Все узнавали Каро, но только Анита была уверена, что видела ее не с Гилом или с кем-либо еще, а с тем мужчиной. Прочие мямлили нечто неопределенное и под конец говорили, что не помнят.
Ах, если бы у них была фотография с похорон. Возможно, он был среди пришедших проститься, и кто-нибудь узнал бы его. Мне почему-то верилось, что он присутствовал на похоронах. Если не он убил ее, конечно. Я очень на это надеялась. И надеялась, что он придет познакомиться с нами. Ведь он любил Каро, как и мы.
В чем был его секрет? Где он сейчас прятался? Почему держал Каро в клетке молчания, точно птицу, которой запретили петь?
Во второй половине дня мы обошли почти все точки из нашего списка. Остались пара клубов и баров, но визиты туда мы решили отложить до вечера, а пока съездить домой отдохнуть и покормить кошек.
Понятное дело, Брёлем наши поиски не могли ограничиться, потому что Каро моталась по всей округе. Я впервые была рада тому, что у меня есть мой «рено». Пусть даже без кондиционера. Все-таки поезда и автобусы значительно затрудняли бы наше дело.
Кошки не спали. Еду в миске они прикончили и напрудили лужу у лотка. А теперь лежали рядышком на полу между ванной и душевой кабинкой.
Я убрала за ними, положила им консервов и сухого корма. Кошки внимательно наблюдали за мной, но отскакивали каждый раз, когда я протягивала руку, чтобы их погладить.
— Они психи, что ты хочешь, — сказала Мерли, кладя в духовку две пиццы. — Это неудивительно после того, что им пришлось пережить. Может, оставим их себе?
Мне и самой приходила в голову такая мысль. Пристраивать спасенных животных становилось все труднее.
— Без кошки жизнь не жизнь, — заявила Мерли, наливая молока в блюдце.
Я пошла за ней в ванную. От нее кошки не шарахались, хотя и не ластились тоже.
— Это точно, — согласилась я.
Раздался гудок домофона. Я нажала кнопку, открывая внизу дверь. Я узнала звук его шагов — Берт скакал через две ступеньки. Доверху он добрался запыхавшись.
— Ну и лестница у вас, — сказал он.
Мы пригласили его в кухню и предложили кофе, но он отказался.
— Я просто хотел узнать, как вы поживаете, что поделываете…
— И все? — усомнилась Мерли.
— Спорим, что нет? — устало и раздраженно спросила я. Что-то в комиссаре мне не нравилось. Как-то подозрительно он на нас смотрел.
— Ладно, — сдался он. — Я пришел убедиться, что вы не рыщете по городу в поисках убийцы.
— Нет, — усмехнулась Мерли, — только не это.
— Ну? И каково оно? Какие новости? — полюбопытствовал комиссар.
— Да никаких, — ответила я. То, что мы узнали от Аниты, было настолько несерьезно, что и говорить не стоило.
— Послушайте, поймите, наконец: это опасно. Убийца ведь, возможно, наслышан о ваших угрозах. Если вы не прекратите самодеятельность, я прикажу взять вас под наблюдение под тем предлогом, что вы вмешиваетесь в расследование, проводимое полицией.
А что? С него станет. Теперь придется озираться — нет ли за нами слежки.
— А вас, случайно, не мать моя к нам прислала? — догадалась я.
Его молчание говорило лучше всяких слов. Но не успела я ему об этом поведать, как Мерли объявила, что пицца готова.
— Будете с нами? — спросила она комиссара.
— Нет, спасибо, — отказался он.
Я проводила комиссара до дверей. На площадке он обернулся:
— Прошу вас, будьте осторожны! Не думайте, что убийца так прост. Я оставил вам на столе свою визитку. В случае чего — сразу звоните. Звоните в любое время, понятно?
И он ушел. Его шаги растаяли внизу. Я закрыла дверь и вернулась на кухню. На столе лежала его визитка.
— Выброси ее к черту, — сказала Мерли.
Но я не торопилась исполнять ее просьбу. Положила визитку у телефона. Мало ли что.
Имке уже не помнила, когда их с матерью общение не было обменом колкостями. Такое, пожалуй, было впервые. Она даже растрогалась.
— Ты мне очень помогла, — сказала она, вытирая глаза, — спасибо тебе.
— Ах, перестань, — мать взмахнула рукой в перстнях, — какие благодарности. У тебя у самой дочь.
