Интерлюдия
За весь световой день второго сентября 1939 года в полосе действия 8-й германской армии
сложилась весьма сложная обстановка, отличительная от истории Второй Мировой Войны мира,
откуда прибыла вселившаяся в тело Домбровского сущность жителя двадцать первого века.
Созданной по инициативе командующего армией «Познань» генерала Кутшебы оперативной
группе генерала Альтера своими стремительными действиями удалось нанести серьёзный урон
24-й германской пехотной дивизии, заставив её поспешно отступать к государственной границе. В
ходе нескольких боёв был дезорганизован, разбит и частично пленён 31-й пехотный полк 24-й
дивизии Вермахта. 32-й и 102-й пехотные полки дивизии, потеряв до батальона пехоты каждый,
сумев сохранить организацию и оставляя заслоны, смогли отступить к укреплениям «Лагеря
Дождевого Червя», укрепив тем самым пограничные подразделения немцев, занимающих эти
укрепления. Серьёзные потери также понесли 24-й артиллерийский полк и приданный ей 1-й
дивизион 60-го артиллерийского полка, которые в нескольких боях потеряли до половины
личного состава и орудий. 24-й разведывательный батальон, вынужденный также вступить в
затяжные пехотные бои, отступал с боем на запад.
Попытавшиеся было вести преследование уланские полки пересекли государственную границу,
заняли несколько приграничных германских поселений, после чего уперлись в серьёзные
немецкие укрепления, которые сходу занять не удалось, были вынуждены перейти к обороне.
К несчастью для германского командование, подобный вариант развития событий был заранее
продуман штабом генерала Кутшебы, который, к тому же, к исходу дня смог наладить связь и
взаимодействие с командованием армии «Лодзь», которая уже вторые сутки вела активные
боевые действия с немецкими частями 10-й армии.
По приказу генерала Альтера, части 25-й пехотной дивизии (бывшей дивизии генерала Альтера)
начали окапываться вдоль линии государственной границы фронтом на запад, попутно активно
ведя разведку на немецкой территории, имея целью захват языков, а также поиск слабых мест в
обороне противника.
Разрозненные подразделения 10-й пехотной дивизии армии «Лодзь», которые всё первое
сентября, а также весь световой день второго сентября вели тяжелые оборонительные бои,
получили передышку, которая позволила командиру 10-й дивизии генералу Диндорф-Анковичу,
наконец, собрать за ночь полки дивизии в единый кулак, получил время на приведение
подразделений в порядок и перегруппировку, а также приказ о переподчинении командиру
оперативной группы, генералу Альтеру.
Третья пехотная дивизия Легионов, под командованием полковника Мариана Турковского,
получавшая весь день первого сентября автомобильный транспорт, мобилизованный у местного
населения, к ночи сформировал три моторизированных батальонных тактических группы, которые
устремились в ещё открытый немцами фланг, на юг, вдоль государственной границы, атакуя
мелкие гарнизоны и подразделения противника на марше.
Из-за создавшейся угрозы, командир 10-го армейского корпуса Вермахта, генерал Вильгельм
Улекс на свой страх и риск отдал приказ о немедленном переходе к обороне 30-й пехотной
дивизии, которая по его замыслу должна была оперативно загнуть свой оголённый левый фланг.
Командир 30-й пехотной дивизии, генерал от инфантерии Курт фон Бризен всерьёз отнёсся к
угрозе, и, приказал выделить весь автотранспорт дивизии для оперативной переброски 46-го
пехотного полка, 30-го сапёрного батальона и 30-го противотанкового батальона на фланг
дивизии. В том же направлении перебрасывался и 30-й запасной пехотный батальон.
Ночью со второго на третье сентября 1939-го года никто не спал — командование по обе линии
фронта слало рапорты своему начальству с просьбами предоставить всевозможное
подкрепление. Стоит сказать, что со свободными силами у обеих сторон было весьма скудно, да и
командование 8-й армии отход 24-й пехотной дивизии восприняло как временные трудности, из-
за чего потеряло несколько драгоценных часов, подарив польской стороне инициативу, которой и
поспешили воспользоваться командиры польских частей.
