Отстреляв очередную партию в пять патронов, и, забрав на тот свет, или ранив, а проще говоря — гарантированно поразив двоих немцев, я в очередной раз за сегодняшний день негромко выругался, поминая Бога, чёрта, снабженцев и Адольфа Гитлера.
Перезарядив карабин, с радостью замечаю, как рядом, в развалинах дома занимают позиции сразу несколько солдат, и, что самое важное, вооружены они были не только винтовками, но и станковым пулемётом! Несколько десятков секунд, и, подобрав позицию, Ckm wz.30 на треногу, и, зарядив ленту, открыли огонь короткими очередями.
Жить резко стало намного легче.
Тут же, будто бы в подтверждение моих мыслей, ко мне подбежал ещё один солдат, удерживающий в руках ручной пулемёт browning wz.28. Устроив «ручник» на разбитом подоконнике, молодой пулемётчик с лёгкой, едва заметной улыбкой на лице начал поливать короткими очередями в сторону немецкой пехоты, которая всё накапливалась перед польской траншеей и пытались просочиться внутрь.
«С такой плотностью огня можно жить!» — обрадовался я, после чего повернулся к пулемётчику:
— Кто старший? Какое подразделение?
Из-за грохота, царившего вокруг молодой солдат услышал меня не сразу, но, как только он понял, что я от него хочу, боец махнул рукой в сторону «станкача» и закричал:
— Пан сержант за пулемётом!
А номер подразделения солдат так и не назвал. Впрочем, его ответ меня удовлетворил.
Короткими перебежками я добрался до станкового пулемёта, за первого номера которого действительно был сержант. Немолодой, в потрёпанной форме, в покрытом пылью шлеме на голове и в такой же пыльной плащ-палатке. Своим видом этот унтер-офицер просто излучал уверенность в своих действиях и заряжал ей всех вокруг.
— Пан сержант! — Кричу в его сторону я. — Поручик Домбровский! Принимайте командование этим участком!
Пулемётчик даже не взглянул на меня и лишь что-то прокричал в ответ — очередная пулемётная очередь не позволила мне прослушать, что же именно он попытался ответить. А я успокоился. Наверное, понял, что этот участок прикрыт пусть и небольшим, но кусачим подразделением с надёжным командиром.
Ещё несколько минут я потратил на поиск своего сопровождающего — с ним мы быстро вернулись к оставленным в тылу танкам и застали что-то отдаленно похожее на полевые командный и перевязочный пункт.
Майор Врубель стоял напротив чудом сохранившегося массивного обеденного стола, на котором лежала обычная армейская карта. На этом же столе стояло сразу два полевых телефонных аппарата, возле которых суетился один из бойцов.
Контрразведчик, увидев меня несказанно обрадовался и тут же начал вводить в курс дела:
— Заслоны установили. С северо-востока оборону заняли уланы. Всего тридцать две сабли при трёх ручных пулемётах и двух противотанковых ружьях. С юго-востока, сводная рота. Восемьдесят человек. Без пулемётов. Там командует поручик Соснковскй, из сапёров. По фронту занимают позиции остатки двух рот. С флангами есть связь по полевым телефонам, а с центром устойчивой связи нет. В резерве остались танки, отделение из третьей пехотной. Спешно формируются два сводных взвода. Большой некомплект по офицерам. Боеприпасов, минут на десять боя.
— Связь с командованием есть? — Уточняю на всякий случай.
— Связи нет. — Хмуро отвечает контрразведчик.
— Плохо… — Негромко проговорил я, так, чтобы слышал только Врубель.
— Не всё так однозначно. — Вдруг улыбнулся контрразведчик. — Буквально несколько минут назад я узнал, что на разгромленной германской батарее пехотинцы смогли утащить радиостанцию. К сожалению, опытных радиотелеграфистов с нами нет, но может быть что-то из этого и выйдет?
После полученной новости о наличии радиостанции, настроение стало резко подниматься — пусть это была единственная положительная новость, но она быстро распространилась среди личного состава моей подвижной группы и остатков резервного пехотного батальона (с моего попустительства), что буквально сразу же повысило боевой дух всего наличного личного состава.
Тут же выяснилось, что в самой деревушке есть связь — а я и не обратил внимания на обычные деревянные столбы линий электропередач.
Судя по всему (информации, полученной от личного состава резервного пехотного батальона и немногочисленных местных жителей), километрах в пяти к северо-востоку расположилась небольшая железнодорожная станция. Вот с ней мы и попытались связаться. И, что характерно — связались.
Я даже в трубку телефона успел сказать пару слов прежде, чем услышать немецкую речь:
— Hallo! Hallo! Polen? Wartet auf uns! Wir kommen bald zu Ihnen!*
После чего по ту сторону послышался гогот нескольких мужских глоток и связь прервалась.
Ситуация начала резко проясняться — похоже, немцы уже обошли наши позиции. А это значит, что удерживать данный населённый пункт бессмысленно!
Примерно к таким же мыслям пришёл и Врубель:
— Здесь находиться бесполезно. — Также негромко, чтобы услышал я, проговорил контрразведчик. — Нужно отходить на восток, на соединение с нашими частями.
Я был согласен с контрразведчиком, о чём тут же и заявил, подняв, правда, другой вопрос:
— Командование батальона погибло. Оставлять их всех здесь, считаю, глупостью. Поэтому, принимайте командование, пан майор!
Врубель ненадолго задумался, после чего кивнул — майорский чин для командира батальон подходил как нельзя лучше, да и в пехоте контрразведчик послужить успел, правда всего пару лет, на должности командира взвода. Вот только у меня и этого опыта не было.
Майор тут же «взял быка за рога» и начал раздавать указания — послал посыльных за командирами взводов и рот, а через полчаса, когда руководство было собрано в одном месте, коротко сообщил:
— Панове офицеры! На правах старшего по званию, принимаю командование над резервным батальоном.
Возражений не последовало. Контрразведчик продолжил:
— Сейчас, когда стало очевидно, что германские войска продвинулись дальше, я принимаю решение о прорыве на восток. Общее направление движения — Варшава. Уверен, что по пути к столице мы встретим наши линейные части и сможем влиться в их состав.
Немногочисленные офицеры, почувствовавшие «новую метлу», которая «по-новому метёт» слегка оживились и начали достаточно бойко отвечать на поставленные вопросы о наличии личного состава, боеприпасов и продовольствия в подразделениях. Отдельным пунктом был поднят вопрос о наличии раненых и всевозможных средств их транспортировки. А ещё через полчаса, наши «доморощенные связисты», копавшиеся с трофейной радиостанцией, наконец, сообщили, что смогли связаться со штабом армии «Познань».
Эта новость обрадовала каждого бойца, сержанта и офицера нашей многочисленной сводной группы.
Текст шифровать не получилось — шифровальщика среди нас не было, поэтому передавали открытым текстом, и, вскоре, после немудрённых проверок, получили подтверждение ранее данного майором приказа — пробиваться к Варшаве.
Обозначили и время выхода на связь.
Наше «совещание» пришлось прервать — немцы затеяли беспокоящий огонь. Судя по всему, било несколько орудий калибра около ста миллиметров. Переждав обстрел, и, так и не дождавшись немецкой атаки, вернулись к насущным проблемам…
*Алло! Алло! Поляки? Ждите нас! Мы скоро приедем к вам!