Проводив Рона, Макс и Эсти вышли к паркингу аэропорта, сели в машину и выехали на четвёртый автобан, ведущий в город.
- Мне что-то не хочется в гостиницу, - сказала Эсти. - Где здесь можно провести вечер, посидеть, поболтать?
- Лучшее место Гринцинг, на севере Вены. Очень уютный район, излюбленное место туристов.
- Поехали.
Они пересекли город и въехали в район узких улочек, уютных ресторанчиков, сувенирных лавок. Жизнь здесь кипела. Побродив немного, зашли в большой огороженный двор. Прямо под открытым небом стояли длинные деревянные столы и скамейки. На столах лежали меню. Еда была простая, а выбор блюд невелик. Официантка в традиционной национальной одежде сразу же принесла бутылку вина и приняла заказ.
- Такие рестораны называются «херрингер», - сказал Макс. - У них любопытная история. Когда-то, в послефеодальные времена крестьяне-арендаторы имели право, после расчёта с землевладельцем, продавать у себя на дому излишки вина собственного изготовления и подавать к нему нехитрую закуску, включавшую подсоленную рыбу («херринг»). Так возникли эти дворовые ресторанчики. Традиция сохранилась до наших дней. Правда, сейчас владельцы «херрингеров» уже не крестьяне и открыты они круглый год, а не только в конце винодельческого сезона.
- Как странно, - сказала Эсти, - я ведь родилась в Вене, здесь прошло моё детство. Но ничего не помню. Совершенно чужой город. А что для тебя Вена? Считаешь ли ты её своей родиной?
- У меня сложное чувство. Географически это, конечно, родина. Но не более. Я здесь работаю, здесь мой дом. Кстати, совсем недалеко отсюда, пятнадцать минут езды. Вон там, за Венским лесом, - Макс показал рукой направление. - Но часто и подолгу бываю в отъезде. А вообще-то Вену, да и Австрию в целом, мне трудно считать родиной в том смысле, который обычно вкладывают в это слово. Я имею в виду духовную связь, историю, традиции. Но город этот люблю, хорошо его знаю. И люблю возвращаться в него после долгого отсутствия.
- Мне кажется, я понимаю тебя. Для нас, австрийских евреев, понятие родины утратило свой прежний духовный и эмоциональный смысл. Знаешь, Макс, в эти дни я думала о тебе и задавала вопрос - почему ты здесь остался? Ведь очень многие из тех, кто уцелел, уехали. Наверное, большинство…
- Так сложилось. Кто-то всегда остаётся. Но я не жалею. У меня всё хорошо, всё нормально. Не чувствую дискомфорта.
- А почему ты один?
- Ответ такой же, - Макс улыбнулся. - Так сложилось.
- Хочу посмотреть, как ты живёшь. Посидим немного и поедем к тебе. Не возражаешь?
- Буду рад показать дорогой сестре своё скромное холостяцкое жилище.
- Сестре? Не такие уж мы близкие родственники, чтобы ты видел во мне только сестру. Second cousin seven times removed[2]. Вот кто мы такие, - Эсти улыбнулась и дотронулась пальцами до его щеки.
- Дома я покажу тебе один документ, и ты увидишь, как мы близки.
- Документ? Какой может быть документ? Я сгораю от нетерпения. Давай поедем прямо сейчас. Не хочу есть эти сардельки с капустой.
Макс расплатился за вино, отменил заказ и они поехали в Вейдлинг по Гауптштрассе, пересекающей Венский лес. Спустя пятнадцать минут подъехали к небольшой двухэтажной вилле. Они вошли в дом, и Эсти сразу же принялась обходить комнаты.
- Недурно для холостяцкого жилища. И потом - такой порядок. Кто у тебя убирает?
- Приходит женщина два раза в неделю. Да я и сам поддерживаю чистоту. Не люблю беспорядок.