Всего было сформировано четыре мобильных моторизированных батальонных группы (одна из
них с танками), усиленных артиллерийскими и противотанковыми батареями, а также
немногочисленными зенитными пулемётами и автоматами. С небольшим отставанием, следом за
моторизированными группами следовали уланские эскадроны и полки, кавалерийской бригады
генерала Абрахама, а также, пешие полки третьей пехотной дивизии Легионов.
Несколько позже, один из офицеров связи штаба 8-й германской полевой армии напишет:
«Когда меня спрашивают, какой период войны для меня выдался самым жутким, я вспоминаю
ночь со второго на третье сентября 1939-го года. Сейчас, много позже, когда мы прекрасно
знаем, что в общем и целом, германский Вермахт наносил полякам одно поражение за другим,
странно осознавать, что в ту ночь всё висело на волоске…
Сложнее всего было принять правильное решение. Каждые десять-пятнадцать минут я бежал
к командующему нашей 8-й армией, генералу от инфантерии Йоханнесу Бласковицу! Первые
несколько часов он не придавал значения паническим сообщениям, передаваемым нам из
штабов армейских корпусов! В полтретьего ночи, когда командующий, наконец, оценил
сложившуюся угрожающую обстановку, уже было поздно!
Польские подвижные группы, атаковавшие немногочисленные встречные гарнизоны на своём
пути, уже несколько часов рвали линии связи, захватывали топливо и боеприпасы прямо во
время транспортировки в наших грузовых колоннах! Уже через два дня некоторые
подразделения наших дивизий стали испытывать проблемы с боепитанием! Из-за этих
активных действий поляков нам пришлось отложить наступление на Лодзь, практически на
неделю!..
Всего же в ту ночь наши дивизии потеряли около тысячи человек убитыми и полутора тысяч
пропавшими без вести. Часть из них поляки смогли взять в плен…
Преступная халатность, допущенная генералом от инфантерии Йоханнесом Бласковицем
привела к затягиванию конфликта, чем смог воспользоваться польские генералы Кутшеба,
Альтер и Абрахам…»
Поручик Домбровский.
Совещание у генерала Абрахама длилось недолго. Нас представили незнакомому лично мне
полковнику, кратко сообщили, что я с остатками своего батальона, и, капитан Галецкий со своим
батальоном входим во вновь сформированную тактическую группу, которой будет командовать
вышеназванный офицер. После чего нас всех отпустили, и мы направились знакомиться с новым
начальством.
— Полковник Вихрь! — Вскинув руку к фуражке, коротко представился полковник. *
*Вообще, в данном случае Pulkownil Wicher, что переводится на русский, как полковник Вихрь.
Мы также коротко представились, отдавая воинское приветствие:
— Капитан Галецкий, командир отдельного мотопехотного батальона.
— Поручик Домбровский, командир отдельного танкового батальона.
Я бегло осмотрел полковника:
Был он неопределенного возраста. Ему одновременно можно было дать и тридцать, и сорок, и, с
некоторой натяжкой, даже пятьдесят лет. Телосложения он был худощавого, но… одновременно
крепкого что ли? Ни рыба, ни мясо, в общем. Зато роста высокого. И с лицом типичного ботаника –
только без очков. Если бы полковник чуточку сгорбился и был одет в костюм-тройку, а на нос
повесил бы очки в тонкой оправе — был бы однозначно похож на какого-нибудь профессора. Вот
только короткая стрижка светлых волос, с едва заметной проседью выбивались бы из этого
образа. А вот умные и одновременно печальные голубые глаза этот образ бы дополнили
однозначно. Впрочем, передо мной не преподаватель из высшего учебного заведения, а офицер
вооруженных сил воюющей страны, так что отнестись к нему нужно с некоторым уважением.
Задав несколько уточняющих вопросов, полковник сразу же узнал, какими силами он располагает
и тут же обрадовал, что его оперативная группа состоит не только из наших батальонов, но и ещё
из нескольких отдельных подразделения: инженерно-сапёрного взвода, батареи 75-мм орудий и
противотанковой батареи 37-мм противотанковых орудий «Бофорс». Также в подчинении
полковника уже находился взвод мотоциклистов и целое отделение подготовленных
разведчиков-парашютистов, закончивших обучение в военно-парашютном центре в Быдгоще.
