В ночной тьме двигаться было сложно — двигаться пришлось практически в кромешной темноте, увеличивая дистанции между машинами до полусотни метров. Из-за этого моторизировано-механизированная колонна растянулась практически на четыре километра. Отдельным пунктом можно отметить усталость — многие водители несли службу без сна с ночи тридцать первого августа на первое сентября 1939 года, то есть провели за рулём, с короткими перерывами уже больше двух суток. Конечно, водителям старались дать отдохнуть при любой возможности — но что такое сорок минут, да даже час отдыха на сырой земле, укрывшись шинелью и подложив под голову тощий армейский рюкзак? Смех, да и только.
Чтобы хоть как-то разгрузить водителей, за рули и рычаги управления садились все те, кто имел хоть какое-то представление об управлении автомобилями или танками. Вскоре, попеременно, за рулями оказались все, включая полковника Вихря. Я и сам сидел за рычагами танка, подменив молодого капрала, чьего имя мне так и не удалось запомнить.
С первыми немцами мы столкнулись около часа ночи, когда головной дозор подкатил к небольшой приграничной деревушке, через которую проходила дорога. На единственной дороге, проходящей сквозь населённый пункт, немцы спешно оборудовали контрольно-пропускной пункт. Впрочем, несмотря на то, что наступал только третий день войны, КПП они оборудовали славный: огневая позиция из мешков с песком, в которой был установлен станковый пулемёт времён первой мировой войны на треноге (MG-08), возле которого маячил часовой, неизменный шлагбаум, уже окрашенный в бело-черную зебру, с обязательной табличкой и надписью готическим шрифтом «Halt! Prüfung von Dokumenten!»*. Чуть в сторонке стояла обязательная будка для часового… И когда только поставить успели?
*Стой! Проверка документов!
Бой был скоротечен и был больше похож на избиение младенцев.
Во всяком случае, гитлеровцы не успели организовать сколько-нибудь значимое сопротивление — сыграла ставка на темноту и следующий во главе колонны трофейный бронеавтомобиль. А дальше вполне удачно сработали разведчики-парашютисты, которые успели снять часового и пулемётчика «в ножи».
После занятия КПП последовал условный сигнал карманными фонарями, и, следующий в головном дозоре взвод на немецких грузовиках, спешившись, начал проводить зачистку. Мотоциклисты же, с броневиком помчались вперёд по улице. Второй пост снять без стрельбы уже не получилось. Скороговоркой проговорил MG-34 с бронеавтомобиля, снеся пулемётчика, пару раз хлестко ударили карабины.
После того, как мотоциклисты наделали шума на другом краю деревни, они оперативно спешились и заняли круговую оборону. Тут же организовался пулемётный расчет для второго MG-08.
Немцы, разбуженные стрельбой, начали тут же выскакивать из домов, одетые кто во что горазд и выделяясь белыми нательными рубахами, майками и кальсонами были отлично заметны на фоне ночной темноты. Вот только неплохо обученные в мирное время солдаты, покидали свои убежища с оружием в руках.
Вот только им это не помогло. На единственной улице, когда с двух сторон бьют пулемёты и винтовки, особенно не побегаешь. В общем — пришлось пострелять. И даже бросить несколько осколочных гранат, чтобы выкурить тех, кто попытался спрятаться во дворах.
Весь бой длился от силы минут пятнадцать, после чего всё кончилось. Последовал очередной сигнал фонариками, и, колонна вползла на улицу деревни. В населенном пункте сразу же стало тесно, всё свободное пространство на дороге и обочине было заставлено нашими танками и грузовиками.
Пехотинцы уже собирали тела немецких пехотинцев. Несколько разведчиков вели к штабному автобусу двоих пленных. Вскоре вдоль колонны пробежал посыльный от полковника с приказом: «Всем командирам подразделений к полковнику!».
Допрос пленных не занял много времени. Рядовой пехотинец не представлял для нас никакого интереса, в отличии от второго немца. Это был офицер, обер-лейтенант, причём, не первой свежести. Несмотря на то, что атака для него была внезапной, он успел не только натянуть штаны, но и накинуть на себя мундир. Сейчас же он спешно приводил себя в порядок перед вышестоящим, пусть и польским офицером. Орднунг — есть орднунг. Он у немцев в крови.
