На низкий столик из толстого малинового стекла легла папка с газетными вырезками. Руффо Хоган прихлопнул ее маленькой пухлой рукой и посмотрел на собеседников с видом человека, знающего ответы на все вопросы.
— Как видите, шестнадцать лет назад фильм Кьями произвел впечатление своей откровенностью. Беднягу освистали поборники целомудрия, обвиняя в старческом сластолюбии. Он так и ушел на покой отказавшись от съемок второй части.
Руффо взял бокал с фруктовым коктейлем и нежно прильнул к соломинке. Его гости отдавали предпочтение более крепким напиткам. Графины с коньяком и бренди золотились рядом с вазой, наполненной фруктами.
Заза Тино и Сол Барсак явились с деловым визитом на виллу Руффо Хогана в районе творческой элиты Рима, чтобы обсудить итоги проведенной компании по раскрутке Дикси Девизо. Весь сентябрь они просидели в городе, проклиная жару, задымленную атмосферу столицы и ее жителей, предпочитавших кинематографу более прозаические развлечения.
— Сейчас в кинозал никого калачом не заманишь. Рисуй на афише хоть десять звездочек. Кого здесь волнует этот «Берег мечты» — сентиментальная возня вокруг патриархальных комплексов старого пердуна Умберто. «Колдунья» с Мариной Влади намного тоньше и то — окончательно списана в архив. Помню, как от «Последнего танго» Бертолуччи цензура прямо взбесилась. Теперь этой, так называемой, эротикой, не смутишь даже пятиклассника. — Заза осмотрел владения Руффо с плохо скрываемым отвращением. Это был дом очень состоятельного и чрезвычайно неординарного в своих эстетических запросах человека. Но сразу становилось ясно, хозяин отличается не только не традиционная ориентация в сексе но и серьезными амбициями в области авангардного искусства.
Вокруг террасы, на которой восседала компания, сгруппировав круглые бледно-розовые, отчетливо имитирующие ягодицы кресла, располагался небольшой сад. Тщательно ухоженные газоны представляли собой пародию на роскошные дворцовые парки эпохи барокко. Только копии классических статуй были сделаны из цветного пластика малиновых и лиловых тонов. Единственной натуралистической деталью на игрушечных телах оставались как раз те места, которые во времена неоклассической стыдливости прикрывали фиговыми листами. Причем и лирические и женские фигуры имели огромный, как из магазина секс-принадлежностей, гуттаперчевый фаллос.
В гостиной и комнатах, через которые прошли гости выдерживался тот же стиль претенциозного эротического эпатажа. Такой дом мог принадлежать богатой нимфоманке, стоящей на учете у сексопатолога. Автором дизайна был сам Руффо.
— Вы можете пускать к себе в сад экскурсии, синьор Руффо. Думаю, желающих будет не меньше, чем на виллу Боргезе, — сквозь зубы процедил сомнительный комплимент Соломона Барсака. Он не хотел ссориться с «хамелеоном-стервятником», но помимо воли при виде гнездышка критика, его рот наполнился слюной отвращения. Порой Солу — человеку далеко не щепетильному в вопросах интимной жизни, казалось что он с наслаждением передушил бы всех гомиков, а заодно — сраных авангардистов, спекулирующих собственной, сомнительной смелостью.
— Признаюсь, я горжусь своей известностью, как дизайнер — все эти штучки — плод моего личного воображения, — Руффо распахнул ворот нежно-сиреневой почти прозрачной блузки. У себя дома он мог позволить то, что никогда не делал на публике — открыто демонстрировать гомосексуальные пристрастия. — Да, Заза, народ жарится на пляжах, народ крутит порнушку по видаку, народ пренебрегает большим искусством… Но полемика, затеянная мною в прессе не прошла даром. О Дикси Девизо вспомнили уже в трех статьях. «Тело, воспетое Умберто Кьями, разлагалось в выгребной яме отходов киноискусства!», — слезно восклицал я. И получил поддержку коллег!
— Сомневаюсь, что кого-то колышат твои вопли. Секс на экране перестает быть гарантом кассовых сборов. Насилие и кровь нынче идут на рынке куда лучше. — Заза самодовольно улыбнулся. Его последний фильм — зубодробительный трехчасовой триллер вызвал в киномире бурю эмоций и принес огромные доходы.
— Ты и вправду, перебрал, Заза. От твоих мясорубок, сенокосилок и прочих орудий истребления плоти попахивает клиникой. Боюсь, если станешь продолжать в том же духе, могут появиться санитары со смирительной рубашкой. — Очаровательно улыбнулся Руффо, осторожно очищая персик серебряным ножичком.
— Дурацкая шутка, Руффо. Каждому хрену ясно, что это коммерция, борьба за кассу. Кровь сегодня «покупают» лучше, чем секс и я предлагаю ходовой товар. — Взвился Заза. — Лично меня вся эта фигня совершенно не колышет. Пятилетних девочек я в унитазе не топлю, кошек не насилую, а засыпаю под Вивальди. Да и то — после длинной молитвы.
Заза передернулся, скользнув взглядом в сад.
