Выстрел!..
На какую-то долю секунды мне показалось что всё, я умер, но ещё через несколько мгновений я услышал ещё несколько хлёстких винтовочных выстрелов и басовитую, характерную мелодию, которую мог выдать только Browning wz.28. Открыв глаза, обращаю внимание на оседающего немца, уже направившего ствол своего карабина в мою сторону, вижу, как сразу десяток солдат в маскировочных балахонах по типу советской «амёбы» и в покрашенных в оливу шлемах с карабинами маузера наперевес бежит вперёд, туда, где ещё виднеются более-менее организованные группы германской пехоты.
Слева и справа гремит бой. Дымно чадят разгорающиеся танки и бронемашины — польские и немецкие, рвутся осколочные гранаты. Бой местами перерос в рукопашную. Мне нужно было как можно быстрее пересесть на другую машину, принять командование батальоном, но вместо того, чтобы, размахивая пистолетом броситься к ближайшему танку, я спрятал свой табельный «Вис» в набедренную кобуру и бросился к своему подбитому танку. Да — заряжающему уже не помочь, но есть шанс вытащить из начинающей гореть боевой машины ещё одного члена экипажа, и, возможно, даже получится спасти ему жизнь?
Вытащить мех вода оказалось непросто. Несмотря на свой невысокий, как и у всех танкистов рост, оказался достаточно тяжелым. Плюсом к весу, танкист цеплялся за всевозможные выступы и углы, казалось, всеми возможными местами, начиная с поясного ремня, и, заканчивая различными частями тела.
Вскоре я понял, что одному мне не справиться, но на моё счастье, помощь, прямо как в американских фильмах моего времени, подоспела в самый последний момент: в десятке метров от подбитой машины остановился лёгкий 7ТР, и из его башни выбрался вначале один, а потом, следом за ним второй танкист, но уже не с пустыми руками, а с огнетушителем. Первый бросился ко мне — помогать эвакуировать раненого механика-водителя, а второй, подбежав к подбитому командирскому танку, инициировал огнетушитель, и, начал тушить всё ещё разгорающееся пламя.
Пока мы вытаскивали раненого, на нас, наконец, обратили внимание и пехотинцы. Было их немного — всего пяток солдат, во главе со старшим стрелком, но помощь эта оказалась весьма кстати. Стоило нам только вытащить раненого танкиста, как пехотинцы весьма споро из плащ-палатки и своих карабинов смастерили носилки, на которые мы тут же и уложили моего механика-водителя.
Откуда-то появился и санинструктор — молодой парень в таком же маскировочном балахоне, как и остальные пехотинцы из мотопехотного батальона капитана Галецкого. От остальных солдат он отличался лишь большой брезентовой сумкой с красным крестом на боку, да белой повязкой с таким же крестом на руке, надетой прямо поверх балахона.
Несколько минут, и, при помощи ещё одного подоспевшего экипажа удалось отстоять мой подбитый танк. Нет, двигаться он уже не сможет — двигатель вышел из строя, плюсом загорелся, но с него при необходимости можно снять пулемет и пушку, а также забрать чудом не взорвавшийся боекомплект. Уже неплохо.
Пока боролись за спасение раненого танкиста и подбитой машины командира батальона, бой переместился куда-то на северо-запад. При помощи бинокля, несмотря на дым, заволокший всё вокруг, при помощи некоторых усилий мне удалось сформировать картинку текущего боя. На самом деле, всю сложившуюся ситуацию можно было описать достаточно коротко, потратив на это лишь несколько строк, которые вскоре будут напечатаны в нескольких польских газетах:
«В результате атаки силами танкового батальона поручика Д. и мотопехотного батальона капитана Г., превосходящие силы гитлеровских захватчиков были смяты, рассеяны и разбиты с минимальными потерями со стороны подразделений Войска Польского.»
Нет, на самом деле всё было несколько сложнее, чем напишут потом журналисты: стремительной и неожиданной атакой танкового и мотопехотного батальона удалось вначале смять две роты одного из батальонов 31-го пехотного полка, 24-й германской дивизии, после чего, уничтожив всю имеющуюся у противника бронетехнику, польским танкистам и пехотинцам удалось обратить в бегство остатки германского батальона и броситься в погоню, чтобы через полтора километра наткнуться на подготовленную противником противотанковую оборону и потерять ещё несколько танков, прежде, чем командир роты примет решение о спешном отходе.