Эсти удобно устроилась на диване, подобрала ноги и расстегнула несколько пуговиц на платье. Получилось глубокое декольте, открывшее соблазнительную ложбинку.
- Ну, милый братец, что мы будем пить?
- Что желает дорогая сестрица?
- Сестрица желает коньяк и фрукты.
- «Хенесси» годится?
- О! Название слышала, но никогда не пробовала.
Макс открыл бар и вынул бутылку. Затем помыл фрукты, нарезал лимон и поставил всё это на журнальный столик около дивана.
- Давай немного выпьем, а потом ты покажешь мне документ, ради которого я пожертвовала этим деликатесом - сардельками с капустой, - Эсти улыбнулась.
Макс налил коньяк в невысокие плоскодонные бокалы.
- Как жаль, что мы уже на «ты», - сказала Эсти. - А то бы выпили на брудершафт. Впрочем, одно другому не мешает. Давай поцелуемся. Садись рядом.
Поцелуй получился не вполне родственный…
- Ну, показывай что обещал, - сказала Эсти.
Макс принёс рулон ватмана и развернул его на столе.
- Посмотри этот рисунок. Хотя ты видишь его впервые, но, думаю, легко разберёшься, - сказал он.
Эсти стала внимательно разглядывать генеалогическое древо. Лицо её сделалось серьёзным. Выражение игривости сменилось печальной задумчивостью.
- Боже мой, такая большая семья. Даже две семьи. Адлеров я почти не знаю. Но Ландау - это же мои родственники, самые близкие люди. И только мы с тобой остались. Кто-то ещё, кажется, живёт в Канаде. Теперь это как засохшее дерево, на котором чудом сохранились два зелёных листочка, ты и я, - говоря это, Эсти водила указательным пальцем по ватману, как бы прикасаясь к душам умерших. - Вот дедушка, бабушка, вот мои родители, а вот и я. А вот здесь ты. Да, засохшее дерево…
Внезапно у неё появилась идея.
- Знаешь что, Макс? Давай оживим его, вдохнём жизнь. Пусть зашумит листва, на ветвях запоют птицы.
- Что за романтическая фантазия? - удивился Макс.
- Дай мне карандаш, - попросила Эсти.
Она взяла карандаш и соединила большой дугой два прямоугольника на разных сторонах древа. В одном было написано «Эстер Ландау», в другом - «Макс Адлер». Потом на середине дуги нарисовала сердце.
- Так дети изображают любовь, - сказала она. - Вот видишь, дерево ожило. Любовь его оживила.
Эсти обняла Макса, и они застыли в долгом поцелуе.
- А теперь давай выпьем за память тех, кто погиб в Катастрофе.
Они выпили и помолчали.
- Ну, всё. Траурная церемония окончена. Покажи мне свою спальню, - скомандовала Эсти.
… Макс был тренированный мужчина. Любвеобильная искушённая Эльза старательно поддерживала его в хорошей форме. Но через несколько часов он вдруг почувствовал, что не выдерживает темп. А Эсти не проявляла ни малейших признаков усталости. Она была так же неутомима, как в самом начале, и требовала ещё и ещё. Её энергия была сравнима только с разнообразием ошеломительных поз, которыми она искусно владела.
- Боже мой, Эсти, где ты всему этому научилась? - с изумлением воскликнул Макс.
- У меня в этой области пи-эйч-ди[3], - рассмеялась она и проверила его готовность. - А ты, дружок, утомился. И твой дружок тоже. Ну что ж, идите примите холодный душ, освежите себя яблоками и подкрепите себя вином, как говорили наши древние предки. А я и моя подружка вас подождём.
Макс встал и нетвёрдой походкой направился в ванную. Когда через десять минут он вернулся в спальню, то увидел, что Эсти выполняет замысловатые упражнения по системе йоги. Только сейчас он рассмотрел как следует её изящную и очень женственную фигуру.
- Дорогая, неужели ты не устала? - удивился он.
