
— А если эти шрамы являются чем-то вроде карты? — предположила она.
— Не думаю. Они, конечно, важны для расследования, но мне кажется, что символы на зернышках куда важнее. Ваш брат приложил много усилий, чтобы выцарапать их. Затем он проглотил их вместе с вашим телефонным номером и прыгнул так, чтобы упасть на землю, находящуюся в нашей юрисдикции. Только поэтому мы смогли их найти во время вскрытия.
Лив перевела взгляд на фотографию брата в газете. Теперь Сэмюеля окружали буквы, на написание которых он потратил столько сил.
— Я хочу увидеть его, — сказала она.
— Я не уверен, что это разумно, — как можно мягче произнес Аркадиан. — Ваш брат упал с огромной высоты и получил серьезные травмы. Потом мы провели аутопсию. Лучше будет, если вы немного подождете.
— Чего мне ждать? Или вы думаете, что моему брату станет лучше?
— Мисс Адамсен! Я думаю, вы не до конца отдаете себе отчет, что происходит с телом во время вскрытия.
Лив тяжело вздохнула и уставилась на полицейского большими ярко-зелеными глазами.
— После поверхностного осмотра патологоанатом делает У-образный разрез туловища, расщепляет кости грудины и извлекает оттуда сердце, легкие и печень, которые в дальнейшем отправляются на экспертизу. Верхняя часть черепа отпиливается, чтобы получить доступ к мозгу, который в свою очередь подвергается лабораторным исследованиям. Вы когда-нибудь бывали в Нью-Джерси, инспектор?
— Нет, — моргнув, ответил Аркадиан.
— В прошлом году в Ньюарке было зарегистрировано сто семь убийств. Это значит более двух за неделю. За четыре года журналистской работы я писала обо всех видах преступлений, изучила все аспекты полицейского расследования, включая аутопсию. Я лично присутствовала на большем числе вскрытий, чем многие молодые полицейские, с которыми я знакома. Я отдаю себе отчет, что смотреть на тело после аутопсии не доставит мне ни малейшего удовольствия, особенно если учесть, что покойный — мой брат. Но я также убеждена, что прилетела сюда с другого конца земного шара, превысив кредит своей карточки (которую, кстати говоря, у меня украли) не для того, чтобы разглядывать фотографии. Поэтому, — отодвигая снимок, заключила Лив, — сделайте милость и отведите меня к брату.
Глаза инспектора бегали между лицом девушки и лежащей на столе фотографией. Тот же цвет волос… высокие скулы… широко посаженные глаза… Глаза трупа были закрыты, но Аркадиан знал, что радужная оболочка покойного имеет тот же оттенок, что и глаза Лив Адамсен.
Зазвонил мобильный телефон инспектора, нарушив тишину.
— Извините, — сказал Аркадиан.
Поднявшись со своего места, он отошел в дальний угол комнаты.
— Ты мне не поверишь! — возбужденно забормотал ему в ухо голос Рейса. — Это дело и так очень странное, а тут еще из лаборатории пришли результаты.
— И?
— Клетки монаха…
Раздался пронзительный вой сирены. Аркадиан резко убрал телефон от уха.
— КАКОГО ЧЕРТА! — крикнул он, держа мобильник на расстоянии.
— ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА! — стараясь перекричать шум, ответил Рейс. — КАЖЕТСЯ, НАС ЭВАКУИРУЮТ. НЕ ДУМАЮ, ЧТОБЫ ЭТО БЫЛА УЧЕБНАЯ ТРЕВОГА. Я ТЕБЕ ПЕРЕЗВОНЮ, КОГДА ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ.
Бросив взгляд на Лив, Аркадиан принял решение.
— НЕ ВОЛНУЙСЯ, — крикнул инспектор в трубку. — Я ЗАЙДУ К ТЕБЕ… И ПРИВЕДУ ГОСТЬЮ, — улыбнувшись, добавил он скорее девушке, чем своему товарищу.
60
Оглушающий звук воздушных винтов усилился. Две тысячи лошадиных сил установленного на правом крыле авиационного двигателя «Дабл-Восп» медленно развернули самолет так, чтобы его загрузочный люк находился как раз напротив ворот оборудованного под склад ангара.
Катрина наблюдала за тем, как люди в красных комбинезонах подбегают к огромным шасси грузового самолета «Си-123». Бразильские ВВС продали «Ортусу» самолет за один доллар с условием, что через месяц эта развалюха исчезнет с военной базы, иначе они используют старый самолет в качестве мишени для тренировки пилотов. «Си-123» был в ужасном состоянии, но после ремонта уже налетал более двадцати тысяч часов.
Вращение пропеллеров замедлилось. Исходящий от двигателей белесый туман начал рассеиваться. Задний загрузочный люк опустился. Катрина быстро зашагала по мокрому бетону к самолету. За ней следовали практикантка Беки и таможенник, который одной рукой придерживал форменную фуражку, а в другой нес регистрационный журнал. Катрина взяла с собой Беки из двух соображений: во-первых, девушка должна была сверить содержимое битком набитого грузового отсека с декларацией, а во-вторых, ее привлекательная внешность должна была отвлечь таможенника и экипаж самолета от наиболее ценной и отнюдь не задекларированной части груза.
За последние несколько лет Катрина часто виделась с отцом, но ни разу их встречи не происходили в Руне. Прилетать сюда было слишком опасно даже по прошествии стольких лет. Обычно она летала к нему в Рио-де-Жанейро или они встречались на «нейтральной территории», обсуждали последние благотворительные проекты «Ортуса», изливали друг другу душу, жалуясь на несправедливость, свидетелями которой они стали за последнее время, и пили хороший виски.
Взобравшись на грузовой трап, Катрина взглянула на логотип, нарисованный большими буквами на алюминиевом боку поддона. Большей частью груза этого самолета были высокоазотистые удобрения, подаренные крупной нефтехимической компанией в качестве отступного за весь тот вред, что она нанесла окружающей среде. Катрине всегда было трудно принимать подобного рода подношения, но она считала, что людям, которые получат эти удобрения, не до высокоморальных рассуждений. Им куда важнее получить со своей бесплодной земли неплохой урожай.
