Дивизионный комиссар Мурато с легким удивлением поглядел на влетевшего в его кабинет инспектора Пишранда.
- Дело в шляпе, патрон!
- Вы о чем?
- Я его поймал-таки!
- Может, перестанете говорить загадками, Констан?
- Наконец-то я подловлю Тони Салисето и отберу у него украденные у мертвого Ланчано драгоценности!
- Вы это серьезно?
- Более чем, патрон!
Инспектор рассказал комиссару, как он увидел в префектуре Эмму Сигулес, подружку Тони, и о странных вопросах Дорады к паспортисту. Мурато присвистнул сквозь зубы.
- Да, Констан, по-моему, на сей раз вы и в самом деле вышли на верный след.
- Еще бы! Вы ж понимаете, что только из-за ограбления ювелирной лавки Салисето и не подумал бы эмигрировать. Поделенная на три части добыча не так уж велика, чтобы Корсиканец мог вести в Буэнос-Айресе привычный образ жизни, особенно с мадемуазель Сигулес - эта молодая особа наверняка не захочет работать в Аргентине, подобно многим другим нашим соотечественникам. Конечно, можно предположить, что Салисето решил воспользоваться арестом Бастелики и удрать, прихватив с собой всю добычу, но есть еще Боканьяно, и вообще это не похоже на Корсиканца. Я уж молчу о том, что там он рискует встретить джентльменов, предупрежденных марсельскими коллегами, и те потребуют отчета за предательство. Нет, куда логичнее - предположить, что Тони рассчитывает наслаждаться жизнью по ту сторону океана с прекрасной Эммой на миллион, украденный у Ланчано.
- Я тоже так думаю. И как вы намерены действовать?
- За Дорадой установлено наблюдение - необходимо прежде всего выяснить, с кем она встречается. Я отправил туда Ратьера. В восемь часов его заменит Бруно, и, если до завтра не произойдет ничего нового, я сам схожу к мадемуазель Сигулес и заставлю ее исповедаться. Думаю, я без особого труда получу от Эммы показания, и Тони по шею увязнет в истории, из которой ему уже не выпутаться. Уж положитесь на меня!
- Я вам полностью доверяю, старина!
* * *
Фелиси уже привыкла, что всякий раз, как позволяет служба, воздыхатель ждет ее у выхода из парикмахерской. В тот вечер девушка с легкой досадой убедилась, что знакомой фигуры поблизости нет. Однако Фелиси так и не успела поразмыслить о превратностях судьбы, потому что на шее у нее повисла Пэмпренетта.
- Ничего, что я пришла за тобой?
- Наоборот, очень хорошо. А что у тебя случилось?
- Очень много чего!
- У тебя чертовски счастливый вид, как я погляжу.
- Но... я и в самом деле безумно счастлива!
- Из-за помолвки с Ипполитом? - с горечью спросила Фелиси, думая о страданиях брата. Дочка Адолей разразилась таким звонким смехом, что несколько прохожих окинули ее изумленным взглядом.
- Ох, да ведь ты же еще ничего не знаешь! С Ипполитом покончено!
- Покончено?
- Да, между нами больше нет ничего общего!
- Ну да?
- Да! И вообще, он в тюрьме!
- В тюрьме?
Пэмпренетта рассказала подруге обо всех перипетиях своей фантастической помолвки.
- И что все стали делать, когда полицейские увели Ипполита?
- Не знаю...
- То есть как это?
- Я ушла вместе с Бруно... и мы гуляли в Фаро... Слушай, Фелиси, ты не против, если я стану твоей невесткой?
- Я? И тебе не стыдно? Да я только об этом и мечтаю!
Не обращая внимания на прохожих, девушки с величайшим пылом обнялись и расцеловались. Пэмпренетта говорила о своей любви к Бруно. А Фелиси в свою очередь не стала скрывать от подруги подробностей романа с Жеромом Ратьером. Обе девушки совсем размечтались. Расстались они поздно вечером, не сомневаясь, что их ждет самое радужное будущее и больше уж они не расстанутся.
Попрощавшись с Пэмпренеттой и стряхнув очарование волшебных грез, Фелиси вдруг сообразила, что сильно задержалась, и не без трепета поспешила домой, на улицу Лонг-дэ-Капюсэн. Как пить дать, там ее ждет нахлобучка от отца - Маспи теперь разговаривал с дочерью лишь для того, чтобы ее выбранить. Но сегодня вечером Фелиси чувствовала себя слишком счастливой и надеялась молча, с улыбкой выслушать любые упреки.
Войдя в дом, девушка сначала подумала, что там никого нет, и очень удивилась - ее родители не привыкли выходить куда-либо после ужина. Но больше всего Фелиси поразило то, что, несмотря на поздний час, на стол даже не накрывали... И тут девушка увидела, что в любимом кресле Элуа сидит ее мать. Эта странность в довершение ко всем прочим окончательно встревожила невесту Ратьера.
- Мама!
Селестина вздрогнула.
- А, это ты? Гляди-ка, я, кажется, малость задремала...
- Но... где остальные?
- У себя в комнатах.
- У себя?..
Мадам Маспи пришлось рассказать младшей дочери о бурном объяснении с ее отцом.
- Мы наговорили друг другу ужасных вещей, - подытожила она, - но, сама понимаешь, рано или поздно это не могло не прорваться! И потом, Бруно открыл мне глаза... Прости меня, Фелиси, я была тебе такой же плохой матерью, как и остальным...
Девушка опустилась на колени рядом со своей мамой и взяла ее за руки.
- Я не хочу тебя осуждать... Ты же наверняка старалась делать как лучше...
- Это верно... у нас в доме все думали, как твой отец... так чего ж тут ожидать? А мужества понять, что это ошибка, у меня не хватало... Потом появилась твоя бабушка... она произвела на меня очень сильное впечатление... и я оказалась замужем, даже не успев сообразить, как это произошло... Кроме того, я люблю твоего отца, хоть он и не особо того заслуживает...
Однако умиление Селестины быстро сменилось гневом: