По траншее я шёл низко, пригибаясь к земле — не хватало ещё какой-нибудь осколок шальной получить. Или пулю. А вот незадачливые солдаты этой предосторожностью пренебрегали, и, один раз, это пренебрежение едва не стоило одному из сапёров жизни. Правда, я так и не понял, пуля это была или осколок, но с головы у впередиидущего бойца кепка слетела просто играючи. Вот только, вместо того, чтобы спрятаться, этот «тормоз» застыл на месте в оцепенении.
Зато второй сапёр сделал всё правильно — силой стащил своего товарища вниз, чем, вероятно спас ему жизнь.
Организовалась небольшая заминка, которой второй солдат и воспользовался, приводя в чувство оцепеневшего сослуживца. Пара пощёчин, несколько глотков воды из фляги, и, «тормоз» пришёл в норму. Ну почти.
— Чего застыли? К командиру взвода меня! Быстро! — Начал выходить из себя я.
Нехотя, сапёры поднялись на ноги и продолжили идти по траншее. На этот раз, пригибаясь.
Метров через тридцать, за небольшим изгибом, мы уткнулись в большой окоп. Судя по наличию станкового пулемёта ckm wz.30 на треноге — это была позиция ротного пулемёта.
Возле оружия поддержки пехоты «скучковались» трое. Все в пехотной форме. У двоих пустые погоны, а у третьего «лычки» сержанта. Именно он и обратил на меня внимание.
— Кто такой? А вы, почему без оружия?! — Зло рявкнул он на сапёров, когда увидел, что их оружие у меня.
— Поручик Домбровский! — Коротко представился я. — Моя маневренная группа вышла на ваши позиции.
— Вы из одного из тех танков, что германец подбил? — Недоверчиво спросил сержант.
— Именно.
— Почему их оружие, — Зло покосился сержант на сапёров, — у вас?
— Пораниться могли. — Краешком губ улыбаюсь я, после чего, по одной сняв «трёхлинейки» с плеча, протягиваю их сержанту. Тот нехотя принял их из моих рук, но не вручил своим подчинённым, а просто прислонил их к стенке окопа.
По «красноречивому» взгляду унтер-офицера я понял, что совсем скоро этих двоих ждёт неплохая такая взбучка. Вот только меня это мало интересовало, мне бы сейчас с командованием связаться, да узнать о итоговых потерях моей подвижной группы.
— Сержант, мне бы к вашему командованию и узнать, как там мои.
Унтер-офицер понятливо кивнул, после чего, повернувшись к одному из двух пехотинцев, спросил:
— Пржибыльский, сам с пулемётом справишься?
— Так точно, справлюсь, пан сержант! — Чуть приосанился молодой пехотинец.
— Отлично. Тогда ты, Плюта, — Обратился он ко второму пехотинцу, после чего ткнул в «тормоза» пальцем, — вместе с ним, вернёшься на позиции, оставленные этими двумя.
— Слушаюсь, пан сержант! — Второй пехотинец поднял прислоненную к стенке окопа винтовку и протянул её «тормозу». Тот нехотя взял в руки оружие и испуганно уставился на сержанта.
— Вы ещё здесь!? — Начал закипать унтер-офицер. — Бегом! Позиции без приказа не оставлять!
Я мысленно улыбнулся — если бы все солдаты и офицеры действовали по такому же принципу, то потерь германская армия уже в Польше понесла бы намного больше… Но… Все мы знаем, что далеко не всё решается усилиями «низового» звена. Как там говорилось то? Стадо баранов под предводительством льва — сильнее стада львов под предводительством баранов?
Вот этот сержант — судя по всему, лев. А в руководстве Польши, по большей части — бараны. Причём, что характерно, независимо от времени и века.
— Пан поручик, прошу за мной. А ты, — Сержант ткнул пальцем во второго сапёра, — Остаешься тут. И не дай Боже, ещё раз дашь кому-то забрать своё оружие! Понял!?
Солдат взял в руки винтовку и быстро-быстро закивал, подтверждая, что понял услышанное правильно.
