Поручик Ян Домбровский. 3 сентября 1939-го года. День
Знаете, чем хорош план? Тем, что в нём, зачастую, расписано всё, вплоть до мельчайших подробностей: кто, что, как и когда делает. А знаете, чем плоха война? Ну, кроме, конечно, разрухи, смертей и различных, в том числе, и, демографических последствий? Тем, что на войне планы всегда идут через одно не литературное место.
Так случилось и в этот раз. Неспроста говорят, что любой план на войне хорош до первого выстрела, а дальше уже начинается импровизация.
Уже минут через пятнадцать-двадцать после начала движения колонны, противник смог определить направление нашего движения. А как иначе, если германский самолёт-разведчик неизвестной мне модели (высунувшись из люка башни, определить тип маневрирующего самолёта, следующего на высоте метров в семьсот определить для меня оказалось непосильно-сложной задачей), кружился над нами около получаса?
Сейчас бы, конечно, не помешало звено польских истребителей, пусть и устаревшие «пулавчане» могли попытаться сбросить с неба одного чрезмерно зоркого наблюдателя — сам видел вчера, как догорал германский разведчик, но чудес не бывает — по нашему заказу их никто не пришлёт, а случайно в этом районе они не пролетали. Поэтому пришлось смириться с наблюдателем со стороны противника и ждать авиационного налёта, усиливая внимание за небом.
Германские бомбардировщики заметили издалека — погода была хорошая, да и после обнаружения воздушного «глаза» противника, казалось, каждый боец всматривался в небо, стараясь первым увидеть самолёты противника.
Немцев было немного. Всего — шесть двухмоторных машин, которые шли двумя тройками. Какого типа они были? А черт их знает? Может быть, «Хенкель» Хе 111, а может быть, и, «Юнккерс» Ю-88, или, допустим, более ранние «Юнкерс» Ю-86? Главное, что это были не пикировщики «Юнкерс» Ю-87, которые, если верить различным теоретикам из моего времени, при должной сноровке могут сбросить свою 250-кг авиабомбу прямо на башню танка. Так это или нет? А хрен их разберёт, но проверять как-то не хотелось!
Авиаторы из Люфтваффе прибыли точно по нашу душу — это стало понятно, когда они начали развернулись таким курсом, чтобы пролететь над нашей колонной от самого конца к началу. Я тут же переключил радиостанцию на передачу и отдал короткую команду — «Воздух».
Как было уже отработано на учениях, танки и грузовики тут же свернули с дороги в разные стороны, и, увеличивая скорость, начали рассредоточиваться, снижая вероятность поражения техники батальона авиационными бомбами.
К тому моменту, когда на дорогу посыпались стокилограммовые авиационные бомбы, все танки и автотранспорт танкового батальона, а также те из водителей различных подразделений подвижной группы, что умудрились понять замысел «танкистов» уже рассредоточились.
Где-то за спиной послышались взрывы. Нет, не послышались, конечно — рёв работы танковых двигателей перекрывал всё, что только было можно, но почему-то мне причудилось, что я «слышу» эти взрывы, следующие серией, друг за другом, с малейшими перерывами между ними… Может быть мне так показалось, потому что я «почувствовал» эти взрывы — земля то, стала заметнее трястись? Или мне кажется? Не знаю…
Налёт был недолгим — не были приспособлены фронтовые бомбардировщики к долгой работе по точечным целям. Немцы просто сбросили свои бомбы с высоты в полтора километра (может с большей, а может и с меньшей — я с линейкой не стоял и не измерял высоту, с которой по нам швыряли бомбы), как-то лениво развернулись и начали отходить на запад.
— Всем! Стой! — Отдаю приказ в радиостанцию и поворачиваю голову к дороге.
Несмотря на малое количество атакующих немецких самолётов, ситуация на дороге была плачевная… Больше сотни метров просёлка походили на «лунный пейзаж». Виднелись повреждённые, дымно чадящие и разгорающиеся грузовики. То тут, то там раздавались негромкие хлопки, выстрелы — это загорелся грузовик, перевозящий боеприпасы к стрелковому оружию… Начинал рваться груз.
