- Лёш, Лёшка, смотри! - указала она на удаляющийся автомобиль Пышки, но он и без того уже всё понял:
- Прыгай в машину, быстро! Сашке - ни звука!
Они бросили удивленного Трегубова на дороге, крикнув, что едут купаться, и, пока Юрка с таинственной миной объяснял, что, наверное, мама с дядей Лёшей наконец-то перестали ссориться на каждом шагу, - вышеозначенных мамы с дядей Лёшей и след простыл...
Часть вторая
"То, что производит жалкое впечатление... Замызганный экипаж, который в летний полдень еле тянет тощий бык."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
8.
"То, что внушает опасения... Щедрый на посулы человек, когда он, делая вид, что готов услужить вам, берется за какое-нибудь очень важное поручение."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
Марья Павловна злилась на себя, на бедную Маринку, на целый мир и на неизвестно откуда взявшуюся "ниву", загородившую ей обзор шоссе. Сколько она не сигналила фарами, треклятый советский джип дорогу не уступал. Приходилось держаться у него на хвосте, чтобы при первом удобном случае пойти на обгон.
Тётя Люся мчалась, как оголтелая, сама толком не соображая, куда летит. То, что она так прокололась с "отдыхающей" беспокоило её сильнее всего. Она не могла понять, с какой целью к ней была приставлена эта баба с ребенком (а то, что это была явная подстава, она не сомневалась: иначе зачем бы той было плести в первый вечер о своей несчастной женской доле?).
Когда Пышка не понимала, что ей следует делать, - она немедленно впадала в панику. Она была исполнительна, инициативна (в рамках порученных ей обязанностей), но ей всегда требовалась жесткая начальственная рука, некий "голос свыше". Без руководящих указаний она терялась. В детстве таким "голосом" была для неё классная руководительница московской школы, в которой училась активистка-общественница Людочка Сорокина; когда ей исполнилось пятнадцать руководить ею стал великовозрастный десятиклассник Весков (ему было то ли девятнадцать, а может уже и к двадцати: издержки обязательного наличия аттестата "половой зрелости"). Он научил её всему, что так долго потом кормило в жизни и дало фигуристой комсомолке массу ценных знакомств среди городских партийных властей. С учебой, правда, не клеилось... Но к чему ей была нужна эта головная боль?! Она и без дипломов имела всё, что могли пожелать её куцые невидимые мозговые полушария (в отличие от вполне зримых, которые всегда можно было пощупать).
Потом, руководители перевели её на новый ответственный участок работы: обслуживать отдыхающих (иногда - высокопоставленных отдыхающих) и по мере необходимости собирать на них компромат.
Когда она в силу неумолимости возраста перестала отвечать половым потребностям нуждающихся ответственных руководителей, её сделали экономкой, наблюдающей за порядком в подпольном доме "культурного отдыха", по совместительству - студии полудетских полуюношеских порнофильмов. На месте вполне ещё крепкой избы, потерявшей престарелых хозяев, недалеко от ставшего теперь родным пансионата бывшей москвичке за счет спонсоров был выстроен тот самый дворец, которого она теперь лишилась.
Мышиное сердечко, которое, может, и трепетало когда-то от любви к насильнику Вескову (вот бы кто быстро справился с упрямой Арбузовской девкой), с тех пор лишь изредка встряхивали пароксизмы страха, когда её зачем-нибудь вызывали "на ковёр".
Начальство, хоть и поменяло ориентиры, хоть и подросло, взбираясь на ходулях по должностным ступенькам, но неизменно играло для неё свою руководящую и направляющую роль. По отношению к ней шефы пока что всегда были милостивы: за Пышкой не числилось особых провинностей.
Но она прекрасно знала, как они умели карать! Зачем и куда она, дура, едет?! Чего хорошего может ждать от руководства?..
Вспоминая недовольный тенор, выспрашивающий её по телефону, что она успела сказать ментам, Пышка обмерла: ведь она - связующее звено между "очагом культуры" и шефом - деятелем этой самой культуры. Пока очаг приносил ему дивиденды и пока о нём никто из местных не знал, она была в фаворе. Но, как только искорёженную, хотя вполне опознаваемую аппаратуру вместе с четырьмя трупами и их оружием вывернуло наизнанку, сама Пышка стала угрозой безопасности шефа - выпускника операторского факультета ВГИКа, высокопрофессионального фотографа, обладающего потрясающими связями, благодаря чему пока что ему всё сходило с рук...
Он мог открыть в столице казино, мог позволить себе частную порно-студию на природе, обеспечив работой девчонок и парней - мотыльков, стремившихся к звездам. Мог выстроить в провинции подпольную клинику для её старого школьного приятеля Грека, непризнанного светила медицины, однажды вернувшего ему жизнь. Но зато потом полностью подчинить "светило" себе и заставить, наряду со вполне официальными исследованиями, заниматься нелегальным сбором базы человеческих органов (впрочем, надо отдать шефу должное - не безвозмездно)...
Кто стоял над ним - неизвестно... Однако, Пышка догадывалась, что не чиновники, обладающие властью, руководили им, а как раз наоборот... Недаром же подслушивающие и подсматривающие устройства были повсюду натыканы в тигровые стены!
И вот теперь ей предстояло отчитаться перед этим "начальством"...
Она затряслась, руки выпустили руль, машина стала елозить по дороге, вылетела на встречную полосу и чуть не столкнулась с бодро бегущей "ладой" с рязанскими номерами.