По траншее мы петляли ещё минут десять. Что могу сказать? Оборону держала сборная солянка из разных частей: ополченцы, сапёры, резервные (учебные) взводы разных батальонов. Был даже неизвестно откуда взявшийся полуэскадрон улан. Получился такой, своеобразный батальон, численностью под две сотни человек. А из тяжелого оружия, как выяснилось, было лишь три станковых пулемёта, да две старых, видевших ещё Великую Войну французских 75-мм полевых орудия, к которым практически не было снарядов.
С патронами к стрелковому оружию, дело тоже обстояло весьма плачевно — на каждую винтовку имелось по двадцать пять-тридцать, на ручной пулемёт по полторы сотни, а на станковый — по три сотни патронов.
Одним словом — бардак. И немцы этот батальон не сбросили с позиций только благодаря тому, что мы вовремя вмешались, разгромив артиллерийскую батарею и потрепав передовые подразделения противника.
Ещё и наспех вырытые окопы, как оказалось, были весьма слабо оборудованы. ДЗОТов, блиндажей, «лисьих» нор, как выяснилось позже, тоже не было. Отсутствовала и телефонная связь между подразделениями. Любое управление боем осуществлялось только через посыльных.
Наблюдательный пункт командира взвода был расположен тут же, в первой (и единственной) линии траншей и представлял из себя точно такой же пулемётный окоп, в котором, разве что, имелось лишь немного удобств: несколько пустых патронных ящиков, которые использовали вместо стола.
Ну и относительно «многолюдно» было на наблюдательном пункте командира взвода. Особо это почувствовалось, когда мы с сержантом «заглянули на огонёк».
Командир сводного взвода — молодой, лет двадцати хорунжий. Худощавый, высокий, да ещё и с очками в тонкой оправе, на изогнутом как у коршуна носу. Одно слово — не красавчик. Но за свою жизнь переживает — он один из присутствующих в стальном шлеме wz.31.
Рядом с ним — сразу пятеро солдат, что называется, «возрастом постарше». У одного из них, кстати, несмотря на полевую форму, виден шнур «за отличную стрельбу». Вот только все пятеро на головах носили полевые кепи, а не шлемы, что для меня было странновато.
— Пан хорунжий! — Проводивший меня сержант старательно приложил два пальца к козырьку своей полевой фуражки. — Пан поручик. С одного из подбитых танков. Вышел на позиции первого отделения.
Хорунжий, внимательно изучавший меня своими печально-серыми глазами в очках, вытянулся словно на параде (во всяком случае, ему так казалось), вызвав при этом едва заметную ухмылку у солдат, приложил два пальца к шлему:
— Хорунжий Бялек! Можно ваши документы?
Вопрос этот молодой офицер задал правильный. Вот только голос… Голос был натурально «детским», не попробовавшим табачного дыма, не знающим срывов… В общем — не заматерел ещё хорунжий. Я даже засомневался в точности своей первоначальной оценки его возраста. Сейчас я бы не дал ему больше шестнадцати лет!
И это вызвало мою улыбку. Но я всё-таки ответил на его воинское приветствие, представился:
— Поручик Домбровский. Да, конечно!
Внимательно изучив мою офицерскую книжку, на что было потрачено несколько минут, и, задав несколько простеньких, уточняющих вопросов (вроде даты выдачи удостоверения личности и номера табельного пистолета), он тут же принял единственное верное решение и попытался сбагрить меня подальше.
— Вам, пан поручик, к командиру требуется. Я дам вам провожатого до командира роты. А там уж как он решит.
Я даже мысленно похлопал хорунжему — молод, судя по голосу ему и двадцати ещё нет, но рассудителен. Как и любой нормальный человек сразу же попытался избавиться от «заезжего варяга» в моём лице. И при этом бдительность проявил — документы проверил, наскоро задал несколько уточняющих вопросов, после чего сделал всё, чтобы избавиться от «чужого» в своём подразделении.
— Делайте, как считаете нужным, пан хорунжий. — Улыбаюсь я, принимая свои документы.
Командир взвода оказался, что называется, «шустрым». Тут же выделил сразу двоих бойцов для моего сопровождения. Одним из них оказался тот самый, со шнуром «За отличную стрельбу».