Через несколько дней эти удобрения будут рассыпаны по истощенным почвам вокруг одной из суданских деревень, если, конечно, официальное правительство этой страны даст добро на перелет самолета, а местные полевые командиры не украдут весь груз для того, чтобы использовать удобрения в изготовлении взрывчатых веществ. Габриель смог достичь большого прогресса в переговорах, когда она отозвала сына в Рун. Теперь ему придется начинать все сначала.
Катрина бросила взгляд в сторону.
Беки и таможенник сверяли серийные номера на ящиках. Двое членов экипажа, обогнув крыло, направились к хвосту самолета. Катрина с трудом сдерживалась, чтобы не смотреть в их сторону. Когда летчики исчезли из ее поля зрения, Катрина повернулась и начала спускаться по грузовому трапу.
— Я скажу водителю автопогрузчика, чтобы начинал, — бросила она через плечо.
— Спасибо, — не оглядываясь, поблагодарил ее таможенник. Катрина направилась к ангару-складу. Три четверти его площади было заставлено аккуратными штабелями упаковочных ящиков и больших поддонов. «Илькер» переставлял деревянные ящики с водными фильтрами. Катрина указала рукой в направлении самолета, и водитель автопогрузчика, кивнув, поднял большой палец. Машина развернулась и поехала к распахнутым воротам. Катрина зашагала по проходу между ящиками, который заканчивался у отделенного перегородками офиса в задней части ангара.
Один из летчиков как раз наливал себе кофе из кофеварки, стоящей под телевизионным экраном. Он повернулся и посмотрел на вошедшую. Загорелое лицо летчика расплылось в улыбке.
— Второй пилот Мигель Рамирес к вашим услугам, — стукнув пальцем по прикрепленному к летному комбинезону бейджу, шутливо отрекомендовался он.
Катрина в несколько прыжков преодолела разделяющее их расстояние и обняла его так стремительно, что едва не повалила на пол. Усталость, тревога, нервное напряжение тяжелого дня растаяли, как по мановению волшебной палочки.
Проведя девяносто лет в добровольном изгнании, Оскар де ла Круз вернулся на родину.
Они стояли обнявшись, пока в кармане Катрины не зазвонил мобильный телефон. Очарование встречи развеялось. Женщина отстранилась, поцеловала отца в обе щеки и выудила мобильник из кармана. Прочитав сообщение, Катрина нахмурилась.
— Габриель? — спросил Оскар.
Дочь отрицательно покачала головой.
— Девушка сейчас в полиции.
— Откуда это известно?
— От одного человека из Центрального управления.
— Он надежен?
— Скорее аккуратен.
Оскар покачал головой.
— Это не одно и то же.
Катрина пожала плечами.
— То, что он раньше передавал, всегда отличалось достоверностью.
— И какую же информацию твой источник передавал нашей организации?
— Полицейские дела, которые касаются расследований преступлений, так или иначе связанных с Церковью, за последние три года. Мы вышли на него через работающего на нас журналиста.
— Насколько я понимаю, он делает это не потому, что верит в наше дело?
— Нет. Мы ему платим.
Катрина перевела взгляд на телефон, перечитала сообщение и нахмурилась. Надо было внимательнее следить за поступающими сообщениями. Удалив SMS, женщина нажала одну из кнопок быстрого набора. Интересно, кому информатор первым послал это сообщение? Им или Цитадели? Впрочем, это уже не важно. Сейчас люди, которые пытались похитить девушку в аэропорту, несомненно, знают, где она находится, и готовят второе нападение.
Набор завершился.
Где-то в Руне зазвонил мобильный телефон.
61
Базилика Феррумвиа была самым большим зданием в Руне, которое не принадлежало церкви. Ее возвели в середине XIX века на месте средневековых трущоб к югу от квартала Потерянных Душ. Несмотря на свое название, строение из красного кирпича не имело ничего общего с церковью. В его стенах никто не молился. Это был символ современного прогресса и несбывшихся надежд. «Церковь железной дороги» являлась главным железнодорожным вокзалом города.
К тому времени как Габриель добрался до готического фасада Базилики Феррумвиа, час пик был уже давно позади. Мужчина остановил легкий мотоцикл под огромным навесом из стекла и стали, у ряда скутеров. Ногой он выдвинул упор и заглушил мотор. Затем Габриель быстрой походкой вошел в здание вокзала, словно обыкновенный пассажир, который собирается сесть на поезд.
Он прошел через шумный центральный зал и спустился по лестнице к камерам хранения, расположенным под платформой № 16.
Ячейка № 68 находилась в дальнем углу как раз под одной из шести камер, следящих за помещением. Расположение камер гарантировало, что, хотя лицо Габриеля было видно охраннику, содержимое ячейки останется скрытым. Габриель набрал пятизначный код и открыл дверцу.
Внутри лежала черная спортивная сумка, размером и дизайном неотличимая от той, что висела у него через плечо. Мужчина расстегнул молнию и вытащил из сумки черную стеганую спортивную куртку и две обоймы патронов. Положив обоймы на пол, Габриель вытащил свой «SIG» и, осторожно отвинтив глушитель, бросил его в раскрытую сумку. Глушитель хорош ночью. Днем же звуки выстрелов отпугнут случайных прохожих. Габриель не хотел, чтобы пострадали невинные. В армии существует специальный термин — «сопутствующие потери»[29], а вот на гражданке все это квалифицируется как обыкновенное убийство.
Оглянувшись, Габриель сбросил сумку с плеча и переоделся в куртку. Обоймы были спрятаны в карманы. Пистолет вернулся в кобуру под мышкой. Без глушителя было гораздо удобнее. Габриель поднял спортивную сумку и засунул ее в ячейку камеры хранения, затем расстегнул змейку и вытащил оттуда вещевой мешок Лив. Он немного поколебался, чувствуя неловкость из-за того, что приходится копаться в личных вещах другого человека, но все же открыл рюкзачок.
