167888.fb2
- Может быть. Вот из-за таких типов обычно страдают девушки.
"Ну с тобой-то этого не происходит", - подумал я.
- А что еще она говорила?
Эпифани улыбнулась, взгляд пристальный - как у кошки.
- Что ж, могу вспомнить еще одно. Она говорила, что он классный любовник.
Я кашлянул. Она откинулась назад на кушетке в ожидании моего хода. Я извинился и прошел в ванную. Горничная оставила ведро и швабру прислоненными к высокому, в рост человека, зеркалу, поленившись отнести их в служебную кладовку после работы. Ее серый рабочий халат висел на ручке швабры подобно забытой тени.
Застегивая молнию на брюках, я не сводил глаз со своего отражения в зеркале. Я говорил себе, что глупо путаться с подозреваемой. Неразумно, неэтично и, вдобавок, опасно. Занимайся своим делом и спи на кушетке. Отражение глупо и похотливо ухмылялось в ответ.
Когда я вернулся в комнату, Эпифани улыбнулась. Она сняла туфли и жакет. Нежная шея цветком распускалась в открытом вороте ее блузки, напоминая своей грацией ястреба в полете.
- Хотите повторить? - Я потянулся к ее пустому бокалу.
- Почему бы и нет?
На этот раз я сделал их крепкими, прикончив бутылку, и, подавая бокал Эпифани, заметил, что две верхние пуговицы на блузке расстегнуты. Я повесил свой пиджак на спинку стула и ослабил узел галстука. Топазовые глаза Эпифани следили за каждым моим движением. Тишина обволакивала нас, как бы накрывая огромным колоколом.
Я опустился на кушетку одним коленом, кровь тяжелым молотом застучала в висках. Взяв ее недопитый коктейль, я поставил его рядом со своим на кофейный столик. Губы Эпифани слегка разжались. Я положил ладони ей на затылок и привлек ее к себе. Она резко вздохнула и замерла.
Глава тридцать третья
То, что происходило потом на кушетке, было лихорадочным переплетением одежды, рук и ног. Три недели воздержания от женского общества не пошли на пользу моим любовным стараниям. Я обещал выступить лучше, если представится еще один случай.
- Случай здесь ни при чем. - Эпифани стряхнула расстегнутую блузку с плеч. - Секс - наше общение с богами.
- Может, продолжим этот разговор в спальне? - Я пинком освободился от спутанных брюк вместе с трусами.
- Я серьезно. - Она говорила шепотом, снимая с меня галстук и медленно расстегивая рубашку. - Есть легенда, которая старше Адама и Евы. О том, что мир начался с совокупления богов. Мы вместе - все равно что зеркало Мироздания.
- Не будь такой серьезной.
- Это не серьезно, это приносит радость. - Она сбросила на пол лифчик и расстегнула молнию на помятой юбке. - Женщина - радуга, мужчина - молния и гром. Смотри. Вот так.
Оставшись в одних нейлоновых чулках и поясе с подвязками, Эпифани выгнулась на "мостик" с легкостью мастера йоги. Ее тело было гибким и сильным. Нежные мускулы играли под смуглой кожей. Она вся переливалась как птицы в полете, когда они вразнобой плавно взмахивают крыльями.
Или как радуга, - если на то пошло, ладони касались пола, спина изогнулась идеальной аркой. Ее плавное, легкое движение являло собой чудо природы, краткий миг совершенства. Она медленно опускалась - пока не легла на пол, касаясь его лишь плечами, локтями и подошвами ног. Это была самая чувственная поза из всех, какие я когда-либо видел у женщины.
- Я - радуга, - пробормотала она.
- Молния бьет дважды. - Я опустился возле нее на колени, как прилежный ученик, у алтаря ее раскрытых бедер, но это настроение живо испарилось, когда она сократила дистанцию и поглотила меня. Радуга превратилась в тигрицу. Ее напряженный живот, дрожа, прижался к моему.
- Не шевелись, - прошептала она, сокращая скрытые мускулы ритмичным, пульсирующим движением. Я едва удержался от вопля, когда кончил.
Эпифани уселась мне на грудь и приникла влажным лбом к моим губам.
- С барабанами лучше, - сказала она.
- Ты делаешь это на публике?!
- Бывают мгновенья, когда в тебя вселяются духи. Банда или бамбуше, минуты, когда ты можешь танцевать и пить всю ночь, - и трахаться до рассвета.
- Что такое банда и бамбуше?
Эпифани, улыбаясь, поиграла моими сосками.
- Банда - священный танец в честь Гуэде. Он очень дикий, яростный, и всегда исполняется в хунфорте общины. В том, что ты называешь храмом вуду.
- Пупс называл это хумфо.
- Другой диалект, но то же слово.
- А бамбуше?
- Просто вечеринка. Члены общины выпускают излишки пара.
- Наподобие церковных посиделок?
- Ага, но тут гораздо веселее...
Мы провели день как дети, - играли, принимали душ, совершали набеги на холодильник и - общались с богами. Эпифани поймала по приемнику Пуэрториканкскую станцию, и мы танцевали, пока наши тела не истекли потом. Когда я предложил выйти пообедать, моя смешливая мамбо вывела меня на кухню и покрыла наши интимные части пенящимися сливками. Да, пир послаще, чем в "Кавано", где веселились когда-то "Алмазный" Билл и его грудастая девчонка.
Когда за окном стемнело, мы подобрали с пола одежду и уединились в спальне, отыскав несколько свечей в кухонном шкафчике. В их бледном свете ее тело напоминало созревший на дереве плод. Хотелось попробовать его со всех сторон.
В промежутках между "дегустациями" я спросил Эпифани, где она родилась.
- В женской клинике на Сто десятой улице. Но до шести лет меня воспитывала бабушка в Бриджтауне, на Барбадосе. А ты?
- В маленьком поселке в Висконсине, ты о нем никогда не слышала. Совсем рядом с Мэдисоном. Наверно, сейчас он уже слился с городом.
- Не похоже, чтобы ты часто его навещал.
- Я не возвращался туда с тех пор, как ушел в армию. Это было через неделю после Перл-Харбора.
- А почему ты не возвращался? Ведь там, наверно, не так ух плохо.
- Для меня там уже ничего не оставалось. Мои родители были убиты, пока я находился в армейском госпитале. Я мог бы поехать домой на похороны, но состояние не позволяло. А после увольнения все это постепенно стерлось.
- Ты был единственным ребенком?
- Приемным, - кивнул я. - Но они любили меня как родного. - В этой фразе чувствовалась бойскаутская гордость. Вера в их любовь заменяла мне чувство патриотизма. Она пережила все эти годы, стершие из моей памяти даже их черты. Все, что я мог припомнить, это лишь расплывчатые фотоснимки из прошлого.
- Висконсин, - повторила Эпифани. - Неудивительно, что ты разбираешься в "церковных посиделках".