Хуже всего, что нормального хода сообщения в тыл не было, поэтому передвигаться пришлось перебежками, от укрытия к укрытию. Первым укрытием оказалась какая-то наскоро вырытая ямка. От неё наш путь лежал до невысокого плетённого заборчика, а оттуда, практически не скрываясь, мы нырнули за дом и оказались скрыты от противника. В общем и целом — метров сто пятьдесят пробежали. Но выдохся я сильно…
Командир роты, кстати, свой НП устроили в развалинах разрушенного деревенского дома. И расположился он, кстати, весьма вольготно. Во всяком случае, немолодой усатый подпоручик (судя по всему, призванный из запаса), восседал на пусть и запылившемся, но всё-таки кресле и преспокойно попивал кофе из чудом сохранившейся фарфоровой чашки.
Данный офицер разительно отличался от командира взвода. При одном взгляде на него, было видно, что этому человеку совершенно безразлично всё вокруг. Для него важен только личный комфорт.
Будто бы в подтверждение моих мыслей, тут же появился боец с подносом (!!!), на котором, на разнокалиберных тарелочках была аккуратно разложена различная еда: хлеб, колбаса, сыр, несколько отваренных картофелин и даже несколько нарезанных огурцов и помидоров!
А тут же, чуть в сторонке, расположился с десяток бойцов, которые со злостью смотрели на своего командира и жевали обычные армейские сухари.
Я мысленно ухмыльнулся — вот она, разница между армиями. В Красной Армии офицер бы поделился со своим солдатом. Ну, во всяком случае, в мемуарах советских регулярно было о том, что комсостав делился чем-нибудь со своими подчинёнными: там папиросу, тут банка консервов… Вот и выносили потом из боя раненых командиров, не бросали. А тут…
Вообще, в Войске Польском, в котором многое было создано по образцу и подобию армии Франции, всё было через одно место. Кормили плохо. Так ещё и офицеры должны были питаться отдельно от солдат. Нет, в своём батальоне, я, конечно, эту «заразу» победил. Хотя для многих было дико, как я, командир батальона, со своими подчинёнными из одного котелка супчик хлебаю… Но ничего, втянулись. Да и солдаты к офицерам стали получше относиться…
Опять же, танковые батальоны, раскиданные по взводам и ротам для усиления полков и дивизий — несусветная глупость, которая могла прийти на ум только французам. А бараны из польского генерального штаба взяли и скопировали! Хорошо хоть, пан генерал Кутшеба, адекватный, и, поверил мне, дал действовать на своё усмотрение. Хотя… В последних боях я был с малой группой, как раз взводом действовал. В общем — с ним тоже, не всё однозначно!
Пока размышлял о взаимоотношениях между солдатами и офицерами в Войске Польском, добрался до штаба сводного батальона, расположенного, максимально глупо — в самом большом здании.
Что меня удивило — так это обилие автотранспорта. Помимо «моих» грузовиков с мотопехотой из 3-й пехотной дивизии и немногочисленных танков, спрятавшихся среди домов, в каком-то беспорядке, перед зданием местной администрации (или как оно тут правильно называется), расположилось сразу четыре легковушки черного цвета с армейскими номерами. Чуть в сторонке — пара армейских мотоциклов «Sokol» без колясок.
Пока я осматривал окружающий пейзаж, меня окрикнули:
— Пан поручик?
Повернув голову, замечаю невысокого бойца в точно таком же танковом комбинезоне как у меня. Только на голове у него, вместо шлемофона был берет. В руках он нёс два алюминиевых ведра.
— Полные? — Спрашиваю я танкиста.
— Так точно, пан поручик! — Вытянулся он, опустив на землю свою ношу. А после чего негромко произнес. — А мы думали, что вы погибли…
— Как видишь, рядовой, я жив и невредим. Подскажи, лучше, майор Врубель в штабе?
— Так точно, пан поручик!
— Отлично! — Махнул рукой я, отпуская подчинённого и отправился к зданию, занятому местным штабом.
Танкист же, подхватив вёдра за ручки, быстрым шагом направился в сторону танков, и, вскоре, я услышал довольный крик:
— Панове жолнежи! Поручик! Поручик Домбровский вернулся!