Там лежала одежда, туалетные принадлежности, зарядное устройство для телефона — все то, что человек берет с собой в случае незапланированной поездки. Кроме этого в рюкзачке был небольшой лэптоп, бумажник, кредитные карточки и журналистское удостоверение. В боковом кармашке Габриель обнаружил паспорт, связку ключей от квартиры и бумажный конверт с надписью «Фотография за 1 час». Внутри конверта лежало около дюжины глянцевых снимков Лив и молодого парня, сделанных, судя по всему, во время их увеселительной поездки по Нью-Йорку. Девушка на фотографиях была на несколько лет моложе той, которую он встретил в аэропорту. Лет двадцать с хвостиком… небольшим… Молодой человек, без сомнения, был ее братом. Те же светлые волосы… мягкие черты… круглое привлекательное лицо… У обоих искрящиеся зеленые глаза светились радостью.
На последнем снимке был запечатлен только парень. Он стоял на фоне двух башен-близнецов Всемирного торгового центра. Значит, снимок сделан до 11 сентября 2001 года. Руки молодого человека разведены. На лице — шутливое выражение крайнего напряжения. Из-за длинных волос и небольшой бородки Сэмюель был похож на Самсона в храме филистимлян. Снимок навевал неприятные мысли. Страшная трагедия, связанная с двумя башнями, налагалась на личную трагедию этого счастливо улыбающегося парня, который на фотографии стоял в той же позе, в какой он провел последние часы своей жизни.
Габриель засунул фотографии в бумажник. Чутье подсказывало ему, что следует оставить вещевой мешок в ячейке камеры хранения, но вместо этого он закинул рюкзачок за спину, захлопнул дверь и направился к выходу. Так все же будет лучше. Рюкзак станет своего рода оберегом. Когда он найдет девушку и отвезет ее в безопасное место, то отдаст Лив ее вещи.
Для Габриеля безопасность девушки была важнее всего. Он не знал, почему и когда это стало для него так важно. Возможно, это чувство зародилось в нем, когда он наблюдал за тем, как напуганная до смерти девушка мчится по залитой дождем автостоянке. А может, и раньше… когда Габриель увидел в ее испуганных зеленых глазах жажду правды, такую же страстную, как и у него. Если ему выпадет шанс, он избавит эту девушку от чувства страха.
Габриель вышел из полумрака камеры хранения на яркий свет вестибюля. Стеклянный купол над вокзалом, который в высшей точке поднимался на сто футов, казалось, собирал все раздающиеся под ним звуки и посылал их эхом обратно. В вестибюле стояла такая какофония, что Габриель скорее почувствовал, чем услышал, что его телефон звонит.
— Девушка в Центральном управлении, — сказала Катрина. — Она в комнате для допросов на четвертом этаже, дает показания о событиях прошлой ночи.
— Когда поступила информация?
— Недавно, но мы думаем, что наш источник работает и на святых.
Разумное предположение. Значит, люди, которые пытались похитить Лив вчерашней ночью, близко, и они ждут своего шанса, чтобы повторить попытку.
— Я перезвоню тебе после, — сказал Габриель и нажал на «отбой».
Габриель вернулся к мотоциклу, надел на голову шлем и стал раздумывать над своим следующим шагом. Он пришел к выводу, что в Центральном управлении девушка находится в относительной безопасности. Вот только надолго ли она там задержится? Здание Центрального управления не из маленьких. Найти в нем девушку, не привлекая к себе внимания, почти невозможно. Заведя мотор, Габриель бросил взгляд на газетный киоск. На передней странице утреннего выпуска местной газеты красовалась увеличенная фотография стоящего на вершине монаха. Заголовок вверху сообщал: «ПАДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА».
Мужчина переключил сцепление и медленно влился в утреннее движение.
Он знал, куда девушка направится после Центрального управления.
62
Аркадиан толкнул большую стеклянную дверь Центрального управления полиции и придержал ее перед Лив. Девушка вышла из здания, щуря глаза от яркого утреннего солнца. Несколько полицейских в форме и в штатском обступили урну и курили, стряхивая в нее пепел. Девушка направилась к их компании.
— У вас есть сигарета? — попросила она мужчину в белой рубашке и голубом галстуке.
Ее опыт подсказывал, что с кабинетными работниками легче общаться.
Мужчина недоверчиво взглянул на потрепанную одежду подошедшей к нему девушки.
— Все нормально. Она со мной, — пришел на помощь Аркадиан.
Мужчина в голубом галстуке вытащил пачку «Мальборо лайт» и предложил Лив закурить.
— Спасибо, — поблагодарила она.
Лив выудила из пачки сигарету и постучала фильтром по тыльной стороне ладони. Мужчина дал ей прикурить. Лив наклонила голову и жадно вдохнула сухой дым. Никотиновый голод был почти нестерпимым. На вкус сигарета была еще хуже той, что она курила в комнате для допросов, но девушка все же одарила человека в штатском благодарной улыбкой и последовала за Аркадианом вдоль по улице.
— Когда вы виделись с братом в последний раз? — спросил инспектор, когда Лив поравнялась с ним.
Девушка сделала еще одну затяжку, тщетно надеясь, что на нее снизойдет знакомое блаженство.
— Восемь лет назад, — вдыхая едкий дым, ответила она. — Незадолго перед его исчезновением.
— А почему он уехал?
Лив скривилась. После курения во рту стоял отвратительный привкус. Что они добавляют в табак? Ей казалось, что она нанюхалась жженой резины.
— Долгая история.
— Ну, тогда не будем торопиться. Морг через две улицы.
Лив сделала последнюю затяжку и выбросила окурок в сточную канаву, надеясь, что мужчина, угостивший ее сигаретой, ничего не заметит.
— Я думаю, все началось после смерти отца… Я не знаю, как много вы об этом знаете…
Аркадиан вспомнил, как искал материалы на покойного монаха. Среди прочего он нашел статью, в которой описывались подробности автомобильной аварии в заснеженной ложбине.
— Я знаю все довольно подробно.
