С каждым пройденным метром, отдаляясь от основных сил моего танкового батальона (вернее сказать — его остатков), от боевых товарищей (тех же капитанов Галецкого и Завадского), настроение мое опускалось всё ниже и ниже, уже давно преодолев отметку «ниже плинтуса». Вот только поделать ничего особо было нельзя — приказ получен, и, его нужно выполнять!
Вот его я и выполнял, нервно осматриваясь по сторонам.
На этот раз порядок движения был прост и незамысловат: впереди все мои танки (аж пять штук), следом за ними — оба грузовика с пехотой. Во главе колонны — моя командирская машина. Дистанцию между машинами старались выдерживать, плюс-минус двадцать пять метров.
Постепенно, с рассветом немцы начали приходить в себя. Вернее, не все немцы, а их воздушная часть — «эксперты» Люфтваффе, проснулись, и, испив кофею на своих аэродромах, рассевшись по кабинам самолётов, полетели бомбить непокорных поляков.
Вы, конечно, понимаете, что про выпитый кофе — это мои домыслы. А вот про полёты — уже нет. Видел я вдалеке группу из нескольких десятков чёрных точек, следующих куда-то на северо-восток. И у меня почему-то была уверенность в том, что самолёты эти — немецкие. Ну не видел я больших групп польских машин в небе — хоть убейте, не видел! Приходилось наблюдать за тем, как малочисленные звенья истребителей вступали в бой с противником, видел и подбитые немецкие самолеты. Но одновременно двух или трёх десятков польских самолётов в небе — не видел!
Размышления о вражеской авиации, совсем выбили меня из колеи. Во всяком случае, в себя мне удалось прийти только после того, как мехвод, в очередной раз по танково-переговорному устройству решил уточнить:
— Командир, а дальше куда?
Встрепенувшись, я повертел головой. Судя по начавшей оседать пыли, колонна стоит уже пару минут. Да и командир следующей второй машины, встревоженно смотрит в мою сторону.
Дорога, по которой мы ехали, переросла в «Т»-образный перекресток. В очередной раз раскрыв свою планшетку, я быстро сверился с картой, потом нашёл следующий пункт, обозначенный полковником, как контрольная точка нашего примерного маршрута. И в этот самый момент, неподалеку, загрохотало.
Вокруг поля. Видимость неплохая. И на ближайшие пару километров, вокруг никого. Но противно грохочет. Будто бы гром вдалеке. Хотя нет. На гром похоже лишь отдаленно.
В любом случае — неприятно.
Я выругался. Судя по звуку, работало сразу несколько артиллерийских батарей. Две или более? Причём, судя по всему, калибром, миллиметров так в сто пятьдесят. Во всяком случае, тяжелые, «басовитые» звуки говорили не о «хлопушках» калибра в сто пять миллиметров, а о более серьёзных орудиях. Дивизион? Или сразу артиллерийский полк? А есть ли в германской армии сейчас пушечные артиллерийские полки? А хрен их знает? У немцев всегда всё шло не как у людей! Там, где в такой желанной, советской армии шел артиллерийский полк, у противника числился какой-нибудь батальон тяжелого вооружения, с численностью орудий большей, чем в советском артполку. С танками тоже самое. У немцев — батальон, а у нас целая бригада с такой же численностью машин!
Тьфу.
В очередной раз мысленно выругавшись, понимаю, что по плану, предложенному полковником, нам следует повернуть по извечно-мужскому маршруту. Налево, то есть. Вот только, по моим прикидкам, как раз в той стороне и работают германские стопятидесятимиллиметровые гаубицы! А с гаубицами, по-хорошему, должны быть и силы прикрытия. Рота, а то и батальон пехоты, со штатными противотанковыми средствами. И будет этих немцев, сотен пять. А у меня, с учетом танкистов, и сотни не наберётся!
Вот только решение принимать нужно как можно быстрее — если противник развернул артиллерию к северу от нас, то, получается, мы сейчас находимся за передовыми позициями противника. А это значит, что вот-вот по этой дороге пойдут колонны противника. Необязательно с войсками. Будут раненых вывозить, боеприпасы подвозить. Ну, и, конечно же, подкрепления.