Переводчик не потребовался. Как выяснилось, полковник Вихрь весьма сносно говорил по-немецки, поэтому вопросы задавал сам, после чего переводил всем собравшимся результаты:
— Имя? Фамилия? Номер части? Должность?
— Ганс Фихте, герр полковник! Обер-лейтенант10-й запасной батальон, 10-й пехотной дивизии! — С готовностью ответил на вопросы немецкий офицер. — Командир первого учебного взвода, второй учебной роты батальона!
— Где располагаются остальные взвода вашей роты?
Обер-лейтенант замялся. Полковник его подогнал:
— Ну же, обер-лейтенант! Война для вас уже закончилась. Зачем лишнее геройство, когда вы оказались в таких обстоятельствах? Итак, где подразделения вашей роты и батальона? Какие задачи выполняют?
Немец закрываться не стал. Ответил:
— Весь батальон растянут вдоль границы, в населённых пунктах. Несут гарнизонную и караульную службу до прибытия других подразделений.
Полковник кивнул. Немец задал ещё один вопрос:
— Что со мной будет?
— Как я и сказал, война для вас уже окончена. — Ответил Вихрь. — Скоро сюда подойдут наши основные силы. Мы сдадим вас им. Поедете в лагерь для военнопленных, после войны вернётесь домой.
— Благодарю, герр полковник! — Ещё больше вытянулся немец.
Полковник Вихрь задал ещё несколько вопросов. Потом обер-лейтенант показал на карте, подсвечиваемой карманными фонариками, где располагается штаб учебного батальона. После этого немца увели. С ним в охране остались три мотоциклиста, которые должны будут сдать пленных под расписку командиру первого же польского подразделения, которое войдёт в населенный пункт.
На передышку полковник нам дал десять минут — собрать трофеи (оружие и боеприпасы), оправиться, и, в очередной раз, заменить водителей. После чего колонна двинулась дальше, на этот раз по изменённому маршруту, построенному так, чтобы штаб германского батальона обязательно попал под наш удар. Благодаря тому, что за рули и рычаги сели более опытные водители, маршевая скорость оперативной группы полковника Вихря увеличилась километров до сорока в час.
Прежде чем добраться до германского штаба батальона, расположившегося в большой деревне в целых три улицы и полсотни жилых домов, у живописного озерца, в котором, должно быть очень многие местные жители любят ловить рыбу, наша растянувшаяся колонна проскочила несколько хуторов в два-три домика и незанятую никакими войсками деревушку в два десятка домов.
Зато уже к трём часам ночи, прибыли на исходные позиции. Технику удобно спрятали за специально посаженной лесополосой, которая должна была защищать поле от ветра. Только заглушили моторы, как полковник уже отдал приказ о выдвижении третьей роты и взвода моих танкеток (5 ТК-3) вдоль озера на юг, с целью обойти деревушку с юго-востока и перекрыть вероятный путь отхода. Вторую роту мотопехотного батальона вместе с посланными вперед разведчиками послали обходить населенный пункт с северной стороны, с задачей развернуться цепью и установить трофейные станковые пулемёты так, чтобы ни один пеший немец не смог уйти в том направлении. Первой роте, сапёрам и спешенным мотоциклистам при поддержке всех 13-ти моих танков предстоит атаковать населённый пункт в лоб. Артиллеристы тут же, развернули свои орудия и при помощи пехотинцев из первой роты выкатили батарею к опушке лесополосы так, чтобы была возможность оперативно перенести позиции батареи в поле, и, при необходимости, следуя за пехотой, поддерживать её огнём. На всякий случай развернули и батарею 81-мм миллиметровых минометов из батальона Галецкого. Совместно с каждой ротой шёл радист с радиостанцией. К половине пятого утра были получены сигналы о готовности.
План атаки был предельно прост — атаковать с рассветом. Пехотой и танками сблизиться с деревней, энергичными действиями ворваться на окраину, закрепиться. Попутно ведя как можно больше огня. Главная цель — выгнать немцев на пулемёты засадных рот. По возможности, взять пленных офицеров и документацию штаба.