Потери понесла и рота, которая должна была заставить германскую артиллерию замолчать. Нет, со своей задачей танкисты справились успешно — вначале отвлекли на себя внимание германских артиллеристов, которым спешно пришлось разворачивать свои многотонные орудия в сторону вновь возникшей угрозы и вести огонь прямой наводкой по целям, которые мало того, что активно маневрировали, но ещё и вели убийственный огонь по германским орудиям.
Опасней немецких пушек оказалось немногочисленное пехотное прикрытие (усиленный пехотный взвод при пулемётах и с невесть откуда взявшимся польским противотанковым ружьём!) и пара двадцатимиллиметровых «Эрликонов», установленных в кузовах грузовиков «Опель».
Стояли зенитные грузовики чуть в стороне и банально не были замечены в суматохе первых минут боя, почему германские зенитчики и успели «наделать дел». Да и много ли нужно, чтобы сжечь лёгкий 7ТР, пусть и с увеличенным во лбу башни бронированием? 20-мм снаряды рвали польскую броню просто «на загляденье», как на учениях, и, если бы не недавно назначенный на должность командир третьей роты, подпоручик Пиотровский, успевший не только обнаружить огневые точки противника, но и сделать несколько выстрелов в ту сторону, обозначая новую цель своим подчинённым, и, дублируя направление ведения огня криками в радиоэфир, забыв, про все правила ведения радиопереговоров.
Сразу десяток снарядов обрушился на позиции германских зенитчиков, потом ещё и ещё. Немецкие орудия замолчали — один из грузовиков даже загорелся. Вот только перед этим, немцы успели подбить аж пять лёгких танков! А потом ещё двоих достали гитлеровские артиллеристы, от которых ненадолго отстали! Свою лепту внесла и германская пехота, которая вела огонь из пулемётов, отсекая от третьей танковой роты пехотинцев из батальона Галецкого. В общем — на несколько минут танкисты остались одни.
Оставшиеся на ходу танки третьей роты сблизились с германскими батареями, и, ведя огонь из пушек и пулемётов ворвались на огневые позиции немецкой артиллерии. Артиллеристы бросились в рассыпную. Танки давили людей и орудия. Били на расплав стволов танковые пулемёты.
К сожалению, для поляков, у немцев нашёлся смельчак, который смог смастерить связку из своих «колотушек» и удачно подложил её под гусеницу проезжающего мимо танка. 7ТР прополз ещё несколько метров, поворачиваясь на месте, после чего открылся верхний люк и из машины бросились два танкиста. По ним тут же открыли огонь из своих карабинов редкие, ещё не убежавшие немецкие пехотинцы.
К несчастью, одним из танкистов был подпоручик Пиотровский, посчитавший, что взрыв, который он почувствовал влечёт полное уничтожение машины. Молодой офицер впервые в жизни ошибся, и тут же поплатился за свою ошибку самым главным, что есть у любого человека — своей жизнью.
Впрочем, на этом удача немцев окончательно покинула — наконец поднялись в атаку польские пехотинцы, и, сумев преодолеть пулемётный огонь немецкого охранения, следом за танками, ворвались на артиллерийские позиции. Местами завязался рукопашный бой, где поляки имели численное превосходство и своими активными действиями заставили противника отступить. Вообще, в целом, немцы не приняли рукопашного боя и начали поспешно отступать. Поляки было бросились преследовать, но не дойдя до ближайшей деревушки к северо-западу, получили «по зубам» массированным стрелково-пулемётным и миномётным огнём, и, были вынуждены отойти для перегруппировки.
Постепенно начала наступать тишина, прерываемая лишь звуками, издаваемые сотнями людей, занятыми своими делами: кто-то собирал трофеи, кто-то перевязывал раненых, а кому-то досталась прискорбная участь — хоронить своих павших товарищей.