При этих словах Имке подумала, что из нее плохая утешительница. Она не умела утешать и сочувствовать, она умела решать проблемы. Это был ее девиз. Да Ютта и не нуждалась в таких вещах. Во всяком случае, она никогда за этим не обращалась.
— Пришли девочек пожить у меня на время, — предложила мать.
— Они уже вышли из того возраста, мама, когда их можно было куда-то послать.
— А ты попробуй.
— Хорошо, — пообещала Имке, подумав, что это все напрасные хлопоты.
— Как твоя новая книга? — спросила мать, вдруг ступая на тонкий лед. Их вкусы в литературе, как известно, сильно отличались.
— Неплохо, спасибо.
— О чем ты пишешь на этот раз?
Вопрос прозвучал как будто не без интереса. По крайней мере, Имке так показалось.
— В основе сюжета убийства Каро и Симоны Редлеф.
— Да ты что! — всплеснула руками мать. — Разве не знаешь, что беду можно… накликать?
— Это суеверие, мама. Бред сивой кобылы.
Мать поджала губы.
— Извини, я не хотела тебя обидеть, — спохватилась Имке.
— Ничего. Мне известны твои принципы.
— Мне становится легче, когда я пишу, — помогает унять тревогу. Я освобождаюсь от страхов, когда описываю их на бумаге.
— На экране, ты имеешь в виду.
— То есть на экране.
Они рассмеялись, и это немного разрядило обстановку. В небе пролетел планер. За кухонным окном вилось густое облако мошкары. В воздухе пахло летом.
«Оставь моего ребенка в покое, — думала Имке, — не трогай мою дочь». Не сразу она поняла, что мысленно обращается к убийце. К настоящему убийце, а не к его отражению, которое она создавала в романе.
— Идем в дом, мама, — сказала она, потирая руки. — Холодает.
Холодает? Мать с удивлением взглянула на Имке. Стояла страшная жара. Но она молча встала и пошла за дочерью в дом. В дверях помедлила, обернулась.
Раньше ей нравилось, что тут так дико и тихо, совсем не слышно звуков цивилизации, но теперь все изменилось. Имке не должна жить здесь одна. Почему Тило к ней не переедет? Хотя бы на время, пока не поймают убийцу. Тило ей не нравился. Уж больно пронзительный у него был взгляд — проникал в самые печенки. Однако никого другого не было.
— Почему этот твой Тило здесь не поселится? — громко спросила она.
Имке на кухне гремела посудой.
— Мама, когда ты перестанешь называть его «этот твой Тило»?
Да, и правда? Трудно было не ссориться, поскольку обе они имели отличный слух, улавливающий малейшие оттенки смысла. Завести собаку тоже было бы неплохо. Большую, сильную сторожевую собаку.
— Может, заведешь собаку?
— Собаку? Еще есть предложения?
Мать вздохнула. Сейчас слово за слово, и они поссорятся. А потом будут звонить друг другу — извиняться. И опять все заново.
Зазвонил телефон. Имке даже подпрыгнула, досадуя на свою пугливость. Неужели страх сумел запустить в нее свои когти?
Только в детективах сыщики виртуозно выслеживают преступника, а на самом деле это трудно. Он постоянно терял их из виду. Дороги были полны машин, будто все высыпали на улицу, пока стоит хорошая погода.
У него была подходящая машина — подержанный «фиат», не большой и не маленький, неприметного болотного цвета.
Они подъехали к ночному клубу и вышли на парковке. Он остановился на другой стороне улицы, заглушил двигатель и ждал. Когда девушки скрылись за ярко-зеленой, в неоновых огнях дверью, он вышел и последовал за ними. Этот клуб был не из тех новомодных, где собирается одна молодежь. Интерьеры устарели уже лет на десять. Народу пока было немного, музыка не гремела, и можно было расслышать, что говорят вокруг. Он сел у бара и заказал кока-колу. Он из принципа не пил спиртное, когда был за рулем. Лишние трудности ему были ни к чему.
Ютта и Мерли сидели за столом с другими молодыми людьми, которые передавали по кругу фотографию. Все качали головой и с сожалением пожимали плечами. На мгновение он растерялся. Не его ли это фотография? Каро никогда его не фотографировала и никогда не была в комнате, где он жил. А если бы даже и была — так фотографий у него не было. Вообще. Остались, может быть, только детские у матери. Так что, наверное, они показывали им фотографию Каро, спрашивая, не видел ли кто ее с ним. Нет, ерунда. О нем они точно ничего не знают. Не могут знать.