— Мой брат считал, что во всем виноват именно он. Врачи называли его состояние синдромом выжившего! Сэмюель не мог отделаться от навязчивого чувства, что не заслужил остаться в живых. Он долго лечился у психоаналитика, старался примириться с реальностью, но в конце концов нашел утешение в религии. Думаю, такое случается довольно часто. Вы ищете ответы и, не найдя их в этом мире, обращаетесь к потустороннему.
Она вспомнила события восьмилетней давности: свою поездку в Восточную Виргинию… стрекотание сверчков, под аккомпанемент которых медсестра Кинтнер рассказывала ей правду, сидя на веранде своего дома… радость, которую Лив испытала тогда… неопределенность и тревогу, которые вновь охватили ее после разговора с Сэмюелем…
— Мне не следовало говорить брату правду.
— Не вините себя в случившемся, — сказал Аркадиан. — Когда Сэмюель обвинял себя в смерти отца, вы же не считали его виновным.
— Нет.
— И вы никогда не обвиняли брата?
— Конечно же, нет.
— Ну, вот! Видите?! Смерть Сэмюеля — не ваша вина. Что бы вы ни говорили, что бы ни делали, ваш брат всегда действовал согласно личной уверенности в собственной вине. Вы ничем его не обидели.
— Откуда вы знаете?
— Если бы ваш брат считал по-другому, то он не захотел бы, чтобы вы узнали о его судьбе.
Лив пожала плечами.
— А если он хотел сделать мне больнее?
Аркадиан покачал головой.
— Нет… Вы ведь занимались репортажами о похищенных и пропавших без вести людях?
— Да.
— И что для родственников жертв самое невыносимое?
Лив вспомнила людей, у которых она брала интервью: рассеянные взгляды… бесконечные рассуждения о том, что могло бы случиться, если бы не… бесконечная неопределенность и чувство постоянного страха… Она подумала о демонах, которые обитали в ее душе после исчезновения Сэмюеля.
— Хуже всего неопределенность.
— Вот именно. Но теперь вы знаете. Знаете, так как ваш брат сделал все от него зависевшее, чтобы вы узнали. Это не наказание. Он хотел освободить вас от чувства неопределенности.
Вой сирен заставил обоих вздрогнуть. Большая пожарная машина пронеслась мимо них и завернула за угол. Аркадиан проводил ее глазами, а затем неожиданно сорвался с места. Лив секунду смотрела ему вслед, а затем бросилась за ним. Девушка догнала инспектора, когда тот завернул за угол.
63
На улице группками стояли люди в белых лабораторных халатах и нарукавниках. Засунув руки в карманы брюк, они зябко поеживались на холоде. Подъехавшая пожарная машина остановилась рядом со своей сестрой-близнецом у входа в здание, которое отдаленно напоминало огромный мавзолей. Члены пожарной команды в яркой униформе сверяли имена эвакуированных со списками.
Аркадиан подошел к столпившимся людям, пробежал глазами по их лицам и набрал номер на мобильном.
— Вы видели доктора Рейса?
Человек заглянул в список и покачал головой.
— Нет.
Услышав по телефону просьбу оставить сообщение, Аркадиан захлопнул крышку мобильника и приблизился к двум вышедшим из здания пожарным.
— В чем дело?
Инспектор показал им свой значок. От пожарных пахло дымом.
— Ничего серьезного, — сказал рослый пожарный, снимая шлем и вытирая пот со лба. — В туалете загорелось ведро, а в коридоре сработала сигнализация.
— Поджег?
— Да.
Аркадиан нахмурился:
— Можно войти?
Пожарный склонил голову и произнес в закрепленный на отвороте микрофон:
— Четвертый! Нашли что-нибудь?
— Ничего. Мы возвращаемся.
— Будьте моим гостем, — пошутил пожарный.
Аркадиан перешел тротуар и взобрался по ступенькам крыльца. Лив последовала за ним, держась как можно ближе к полицейскому. Девушка нахмурилась и напустила на себя серьезный, слегка взволнованный вид, надеясь, что пожарный примет ее за коллегу Аркадиана. Не помогло. Пожарный с удивлением уставился на ее испачканную одежду и спутанные волосы. Он открыл рот, желая что-то сказать, но из рации донеслось потрескивание. Пожарный отвлекся, и девушке хватило времени на то, чтобы взбежать по ступенькам и скрыться в здании.
Очутившись в большом вестибюле, Лив огляделась: несколько уводящих в неизвестность дверей… пустая стойка регистратора… слева — лифт… Аркадиан нажал кнопку вызова лифта, немного подождал, а затем развернулся и толкнул двустворчатую дверь, за которой оказалась лестница. Лив пошла за ним. Звук его шагов отразился эхом от стен. Девушка старалась ступать в ногу с инспектором. Ей не хотелось, чтобы Аркадиан услышал ее и отправил обратно.
Вот и нижний уровень подвала.
Аркадиан вышел в коридор и остановился, завороженный царящей вокруг тишиной. Сброшенный с вешалки во время спешной эвакуации белый халат лежал на полу. Дальше по коридору находился кабинет Рейса. Дверь была приоткрыта. Инспектор нажал кнопку повторного набора и зашагал к двери.
Аркадиан заглянул внутрь и увидел, как вибрирующий мобильник патологоанатома скачет по столу. Наконец телефон ударился о черную кружку, до половины наполненную кофе с молоком. Из кружки шел пар. Аркадиан захлопнул свой мобильник и услышал за спиной звук приближающихся шагов.
Развернувшись, он схватился рукой за рукоятку спрятанного под мышкой пистолета.
Лив видела, как полицейский полез под пиджак и замер, узнав ее. На его лице появилось выражение плохо скрываемого раздражения. Лив заглянула через плечо Аркадиана в пустой офис, страстно желая спросить инспектора, что же здесь произошло. Впрочем, девушка прекрасно понимала, что сейчас не время задавать вопросы.
Инспектор прикрыл дверь офиса. Его сердце учащенно билось. Журналистка достаточно часто оказывалась в подобных ситуациях, чтобы понять: Аркадиан считает, что находится на месте преступления.
Дверь щелкнула и закрылась, полицейский повернулся к Лив.
— Оставайся здесь, — направляясь к расположенным в конце коридора дверям, сказал он. — Ни к чему не прикасайся.