В общем, по нынешним временам, полковник в своих руках собрал достаточно внушительную
силу. Особенно, если учитывать, что всё это хозяйство передвигалось на автомобилях, в том числе
и на трофейных.
Пока мы шли к батальонам (полковник пожелал взглянуть на нашу технику), он коротко рассказал
о себе, видимо, чтобы в дальнейшем у нас не возникало недопонимания:
— Перед войной я успел закончить Высшую Военную Школу в Варшаве. Войну встретил в Калише, с
семьёй. С первой бомбёжкой отправился в штаб двадцать пятой дивизии, с целью получить
назначение. Первого сентября находился при штабе дивизии, второго числа был направлен в
качестве наблюдателя в 29-й пехотный полк. Из отступающих частей, а также трофеев, собрал
противотанковую батарею и сводный сапёрный взвод. Скорее саперно-пулемётный. Выбил
автотранспорт. Сейчас я тут, с вами.
По просьбе полковника мы устроили краткий пересказ событий первого и второго дня войны.
Командир оперативной группы внимательно выслушал, после чего коротко сказал:
— Это хорошо, что вы уже получили первый опыт дневных боёв. Но сегодня нам предстоит ночной
бой. Нужно готовиться ко всему…
На осмотр наших батальонов полковник Вихрь потратил около часа. В первую очередь он
пообщался с офицерами, потом поужинал сухим пайком с солдатами и даже кого-то угостил
своими сигаретами. Коротко поблагодарив танкистов и мотопехотинцев за сегодняшний день,
полковник направился к ближайшему танку. С лёгкостью запрыгнув на броню, он осторожно
спустился в башню на место заряжающего, жестом показывая, чтобы я занял место наводчика
(командира).
— Поручик, прокатите меня на танке. Стыдно сказать, четвёртый десяток лет идёт, а танки я видел
только на картинках в справочнике. Раз уж вас мне подчинили, я должен знать, в каких условиях
вам предстоит идти в бой!
Я ненадолго задумался, после чего коротко заявил:
— Так точно, пан полковник. Устрою. Только вашу фуражку придётся сменить на шлемофон.
— Раз надо, значит поменяем! — Согласился офицер, после чего высунувшись из танка, подозвал к
себе одного из танкистов, на голове которого красовался ребристый танковый шлем.
— Пан полковник, рядовой Мартин Дубицкий! — Подскочил к бронемашине танкист, вскинув два
пальца к шлемофону.
— Лихо докладываешь, молодец рядовой! — Похвалил танкиста офицер, после чего протянул ему
свою фуражку. — Давай поменяемся на время!
Танкист улыбнулся как ребёнок, получивший в руки долгожданную игрушку и стянул с головы
свой шлемофон, протянул полковнику. Офицерскую фуражку же он надел на голову в тот момент,
как полковник скрылся в башне. Присутствующие рядом танкисты и пехотинцы из батальона
Галецкого засмеялись, увидев невысокого худощавого паренька, которому едва исполнилось
восемнадцать лет, в чумазом танковом комбинезоне и в аккуратной, чистой полковничьей
фуражке.
Быстро подсказав полковнику, как подключиться к танковому переговорному устройству и
показав, как им пользоваться, я с удивлением услышал просьбу полковника:
— Как достаются боеприпасы из укладки?
Я быстро зарядил орудие, достав боеприпас из укладки. Полковник внимательно следил за моими
действиями. Когда я вернул снаряд на место, офицер несколько раз подряд зарядил и разрядил
оружие. Потом уважительно кивнул:
— Сноровка нужна. На ходу, должно быть, совсем непросто.
Достаточно быстро полковник ознакомился с приборами наблюдения, с местом командира и
механика. Проследил, как я сел за рычаги управления и завёл танк. В момент, когда танк
сдвинулся с места, полковник качнулся, но удержался на месте, едва не ударившись головой в
шлеме о броню. Когда я увеличил скорость, а Вихрь переместился на место командира, он
попытался приникнуть к прицелу, и, закономерно ударился головой. Из-за спины послышалось
шипение, но остановиться полковник не потребовал.
Проехав вдоль опушки метров пятьсот, я неожиданно услышал в переговорном устройстве голос
полковника:
— Остановите машину. Не разворачивайте. Дайте я попробую. Если что, смело поправляйте.