Потянулись томительные минуты ожидания. Наконец, на востоке, как бы нехотя начало светлеть. Полковник тут же отдал по рации сигнал — три семёрки.
Застывшие на броне в ожидании атаки бойцы из первой роты батальона капитана Галецкого, закутанные в маскировочные балахоны нервно сжимали в руках свои карабины и ручные пулемёты.
Взревели тринадцать дизельных двигателей. Быстро набирая скорость, вперёд помчали танки. Те же пехотинцы, которые не смогли разместиться на броне, уже организовав цепь, низко пригнувшись к земле, бежали куцей цепью за танками.
Немцы на очередном аккуратном блокпосте на нас обратили внимание не сразу. Почему? Да чёрт их знает? Может скучающий Ганс или Фридрих, который вёл наблюдение в этом направлении подумал, что ему приснились эти небольшие коробочки, ползущие из перелеска неподалеку? Так или иначе, но прежде чем один из немецких часовых сделал первый выстрел, мы успели преодолеть метров триста открытого пространства. Ещё полкилометра оставалось преодолеть, когда запоздалой скороговоркой заговорил пулемёт, установленный на огневой позиции в ДЗОТе.
Огнём из танков мы отвечать не стали. Буквально через минуту после первой выпущенной германским пулемётчиком очереди, артиллеристы, следующие за пехотной цепью, открыли беглый огонь по германскому укреплению. Вначале одно орудие выстрелило. Потом второе. Третье. После четвёртого выстрела немецкий пулемёт замолчал.
Не доходя до ближайшего заборчика десятка метров, танки остановились как вкопанные. Пехотинцы из первой роты батальона капитана Галецкого, наученные за лето как действовать в подобной ситуации, попрыгали с брони, и, низко пригибаясь к земле, бросились к невысоким оградам. В смотровые щели и танковый прицел я хорошо видел, как несколько бойцов в маскировочных балахонах, расцветкой похожей на советские «Амёбы», вооруженные карабинами «Маузер», перепрыгнув через ограду, бросились к дому.
Слева и справа, вдоль всех крайних домов, польские пехотинцы врывались в здания, проводя зачистку — оставлять живого противника в тылу не хотел никто. Несколько раз хлёстко выстрелили винтовки (я этого не слышал), пару раз «бахнула» граната (этого я тоже не слышал, находясь в танке). Вскоре к танкам подбежала пехотная цепь из тех, кто перебегал через поле пешком.
В люк башни постучали. Приоткрыв его, я выглянул наружу. Выглядывая из-за башни, на крыше моторно-трансмиссионного отсека расположился молодой поручик — командир пехотной роты — в таком же, как и его бойцы балахоне. Левой рукой он держался за скобу, приваренную к стенке башни, а в правой у него был зажат пистолет.
— Танкист, двинешь по улице не спеша? Мы за тобой!
Из люка у меня торчала только голова в танковом шлеме, да и погонов на комбинезоне нет, поэтому офицер обратился ко мне, как к обычному солдату. Ссориться с пехотинцами я не стал, лишь коротко кивнул, после чего вновь скрылся под башней, переключил режим ТПУ на рацию, начал вызывать своих:
— Бук-2, Бук-3, Бук-4, Бук-5, Бук-6, по две машины по дороге. Медленно. Пехота за нами!
Поочередно отозвались командиры названных машин. Оставшиеся семь танков, как и было обговорено ранее, под руководством поручика Зигфрида Лося, отходят назад становятся подвижным резервом полковника.
— Механик! Вперёд, медленно! По левой стороне дороги!
— Слушаюсь! — Отозвался молоденький капрал и плавно тронул танк вперёд.
Я завертел маховиками наведения. Башня начала медленно поворачиваться. Чтобы не оторваться от пехоты, которая ведёт зачистку в домах, приходилось то и дело бросать прицел и приникать к смотровым щелям. Видно было плохо, но разбираться кто есть, кто мне удалось успешно.