Полицейский открыл плечом дверь и шагнул вперед. Не желая отставать, Лив проскользнула за ним в закрывающуюся дверь. Помещение, в котором они оказались, было узким и по-больничному чистым. Температура не превышала двух-трех градусов выше нуля. Пахло дезинфицирующими средствами и чем-то сладковатым, вызывающим легкую тошноту. Одна стена была занята рядами встроенных в нее больших металлических ящиков. В общей сложности их насчитывалось около тридцати. Со стороны это выглядело как гигантский картотечный шкаф. Догадавшись, что перед ней, Лив зябко поежилась.
Посредине помещения стояла каталка. На ней лежала скомканная, словно одеяло, клеенка. Казалось, ее прежний «обитатель», услышав звук пожарной тревоги, встал и покинул здание вместе с его сотрудниками. Аркадиан обошел каталку и остановился у ящика с цифрой восемь, написанной по трафарету масляной краской. В пластиковое окошко была вставлена написанная от руки записочка. С того места, где стояла Лив, невозможно было разглядеть надпись, но девушка прекрасно понимала, кто там лежит.
Аркадиан взялся за ручку и дернул ящик на себя. Тот поддался. Услышав шум за спиной, Лив порывисто обернулась: на пороге стоял бледный худой мужчина. В одной руке он держал наполовину съеденный рогалик, а второй поправлял спадающие на лицо пряди черных волос.
— Куда ты, черт побери, запропастился?! — закричал Аркадиан. Рейс привалился к дверному косяку, поднял руку с недоеденным рогаликом и, глядя мимо девушки на товарища, сказал:
— Я сегодня не завтракал.
Затем на его лице появилось выражение крайней растерянности. Проследив за его взглядом, девушка встрепенулась: выдвижной ящик был пуст. Тело ее брата исчезло.
64
Лив, Аркадиан и Рейс застыли как вкопанные.
Инспектор первым нарушил молчание.
— Быстрее отсюда! — приказал он, выпроваживая Лив и патологоанатома назад, в относительно теплый коридор.
Направляясь к лестнице, полицейский бросил на ходу Рейсу:
— Не впускай сюда никого и проверь свой кабинет. Вдруг там что-нибудь пропало… Только ни к чему не прикасайся.
Лив и Рейс переглянулись. В глазах патологоанатома мелькнула мысль: он знает эту девушку. Рейс смутился, догадавшись, кто перед ним стоит. Лив отвернулась, не желая видеть, как смущение перерастает в жалость. Она заметила, что полицейский исчез за ведущей на лестницу дверью, и зашагала вслед за ним. Лив намеревалась узнать, что же все-таки происходит, и не желала выслушивать слова сочувствия от патологоанатома.
Аркадиан взбежал по лестнице и выскочил в вестибюль, заполненный людьми. Все возвращались на свои места. Инспектор протиснулся к посту охраны.
— Позвоните в центральную диспетчерскую, — взволнованно велел он пожилой, грозной на вид даме за столиком. — Передайте, что в морге произошел взлом и кража трупа. Пусть присылают людей.
Женщина возмущенно уставилась на Аркадиана поверх очков.
— Немедленно! — взревел инспектор. — И никого не пускайте в подвальные помещения.
Центр службы безопасности морга представлял собой помещение, в котором с трудом помещались стол, стул и несколько вертикальных корпусов компьютеров. На жесткие диски записывалась информация, поступающая с одиннадцати камер системы видеонаблюдения. На столе стояли два плоских жидкокристаллических монитора. Экран каждого был разделен на три части, демонстрирующие видеосъемку с разных камер. Человек в штатском, на вид лет шестидесяти, взглянул на вошедшего Аркадиана. Свечение экранов отражалось от фотохромных стекол очков.
Полицейский показал значок.
— Выведите, пожалуйста, на экран запись видеонаблюдения с камеры, установленной в мертвецкой на нижнем уровне подвала.
Свет проник в полутемную комнату, когда за спиной полицейского отворилась дверь. Аркадиан обернулся и увидел проскользнувшую за ним Лив. Девушка отрешенно уставилась на мониторы, избегая смотреть полицейскому в глаза. Сперва инспектор хотел попросить ее покинуть помещение, но затем решил этого не делать.
Вытащив из кармана мобильник, Аркадиан просмотрел список входящих звонков, пока не обнаружил звонок Рейса, оборванный пожарной тревогой. Девять часов четырнадцать минут. На одном из мониторов возникла запись, сделанная камерой, которая была установлена в углу морга.
— Отмотайте, пожалуйста, назад до девяти сорока.
Охранник открыл меню и щелкнул клавишей мышки в нужном месте. Картинка прыгнула, и посреди помещения появился человек. Он толкал перед собой пустую каталку.
— Кто это? — спросил Аркадиан.
Охранник уставился на экран. Мужчина остановился и обернулся, застигнутый врасплох звуком пожарной тревоги.
— Не помню его имени, но он работает у нас, — сказал охранник. — Кажется, это один из лаборантов.
Человек на видеозаписи двигался рывками, словно марионетка. Вот он скрылся из вида.
— Обратите внимание на клеенку, — показывая пальцем на экран, произнесла Лив. — Тут она аккуратно сложена в изголовье. Когда мы были в мертвецкой, клеенка лежала как попало.
— Можно чуть быстрее? — попросил Аркадиан.
Охранник дважды щелкнул клавишей, ускоряя перемотку в пять, а потом в десять раз по сравнению с реальным временем. Когда табло в уголке экрана показывало девять часов семнадцать минут, в помещение вошел неизвестный.
— Помедленнее, — распорядился инспектор.
Охранник вернулся к первоначальной скорости воспроизведения.
Одетый в черное незнакомец был высоким и черноволосым. Они не видели его лица, потому что он все время держался спиной к камере. Пройдя мимо каталки, незнакомец остановился возле ящика, в котором лежало тело монаха. Рукой в перчатке он потянул на себя ручку ящика. Сердце Лив екнуло в груди. Она увидела очертания упакованного в полиэтиленовый мешок тела.