Немецкие артиллеристы, судя по всему, старались работать из своих орудий на пределе возможностей, а это значит, что скоро, совсем скоро немецкие войска перейдут в наступление. Вот сколько они будут там работать по противнику? Десять минут? Пятнадцать? Полчаса?
Свой артиллерийский обстрел немцы начали уже минуты три назад.
Если удастся ударить в тыл немцам в момент их атаки, то можно спутать немецкому командиру все планы. Хуже всего, что пехота у меня передвигается на обычных грузовиках, а не на бронетранспортерах. Даже пары трофейных «Ганомагов» нет. А очень хотелось бы!
В очередной раз выругавшись, машу рукой, подзывая офицеров и командиров машин.
С офицерами, скажем прямо, у меня — «голяк». Я, майор Врубель, подпоручик-пехотинец (чего имени так и не узнал). А командиры машин — сержанты.
— Панове сержанты и офицеры. К северу, как вы слышите, противник развернул свою артиллерию. Мной принято решение, атаковать противника. Разнесём им пушки, после чего ударим во фланг или тыл наступающему противнику. Рации «на приём». Возможно, после атаки на артиллеристов, придётся спешно отходить.
Все офицеры и сержанты внимательно слушали, не перебивая меня.
— Сложнее всего придётся пехоте, командиром которой у нас является, подпоручик…
Поняв моё затруднение, молодой офицер представился дрожащим голосом:
— Подпоручик Хмель.
Я в очередной раз мысленно выругался — судя по голосу, подпоручик боится.
А как не бояться? Я тоже боюсь. Постоянно. И погибнуть не хочется. И людей под пули подставлять. Только я немного постарше, чем он. Ну, я настоящий. Да и я нынешний — на пару лет перерос подпоручика.
На вид, подпоручик — совсем молодой парень, почти мальчишка, которому едва двадцать лет стукнуло. По внешнему виду — совсем не Геракл, да и не старается им быть. Высок, худощав. Обычное, подростковое лицо, на котором едва-едва начала появляться растительность. Блондин. И глазки такие голубые-голубые, но бегают из стороны в сторону. Если протянет пару лет и заматереет, немного набрав вес — одним своим видом будет сводить с ума девчонок. А сейчас… Обычный, самый обычный парень. Который и очень сильно боится, плюсом ко всему. И, в бою не был. Ни разу. Даже в самом паршивеньком. Хотя, под авианалетом бывал — колонны третьей дивизии бомбили регулярно. Может этого и боится? Авиации противника? Как бы не напортачил со страху…
Вот только говорить ему об этом нельзя. А вот доверие высказать нужно.
— Так вот, сложнее всего придётся подпоручику Хмелю. Без его пехоты наши танки просто пожгут. Гранатами. Бутылками с бензином. Могут ещё что придумать. Поэтому, на подпоручика с его людьми возлагается серьёзная задача!
Выслушав мою короткую, всего на пару десятков слов речь, о том, что конкретно ему, подпоручику Хмелю, придётся стать тем самым фактором, который обеспечит нам победу в бою, парень приободрился. Было видно, что ему приятно осознавать тот факт, что ему доверяют. Опять же, глаза бегать перестали и в них стала появляться какая-то осмысленность.
А может не подведёт? Не должен!
***
Знаете, чем хорош Вермахт образца сентября 1939-го года? Тем, что в нём ещё воюют дилетанты. Да-да. Дилетанты! Пусть с оружием, военным образованием и какой-никакой, подготовкой, но дилетанты, которым кровью погибших боевых товарищей ещё не вбили, что на войне все регламенты и наставления требуется соблюдать с точностью до каждой запятой. То есть — подготовить позиции, окопаться, выставить посты, замаскировать пулемётные позиции, поставить наблюдателей.
Так вот, почему я завел разговор о дилетантах? Так потому, что вражеские артиллеристы расположились прямо возле дороги. И заморачиваться с укрытиями не стали. Просто вытянули в линию гаубицы, выдерживая метров около двадцати между орудиями, развернули полевой командный пункт, и, всё.