Хорошо бы было вернуться к колонне и поискать раненых, попытаться оказать им помощь, но из-за рвущихся боеприпасов от этой идеи пришлось отказаться — полковник Вихрь не хотел рисковать сапёрами лишний раз…
Наскоро проверили потери. Моему батальону повезло — было лишь трое легкораненых, которые на излёте получили осколки, да капитан Завадский, мой начштаба, порезался стеклом, когда взрывной волной побило окна штабного автобуса. В общем, всё неплохо обошлось!
Хуже было в батальоне капитана Галецкого. Именно на одну из рот и снабженцев его батальона пришёлся основной удар. Потери ещё уточнялись, но по предварительным подсчётам погибло до полусотни человек (было прямое попадание бомбы прямо в кузов одного из грузовиков с пехотой), ещё вдвое больше получили ранения различных степеней тяжести.
Не обошёл осколок и самого Янека Галецкого. Впрочем, ему повезло — малюсенький осколок лишь оцарапал кожу на ладони его левой руки. Капитана наскоро перебинтовал санинструктор, после чего тут же бросился оказывать помощь остальным раненым.
Хмуро выглядел и полковник Вихрь — он ожидал вражеских налётов, был уверен, что они последуют, но радости от своей правоты как-то не испытывал.
По понятным причинам движение было остановлено. Требовалось принять решение, что же делать дальше. Совещание собрали у штабного «Лазика» пана полковника. Препирались недолго. Хотя вообще не препирались. Вихрь, оправдывая свою фамилию, быстро принял решение:
— Оставляем санитарное отделение, поврежденные грузовики, отделение пехоты и пару трофейных мотоциклов! Водителям, привести грузовики в норму. Неисправную технику бросаем. Санитарам задача, оказать помощь раненым и эвакуировать их в тыл. Действовать осторожно. Остальным, вперёд!
Колонна выстроилась в походный ордер на неповреждённом участке дороги. Короткая перекличка, проверка техники, и — вперёд.
«Это не последний налёт!» — пронеслась мысль в голове, когда я обратил внимание на вынырнувший из-за далёких облаков германский самолёт-разведчик. К сожалению, я оказался прав… Уже через полчаса, колонна вновь подверглась бомбово-штурмовой атаке противника. На этот раз в атаку заходили сразу двенадцать манёвренных бипланов, чем-то напоминающих советские «Чайки». Вот только с крестами на фюзеляжах.
По несерьёзного (на фоне «Штук» и «Мессеров») вида машинам стреляли, кажется, из всего, что в принципе может стрелять: из винтовок, ручных пулемётов, противотанковых ружей, и, кажется, даже из пистолетов. И что немаловажно — стрельба эта не оказалась безрезультатной! Один из немецких самолётов врезался в землю недалеко от дороги, а второй, как-то неуверенно отвернул, и ушёл в сторону, что называется, «с дымком».
Потери, которые понесли «Асы Геринга» заставили действовать пилотов Люфтваффе осмотрительнее. Наверное, поэтому они побросали бомбы куда глаза глядят, а потом набрав высоту, с полукилометра сделали пару заходов на пикировании, ведя огонь по грузовикам из пулемётов винтовочного калибра?
Серьёзных потерь в технике после этого налёта не было, но и несерьёзные потери оказались чувствительными… Пришлось оставить на дороге сразу два грузовика и штабной автобус моего батальона.
Но хуже всего было с людьми! Пусть эти самолётики несли какие-то мелкие бомбы, пусть они имели несерьёзный вид! Но! Они! Проведя штурмовку из пулемётов, навели шороху — ещё несколько десятков раненых и убитых пехотинцев!
Полковник, как и все солдаты с офицерами был зол — если так пойдёт дальше, то через пару налётов от манёвренной группы ничего не останется!
Я с командиром был согласен! Такими темпами нас просто перемелет авиация противника ещё до встречи с сухопутными частями врага!