- От чего я должна устать? От любви? От этого живительного эликсира? - искренне и просто сказала она. - Ну что, продолжим?
Через два часа Макс признал своё поражение и со смущённым видом сошёл с дистанции.
- Ultra posse nemo obligator, -сказалон.
- Что это значит?
- Это значит - никого нельзя обязать сверх его возможностей. Так считали древние римляне.
- Они были правы, - сказала Эсти. - Не переживай. Ты молодец, продержался дольше других.
- Это что - комплимент или пропуск в элитный клуб? - спросил Макс.
- И то и другое, - рассмеялась Эсти. - А если серьёзно, то никакого клуба нет. Есть опыт, соответствующий возрасту и некоторым особенностям анатомии. Вот и всё, что есть. Так что не пугайся и не преувеличивай. Давай немного поспим.
… Как обычно, Макс проснулся в шесть утра. Эсти уже лежала с открытыми глазами.
- Ты так сладко спал, что не решалась будить, - сказала она. - А теперь давай повторим пройденное. Нет ничего лучше любви на рассвете.
На этот раз Эсти продемонстрировала неподдельное глубокое чувство с продолжительными нежными ласками и поцелуями. Она называла это утончённым сексом.
- Ты необыкновенная женщина, - восхищённо сказал Макс. - Как же я теперь буду без тебя?
- Мы что-нибудь придумаем, - деловито ответила Эсти. - Можем встречаться в Европе, в Израиле. Ты ведь приедешь в Израиль?
- Возможно. Это зависит от того, как будет складываться совместная работа с «Дабл Эй».
- Есть проблемы?
- Пока нет.
- Макс, хочу спросить тебя. Но не подумай, что это имеет для меня какое-то значение. Ты богатый человек?
- Я состоятельный человек.
- В чём разница?
- Богатство - категория количественная, а состоятельность - качественная.
- Понятно. Тогда скажи мне, состоятельный человек, какие у нас планы на сегодня? После завтрака ты отправляешься на работу. А вечером?
- После завтрака мы с тобой едем на кладбище.
- Вот как. Ты решил похоронить нашу любовь?
Макс рассмеялся.
- Нет, это мы пока делать не будем. Сегодня открытие мемориала в память членов семей Адлер и Ландау, погибших в лагере смерти Маутхаузен. И поэтому твой приезд очень кстати.
- Что за мемориал? Ты мне ничего не говорил.
Макс рассказал о своём решении увековечить память погибших, о приобретении участка на кладбище и о главной идее архитектурного проекта.
- На днях строительство закончено. И сегодня официальное открытие с чтением поминальной молитвы. Мы должны быть там в одиннадцать. После этого заеду в офис на пару часов. А потом я в твоём распоряжении, дорогая.
- Макс, я очень взволнована. Это событие придаёт особый смысл и особый характер нашим отношениям. Ты мне нравишься всё больше и больше. Скажи, а почему ты решил построить мемориал именно сейчас, спустя столько времени после войны?
- Эсти, ты обратила внимание, что на некоторые твои вопросы я отвечаю двумя словами: «так сложилось»? Таков же ответ и на этот вопрос - так сложилось. Если вопросов больше нет, то давай завтракать.
Мемориал находился в западной части нового еврейского кладбища, рядом с протестантским участком. Он был сделан в виде серой гранитной стены, по краям которой возвышались две стелы из чёрного мрамора. Венчала стену необработанная базальтовая плита со сквозным вырезом в центре в форме шестиконечной звезды. Вырез был сделан под углом к зрителю, и небо в нём было такой же формы… На одной стеле были выгравированы с указанием возраста имена членов семьи Адлер, на другой - Ландау. Всего тридцать шесть имён. Под каждым списком - слова «Зихронам левраха»[4]. На гранитной стене надпись: «Умерщвлены в Маутхаузене в числе 38120 евреев, 1938 - 1945», а ниже изречение на иврите: «Воздастся кара за кровь невинных. Псалом 79».
