167862.fb2
– И давно ты практикуешь? – спросил он.
– Да уж года полтора. Вот, машину себе наколдовал. Правда, она поломалась сейчас… так что надо еще работать и работать. Это тебе не бизнес – тут деньги легко не даются.
– Понятно, – Антон кивнул, – как травы не будет, к тебе приду.
– Ну, не знаю, – протянул Олег, – для других колдовать всегда сложно… совсем другое дело.
– А ты проходил посвящение, стал магом, да? – Антону было с одной стороны интересно, с другой – немного странно. Почему-то ему казалось, что настоящие маги не говорят о своих магических занятиях. Скорее он бы поверил в то, что маг – Горский.
– Меня скорее следует назватьфилью-ди-санта, – ответил Олег.
– А что это… – хотел было спросить Антон, но Олег, словно прочитав его недавние мысли, прервал его:
– Чего мы все об умном. Может, дунем на дорожку – и я пойду?
Когда за Олегом закрылась дверь, Антон сказал Горскому:
– Мне вот всегда было интересно: если вуду такая успешная практика, почему вудуисты, как правило, такие бедные люди? То есть я равнодушен к деньгам, но если бы их можно было наколдовать – я б не отказался.
– Давай не будем считать чужие деньги, – сказал Горский, – а лучше вернемся к этой истории про твоих деловых друзей, у которых, вероятно, свои способы наколдовывать капиталы. Ты мне много нового рассказал, но к разгадке мы не продвинулись. Ясно, что кто-то, кто был в курсе истории с цветиком-семицветиком, подкинул этой Жене марку кислоты… то есть не кислоты, а этой отравы. Сделать это мог любой, выгодно это всем… впрочем, все это было и так ясно.
– Почему?
– По требованиям жанра. Герметический детектив. Шесть подозреваемых, одна жертва. В случае топорно сделанной работы убийца – тот, на кого меньше всего падает подозрение.
– В каком смысле топорной работы? – удивился Антон.
– Если автор – халтурщик, – объяснил Горский, – потому что если он не халтурщик, то подозрение падает на всех в равной степени. Хотя, конечно, есть определенные идеологические предпочтения.
– Что значит… – начал было Антон, но Горский, судя по всему, вышел на автономный режим и не нуждался в дополнительных вопросах.
– Что я имею в виду под идеологическими предпочтениями? – спросил он сам себя. – Ну, к примеру, в советских детективах старый большевик никогда не может оказаться преступником. И даже старый заслуженный рабочий. Опять же, если детектив написал англичанин и действие происходит где-то в Европе, среди немцев и французов, то вряд ли единственный затесавшийся в их ряды британец окажется убийцей. Или, возьмем, к примеру, евреев. Ни один уважающий себя русский автор не рискнет делать главным преступником еврея: потому что тогда он сразу попадет под традиционные обвинения в антисемитизме.
– Значит, Поручика и Альперовича можно исключить? – ехидно спросил Антон.
– Можно было бы, если бы ты был уверен, что автор этой истории – русский.
– А кем он, собственно говоря, может быть, если действие происходит в Москве?
– Знамо кем, – сказал Горский, закатывая глаза под веки, – кто у нас автор всех происходящих с нами историй? Вот Он-то и есть. И о его национальности лично мне ничего неизвестно. А ведь автор – главная фигура в детективе. Например, ты понимаешь, почему все преступления в классическом детективе совершаются из-за секса или денег? – продолжил Горский. – Просто потому, что канон задал Конан-Дойль, а его Холмс сидел на кокаине. Если бы на Бейкер-стрит ели мескалин, то в детективах совершались бы одни только ритуальные убийства.
– Я думал, – сказал Антон, – все убийства как бы из-за денег, потому что типа бизнес.
– Ну, – задумчиво сказал Горский, – это смотря как посмотреть. Можно ведь считать, что психоделия и бизнес – почти одно и то же. Просто в одном случае циркулирует космическая энергия, а в другом – финансовые потоки.
Антон вспомнил Лерины деньги, уплывшие в конце концов к безвестным драгдилерам, и кивнул.
– Я вот когда-то читал, едва ли не в школе еще, что люди употребляют наркотики, в смысле жесткие наркотики, из-за тяги к саморазрушению. Я, между тем, уверен, что смертность среди банкиров больше, чем среди наркоманов. По крайней мере – сегодня в России. Так что можно сказать, что трупы убитых в разборках соответствуют томящимся в дурке телам, потерявшим свою душу в бесконечных дурных и благостных трипах, – отчеканил Горский.
Воспоминания о дилерах снова напомнили Антону об ушедшем Диме Зубове.
– Ты говоришь, – сказал он, – убийцу определяет, типа, автор для своих идеологических штук. Тогда получается, что Зубов оказался подонком, потому что он – дилер. А торговать наркотиками как бы плохо.