Надолго задерживаться опять не стали. Приказ всё тот же — «Вперёд!».
А немецкий разведчик всё кружил над нами и кружил.
Очередная группа немецких самолётов появилась минут через десять. На этот раз шли пикировщики. Неубирающиеся шасси «Юнкерсов» Ю-87 опознать было весьма просто. И был их, похоже, полный штаффель. Двенадцать машин. И шли они без авиационного прикрытия.
— Вот сейчас бы туда пару звеньев наших! — Сквозь зубы прошипел я.
Но истребителей не было. Ни одного.
И вновь всё пошло по привычному — колонна рассредоточилась, вела огонь из всего, что только можно… Потерь немцы не понесли, и бомбы сбросили вполне уверенно, поразив трофейный бронеавтомобиль, один бензовоз из моего батальона и несколько грузовиков из батальона капитана Галецкого. К счастью, наученные горьким опытом, после появления немецких самолётов, все, кроме водителей, спешно покидали машины и прятались по ближайшим норам, пусть, и, ведя огонь из личного оружия по противнику…
После налёта «Лаптёжников», где-то через час, в очередной раз налетели немецкие самолёты. На этот раз — истребители. Всего звено, четыре машины. Они неумело сбросили лёгкие бомбы, обстреляли несколько грузовиков из пушек и пулемётов, после чего удалились.
И снова потери…
А вот после «мессеров» уже никто не появился, что было странно.
Не менее странным показалось, что несмотря на продолжающие висеть над нами «глаза противника» (самолёты-разведчики уже сменились), нам позволили собраться в небольшом перелеске и привести себя в относительный порядок. Всё это навевало нехорошие мысли…
***
Старший стрелок Вильгельм Вебер. 24-я разведывательная рота, 24-й пехотной дивизии. 3 сентября 1939 года. День.
Если бы Вильгельма спросили, какой день в его жизни был самым трудным, он бы с уверенностью смог ответить на этот вопрос. Этим днём было воскресенье, 3-е сентября 1939-го года. Третий день войны, изменившей судьбу миллионов людей, судьбу всего человечества…
Именно третье сентября он запомнил на долгие годы… Предыдущий день, например, когда его подразделение едва не попало под танковую атаку поляков, несколько раз вступало в бой с кавалерией противника он не помнил. Второе сентября было, можно сказать, каким-то наваждением, выпавшим из жизни молодого солдата. А вот третьего…
Всё началось утром, когда вымотавшиеся, уставшие, чудом спасшиеся от гибели разведчики, так не успевшие отдохнуть после тяжелых боёв предыдущего дня и вечера, спешно вгрызавшиеся в сентябрьскую землю всю ночь, получили приказ, совместно с некоторыми другими пехотными подразделениями 24-й дивизии погрузиться в грузовики и спешно следовать в другом направлении, на юг…
На дорогах была вакханалия. Туда-сюда сновали посыльные на мотоциклах. Постоянно встречались небольшие, численностью до роты, колонны пехоты и редкие одиночные грузовики.
Вскоре, небольшая колонна из двух «опелей» и пары лёгких бронеавтомобилей пристроилась к хвосту колонны грузовиков моторизированного полка «Лейбштандарт». Грузовиков полка СС было много. На одном из поворотов, Вильгельм смог насчитать полтора десятка, после чего сбился….
Ещё через несколько минут, уже сводная колонна встала в затор у мостика через небольшую речушку.
Вильгельм с интересом изучал сидящих в кузове впередистоящего грузовика солдат. Те лениво смотрели на разведчиков. Форма у всех была одинакова, лишь знаки отличия «СС» отличали солдат в кузове грузовика впереди, от солдат, расположившихся рядом с Вилли. И внешний вид. Форма на их, казалось, была лучше подогнана. Да и в целом — все были как на подбор: рослые, молодые и спортивные…
В общем и целом, на дорогу ушло несколько часов. За это время смешанная колонна прошла, наверное, больше сотни километров. К этому времени, следом за грузовиками разведчиков пристроились несколько трёхосных грузовичков чехословацкого производства, тащившие на прицепе лёгкие противотанковые пушки.