Мужчина расстегнул молнию. Несмотря на плохое качество изображения, Лив тотчас же узнала обросшее бородой лицо. Глаза девушки наполнились слезами. В следующую секунду мужчина склонился над телом, заслонив лицо Сэмюеля. Казалось, он что-то ищет в кармане своей куртки. Сняв перчатку, незнакомец нашел нужную ему вещь и склонился над открытым выдвижным ящиком. Затем потревоженный чем-то мужчина вдруг резко обернулся. Зная, где находится камера наблюдения, он низко опустил голову, но Лив его узнала.
— Габриель, — выдохнула девушка. — Это он встречал меня в аэропорту.
Не сводя глаз с экрана, Аркадиан схватился руками за стоящий на столе дисковый телефон. А тем временем Габриель закрыл молнию на полиэтиленовом мешке, вернул ящик на место, взобрался на каталку и укрылся клеенкой.
— Говорит инспектор Давид Аркадиан. У нас незаконное проникновение в морг. Я хочу, чтобы все свободные подразделения приступили к поискам подозреваемого. Белый мужчина. Хорошо сложен. Рост — шесть футов и один-два дюйма. Одет в черные…
На экране появились два одетых санитарами человека с каталкой. Тот, что повыше, взглянул на камеру. Бесполезно. На обоих были хирургические маски, белые халаты и нитриловые перчатки. Аркадиан видел, как они направляются прямо к тому месту, где лежал монах. Заглянув вовнутрь полиэтиленового мешка, люди в халатах погрузили труп на свою каталку, закрыли выдвижной ящик и увезли останки Сэмюеля Ньютона в неизвестном направлении. Вся операция заняла у них не более пятнадцати секунд.
Габриель, словно персонаж фильма ужасов, вылез из-под клеенки и вышел вслед за ними, оставив каталку в том состоянии, в котором ее застал Аркадиан.
Инспектор прикрыл телефонную трубку рукой.
— У въезда в приемную есть камера? — спросил он.
На экране вместо мертвецкой появился бетонный въезд на возвышение перед завешенной пластиковыми полосами дверью. У Лив возникла стойкая ассоциация со скотобойней. На возвышении стояла машина «скорой помощи».
Через несколько секунд из двери выбежали два санитара, толкающие перед собой каталку. Не замедляя скорости, они в буквальном смысле слова забросили каталку в распахнутые задние дверцы машины.
Аркадиан убрал руку от микрофона.
— Все силы бросить на задержание машины «скорой помощи», которая в данную минуту отъезжает от городского морга в направлении Священного Полумесяца. Номер неизвестен. Подозреваемые — двое мужчин кавказского типа, среднего телосложения. Один ростом около шести футов и трех дюймов, другой — пять футов и, возможно, десять дюймов. Одеты в форму парамедиков. Подозреваются в незаконном проникновении и краже трупа. Сейчас они пытаются скрыться с места преступления… Фото первого упомянутого мной подозреваемого будет немедленно отправлено по электронной почте.
Телефонная трубка со стуком опустилась на рычаг.
— Пошлите по электронной почте в центральную диспетчерскую фотографии подозреваемых, — распорядился Аркадиан тоном, не терпящим возражений.
Не дожидаясь ответа, инспектор вышел. Надо срочно переговорить с Рейсом.
65
Габриель проскользнул в покинутую всеми диспетчерскую и быстро нырнул за главную стойку, на которой лежала утренняя газета и посылки, брошенные из-за пожарной тревоги. Он забрал сумку и мотоциклетный шлем, схватил пухлый конверт и услышал доносящиеся из коридора голоса.
— Вы в порядке? — спросила его появившаяся на пороге женщина средних лет.
Она с явным подозрением разглядывала мужчину через толстые стекла модных очков.
— Да… у меня пакет для… — Габриель взглянул на наклейку, — доктора… Макина…
Он одарил женщину лучезарной улыбкой. Спустя секунду вся ее фигура расслабилась, а из глаз исчезла настороженность.
— Вы, должно быть, имеете в виду доктора Махин. Это я. Мне нужно где-нибудь расписаться?
— Нет, спасибо, — ответил ей Габриель. — Человек, который направил меня сюда, уже расписался.
Мужчина выскользнул обратно в коридор. Теперь там сновали люди. Позади, из вестибюля, доносились крики. Габриель свернул в приемную…
Позади здания было пустынно. В конце переулка он заметил машину «скорой помощи», которая медленно поворачивала на улицу Священного Полумесяца.
Спрыгнув с бетонного возвышения, Габриель со всех ног помчался к оставленному у большого мусорного бака мотоциклу. Двух отчаянных ударов по стартеру хватило, чтобы мотор завелся. Габриель молнией пронесся до перекрестка и резко затормозил. Улица Священного Полумесяца имела одностороннее движение и в это время суток обычно страдала от заторов. Мужчина посмотрел налево и не увидел нужной ему машины. Габриель поехал вперед, осторожно лавируя между автомобилями и пристально вглядываясь в них. Дорога медленно сворачивала, пока, достигнув Южного бульвара, не стала расходиться в разные стороны: если свернуть направо, выедешь в пригород, налево — упрешься в Цитадель. Габриель мог бы побиться об заклад, что машина повернула налево, но, сбавив скорость, продолжал ехать по улице Священного Полумесяца, готовый повернуть мотоцикл, как только увидит «скорую помощь». Ее нигде не было видно.
Ударив каблуком по тормозам, Габриель заблокировал заднее колесо и остановился… Сзади раздался сердитый автомобильный гудок, и мотоциклиста объехал микроавтобус. Из безопасного укрытия кабины водитель что-то сердито крикнул, но Габриель не обратил на это внимания. Еще раз оглядев едущий по бульвару транспорт, он окончательно убедился, что машина «скорой помощи» растворилась где-то по дороге к перекрестку.
66
Когда Аркадиан вернулся в кабинет Рейса, он застал патологоанатома за рассматриванием какого-то листка бумаги.
— Что-нибудь пропало?