Батареи было две. Одна, как я и предполагал — вооружена 150-мм тяжелыми полевыми, а вторая — лёгкими 105-мм полевыми гаубицами. Всего — восемь штук. Из средств тяги — старые-добрые лошадки.
Стало быть, воюем мы не против моторизованного противника.
Было у немцев и прикрытие, которое, впрочем, с занятием позиций тоже особо не заморачивалось. Просто отошли в сторонку, да разведя несколько костров, начали кашеварить, поставив оружие в пирамиды. А что? До поляков ещё километров пять. Ну попридержал германский командир роту пехоты, на всякий случай. Ну и что? Всем же известно, что эти поляки ничего не могут противопоставить доблестному германскому Вермахту?!
Нет, пехотинцы про свою охрану не забыли. Выставили аж двух караульных. Прямо на дороге. И эти самые караульные вместо того, чтобы строгим взором изучать округу на предмет поиска вероятного противника, просто смотрели на то, как их камрады готовились к приёму пищи и нежились на ещё теплом сентябрьском солнышке.
А офицеры, прилегшие на плащ-накидках чуть в стороне, устроившись с максимально возможным комфортом, почему-то совсем «забили» на своих подчинённых, оставив их на попечение унтер-офицеров и фельдфебелей.
О чём думал командир пехотной роты и его командиры взводов, я не знал. И не хотел знать. Я лишь благодарил Бога (если он есть) и всех святых (если они также всё-таки есть) за то, что противник так безалаберно относился к своим обязанностям.
И что самое характерное. Нас, выскочивших из-за густого кустарника примерно в полукилометре за артиллерийскими позициями, немцы, похоже, даже не заметили? Или заметили, но не обратили внимания, приняв за своих?
У них уже не спросишь!
Короткая команда, и, танки, развернувшись цепью, выдерживая дистанцию в полсотни метров между машинами, увеличивая скорость, мчались вперёд, поливая артиллерийские позиции противника малокалиберными, 37-мм осколочными снарядами и длинными пулемётными очередями.
Следом за танками, развернувшись в жидкую цепь, в атаку шёл наш пехотный взвод. Всего — пятьдесят четыре человека. В общую цепь даже встал майор Врубель. Не думаю, что толку от его пистолета будет много, но как дополнительное руководящее звено, как дополнительная пара командирских глаз, он в бою явно не лишний.
Следующие несколько минут (или полчаса, а может, и, час?) слились для меня в один единый калейдоскоп. Я наводил, стрелял из пушки по артиллеристам противника, стрелял из спаренного пулемёта по пехоте противника, и, вновь наводил и стрелял из пушки. Кажется, что-то кричал. В том числе и в рацию.
А потом… потом немцы побежали. Артиллеристы от того, что им не удалось оперативно развернуть свои многотонные орудия для отражения нашей атаки. А пехота, прикрывавшая батареи врага… Пехота бежала из-за того, что у них не было противотанкового вооружения. Противотанковые ружья они ещё не ввели в состав пехотных рот. Да и противотанковые пушки не положены обычной пехотной роте.
Без потерь, к сожалению, все равно не обошлось. Пятеро убитых и десяток раненых, четверо из которых — тяжелые.
Нет, немцев мы положили много. С полсотни будет точно. И пушек их лишили. Но потери…
А тут ещё во мне хомяк проснулся. Хотелось утащить всё и сразу. А нельзя. Нечем. Поэтому пушки выводили из строя, подрывая в стволах немецкие гранаты-колотушки.
Радовало, что подпоручик Хмель не подкачал. Он как в той советской песне — «Как только бой угас, звучит другой приказ!» * … Озадачил всех своих подчинённых. Кто-то уже оказывал помощь раненым, кто-то собирал трофеи, а кто-то вёл наблюдение за окружением — мало ли, немцы опомнятся и вернутся?
*Автор знает, что текст этой великой песни несколько отличается. Но ошибки созданы осознанно. В стрессовые моменты (согласитесь, первые минуты после боя, тот ещё стресс), мы можем помнить всё что угодно, но делать ошибки в простых вещах, которые нам кажутся обыденными. Вот и наш герой вспомнил слова песни в несколько видоизмененном виде.