— Да и такой мерзости, между прочим, в доме не держу. Похоже на бордель для старых онанистов, Руффо.
Руффо побагровел. Его просвечивающаяся сквозь жидкие пряди плешь повторила малиновую окраску стола. Теперь вся его оплывшая к полному заду фигура, точно соответствовала цветовой гамме интерьера.
Соломон втайне мечтавший увидеть драку Зазы и Руффо, решил замять конфликт — ему стало жаль потраченного дня. Да и работа в Лаборатории экспериментального кино предстоит интересная и к тому же великолепно оплачиваемая.
— Я бы хотел задать один вопрос, господа, — Сол даже привстал, предотвращая движение сжатых кулаков Зазы. — Мне все же любопытно, а что станем продавать мы? Чем, собственно Лаборатория или, короче — «Фирма Л», собирается сорвать кассу? Мы только что совместными усилиями подвели черту: секс не в цене. Женщина, как заметил в своей статье Руффо, утратила нечто таинственное, интригующее, запретное. Ну, то, что было в малышке Дикси и что умел запечатлеть на пленке Старик, с моей между прочим помощью.
Соломон вздохнул — длинные философские монологи не были его страстью. Но ситуация вынуждала придерживаться определенного уровня.
— За этим мы и собрались, Сол. — Руффо встал, задернул полосатую полотняную штору, скрыв от глаз сад. — Подвожу итоги подготовительного этапа, одновременно отвечая на ваши вопросы. — Руффо одел очки с круглыми стеклами, которыми пользовался в официальных случаях.
— Мне удалось поднять общественное киномнение на защиту «вечных ценностей» — высоких нравственных идеалов, моральной чистоты, поэтических средств выразительности и прочих соплей. Одновременно я напомнил о нашем «объекте». Я сделал мадемуазель Девизо символом опасной прогрессирующей болезни киноискусства, возвел ее на пьедестал мученичества, не забыв при этом разжечь низменные страстишки умелым напоминанием о ее порно — подвигах. Теперь, как я понимаю, настало время браться за работу Зазе.
— Руффо всегда подставляет меня, не отвечая на вопросы прямо. Изволь, Руффино я отвечу Соломону: мы собираемся продавать, вечные ценности, замешанные на крови. — Решительно ринулся в бой Заза. Руффо Хоган вскочил, сильно толкнув заскользивший на мраморных плитах стол. Звякнули бокалы, упало на пол и брызнуло во все стороны осколками фарфоровое блюдце с бисквитами, которое «хамелеон-стервятник» поставил исключительно для себя.
— У тебя сдают нервы, Руффино. Могу порекомендовать хорошего врача. — Заза отодвинулся от стола, взяв в руки бокал «бренди». — Сол, ты станешь нашими глазами и нашей совестью. Твоя камера зафиксирует то, что должно, на наш взгляд, открыть для кино запасной выход — выход к подлинной человечности…
Руффо зааплодировал:
— Браво, маэстро! Речь для открытия презентации нашего будущего фильма! — Он явно вздохнул с облегчением и приласкал Зазу одобрительным взглядом:
— В конце недели я собираю всех членов нашей «Фирмы Л» для оглашения творческого манифеста. Пока же очень прошу всех нас, то есть присутствующих здесь лидеров задуматься над тем, кто исполнит в нашей ленте главную мужскую роль. Дело в том, что я не хочу подключать к выбору героя то есть — объекта номер два всю группу. Тем более, что требования к герою несколько иные, но сходящиеся в одном… — Заза вопросительно посмотрел на Руффо, словно спрашивая о том, как далеко он может зайти в своих откровениях. Уже было решено категорически, что Соломон Барсак — идеальный исполнитель, но до известного придела. Он должен играть в темную, повинуясь направляющей его руке и не подозревал об истинных планах шефов.
— Да, нам кажется, что партнера Дикси не надо искать в среде профессионалов. Хотя этот мужчина должен представлять собой несомненный интерес. Ну, допустим — политик, бизнесмен, ученый. Масштабная, исключительно цельная в нравственных отношениях личность. Внешность, шарм, сексапильность… — Руффо задумался и принял решение:- не обязательны.
— Это еще как так? Выбирая себе партнеров, Руффино, ты более придирчив. Считаешь, что нормальные сексуальные мужики могут только трахаться как кролики, ничего не смысля в больших чувствах.
— И даже вонять козлом, — намек Руффо был слишком прозрачен. Заза засопел, раздувая ноздри, но сумел сдержать злость.
— Ладно, благовонный ты наш… Нам надо продержаться вместе от силы семь месяцев. Так вот, Соломон, это уже, в основном, твоя задача. Героя будем выбирать не мы, а твоя камера, ну и, конечно, мадемуазель Девизо. Главное — не перегнуть палку — ведь мы имеем дело с тонкой материей. Никто пока еще не знает, что есть такое Большая любовь. Хотя всякий берется судить о ней.
— А если подумать насчет Алана Герта или этого Чака Куина, которого, по большому счету, сотворила Дикси… — начал Соломон, но был остановлен мученической гримасой Руффо.
— О, Соломон, умоляю тебя… Разве эти жеребчики способны на что-либо, кроме элементарного животного совокупления?