Я послушно уступил место. Полковник с трудом устроился на месте водителя — с его ростом это
было проблематично. Впрочем, Вихрь не жаловался, и, вначале неуверенно стронул танк с места
на первой передаче, потом весьма лихо развернул боевую машину на месте, и, не без труда, но
всё-таки отогнал танк обратно. С моей помощью полковник заглушил 7ТР, после чего достаточно
ловко выбрался из переднего люка. Офицеры и солдаты батальонов внимательно смотрели за
всеми манипуляциями полковника, который оказавшись на свежем воздухе засмеялся и
произнёс:
— Ну всё, я, можно считать, теперь тоже настоящий танкист!
Остальные солдаты и офицеры робко подхватили смех.
Смеялись недолго. Взглянув на свои часы, полковник как-то посуровел и негромко начал свою
короткую речь, солдаты в этот момент затихли, подскакивали с мест и приняли некое подобие
строя, в котором перемешались независимо от рода войск и званий:
— Панове. Солдаты, сержанты, офицеры! Через час нам выступать. Через два мы уже вступим в бой.
Через три, вероятно, кого-то из вас уже не будет в живых! Я счастлив, что мне придётся бок о бок с
вами идти в бой! Я уверен, что мы выполним поставленную перед нами задачу и войдём в
историю, как герои! Панове офицеры! Через десять минут совещание у штабного автобуса
танкового батальона! Вольно! Разойдись!..
Через десять минут офицеры собрались возле штабного автобуса. Полковник начал знакомить нас
со своими подчинёнными. После короткого знакомства, полковник на карте обозначил
примерный маршрут нашего движения. Отдельно обрадовался взводу связи в моём батальоне.
Кто-то из офицеров хмыкнул, намекая на Викторию, командира взвода:
— Да с таким взводным, любые связи прекрасны.
Полковник грозно посмотрел на говоруна из «своих» и тот поспешил извиниться, а потом и
заткнуться. Впрочем, сама Виктория сделала вид, что пошлый намёк в свой адрес не поняла.
Маршрут и порядок следования достаточно быстро обговорили. Также я передал всех
«приблудышей», которые оказались в батальоне благодаря подпоручику Маршалеку. В общем –
решали все организационные вопросы.
Прямо перед самым отбытием нас догнали ещё два лёгких танка 7ТР — ремонтники постарались.
Обе машины были из ранних серий, вооруженные пулемётами. Отправление колонны отложили
ещё на пятнадцать минут — чтобы дозаправить танки.
Уже в сумерках начали формировать колонну.
Тут-то и пригодился взяты сегодня трофеем Sd.kfz 221. Он должен был идти первым, в небольшом
отрыве от мотоциклистов. Сделано это было для того, чтобы любого немца, который вдруг сможет
обнаружить бронеавтомобиль, ненадолго замешкался, видя перед собой броню германского
производства. Следом за бронеавтомобилем следовали два трофейных «Опеля» с разведчиками-
парашютистами. Хорошо было бы одеть их в немецкую форму, но её в нужном количестве не
было, поэтому даже не стали напрягаться. После грузовиков выстроили мотоциклетный взвод. Во
главе основной колонны — танки, единой ротой, под моим командованием, все тринадцать
машин. Вперемешку между ротами мотопехоты — артиллерийские батареи и штаб.
Пока под руководством младших офицеров и сержантов колонна выстраивалась в походный
ордер, командиры подразделений в очередной раз собрались вместе. Началось обсуждение
различных «типовых» неприятностей, которые могли бы встретиться нам на пути. Ненадолго
разразился короткий спор. Кто-то предлагал в случае боестолкновения с врагом остановиться на
занятых позициях, долго и муторно разворачиваться в боевые порядки (ночью, ага), после чего
провести разведку, и, только потом принимать дальнейшее решение.
Я же был резко против, считая, что только активными действиями нам получится добиться успеха.
На мою сторону тут же встал капитан Галецкий и мой начштаба, капитан Завадский. Полковник
согласился с нашими доводами и изрёк:
— При встрече с противником, действовать активно, навязывать свою инициативу! Активно
использовать гранаты и штыки!..