Жигунов знал, что говорил. Во дворе их "хрущобы", обнесенной бетонным забором, часто появлялся человек по прозвищу "Веревка" - бывший ученик слесаря завода "Кр.Пр.", то есть "Красный пролетарий". Слесарное дело он так и не освоил, зато вполне сносно научился нажимать на спусковой крючок пистолета. А поскольку глаз у неудавшегося слесаря был верный, то он очень скоро стал неплохо зарабатывать, купил машину "опель", одежду с яркими "лейблами" и открыл долларовый счет в коммерческом банке.
Ряды киллеров время от времени несли урон - милиция научилась бороться с заказными убийцами, поэтому Веревка получил указание от шефа пополнить ряды и подыскать кого-нибудь из молодняка. Шефом у него был мрачный человек с офицерской выправкой по кличке "Черный". Впрочем, это могла быть не кличка, а фамилия. Веревка замыкался на Черного напрямую, получал от него и задания, и деньги, только перед ним, и больше ни перед кем, отчитывался.
- А если подберешь двоих, будет ещё лучше, - сказал он Веревке.
- Какого возраста должны быть ребята? - спросил у него Веревка.
- От двенадцати до шестнадцати.
Веревка удивился, хотя этого не полагалось:
- Двенадцать? Да это же шнурки!
Черный ответил ему презрительно, хотя мог и не отвечать, ибо люди в их мире, отличающиеся чрезмерным любопытством, обычно плохо кончают:
- Из таких шнурков получаются самые лучшие киллеры. Куда лучше взрослых... Ладно, подбери сперва одного... для пробы, а там посмотрим.
Веревка поразмышлял немного и пришел к выводу: шеф прав. И вообще, есть очень хорошее правило, которое он должен усвоить на всю оставшуюся жизнь: шеф всегда прав!
Так Жигунов попал в поле зрения Веревки.
В жизни все взаимосвязано, все смотано в один клубок. Спаяно в общую цепь. Через два дня после того, как Жигунов так удачно ответил на вопрос Нины Порфирьевны, во дворе к нему подошел Веревка.
- Слушай, Пенек, пострелять хочешь?
У Жигунова было две клички - "Жига" и "Пенек".
- Из чего?
- Из пистолета.
- Настоящего?
- Не деревянного же!
Жигунов не поверил. Оружие он любил, знал чем отличается "люгер" от ТТ, а "пантера" от "стечкина", но настоящего пистолета в руках никогда не держал.
- Не врешь?
Веревка высокомерно усмехнулся.
- Да ты что, шнурок! Соображай, что говоришь! - И вспомнив своего учителя Черного, посуровел лицом. Неохотно разлепил затвердевший рот: Будешь сомневаться в том, что я тебе говорю, - все зубы из пасти повыколачиваю. Один только оставлю - коренной. Для развода. Понял?
Жигунов пошмыгал носом.
Стреляли в овраге неподалеку от Поклонной горы. Несмотря на то, что совсем рядом проходил оживленный Кутузовский проспект и вообще это место считалось едва ли не центром, за Поклонкой имелось много глухих мест. Таких глухих и замусоренных, что, кажется, здесь никогда не ступала нога человека.
Овраг был сырой, пах крапивой и травяной прелью. Где-то звонко и по-весеннему задорно тенькала капель. Веревка обеспокоенно закрутил головой, ему показалось, что звук этот исходит от людей, потом ногой откинул длинный травяной хвост, увидел, что под ним течет холодная тонкая струйка. Струйка выбивалась из-под земли и скатывалась в черный омуток. Из омутка и исходил весенний звон. Веревка успокоился, огляделся по сторонам и достал из-за пазухи новенький, возбуждающе пахнущий смазкой пистолет.
- Настоящий? - не веря своим глазам, спросил Жига. Вспомнив о предупреждении Веревки, насупился, но взгляда от пистолета не отвел.
- Да, - небрежно ответил Веревка, о своем строгом предупреждении он уже забыл. - Желтая сборка, из Юго-Восточной Азии.
Следом он достал из кармана длинный черный цилиндр глушителя, навинтил на ствол, потом нацепил на ветку куста бумажную мятую мишень, протянул пистолет Жиге.
- Стреляй, Пенек!
- Прямо так, сразу?
- А чего кота тянуть за коки? Целься в середку и нажимай на спусковой крючок.
Стрельба шла с двадцати шагов. Мишень на расстоянии выглядела серой, черное пятнышко центра расплылось, но Жига этим нисколько не обеспокоился, он взял пистолет в руку, прицелился и выстрелил. Выстрел прозвучал едва слышно - глушитель был отличный.
Результат превзошел все ожидания Веревки, он думал, что Жига выбьет в лучшем случае молоко, а Жига выбил девятку. Следом - десятку. Потом опять девятку.
Веревка одобрительно повертел мишень в руках, поцокал языком.
- Давай еще!
Жига благодарно глянул на Веревку и облизнул губы. Стрельба ему понравилась. Веревка вновь огляделся по сторонам и снова выдал ему три патрона. Жига отстрелялся быстро, как ковбой в американском фильме. Результат оказался ещё более высоким: две десятки и одна девятка.
Если один раз Жига мог так отстреляться случайно, то во второй раз вряд ли. Выходит, у Пенька этого был очень редкий, очень точный глаз.
- Молодец! - похвалил его Веревка, и они отправились домой.
На следующий день Веревка доложил о Пеньке Черному, показал ему мишени. Тот приподнял пальцами оба листа, посмотрел на свет и сказал:
- Дело ясное, что дело темное, - скупо хохотнул - собственный каламбур ему понравился, - давай привлекай этого юного червяка к нашему общему делу, - и вытащил из кармана три бумажки по пятьдесят долларов, сунул Веревке в нагрудный карман пиджака. - Это твой гонорар.
Потом поразмышлял немного и добавил ещё пятьдесят.
Веревка довольно потер руки - за выполнение задания, где запросто можно было сложить голову, он получал столько же, а тут ни за что ни про что, лишь за то, что дал шнурку пострелять из пистолета - двести баксов. Нет, жить действительно стало лучше, жить стало веселее. Веревка сел в свою верную иномарку и укатил домой.
Вечером того же дня, когда небо потемнело, а по низким облакам заметались яркие всполохи рекламы японских магнитофонов, занимающей весь фасад соседнего дома, Веревка изловил Жигунова, поманил к себе:
- Пенек, хочешь двести баксов заработать?
- А кто ж этого не хочет? Покажи мне такого человека!
- Считай, что ты их уже заработал.
- Каким образом? Что делать? - деловито спросил Жигунов.
Веревка пощупал глазами его всего, от пяток до макушки, оглядел одежду: брюки на Жиге были старые, обтрепавшиеся внизу, с пузырями на коленях, которые не исправить уже никаким утюгом, рубашка выцветшая, мятая... Жигуновы жили плохо: отец часто болел, работы не было никакой, завод, где он до сих пор числился мастером, остановился ещё полтора года назад; мать мыла полы в двух школах сразу, надрывалась, денег в дом приносила так мало, что их едва хватало на хлеб... В общем, Веревка знал, хорошо знал, какие мысли бродят в Жигиной голове, о чем тот думает.
- Что надо делать-то? - обеспокоенный тем, что Веревка молчит, лишь придирчиво рассматривает его, спросил Жига. - А?