Трофеев взяли немного. Немцы, хоть и бежали, но личного оружия не бросали. Поэтому собрать удалось лишь несколько десятков карабинов, один ручной пулемёт чехословацкого производства, да какое-то количество гранат. С собой пехотинцы хватали и ремни с подсумками и лопатками, а также вещевые рюкзаки немцев. Вот только потрошить противника у нас времени не было. Буквально через пятнадцать минут прибежал посыльный от наблюдателя, расположившегося в тылу, и, наблюдающим за той дорогой, по которой мы приехали.
— Немцы!
Короткая команда, и, два танка с отделением пехотинцев на броне, выдвигается назад. Задача проста — обстрелять противника, нанести максимальный урон, после чего спешно отходить назад.
Кроме этого, подпоручик Хмель отправил нескольких бойцов вперёд — на разведку. Но далеко разведчики не ушли. Уже через полкилометра их обстреляли из нескольких карабинов. Судя по всему, противник скапливает силы в небольшом овражке, который, как выяснилось позже, не был обозначен на моей карте.
Танки вернулись минут через десять. Всё это время мы слушали трескотню пулемётов и негромкие «чавканья» тридцатисемимиллиметровых танковых пушек. К сожалению, без потерь и в этот раз не обошлось. Ответным огнём противника был ранен сержант, командир отделения пехотинцев. Одного взгляда на раненого хватало, чтобы понять — не жилец. Три пули в живот, одна в плечо… Такие ранения в полевых условиях, даже в моем времени, наверное, не лечатся!
Ещё и один из пехотинцев пропал. То ли раненый упал и не смог отступить с остальными. То ли просто дезертировал? Кто его разберет?
К этому моменту стрельба уже слышалась со всех сторон. Да и ситуация складывалась паршивая. Сзади — противник. Спереди — накапливающиеся после бегства пехотинцы и артиллеристы в овражке. Ещё дальше, в нескольких километрах, судя по интенсивному ружейно-пулемётному огню и достаточно редким звукам артиллерийской стрельбы идёт бой.
В мою сторону уставилось несколько десятков пар глаз. И в каждом из них читался немой вопрос — «Что, пан поручик, завёл нас в западню? Как вырываться теперь будем?».
Срочно требовалось решение. Именно его от меня ждали сейчас все.
— Слушай мою команду! — Решил не растягивать я. — Подпоручик Хмель! Определить людей на броню танков. Одно отделение выделить в подчинение майора Врубеля.
— Слушаюсь! — Подпоручик, изрядно побелевший в лице, тут же подозвал оставшихся в живых сержантов и начал раздавать указания. Было видно, что офицер боится, но борется со своим страхом.
— Майор Врубель! — Контрразведчик, являвшийся старшим по званию, и, формально мне не подчиняющийся, вытянулся, приняв подобие строевой стойки. Вообще, сейчас, после боя, этот офицер не был похож на того Врубеля, которого я знаю по Франции. Он больше не был похож на «щеголеватого паркетника» в идеально выглаженной форме. Сейчас контрразведчик походил на обычного, уставшего мужика в военной форме. Да и трофейный карабин на плече придавал ему некой солидности. — Вы, с отделением, которое вам выделит подпоручик, будете следовать на грузовиках. Ваша задача, охрана раненных.
— Слушаюсь! — Устало вскинув два пальца, к козырьку своей полевой фуражки-конфедератки, отрапортовал майор, после чего направился к уже ожидающим его пехотинцам.
Я же, ещё раз взглянув на карту, подозвал к себе всех командиров танков и водителей. Через минуту, когда вокруг меня организовался небольшой полукруг, продолжил постановку задачи:
— Мы вот тут. В четырех с небольшим километрах к северо-востоку, населенный пункт. Судя по всему, с упором на него, неизвестная нам воинская часть держит оборону. Мы им уже оказали помощь, выведя из строя артиллерию противника. Осталось прорваться к ним, сдать раненых и пополнить боезапас. Какими силами противник атакует, я не знаю. Поэтому действовать нужно быстро. Впереди идёт мой танк. Остальные машины встают клином. В центре, грузовики с ранеными и трофеями. На нашей стороне броня и скорость…