– Да ладно тебе, – сказал Горский, – кто нынче не приторговывает? Дилер – это человек, у которого доходы от торговли наркотиками составляют приличную часть его доходов. Хотя бы треть. Но, конечно, этот веский довод в милиции не предъявишь. С другой стороны, торговать наркотиками – неправильно.
– Даже если это психоделики?
– Даже если. Деньги можно брать только на покрытие расходов. Если ты считаешь, что наркотики – дрянь, то нехуй их продавать. Это, так сказать, случай герыча. Если же считаешь, что они – как святое причастие, то как можно торговать святым причастием?
– А третьего варианта нет?
– Остальные варианты – линейная комбинация этих двух. С различными коэффициентами. И результат такой же. На 30 процентов подлец, на 70 – святотатец. Или – наоборот. Но это, конечно, не повод, чтобы не пользоваться услугами дилеров.
– А Зубов кто?
– Зубов – несчастный человек, которого никогда ничего не вставляет. То есть вставляет – но не до конца. И потому он живет отраженным светом – рассказами тех, кого вставило. Потому его и сжигает зависть к тем, кто получает опыт, которого у него все равно нет – что он ни пробует. Оттого он и продает, оттого и с Милой спал – ну, ты сам слышал.
– А почему с ним так происходит?
– Можно, конечно, сказать «карма» или чего-нибудь про эндорфинный баланс. Но я думаю, что он просто не может поверить в подлинность каждого своего переживания, психоделического в том числе. Он все время сравнивает его с тем, что читал или слышал. А это, сам знаешь, последнее дело. Короче, чужой трип ему всегда интересней, просто потому что – чужой. Вот он и меня упрашивал рассказать, что я увижу под его порошком.
– Но цену не сбросил! – возмутился Антон
– Конечно. Я же, по его представлениям, свой кайф получу, а он – только деньги. Кстати, я порошок для тебя брал.
– Для меня?
– Ну да. Смотри: у Холмса от кокаина была мания величия и он верил в силу своего разума. Ты, кстати, знаешь, что кокаин изобрел Фрейд?
– Нет.
– Еще один фанатик рационального постижения мира, насколько я понимаю. И на сексе его здорово клинило. Так вот, мы же с тобой – не кокаинисты и потому не думаем, что узнаем правду, потому что такие умные. Просто есть место, где эта правда лежит – и надо туда попасть и ее увидеть. Все факты про эту Женю у тебя есть, убийцу ты видел. Так что осталось чем-то подстегнуть интуицию – и все. Случай сложный, потому нужно особое вещество. А если простой, как с Милой, то и травы хватает.
– А с Милой разве была трава?
– Да я же сразу все понял, когда ты мне про Шиповского рассказал. Покурил – и увидел эту девушку, которая в замке с тронами и прекрасными принцами. И понял, что ее просто кто-то на это развел. Ну, а поскольку Олег сказал, что видел какого-то парня, а Алена говорила, что поругана с Милой, то все было ясно. Она кому-то рассказала, а он и воспользовался. Дальше – дело техники, сам видел.
– А что Алена-то не пришла? – вспомнил Антон. – Небось, позвонить ей надо.
– Да что звонить, – ответил Горский, – она и так все с самого начала знала. Куда раньше нас с тобой.
Трудно было понять, каменный ли это забор или бесконечная задняя стена гаражей. Казалось, электричка едет мимо стены уже целую вечность – и Антон готов был поручиться, что выкуренный в тамбуре косяк тут ни при чем. Бетонная поверхность была покрыта примитивными граффити, в которых имена российских политиков как-то странно сочетались с бессмысленными английскими словами. И те, и другие, казалось, пережили какую-то неведомую трансформацию: Эльцин и Гайдарайс выглядели ничуть не лучше слов типа Chelsi или Unaited. Вероятно, подумал Антон, две банды граффитчиков воевали на этой стене… или надписи являлись какими-то секретными сигналами. Но их неясный смысл был, вне сомнения, мрачным и агрессивным, так что даже не хотелось представлять, под каким наркотиком он мог бы открыться.
Антон ехал в загородный дом Владимира. Хозяину он наплел что-то про забытые там вещи и необходимость еще раз осмотреть место происшествия, но настоящая его цель была иной. Впрочем, шансы, что все сложится благополучно, были невелики, хотя попробовать стоило.
На этот раз он встретил у Владимира Леню Онтипенко. И опять Владимир, совершенно не стесняясь возможного подозреваемого, спрашивал Антона, как подвигается расследование. Казалось, всем своим видом Белов давал понять, что ни Онтипенко, ни Альперович не могут быть убийцами. Оставались Роман и Поручик, женин муж и ее бывший любовник.