Судя по тому, что пехотинцы достаточно быстро пробирались к центру деревушки, гитлеровцы практически не квартировали в частных домах. Ну, либо, они квартировали на другом конце населённого пункта.
Организованное сопротивление мы встретили в самом центре деревни, на небольшой площади, которую, судя по нескольким небольшим деревянным киоскам (или их правильно назвать палаткой?) установленным двумя небольшими рядками, использовали в качестве рыночной. По правую руку расположился большой двухэтажный дом, сложенный когда-то давно из камня. Судя по внешнему виду и некоей «помпезности», это было чьё-то дворянское поместье. Во всяком случае, массивные ступени с колоннами и выложенная ко входу брусчаткой дорога, а также причудливой формы фонтан говорили именно в пользу этой версии.
Конечно, квартирующие внутри немцы внесли ряд изменения в изначально задуманный дизайнером дизайн: на колоннах повесили длинные красные полотнища с белыми кругами, внутри которой была изображена германская свастика; возле массивных ворот, перекрывающих въезд в усадьбу, организовались выложенные из мешков с песком позиции и ставшие привычными за сегодняшнюю ночь будки для часовых по обе стороны от ворот.
В голове даже мысль пронеслась — «это насколько они быстрые, что за два дня войны успели тут так освоиться?». Впрочем, раздумывать было некогда.
Для «проформы» я прошёлся длинной очередью по будкам, в которых уже не было часовых, потом, на всякий случай, парой маломощных осколочно-фугасных снарядов развалил укрытия из мешков с песком.
Водя башней из стороны в сторону, я осматривался по сторонам.
Судя по-практически двум десяткам машин, которые стояли за оградой усадьбы, штаб немецкого учебного батальона и подразделение охраны квартировали именно здесь. Хуже всего, что здание двухэтажное, и, из некоторых окон второго этажа уже начали вести огонь германские пулемётчики.
Для острастки я и другие танкисты задрали стволы орудий, благо позволяла дистанция и начали обстреливать верхний этаж, целясь преимущественно в те окна, откуда стреляли германские пулемётчики.
Пехотинцы из моторизированного батальона капитана Галецкого, заняв все мало-мальски подходящие укрытия, тут же принялись поливать здание из всего, что у них было в наличии. Казалось, каждый пехотинец понимал, что если им придётся штурмовать это огромное двухэтажное здание, то потери будут весьма серьезными, вот и выкладывались жолнежи, стараясь убить как можно большее количество гитлеровцев, находясь на относительно безопасной дистанции.
Я же напрягся — такими темпами немцы попросту сожгут всю документацию штаба батальона до того, как мы до неё доберёмся! А ведь на их картах могут быть указаны позиции других немецких войск! Нужно было что-то срочно делать! Понимал это и полковник Вихрь, который уже отдал приказ о вводе в деревню всех оставшихся сил.
Часа пол потребовалось, чтобы во всех прилегающих дворах организованно разместить бойцов ещё одной мотопехотной роты. Третья мотопехотная рота и взвод полицейских должны были занять оборону в крайних домах со стороны дорог и вести наблюдение за округой.
К бою подготовили и трёхдюймовые орудия — их более солидный калибр может потребоваться очень скоро.
Впрочем, долго мне пострелять не дали. Вначале поступил приказ полковника по всем подразделениям — «Прекратить огонь!», а потом меня вызвал к себе Вихрь и отдал совершенно бестолковый, по моему мнению, приказ — Привести себя в порядок!
Пришлось бежать к ближайшему колодцу и умываться, чистить сапоги. Потом один из работников штаба моего батальона прошелся щёткой по моей полевой форме, в которой я и предстал перед полковником Вихрем.
Командир оперативной группы изучающе на меня посмотрел, после чего вынес вердикт:
— Отлично! То, что нужно!
И протянул мне небольшой белый флажок.
Стоит сказать, вначале я не понял зачем он мне, а потом, когда до меня дошло — я заковыристо выругался по-русски, надеясь, что полковник не поймёт. Он понял. И это меня удивило больше всего. Он понял, но не сказал ни слова. Но по взгляду я понял, что мне ещё предстоит разговор с этим офицером. И разговор этот, будет, как говорится, тет-а-тет.