— Какие нити? — резко осведомился Байлс.
— Во-первых, — сказал Г. М., потирая лысую голову, — я думал о бюсте Роберта Браунинга.
Два юриста недоуменно уставились друг на друга.
— Кто-нибудь объяснит мне, — заговорила Кристал Мэннинг, снова закутавшись в халат, — при чем тут Браунинг? Не могли бы мы для разнообразия переключиться на Теннисона?[18]
Г. М. посмотрел на нее поверх очков.
— Вы очень умны, девочка моя, — серьезно заметил он.
Кристал присела в насмешливом реверансе.
— Когда ваш отец вчера вечером процитировал Браунинга, — продолжал Г. М., — вы сразу узнали поэму «Бегство герцогини». Интересно, заметили ли вы что-нибудь еще?
— Конечно нет! — Кристал широко открыла темно-голубые глаза. — А что еще там было?
— Думаю, мы можем забыть о Браунинге, — нетерпеливо вмешался Байлс. — Каковы другие нити, которые вы считаете столь важными? — не без сарказма спросил он.
Г. М. кивнул в сторону бассейна. Шляпа, сандалии, садовые перчатки, пиджак, брюки, шарф и трусы теперь вращались в воронке, образовавшейся в процессе слива воды.
— Мне кажется, — сказал Г. М., — в этом бассейне кое-что есть.
— Что именно?
— Полегче! Дайте мне закончить! Когда бассейн осушат, в выпускном отверстии наверняка окажется много застрявших клочков бумаги.
— Ну?
— Я хочу, чтобы вы нашли мне… — Г. М. немного подумал, — сложенный в несколько раз лист длиной около шести дюймов и шириной около дюйма.
— За каким чертом он вам понадобился?
— Потому что я старик, — строго ответил Г. М. — Это очень важно, сынок. Попросите ваших людей поискать его.
— Ладно. Что еще вам нужно?
Г. М. устремил взгляд на фигуру приближающегося к ним полицейского О'Кейси, уже полностью одетого.
— На вид вы крепкий парень, — обратился к нему Г. М., словно никогда не встречал его раньше. О'Кейси застыл как вкопанный, стиснув зубы. — Если окружной прокурор не возражает, я хотел бы дать вам несколько распоряжений.
— Выполняйте указания сэра Генри, О'Кейси, — велел Байлс.
Выражение лица полицейского, когда он посмотрел на безмятежного Г. М., очень заинтересовало бы художника.
— Наша третья нить, — сказал Г. М., — садовые ножницы. — Он подобрал их и протянул О'Кейси. — Возьмите их, сынок.
Полицейский повиновался как загипнотизированный.
— Возможно, вы не заметили, — продолжал Г. М., — что на южной стороне участка находится самшитовая изгородь около четырех футов в высоту и около ста футов в длину. Я хочу, сынок, чтобы вы подстригли эту изгородь.
Последовало долгое молчание. Наконец полицейский О'Кейси обрел дар речи.
— Всю чертову изгородь? — завопил он.
— О'Кейси! — прикрикнул Байлс.
— Но этот… должен находиться в тюрьме! Он…
— Никогда не используйте бранных слов, сынок, — посоветовал Г. М. тоном проповедника. — Нет, не всю чертову изгородь. Достаточно двенадцати футов. Потом принесите мне ножницы.
Несчастному полицейскому осталось только выполнять поручение.
— Если бы я не знал вас так хорошо… — Окружной прокурор закусил губу. — И это вы называете нитью?
— От этого зависит абсолютно все, сынок! — Г. М. посмотрел на небо. — Мы должны провести эксперимент, и как можно скорее!
— Но что это докажет?
Остатки воды с громким бульканьем стекали с южного края глубиной в пять футов к десятифутовой глубине под вышкой. Гладкие стенки бассейна, состоящие из плотно прилегающих друг к другу каменных плит, покрывал тонкий слой слизи.
— Сейчас мы найдем выход! — сказал Байлс.
Почти все члены группы прыгнули на дно в поисках потайного выхода. Через пять минут они молча вернулись на парапет.
Никакого выхода в бассейне не оказалось. Но Мэннинга тоже там не было.
Спустя некоторое время Г. М., Сай Нортон и Гилберт Байлс собрались в доме для приватного разговора, о котором просил окружной прокурор. Библиотека с двумя окнами спереди и сзади тянулась через все здание.
Следует с сожалением отметить, что Г. М., будучи поглощенным какой-либо проблемой, полностью терял чувство приличия. В библиотеке было жарко, поэтому он снял халат и, нимало не смущаясь, уселся прямо в своем полосатом купальном костюме, закинув ноги на стол и куря сигару.
Байлс предложил ему гаванскую, которую он с презрением отверг.
— Это настоящая уилингская[19] сигара, — заявил он, вынув упомянутую сигару изо рта, — такие в добрые старые дни продавали по пять центов за пару. Так что у вас на уме, Гил?
Сай Нортон, который поднимался переодеться, вернулся как раз вовремя, чтобы услышать этот вопрос. Байлс рассеянно указал ему на стул. После этого с высокого и желтолицего окружного прокурора как будто соскользнули фальшивая борода и парик.
Байлс весело усмехнулся — при этом его лицо стало словно шире, а подбородок сделался менее острым. Он сел, расслабившись и явно наслаждаясь происходящим.
— Знаете, Г. М., — сказал Байлс, — я написал вам, что вы старый сукин сын, и был абсолютно прав.
— В вашем письме были и другие, столь же очаровательные термины, — кивнул Г. М. — Если бы в Англии прокурор продиктовал подобное послание, его секретаршу пришлось бы приводить в чувство нюхательной солью.
— О, я сам отпечатал письмо на своей машинке. Но скажите, ваши заявления насчет трех нитей, конечно, выдумка?
— Это чистая правда, Гил.