— Нет, — не вставая из-за стола, ответил Рейс. — Я думал, что они забрали лабораторный отчет, о котором я тебе говорил… Вот он… Думаю, они не знали о нем… Странно…
Он перевел взгляд куда-то в сторону. На его лице отразилось удивление. Инспектор оглянулся. Позади него в дверном проеме стояла Лив.
Аркадиан тоскливо вздохнул.
— Рейс! Это Лив Адамсен. Она… она сестра монаха.
— Да… Я… Ну… Здравствуйте…
Нервная улыбка изогнула уголки его губ.
— Сожалею о… э-э-э…
Патологоанатом замолчал, заблудившись на минном поле невысказанных вопросов по поводу происходящего.
— Сожалеете о пропаже тела моего брата? — предположила Лив.
— Да… Пожалуй… — произнес он. — Такое у нас впервые…
— Да, это обнадеживает.
Рейс покраснел и потупился.
— Нет… думаю… нет…
Он замолчал прежде, чем запутался еще больше.
Аркадиан погладил переносицу.
— Мисс Адамсен! — Он посмотрел на девушку, напустив на себя важный вид. — Я знаю, что вы злитесь и имеете на это право, но полицейские сейчас ищут машину «скорой помощи» с телом вашего брата. Мне не следовало пускать вас сюда. Теперь это — место преступления. Идите, пожалуйста, в вестибюль и подождите, пока мы тут все проверим.
Лив выдержала его взгляд.
— Нет.
— Это не просьба.
Нарочито медленно она шагнула в офис и села напротив Рейса.
— Позвольте мне объяснить мою настойчивость. За прошедшие сутки я узнала, что мой брат, которого я давно уже считала мертвым, действительно погиб. Я пролетела тысячи миль на ужасных самолетах только для того, чтобы опознать его тело. Меня пытались похитить, в меня стреляли, а теперь, после всех мучений, оказывается, что вы не сумели сберечь его тело.
Девушка не сдерживала своих чувств.
— Я знаю, как следует вести себя на месте преступления. Я уже побывала здесь, так что наследить больше все равно не смогу. Можете смело оставлять меня здесь, потому что… — Лив подняла смятую газету, — в противном случае первое, что я сделаю, выйдя отсюда, — позвоню своему редактору. Думаю, он оставит за мной первую полосу.
Рейс переводил взгляд с Аркадиана на девушку. Наконец полицейский моргнул и отвел взгляд.
— Ладно, — сдался он. — Оставайтесь, но, если что-нибудь просочится в прессу, я обвиню вас в том, что своими действиями вы мешаете следствию, и против вас будет выдвинуто официальное обвинение. Понятно?
— Отлично. Договорились.
Лив повернулась к патологоанатому. Лед растаял в ее зеленых глазах.
— Я тронута, Рейс!
Медик кивнул. Даже в лучшие времена вздорные девушки пугали его. А еще он находил их ужасно привлекательными. Эта девушка нравилась ему.
— Вы говорили что-то о лабораторном отчете.
Рейс бросил взгляд на Аркадиана. Инспектор только пожал плечами.
— Да. При данных обстоятельствах лабораторные исследования — стандартная процедура… Вы и сами должны об этом знать… Мы тут проводим обычный набор лабораторных тестов, изучаем ткани и органы на наличие токсинов. Таким образом мы выясняем, не является ли причиной смерти то или иное отравляющее вещество, которое принял покойный. Измеряя степень некроза печени, мы тем самым устанавливаем точное время смерти жертвы. На этот раз время смерти было точно известно благодаря множеству свидетелей, но процедура есть процедура. Вот пришел отчет…
Патологоанатом указал на красный прямоугольник бумаги, приколотый степлером к верхнему листу отчета.
— Лаборанты пришпилили эту записку. Они считают, что на образце не та наклейка. В тканях не обнаружено следов некроза. Как раз наоборот. Клетки, кажется… регенерируют… Клетки печени, конечно, могут регенерировать, но только в том случае, если человек жив…
Аркадиан запоздало подумал, что не стоило разрешать Лив слушать все это.
— Я перепроверил. Образец, который они исследовали, взят у монаха. Таким образом, если исходить из фактов и не обращать внимания на то, что я сам вскрывал тело, можно предположить, что… — Поколебавшись, Рейс добавил: — Он регенерирует…
67
На улице Священного Полумесяца, ближе к перекрестку, чем к моргу, стояло высокое красивое здание. После недавней перестройки, когда внутренние стены снесли, а оставшиеся укрепили, его превратили в ужасно дорогой гараж. Стоя на противоположной стороне улицы, Габриель видел, как металлическая дверь на въезде поползла вверх и обыкновенный белый автофургон выехал на дорогу. Из-за мотоциклетных очков его трудно было узнать. Мужчина взглянул на персонального цифрового секретаря[30]. На виртуальной карте медленно двигалась белая точка пульсирующего света. Ее движения повторяли движения фургона — точнее, лежащего внутри тела монаха, к которому он прикрепил маленький радиомаяк, посылающий сигналы на его карманный мини-компьютер.
Засунув прибор в карман куртки, Габриель завел мотор. Автофургон доехал до перекрестка и повернул налево, к сердцу старого города. Мотоциклист последовал за ним.
Не доезжая до Северного бульвара, фургон съехал на боковую дорогу, возле которой был установлен бигборд, приветствующий гостей Теневого квартала.
Со времени основания Руна Теневой квартал был наименее плотно заселенной частью города. Находясь к северу от Цитадели, он большую часть времени, даже летом, находился в тени великой горы. В настоящее время дешевые земли этого района были раскуплены и на их месте построены огромные автостоянки и гаражи, обслуживающие приезжающих в город туристов.
Когда автофургон съехал с кольцевой дороги и углубился в затененные дебри серого бетона, Габриель отстал еще больше, спрятавшись за корпусом пригородного автобуса. Фургон резко свернул направо и покатился по узкому проезду между двумя огромными многоэтажными гаражами.