Когда Ютта и Мерли перешли к следующему столику, он машинально схватил со стойки свой стакан и пересел за стол в глубине зала. Он сидел, наблюдал и ждал.
Теперь он был совершенно спокоен. В этом клубе они с Каро никогда не бывали. В городе они вообще редко проводили время. Обычно они ехали куда-нибудь за город на его машине и там гуляли. Они никогда не встречали знакомых, это точно. Его коллеги слишком уматывались за день в поле, чтобы выбираться из деревни. Да и машин ни у кого не было. Многочисленных знакомых Каро им тоже с успехом удавалось избегать. Может быть, кто-то мельком и заметил их, но такие мимолетные воспоминания не представляли для него опасности.
Настала его очередь. Сейчас они подойдут. На этот случай у него была припасена книга. Он вынул ее из кармана и сделал вид, что читает.
— Извините, можно вас отвлечь на минутку?
Он нахмурился и озадаченно поднял голову. Такое впечатление он и рассчитывал произвести: я тут зачитался, а вы меня потревожили, и я в первый миг и не пойму, в чем дело.
— Мы хотели у вас кое-что спросить, — сказала Ютта, — это не займет много времени.
У нее были красивые глаза. Улыбка придавала ее взгляду мягкость и чувственность.
— Конечно, — кивнул он.
Фотография Каро потрясла его. Застала врасплох. Он полез в карман, вынул платок и высморкался, чтобы выиграть время.
— Нет, извините. Я никогда не видел ее. Рад бы вам помочь, да не могу.
Как она улыбалась! Какая красивая, какая знакомая! Она по-прежнему была частью его.
— Чем помочь? — спросила Мерли, внимательно глядя на него. Такой он себе ее и представлял по рассказам Каро: деловая, прямая, резкая.
— Найти ее, — быстро ответил он. — Вы ведь ищете эту девушку, раз показываете всем ее фотографию?
— Ну… вообще-то не ее, а ее приятеля, — поправила Ютта. — Он высокий, стройный, темноволосый, с темным загаром. Похож на вас.
Он ощутил холодок в затылке.
— Извините… может, я и хотел бы познакомиться с такой девушкой, но, увы… — Он с сожалением воздел руки. — Красивая у вас подруга.
Ютта хотела еще что-то сказать, но Мерли поблагодарила его и потащила ее прочь. И вовремя — ему становилось дурно от усилий казаться естественным. Он дождался, пока они выйдут из клуба, и затем тоже вышел. Когда их «рено» тронулся с парковки, он был готов следовать за ними.
Берт вернулся домой раньше обычного. Он поиграл с детьми в футбол в саду, потом они вместе жарили картошку и сосиски на гриле, ели все это с кетчупом и веселились. Марго в это время занималась собой. Она читала, разговаривала по телефону и подкрашивала волосы. Отчего-то она сторонилась семейных забав. Словно часы одиночества были лучшим временем в ее жизни.
Отчасти Берт ее понимал. Повседневная рутина съедала все силы, и необходимо было отыскать возможности их восстановления. Но раньше лучшим способом для этого было время, проведенное вместе. Чтобы жизнь наладилась, им нужно было просто побыть вдвоем. Теперь все изменилось, и Берт никак не мог к этому привыкнуть. Было больно и обидно.
Они с Марго сидели в патио с бокалами красного вина. Кто-то из соседей устроил пикник — пахло углем и жареным мясом. Соседи справа тоже сидели в саду, тихо беседуя. Из открытой двери у соседей слева доносились звуки работающего телевизора — там смотрели какой-то вестерн.
Берт вспомнил поместье Имке Тальхайм. Если она сейчас сидела во дворе, то единственным звуком, который касался ее слуха, был стрекот кузнечиков. Он виновато покосился на Марго.
Марго читала журнал по садоводству. Дабы почерпнуть идеи, как она говорила. Берт представить себе не мог Имке Тальхайм за подобным занятием. Он не увидел никаких «идей», когда приезжал к ней — настолько там было все нетронуто и естественно.
— Как работа? — спросила Марго, прерывая его мысли.
Берт внутренне сосредоточился. И напомнил себе, что недомолвки являются ранними предвестниками измены.
— Плохо. Мы топчемся на месте.