Привала на обед никто не устраивал. Останавливались лишь по техническим причинам — для замены пробитого колеса и заправки автомобилей. Всё чаще стали попадаться посты военно-полевой жандармерии, которые в случае незапланированной остановки появлялись, будто бы из ниоткуда и всячески поторапливали.
Командир взвода, лейтенант Крамер был хмур как никогда — не укладывалось всё происходящее в его голове. Разведчики тоже не могли понять, что это происходит. Почему, вместо запланированного наступления, уже на второй день войны они были вынуждены отступать. А сейчас, на третий день, пройдя серьёзное расстояние, уже оказались на немецкой территории? Впрочем, порядки, царившие в Вермахте, не позволяли задавать лишних вопросов.
Короткий, на полчаса привал, случился уже возле границы. Прямо на поляне возле дороги стояли несколько полевых кухонь, к которым тянулись многочисленные солдаты из полка СС «Лейбштандарт». Следом за ними пристроились и разведчики.
Дождавшись своей очереди, Вильгельм подставил котелок. Толстый повар, зачерпнул своим половником немного тушеной капусты и вывалил её в подставленную тару. Помощник, молодой солдат, в большом белом колпаке, налил в подставленную металлическую кружку немного ячменного кофе и протянул кусок серого хлеба.
Вилли замешкался — хотелось попросить немного добавки, но повар, будто бы предчувствуя вопрос, грозно прикрикнул:
— Чего стоишь, болван? Проваливай давай! Другие тоже жрать хотят!
Вильгельм что-то буркнул в ответ, и, придерживая тару, быстрым шагом направился к дороге. Возле грузовика, на траве уже расположились солдаты его отделения, которые хмуро переговариваясь, уже поглощали свою пищу. С кое-каким удобством расположился лишь лейтенант Крамер, устроившийся в кабине грузовика.
Стоило старшему стрелку Вильгельму Веберу покончить со своей едой, как тут же послышался приказ:
— По машинам!…
На этот раз ехали недолго. Вначале Вильгельм увидел у одного из наскоро устроенных постов столб, на котором готическим шрифтом виднелась надпись: «Солдат Рейха, помни, ты сражаешься за счастье всего германского народа!». Потом стали попадаться следы войны. Всё тоже самое он видел первого сентября: сожженные грузовики, развалины зданий, пара остовов германских танков…
В тот момент никто из сидевших в грузовике солдат Вермахта не знал, что в целях парирования успешно развиваемого польского контрнаступления армий «Познань» и «Лодзь», начальник штаба группы армий «Юг» генерал-лейтенант Эрих фон Манштейн на свой страх и риск отдал приказ о формировании мотомеханизированного кулака для удара навстречу наступающему противнику. В качестве основной ударной силы предполагалось использовать 3-ю легкую дивизию генерала Адольфа-Фридриха Кунцена. В подчинение генерала Кунцена временно вводились части 24-й пехотной дивизии (24-я разведывательная рота), 10-й пехотной дивизии (два дивизиона 10-го артиллерийского полка, 1-й дивизион 46-го артиллерийского полка, 1-я рота 10-го разведывательного батальона, 3-я рота 10-го запасного батальона), моторизированный полк СС «Лейбштандарт», который к тому моменту уже понёс существенные потери…
Всего, в составе оперативной группы генерал-майора Адольфа-Фридриха Кунцена было сосредоточено около двенадцати тысяч человек личного состава, более ста пятидесяти лёгких танков и бронеавтомобилей, 24 легких 105-мм и 12 150-мм тяжелых полевых гаубиц, более полусотни 37-мм и 47-мм противотанковых пушки. В интересах встречного удара германских войск работали и военно-воздушные силы Рейха — Эрих фон Манштейн понимал, ситуация складывается таким образом, что нужно принимать быстрые решения, которые, пусть и противоречат уставам, но окажутся весьма действенными.