Эсти внимательно осмотрела мемориал.
- Всё сделано достойно, сдержанно, с большим вкусом и тактом, - заключила она. - Без внешних эффектов. Но каждая деталь и каждое слово кричат. Молодец, Макс. Спасибо и от меня тоже.
- Рад, что тебе понравилось. Ты совершенно точно уловила главную идею мемориала. Да, каждое слово кричит, - повторил он и машинально добавил: - В начале было Слово…
- Да, в начале было Слово, - продолжила Эсти, - потом слово против слова, потом народ против народа, потом две Мировые, потом Холокост. Вот и вся история цивилизации от Иоанна до наших дней.
Макс был поражён таким ёмким и исчерпывающим экспромтом.
- За это ты заслуживаешь ещё одну докторскую степень, - сказал он.
Присутствующих было немного - глава Венской еврейской общины, его заместитель, трое руководителей «Хевра кадиша», раввин Самуэль Маркус, староста синагоги, архитектор и скульптор. Состоялась краткая церемония. Раввин Маркус прочитал поминальную молитву: «Итгадал вэ иткадаш шемей рабо…» - «Да возвеличится и освятится великое имя Его…» Перед уходом Эсти положила по небольшому камешку на горизонтальный выступ у подножья каждой стелы.
- Так это делается в Израиле, - объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Макса. - По еврейской традиции возлагаются не цветы, а камешки.
Макс отвёз Эсти в гостиницу, и они договорились, что через два часа он заедет за ней.
- Мы отправимся в деревушку в семидесяти километрах от Вены, - сказал он. - Там и заночуем. Возьми всё необходимое.
Деревушка называлась Дюрнштейн. Она расположена к западу от Вены, у излучины Дуная. Место очень живописное, настоящий рай для туристов. Множество уютных гостиниц сельского типа, ресторанчиков, прогулочных тропинок вдоль реки и по склонам соседних холмов. На одном из них - развалины старинного замка, в котором, согласно летописи Крестовых походов, содержался пленённый английский король Ричард Львиное Сердце.
Макс и Эсти приехали в Дюрнштейн в седьмом часу вечера. Они оставили вещи в гостинице, прошлись несколько километров вдоль Дуная и поужинали в семейном ресторанчике «У излучины».
- Просто сказка! - воскликнула Эсти. - Не хочется думать, что всё это скоро кончится. Так бы и путешествовала с тобой по всему миру… Впрочем, это даже хорошо, что кончится. Иначе я бы привыкла к тебе, а то и банально влюбилась. В моём возрасте это опасно. Да и тебе ни к чему…
- Не знаю, не знаю. Мне, может быть, и к чему, - загадочно произнёс Макс. - Но тебе, действительно, надо быть осторожной. Не следует ломать семейную жизнь.
Эсти иронически посмотрела на него.
- Откуда тебе знать? Может, и ломать-то нечего, - неопределённо сказала она. - Ну ладно, сменим тему. Хочу в гостиницу. Грядёт ночь великой любви номер два…
- Любовь номер два или ночь номер два?
- Ночь, конечно, - Эсти рассмеялась.
Макс обнял её и поцеловал.
- Не испугался? - Эсти лукаво посмотрела на него. - Обещаю, сегодня не будем нарушать завет древних римлян. Как там говорится - ultra posse…?
- … nemoobligator, - закончил Макс.
- Вот именно, облигатор.
На следующий день они отправились вдоль излучины Дуная на юг в городок Мелк, где находится знаменитый монастырь ордена бенедиктинцев. Построенный в стиле барокко в начале восемнадцатого века, он поддерживается в идеальном состоянии и привлекает туристов со всего мира.
Макс с увлечением рассказывал по дороге обо всех интересных местах, которые они проезжали. Эсти была благодарной слушательницей и обнаружила немалые познания в архитектуре, искусстве, истории… В Вену вернулись поздно вечером.