Габриель проехал мимо, затем круто развернулся, заехал на тротуар, выключил зажигание и поставил мотоцикл. Вооружившись съемным боковым зеркалом заднего вида, он бегом бросился к углу здания, сдвигая мотоциклетные очки на лоб. Затем прижался к стене, присел на корточки и высунул зеркало из-за угла, стараясь держать его поближе к земле. Выбрав правильный угол, он увидел, что переулок заканчивается тупиком — скалой, на которой высится старая городская стена. Автофургон остановился. Из водительского окна высунулся черноволосый бородач и вставил магнитную карточку-пропуск в щель электронного замка. Затем водитель оглянулся и посмотрел в сторону Габриеля. Габриель замер на месте.
Их накрывала тень горы, так что опасаться того, что солнечный свет отразится от зеркала и выдаст его, не стоило. Единственное, что может ему навредить, — это неосторожное движение.
Габриель вгляделся в лицо водителя. Внешне он больше походил на рок-музыканта или киноактера, чем на наемного убийцу. Через несколько секунд автофургон двинулся с места и исчез из виду.
Габриель вытащил из кармана прибор. Мигающая белая точка двигалась по экрану в том месте, где здание гаража встречалось с горой. Засунув зеркало в карман, Габриель выпрямился и вышел из своего укрытия. Сотни пар электрических светильников тянулись вдоль стен низкого туннеля, уходящего налево, куда-то в сердце горы. Эти огоньки были похожи на заключенных, которым на минуту показали призрак свободы.
В узеньком тупике веяло холодом и сыростью, воняло бензином, мазутом и мочой. Предполагая, что за ним могут следить камеры видеонаблюдения, Габриель подошел к припаркованной у входа в туннель «ауди» и сделал вид, что собирается в нее сесть. Пригнувшись за корпусом автомобиля, он стал изображать неумелые попытки вставить ключ в замок, а сам посмотрел на экран персонального цифрового секретаря.
Белая точка была уже вне пределов гаражей и «путешествовала», если верить виртуальной карте, по улицам старого города, направляясь прямо к Цитадели. Прорубленный в скальной породе туннель наверняка вел именно туда. Когда две трети пути к горе были пройдены, точка замерла, замигала и исчезла.
Габриель подошел поближе к бетонной, источающей холод стене и прижал к ней прибор. Сигнал появился вновь, теперь уже ближе к Цитадели.
Практически на месте осушенного рва белая точка мигнула в последний раз и окончательно исчезла.
68
Кутлар сидел прямо, уставившись в темноту туннеля. Шуршание шин по неровной дороге сливалось со стуком дизельного двигателя, издавая заунывный, действующий на нервы звук. От вибрации пластмассовая приборная панель ходила ходуном. Швы врезались в плоть, но боль радовала Кутлара. Она заставляла его чувствовать себя живым.
После принятого лекарства в голове клубился туман. Кутлар понимал, что не должен расслабляться. Только оставаясь предельно собранным, он сможет придумать, как выбраться отсюда живым.
Все стало абсолютно ясно, когда Корнелиус и Йохан помогли ему перебраться из ветеринарной клиники в автофургон.
— Расскажи, что случилось, — сказал Корнелиус дружеским тоном. — Почему девчонке удалось сбежать? А еще, — он наклонился так близко, что его борода уколола Кутлара в ухо, — ты должен сказать нам, как она выглядит.
Вот почему он все еще жив. Им известно ее имя, но они не знают, как она выглядит. До тех пор пока они ищут девчонку, он, Кутлар, нужен им живым.
Дорога внезапно пошла вверх, а затем автофургон очутился в огромной пещере. Йохан крутанул руль. В свете фар блеснула стальная дверь. Водитель заглушил мотор и вместе с Корнелиусом вылез из кабины. Кутлар наблюдал за монахами в зеркало заднего вида. Когда задние двери открылись, машину качнуло. Зашелестел плотный полиэтилен, и первый труп вытащили из автофургона.
Убийство двух парамедиков произвело на Кутлара гнетущее впечатление. К смерти ветеринара он отнесся куда спокойнее. Никто не удивится, найдя его труп там, где его оставили сидящим на стуле. Пристрастившись к наркотикам и занявшись подпольным лечением огнестрельных ранений, врач давно уже переступил грань дозволенного. В отличие от него парамедики были тут ни при чем.
Из-за автофургона в красном свете стоп-сигналов появились монахи, таща первый упакованный в полиэтиленовый мешок труп. Они подошли к двери и положили тело на пол. Проделав эту операцию еще дважды, Йохан вытащил магнитную карточку и вставил ее в дверную щель…
Спустя несколько секунд все было закончено: дверь за трупами закрылась, и Корнелиус с Йоханом влезли обратно в фургон.
— Я помогу вам ее найти, — сказал Кутлар.
Повернувшись к нему, Корнелиус скривил губы.
— Как?
— Выберемся отсюда, и я покажу.
Кутлар попытался выдавить из себя подобие улыбки, но вышла гримаса.
— Мне надо сделать один звонок, — пожал он плечами, — а здесь нет сигнала.
Корнелиус сначала ничего не ответил, лишь посмотрел на покрытое потом, несмотря на холод, лицо раненого преступника. Наконец он принял решение.
— Ладно.
Йохан повернул ключ зажигания.
Мотор ожил. Рокот заполнил замкнутое пространство. Кутлар заглянул в зеркало заднего вида. Машина тронулась с места. Красное свечение погасло, предоставив пещеру непроглядной тьме.
Три трупа лежали в молчаливой темноте горы, пока люди с горящими факелами не спустились по лабиринту туннелей и не забрали тела с собой. Минуло чуть более суток с тех пор, как сбежал брат Сэмюель, а его труп уже вернулся в Цитадель.
«Красный глаз» — ночной авиарейс, билеты на который стоят дешевле.
Эскулап — бог врачевания у древних римлян.
Нападать (англ.).
Бариста — специалист по приготовлению кофе.
Соль (англ.).
Последний (англ.).
Задача (англ.).
Маска (англ.).
Магистр педагогических наук (от Master of Arts in Teaching) (англ.).
Гражданские лица, убитые или раненые во время военной операции.
Персональный цифровой секретарь — карманный компьютер, используемый в качестве записной книжки.