– Пошли на кухню, у меня там вчерашний борщ остался. А ты сам знаешь, если любишь вчерашний борщ, то…
– Приходите завтра, – докончил Денис фразу.
За обедом я рассказала ему последние новости: о переезде профессора, о его подарке и о визите Ирины.
– А что, неплохо… – откомментировал он, глотая борщ, – «Если б я был султан…». Ты посоветуй ей проконсультироваться у адвоката. Если она живет с ним больше года, то имеет право на половину имущества.
– Другая женщина тоже с ними живет, а через год будет иметь право на другую половину. Что тогда?
– Да уж… Натворил рабби Гершом дел.
– Ты это о чем? Какой рабби Гершом? – удивилась я.
– В 997 году от рождества Христова светило еврейской ашкеназской мысли, раввин по имени Гершом издал запрет на многоженство, – объяснил Денис. – И, что самое интересное, дал этому запрету срок тысячу лет. А в 1997 году запрет кончился, теперь теоретически можно брать жену, и ни один раввин тебе слова не скажет, разве что обвинит в нарушении статуса-кво, мол, не принято.
– А про мужей более одного этот рабби ничего не говорил? – я толкнула его в бок.
– Оно тебе надо? – удивился Денис. – С нами же одна лихорадка.
– Резонно, – ответила я, а про себя подумала: чего только в жизни не бывает, и выкинула из головы эту историю о любвеобильном грузчике и его двух женах.
А на следующее утро позвонил Алон Розенталь.
– Валерия, добрый день, – произнес он обеспокоенным тоном.
– Добрый день, Алон! – ответила я. – Как вам на новом месте?
– У меня проблема: пропала коробка со светильником Эхнатона.
– Как это пропала?
– Не знаю. Все раритеты были упакованы по отдельности в небольшие коробки. Их грузили последними. Все коробки на месте, а светильника нет. Это очень ценная вещь, и мне крайне жаль, что она пропала.
– Чем я могу вам помочь? – спросила я, давя в себе недоброе чувство. Хотелось оправдываться, возмущаться, доказывать, что не верблюд, но я переборола себя.
– У меня две идеи. Первая: посмотрите среди ваших коробок с книгами, может, случайно грузчики отнесли светильник вам, а вы не заметили. А если нет, то надо встретиться с ними и поговорить. Вот тут я надеюсь на вашу помощь, Валерия, так как я сам по-русски знаю лишь «водка» и «Сталин», а их иврит несовершенен, мы можем не понять друг друга.
– Хорошо, Алон. Я сейчас проверю дома, а если нет, то поеду на Мигдаль, в агенство по перевозкам, – чуяло мое сердце, что история с Ириной просто так не кончится!
Дома, конечно, никакого светильника мы не нашли. Я обшарила все коробки, заглянула под шкаф – ничего. Пришлось ехать в агенство.
Белую надпись на синем фоне «Воловик и Ко», издали отсвечивающую патриотизмом, я заметила сразу. На фасаде замшелого здания «Бейт-Гур» она была самой новенькой и блестящей.
Когда Ирина, сидящая за столом в приемной, увидела меня, на ее лице промелькнул ярко выраженный испуг. Она даже оглянулась – не видит ли кто, что я зашла в контору.
– Добрый вечер, – поздоровалась я. – Вы одна?
– Да, – ответила она и попыталась улыбнуться. У нее это плохо получилось, и она принялась перебирать папки на столе, чтобы скрыть замешательство.
– А где Вадим?
– Он поехал по вызову. Сегодня бригада работает в Иерусалиме.
– Как мне до него дозвониться?
– Сейчас я ему наберу. А что случилось?
– Вчера он с рабочими перевозил мебель профессора Розенталя. А сегодня профессор позвонил мне и сказал, что у него пропала ценная вещь. Алон попросил меня выяснить, может, Вадиму что-либо известно о пропаже?
– Вы обвиняете наше агенство в краже? – раздался за моей спиной голос. Я обернулась. На пороге стояла худенькая молодая женщина в очках и льняном деловом костюме. Она смотрела на меня осуждающе, а я не люблю ни таких взглядов, ни такого тона.
– Представьтесь, пожалуйста. С кем имею честь? – самым ледяным тоном, на который была способна, произнесла я.
– Елена, совладелец агенства и уполномочена решать все вопросы в отсутствии Вадима, – она прошла и села за свой стол.
– Спасибо, – кивнула я, – может быть, ваша помощь мне и понадобится. Ирина любезно согласилась соединить меня напрямую с Вадимом, минуя передаточное звено.
И отвернулась от Елены. Ирина тем временем сосредоточенно тыкала в кнопки телефона.
– Нет, никто не отвечает, – сокрушенно ответила она. – Сотовый на автоответчике. Куда он мог запропаститься?
– Когда Вадим возвращается из Иерусалима? – спросила я.
– Это зависит от того, когда бригада закончит работу. Никогда не известно точное время.
– Ирина, дайте мне, пожалуйста, номер его сотового, я буду сама дозваниваться. А еще лучше, позвоните кому-нибудь из грузчиков. Если с телефоном Вадима что-то произошло, то он вполне может поговорить по другому мобильнику.
– Да, это мысль, – повеселела моя собеседница и набрала другой номер. – Алло, Гена, это ты? Привет, Ирина. Скажи, Вадик далеко? Нет? Как нет?! А где он? Уже уехал? Без него работаете? Мало осталось? Понятно. Нет, то есть ничего не понятно, но не буду мешать. Бай.
– Что случилось, Ира? – Елена пристально смотрела на нас.
– Вадик не в Иерусалиме…
– А где? Он же утром туда уехал! Вместе с ребятами!
– Гена сказал, что его там нет.
Ирина схватилась за трубку и снова принялась ожесточенно нажимать кнопки.
Я встала со стула и направилась к двери:
– Зайду к вам попозже. Мне все же надо выянить судьбу пропавшей коробки.
На улице я набрала номер Розенталя и объяснила ситуацию. Сказала, что я еще наведаюсь в агенство, так как Вадима не нашли, и что я обязательно доведу дело до конца и выясню, где коробка со светильником.
– Валерия, подождите! – ко мне бежала Ирина.