Марго опустила журнал и посмотрела на него. Терпеливо, без интереса. Так ему показалось. Наверное, у нее было четкое представление о том, какой должна быть жена полицейского. Ему вдруг расхотелось рассказывать о своих делах. Он встал и пошел к себе, чтобы взять дневник Каро. Когда он вернулся, Марго со своим журналом и бокалом вина уже ушла в дом. Не иначе обиделась на его молчание.
Он перелистал страницы дневника, который знал уже почти наизусть. Иногда его посещало чувство неловкости — ведь он читал личные записи, не предназначавшиеся для чужих глаз. Как будто тайком.
Каро писала кратко, сжато, не вдаваясь в подробные описания событий. Каждая запись была весомой и законченной, а слова — точны и тщательно подобраны. Целый час он перечитывал дневник. Затем снова взглянул на список сборщиков клубники. Колонка ничего не значащих имен. Надо поручить кому-нибудь ими заняться, чтобы выяснить, почему они так поспешно сбежали. Впрочем, у них, скорее всего, обострилась аллергия на полицейских, ведь многие сезонные рабочие так или иначе нарушают закон. Например, имеют просроченные документы. Жаль, что во время первых встреч Берт не сумел четко дать им понять, что его подобные нарушения не интересуют.
Затем он перечитал несколько стихотворений Каро, но, конечно, гениальная догадка его не осенила. А ведь где-то среди ее образов скрывался ответ — он был в этом уверен. Он со вздохом запустил руки в волосы и сидел так некоторое время, задумавшись.
Когда он вернулся в дом, бутылка вина была пуста и все огни потушены. Марго, судя по всему, пошла спать. Хорошо, отчего-то подумал он, собирая свои вещи и чувствуя, как ему плохо, холодно и пусто.
Ничего. Никто, кроме Аниты, не видел Каро с этим мужчиной. Проклятье! Усталые и разочарованные, мы с Мерли всю дорогу до дому и словом не обмолвились.
Кошки бросились к нам, прося еды. Это был добрый знак того, что они нас признали. Теперь можно оставлять дверь ванной открытой, чтобы они могли обследовать пространство квартиры, когда захотят. Мы накормили их, а сами сели на кухне, уныло попивая чай.
— Может быть, комиссар прав, — сказала Мерли, — не стоит нам соваться в это дело.
— Ерунда. Полиции тогда тоже не стоит соваться, они ведь пока ничего не нашли. Сложный случай.
Да, ну а мы что нашли? Стихи Каро, черный платок, засушенный белый цветок. Мы получили от Аниты описание человека, приходившего с Каро в кафе. Негусто. С тем же успехом мы могли бы строить свое расследование, опираясь на летучий аромат духов или лосьона после бритья — только что он был здесь и вдруг исчез.
— Не знаю, — поморщилась Мерли, — со мной что-то странное. Я боюсь.
— Боишься? Чего?
— Понятия не имею. Я чувствую какой-то смутный страх. А ты?
— А я чувствую смертельную усталость. А от этого бывают глюки. Так что идем лучше спать.
— Хорошая идея. — Мерли встала и поставила чашки в раковину. — Утро вечера мудренее.
Это была любимая поговорка моей бабушки. Я и не думала, что Мерли размышляет в том же ключе.
Упав на кровать, я едва успела выключить свет, как тут же уснула. Ночью я проснулась от каких-то шорохов в квартире. Кошки, наверное, решила я, поворачиваясь на другой бок. Придется привыкать, что теперь в квартире нас четверо.
Кошки напугали его. Он не ожидал. Сначала обмер, решив, что на кухне возится кто-то из девочек, но тут мимо прошмыгнула одна серая тень, за ней вторая. Хорошо еще, что они не завели собаку. Тогда ему точно был бы конец.
Он и сам не знал, что привело его сюда. Каро сделала для него дубликат ключа. Он не просил, но она чуть не силой впихнула ему этот ключ. На всякий случай, мол.
И вот он пришел.
Он стоял на кухне, впитывая атмосферу, как раньше. В слабом свете уличного фонаря, проникавшего через окно, он видел очертания предметов. Что он здесь делает? Сумасшедший.
Он бесшумно прошел по коридору и открыл дверь в комнату Каро. Они оставили все, как было. Он сел на кровать и провел рукой по одеялу. Наверное, он пришел проститься. Наконец-то.
Никогда прежде это не давалось ему так тяжело.