Я к этому моменту уже обосновался у радиостанции одного из своих танков. Приказ о сборе услышали все, и, минут через тридцать неровной линией в поле застыли оставшиеся танки 7ТР. К этому времени уже удалось организовать какой-никакой, а порядок: были выставлены посты для наблюдения за воздухом и за округой, возле придорожного овражка уже организовали полевой перевязочный пункт. Немногочисленные на фоне пехотинцев в маскировочных балахонах танкисты выделялись своими чёрными комбинезонами и ребристыми шлемами. Экипажи боевых машин как раз занимались осмотром своих танков и подсчётом боеприпасов и топлива, как вдалеке замаячили всадники, о которых тут же было доложено мне и капитану Галецкому. Ещё через какое-то время всадники приблизились и в одном из них я с изумлением узнал ротмистра Яблоньского.
Уланский офицер, пришпорив коня, в сопровождении ординарца и трубача двинулся в нашу сторону на рысях. Когда он приблизился, по выражению лица офицера я понял, что он весьма сильно рад видеть меня живым.
Спешившись, ротмистр передал поводья своему ординарцу, после чего приложил два пальца к козырьку своей фуражки, улыбнувшись, сказал, намекая на лежащие то тут, то там тела в серо-зеленой форме «фельдграу»:
— Неплохое выдалось дело?
Я также дежурно откозырял, приложив пальцы к своему танковому шлему и неопределенно пожал плечами:
— Потери большие.
— Ну, на то и война! Вы, вон и танкетки пожгли, и броневики, и пехоту накрошили. Хорошее у вас дело вышло! Знатное! А потери… Пополнят! — С уверенностью в голосе заявил ротмистр. — Опять же, наша бригада подошла в полном составе, ещё и батальоны третьей дивизии на подходе! Да и без артиллерии не обойдётся! Прямо в боевых порядках нашей бригады батареи из лёгкого артполка идут!
— Артиллерия, это, конечно, хорошо! — Кивнул я. — Вот только снарядов и топлива у меня практически не осталось. Без них, мои танки станут бесполезными железными игрушками!
— Не беспокойся! Грузовики твоего батальона я тоже видел. Они тоже скоро здесь будут!
— Спасибо! Обрадовал! — Улыбнулся, наконец, я.
Настроение у меня резко поползло вверх. Приятно, когда не нужно считать литры топлива и снаряды! Ой как приятно!
Ротмистр Яблоньский обернулся — его эскадрон уже прошёл по дороге в том направлении, откуда по моим прикидкам пришли немцы. Я же бросил беглый взгляд на оставшиеся в строю танки. Было их немного. Всего — девять машин. Остальные были либо уничтожены, либо требовали различного ремонта. Своими силами экипажи обещали вернуть ещё две машины — но это не раньше, чем через полтора часа.
Эскадрон за эскадроном проходила мимо Великопольская кавалерийская бригада бригадного генерала Романа Абрахама. Сам генерал передвигался не верхом, а на легковом автомобиле — по статусу положено. Вот он и остановил своего «Мазура» на обочине, неподалёку, пропуская остальную колонну, после чего в сопровождении ординарца направился в нашу сторону.
Я приказал ближайшему улану, что попался под руку, найти и как можно быстрее доставить ко мне капитана Галецкого.
Генерал внимательно смотрел по сторонам. Оценивал обстановку. И, наконец, подойдя ко мне, приложил два пальца к своему головному убору.
— Пан Генерал! — Вытянулся я, собираясь сделать доклад, но он жестом руки остановил меня:
— Всё вижу, поручик. Всё вижу.
И улыбнулся так генерал, как-то по-доброму, что на душе стало легче, но сильно зазнаваться и расслабляться не дал — тут же перешёл к делу:
— Доставай карту.
Я послушно вынул из полевой сумки карту местности и разложил её прямо на броне ближайшего танка. В этот самый момент за моей спиной появился капитан Галецкий, и, попросив разрешения присутствовать, пристроился рядом.
— Сколько в батальоне целых танков?
— Девять машин условно готовы к бою. Требуется пополнить боекомплект и топливо. Ещё две машины приведут в норму в ближайшие два часа. Остальные нужно ремонтировать.