— А мне кажется, можно попробовать раскрутить этих ребят. Как ты думаешь, Сол? Ну хотя бы попробовать, ведь пока более удачной кандидатуры не видно… — задумался Заза.
— Ладно, ладно, не паникуй раньше времени, — великодушно успокоил его Руффо, боясь, что Соломон сумеет о чем-то догадаться из откровений Тино. — А каковы мои задачи на ближайшее время? Ну, разумеется, кроме полного обновления своего жилища к твоему следующему визиту.
— Будет, Руффино. Заметь, я даже не попросил тебя показать ванную комнату — уж там-то ты, наверняка, припрятал самое сокровенное. В следующий раз, дорогой.
Они распрощались у шикарного автомобиля Зазы. Сол адресовал хозяину хмурое «Чао». Руффо нежно чмокнул Зазу в кудрявый висок. Заза сморщил нос, подняв дыбом жесткие волоски на его хребте:
— Вечер был прелестным. Почти семейная идиллия, — он хмыкнул. — А кстати, что ты думаешь насчет банкира с фамилией Скофилд? Может, стоит вернуть его нашей капризной звездочке? Серьезный малый и чрезвычайно положительный. Такой способен пустить себе пулю в висок…
— От растраты, но не от любви! И она это прекрасно знает, — зло буркнул Руффо, спешно захлопывая дверцу автомобиля и тем самым прекращая опасные шуточки Тино.
Лола сияла, словно получила к пятидесятилетию поздравление президента республики. Ее улыбающееся лицо могло бы испугать кого угодно, особенно в темноте. Но только не Дикси. Вскочив с дивана, служившего в последнее время местом ее постоянного прибежища, она обняла мулатку и протянула ей приготовленный подарок.
— Это тебе. Я ни разу не надевала. Смотри — Кристиан Диор. — Шелковый платок вспорхнул на плечо Лолы. — Поздравляю!
Лола по хозяйски раздвинула шторы, впуская в комнату свет золотистого сентябрьского дня, и прильнула к зеркалу.
— Ой, уж как мне идет! Порадовала, девочка. А у меня тоже для тебя кое-что есть. Глянь-ка! — Она поднесла к носу Дикси визитную карточку.
— Ты знаешь Скофилда? — удивилась Дикси. Он был заместителем отца в Женеве.
— Вчера познакомилась! — Лола присела на краешек дивана, готовясь к захватывающему рассказу. — Прихожу, значит я, на кладбище… Я всегда в день рождения навещаю маму, да и к мадам Сесиль наведываюсь. — Купила шикарные хризантемы, такие желтые с атласными траурными лентами и для твоей бабушки прихватила белую гвоздику — она их страшно любила… Подхожу, значит, к Алленам — ну все очень солидно, чисто, мрамор сияет и покоятся все рядышком, хорошо! Вижу, а там уже господин стоит, солидный такой, выхоленный. И цветок в руке держит. А потом на могилку мадам Патриции возлагает. — Простите, говорю, мсье — я служанка Алленов вот уже чуть не два десятка лет, а вы кем мадам Патриции доводитесь? — Отвечает мне он деликатно так: — Эжен Скофилд — бывший помощник господина Девизо и друг их дома. Ужасная судьба постигла бедное семейство. — И вздыхает искренне, тяжело!
— А мадемуазель Дикси, говорю, процветает. Очень известная, всеми уважаемая актриса.
— Покороче, старушка, — прервала повествование Дикси, которую Эжен Скофилд совершенно не волновал. Она хорошо помнила молодого воспитанного, церемонно-галантного мужчину, посещавшего их женевский дом. Приятная внешность, солидная должность и холостяцкая свобода. Одно время Дикси решила, что Скофилд неравнодушен к Пат и сильно удивилась, заметив однажды взгляды, бросаемые Скофилдом в ее сторону. Дикси нравилось мелькнуть перед чопорным господином коротенькой юбочкой и наблюдать, как начинает заикаться от волнения его спокойный бархатный голос. Она не вспоминала о Скофилде с тех пор, как покинула Женеву и не разделяла восторгов Лолы по поводу встречи с ним.
— Так вот — он вдовец! — выпалила мулатка главную новость. — Вдовствует уже два года, навещал вчера могилу жены. Страдает, это сразу видно. Только очень захотел навестить тебя. И телефон и адрес записал. А я сказала, что госпожа часто в отъезде, а нынче — хворает… Телефон — то у нас никому не нужен. — Она с осуждением посмотрела на отключенный аппарат.
— Давно включен, — вздохнула Дикси. — Жду звонка от покупателя. Это последняя картина, по-моему, мечтает покинуть мрачное жилище нищей неудачницы.
Недоверчиво усмехнувшись Лола подошла к столику, чтобы проверить слова хозяйки. Но едва она взялась за трубку, телефон зазвонил. Обе женщины вздрогнули от неожиданности.
— Квартира мадемуазель Девизо, — с фальшивой солидностью прогнусавила Лола. — Ах, это я! Очень, очень приятно! — Она мгновенно перенесла телефон поближе к Дикси, шепнув в самое ухо: — Как раз он самый и есть!