Страх мобилизовал её куриные мыслишки. Тётя Люся быстро взяла себя в руки, стала соображать: машина из Рязани, в такое время? Уж не за ней ли? Сколько там было?.. Трое?.. Четверо?.. Какая разница! Всё равно достаточно, чтобы оторвать ей голову и выпустить кишки... Сейчас они доберутся до пансионата, выяснят, что её нет, поймут, кого встретили на шоссе и тогда...
Она автоматически крутанула руль вправо - на проселочную дорогу. В лес, в овраг, в поле, в болото, - куда угодно, только подальше от них!..
Не учла в панике Пышка, что её блестящий дорогостоящий красавец-автомобиль не рассчитан для езды по родным русским просторам. Он создал ей такое "море любви", какое ни в одном кино ни одной Марье Павловне и не снилось!..
...А капитан Луканенкова, между тем, да-алеко отстала на шоссе от двух машин, летящих нос - в хвост. Сначала она досадовала на светлую машину, отделившую её старенькую тележку от великолепного BMV. Сколько ни старалась, обгон "нивы" не удавался. Та шла за тачкой тёти Люси, словно примагниченная.
"Какого хрена?.. Живчики-сослуживчики её что ли опекают? - стала чуть позже недоумевать Марья Павловна. - Мне б такую подмогу со стороны Смыслова - я б его на руках носила!"
Расстояние между "москвичом" и "нивой" постепенно увеличивалось: вскоре они стали еле видны. "Не уходи, блин! Побудь со мною", - жала Марья Павловна на газ, сгорая от стыда за свой металлолом.
Бесполезно! Она безнадежно отстала. На какой-то миг ей показалось, что на шоссе сейчас произойдет столкновение: BMV вдруг вынырнул на встречную полосу и чуть не "забодал" бегущую "ладу". Но - вовремя ретировался и исчез вместе с озабоченной партнершей-"нивой", напоследок игриво подмигнувшей "москвичу" задними огнями...
Если бы сидящие в машине Рустама знали, что москвичонка, привязавшегося к ним ещё в поселке, ведёт капитан милиции Луканенкова, на которую пытались повесить явный "висяк" - труп в квартире Анны!..
Да, собственно, что бы это изменило? Им важно было настигнуть полуграмотную бандершу. И все силы они бросили на погоню.
- Лёшечка, миленький, не упусти эту суку! - умоляла Анна. - Поднажми! Давай, не отставай! Это же она Катьку мучила!
От нетерпения она так вцепилась в его правую руку, что у него посинели пальцы.
Алексей оскалился над рулём, как тигр над горлом жертвы.
- Ага, наблюдается явный прогресс: вот я уже и миленьким стал, сбивал он температуру с Анны, как с градусника, - а что ты мне говорила час назад: дикобраз, засранец, нахал и прочее!
- Конечно, нахал! Ты же сам сказал, что готов обольщать теперь всех толстозадых, вот и газуй. Догонишь её - будем вместе "обольщать" и в хвост, и в гриву! Пусть только попробует не сказать мне всё про мальчишек и Маню!
Тут Анна передала ему свой разговор с Катей - он аж зубами заскрипел:
- Дого-оним, куда она от нас денется!..
Минут пятнадцать они мчались в неразрывном тандеме с иномаркой. Вдали на встречной полосе показались фары какой-то машины... Вдруг BMV заюлил, завертелся, и чуть не столкнулся с приблизившейся "ладой".
- Что он бёдрами виляет, как педик? - Алексей, повторяя маневры пышкиной тачки, тоже едва не грохнул "ниву": Анна не давала возможности свободно маневрировать. - Руку отпусти, - дернулся афганец. - Это тебе не член!
Охотничий азарт и напряжение погони так заполнили всё её существо, что она даже не обиделась, лишь яростно выдохнула:
- Господи, какой же ты идиот!
- А ты - богохульница, если не сказать больше, - напружинившись, снова страшно оскалился Алексей, - лечить тебя будем! Та-ак, молодец, теперь направо... Кайф! Тут-то мы тебя и накроем.
Анна не сразу сообразила, что он комментирует путь, который выбрал автомобиль Пышки. До неё это дошло, когда они запрыгали по кочкам и буеракам проселочной дороги, а матерящийся зять уже криком повторял в третий раз: - Кретинка, тупоголовая, дура, бестолочь! Прыгай назад, я кому говорю?!.
С перепугу она сиганула на заднее сиденье, перекувырнувшись через спинку и застряв на полпути. "Нива" Рустама слева обогнула увязший по брюхо в родной российской грязи BMV, и стала впритирку правым бортом. Только что там сидела Анна, занеси машину чуть больше - что бы от неё осталось...
"Нива" окончательно перекрыла "иностранцу" возможность двигаться дальше...
Алексей, утихомирив дыхание, развернулся к барахтавшейся вверх ногами свояченице, хлопнул по мягкому месту:
- Эй, Арбузова, ты что там, пылинки собираешь? - Она только чертыхалась, соображая, как выбраться. Он схватил её за ноги и вытянул обратно. - Пошли, не время сейчас демонстрировать мне свои прелести! оглянулся на заднее стекло. - Она, небось, уже полные штаны наложила.
Почти одновременно они схватились за дверцы, но Алексей передумал и велел Анне подождать в машине. Затем он поднял крышку багажника. Анна услышала, как расстегнулась молния сумки, раздалось лязганье металла о металл и молния была снова застёгнута.