— Негусто. — Хмуро протянул генерал. — Но и этим воевать можно! Каковы потери в вашем батальоне, капитан?
— Два бронеавтомобиля уничтожено. Тридцать семь человек убито. Шестьдесят получило ранения различной степени тяжести.
— Благодаря вашим действиям, наша оперативная группа перешла в наступления. Двадцать пятая дивизия мощным контрударом смяла передовые подразделения немецких частей и движется к границе. Разрозненные подразделения десятой пехотной, которые вели оборону весь вчерашний и половину сегодняшнего дня, получили передышку и приводят себя в порядок. Думаю, уже к утру они подключатся к наступлению. Что же касается нашей кавалерийской бригады и третьей дивизии, мы теперь тоже наступаем. Нас щедро усилили артиллерией, и мы должны, проломив оборону противника, выйти к государственной границе, пересечь её и перенести боевые действия на территорию противника [1]. Попутно с этим требуется наступление вести так, чтобы частями окружать германские подразделения и уничтожать их на марше.
Мы с капитаном Галецким внимательно слушали и делали пометки «в памяти». Я бы сделал отметки и на карте, но в случае, если я её прое… потеряю, не хотелось бы, чтобы лишняя информация попала в руки ко врагу. Поэтому старался впитывать информацию как губка — лишней эта самая информация точно не будет.
— Самое слабое место во всём плане, это германская авиация. Маршевые колонны третьей дивизии уже подверглись бомбово-штурмовым ударам. Потери большие. Поэтому требуется внимательно следить за небом. Впрочем, я смотрю, у вас за ним следят. — Улыбнулся генерал, наблюдая за постами, расположившимся вокруг.
Пока генерал подробно описывал обстановку, сложившуюся на последний час, штаб, совместно с последним эскадроном прошёл мимо и на дороге загудели моторы. С радостью я увидел грузовики с опознавательными знаками своего батальона. Теперь у нас есть возможность пополнить боеприпасы, топливо, а маячившая вдалеке ремлетучка намекала на то, что будет шанс восстановить ещё что-либо из танков.
Наконец, генерал уточнил, всё ли мы поняли, и, на прощание бросив последние указания, направился к своему автомобилю:
— Два часа вам, чтобы привести себя в порядок. Мне ваши танки и мотопехота нужны впереди!
Проводив генерала, капитан Галецкий быстрым шагом направился к своим подчинённым. Меня же ждал штабной автобус, и, маячивший возле него начальник штаба батальона, капитан Анджей Завадский.
— Пан поручик! Тыловые подразделения батальона в полном составе прибыли. Разрешите приступить к заправке машин топливом и боеприпасами? — Приложив руку к своему берету, спросил он.
— Разрешаю! — Ответив на воинское приветствие, я протягиваю капитану свою чумазую руку для рукопожатия. Тот не раздумывая, жмёт её.
Дождавшись сигнала, командир взвода технического обслуживания подпоручик Марсель Бандура буквально «на рысях» помчался к своим подчинённым, которые уже начали разворачивать полевую заправочную станцию, встав в поле рядом с уцелевшими после боя танками.
Около получаса ушло на решение текущих вопросов, после чего слово попросил командир роты технического обеспечения, поручик Юстин Спража:
— Пан поручик! Разрешите доложить? — Получив мой кивок в ответ, он продолжил. — По дороге сюда нам удалось восстановить германский пулемётный бронеавтомобиль. Водителя мы подобрали из состава роты, но требуется пулемётчик…
О многом ещё говорилось в эти часы. Но главной проблемой были даже не танки — они худо-бедно имелись, а люди. А вот с этим уже начали появляться проблемы, поэтому пришлось тасовать экипажи…
Ну что же, долгий день ещё не закончен!
1. В Реальной истории оперативная группа генерала Абрахама в составе Великопольской и Подольской кавалерийских бригад, второго сентября 1939 года пересекла границу и атаковала город Фрауштадт (ныне Всхова, Любушского воеводства Польши), уничтожив колонну германской техники, но впоследствии были вынуждены отступить — из-за угрожающего положения, сложившегося на флангах. Теперь же, имея большие силы, поляки могут действовать ещё более решительно, пока у них на это время…