Довольно ухмыльнувшись про себя, подхожу к крыльцу здания, чтобы тут же быть остановленным.
Улан, стоявший на часах у входной двери, отказался меня пропускать. На шум разборок пришёл разводящий в звании сержанта, который достаточно быстро изучил мои документы, и, чему-то улыбнувшись, пригласил проследовать за собой.
В штабе сводного батальона было малолюдно. Если не считать десятка солдат, который и нёс караульную службу возле штаба.
Голые стены, какие-то бумаги, шуршавшие под ногами — это всё, на что можно было обратить внимание.
Сделав всего несколько шагов, мы оказались перед дверью. Было слышно, что за ней о чём-то говорят, но разобрать было сложно.
Сержант деликатно постучал три раза, после чего открыл дверь и вошёл внутрь. Коротко доложил обо мне, после чего вышел и пригласил меня войти в кабинет.
Судя по обстановке кабинета, раньше здесь заседал какой-то местный начальник. Два небольших, но массивных стола, составленных буквой «Т», несколько простеньких стульев со спинками, несгораемый ящик с открытой дверцей в углу, и, портрет президента Польши на стене. Вот, собственно, и вся обстановка. На столе стоял старинного вида телефонный аппарат, без трубки, с какими-то двумя не то конусами, не то … даже не знаю, как назвать… В общем, в одной хреновине — динамик, а во второй — микрофон. Причём, судя по оборванным проводам, телефон не работает.
В кабинете было немноголюдно. Майора Врубеля я уже знал. Выглядел он помято, но был явно свежее меня — успел сбить пыль с формы и умыться.
А вот два других офицера…
Поручик с эмблемами сапёрных войск впечатления на меня не произвёл. Обычный мужик, лет около сорока от роду. Форма на нём сидит так, что при взгляде на него, кажется, что это не офицер перед тобой, а мешок с картошкой. И лицо — как одна большая картофелина, с ростком в виде носа. В общем — явно вчерашний гражданский, только призванный в армию.
А майор-пехотинец, который, судя по всему и был командиром сводного батальона был…
Да я даже не знаю с чем его сравнить!
Он был высок и строен как багет. Форма на нем висела, как на бревне. Хотя сам мундир был пошит из явно очень дорогой ткани… Вообще, он выглядел как француз. Ну, в смысле, был очень похож на Шарля Де Голля, но без усов. Я его видел, есть с кем сравнивать.
И первое, что сделал этот майор, брезгливо изучив мои документы и отбросив их в сторону — это наехал на меня!
— Почему, вы, поручик, в таком виде? Какой пример вы подаете своим подчинённым?! — Вскипел майор.
Я попытался принять строевую стойку, но сделать это, когда ты только что пропахал почти полкилометра по-пластунски, несколько раз побывал под обстрелом, пару раз оказался присыпан землей и даже был слегка ранен.
И что характерно, майор Врубель даже не пытается даже пару слов в мою защиту. Будто бы я не из подбитого танка посреди поля боя вылез, а с вечернего променада с прекрасной девушкой вернулся.
Короче, мне только что и оставалось — стоять и выслушивать в свой адрес разное.
— Форма грязная! Комбинезон и шлем не по уставу! Лицо и руки в каких-то разводах! Качаетесь ещё тут! Вы пьяны, поручик? И это офицер Войска Польского?
— Так точно, пан майор! Это я офицер Войска Польского, только что вышедший из боя! — Вскипел уже я. — И, никак нет! Я не пьян, пан майор! Хотя после общения с вами, обязательно бы выпил! Гитлеровцы мне столько крови не выпили, сколько это сделали вы за последние пару минут!
Конечно, грубить старшему по званию, да ещё в присутствии офицера военной контрразведки не стоило, но… Как же приятно было видеть, надувшуюся рожу этого самодовольного пингвина!
Сделав два шага вперёд, и, схватив свои документы, поворачиваюсь к майору Врубелю и задаю вопрос:
— Вы со мной, пан майор, или останетесь в компании этого… пана майора? — С максимально возможным презрением в голосе спрашиваю я, выделяя пехотинца…