Вдруг мне в тыкву приходит гениальная (как обычно) мысль. Мысль старого автомобилиста...
- Скажите, а здесь машины оставляют на ночь, как правило, на улице?
- Нет, - отвечает она, - из-за тумана это запрещено.
- О'кей...
Значит, Хиггинс ставит свою тележку куда-то на ночь, когда бывает здесь. Поскольку нет возможности запихнуть ее в маленький двор, то он ставит ее в какой-то гараж... И естественно, в ближайший гараж от дома. Это нормально, правда?
- Послушайте, Грейс, спросите у первого встречного адрес ближайшего к дому Хиггинса гаража...
- Хорошо.
Увидев полицейского, скучающего на углу перекрестка, она подходит к нему. Полицейский указывает направление рукой, подкрепляя этим жестом свои безусловно бесценные слова.
- Пойдемте, - говорит она мне, поблагодарив полисмена коротким "thanks".
* * *
Гараж называется "Эксельсиор", как везде.
Но на самом деле стоянка весьма скромных размеров.
Грейс ведет меня к стеклянной стене, отгораживающей бюро.
Внутри горит свет. За столом сидит тип с темными волосами и горбатым носом. Он курит сигарету и листает автокаталог.
Я стучу.
- Входите! - кричит тип.
Я вхожу в аквариум. Внутри тепло и пахнет новой резиной, что пробуждает во мне ностальгию по моей новой машине.
- Добрый вечер! - произношу я тщательно по-английски и поворачиваюсь к Грейс. - Не могли бы вы спросить у этого господина, нет ли у него клиента по имени Хиггинс?
Парень взрывается смехом. Он смеется от всего сердца.
- Ба! Без базара? - радостно кричит он. - Француз?
У него парижский акцент - хрен спутаешь!
Я тащусь!
- Ты тоже француз? - задаю я дурацкий вопрос.
- Немножко да, сын мой!
И мы жмем кости под ошарашенным взглядом девушки.
Парень кидается рассказывать о себе: он попал сюда после высадки в Дюнкерке - пуля в ноге вывела его из строя навсегда. Его лечили в Нортхемптоне. За ним ухаживала сестра, дочка хозяина гаража, шикарная девица, которая ему очень нравилась. Поскольку он любит рыжих и автомеханику, то быстренько женился на обеих, а после смерти старика стал хозяином гаража.
- Я, понимаешь, - говорит он, - как бобер строю дом своим...
Я коротким тычком обрываю его, чтобы избежать смущения Грейс.
- Ну а ты? - спохватывается он. Я показываю ему свое удостоверение.
- А, черт! - крякает он. - Легавый! - И тут же исправляется: Извините меня, комиссар.
- Да брось ты, не надо экивоков из-за того, что я полицейский. Есть два парижанина, случайно встретившихся...
Я хлопаю его по плечу.
- Ладно, иди поближе, - лыбится он, опять отбросив официальность, давай лучше вспрыснем встречу бутылочкой нашего вина. Мне его привозят прямо из погребов. Сейчас увидишь, это тебе не чай...
И мы идем мимо запаркованных машин в квартиру моего земляка, которого, между прочим, зовут Александр Тюпен.
Он заводит нас в столовую, обставленную, кстати сказать, пусть не шикарно, но далеко не бедно, и идет за вином.
Открывая бутылку, он говорит радостно:
- Представь себе, я, наверное, целую жизнь не видел парижанина! Как же, черт возьми, приятно услышать родной язык. Слушай, ну что Париж, все на том же месте?
- Да, - киваю я, - по крайней мере до следующего ядерного испытания.
Мы болтаем обо всем сразу и ни о чем, потом, принеся очередную бутылку, он вдруг спохватывается:
- Кстати, что тебя привело в мою обитель? Тебе нужна тачка? Я трясу головой.
- Нет, только информация.
- По технической части? Клевое воображение у моего земляка. Он, видимо, даже спит на каталогах запасных частей.
- Скажи, Александр, не было ли среди твоих клиентов в последнее время человека по фамилии Хиггинс?
- Дай сообразить... Нет, думаю, нет... Разочарование отдается в моем желудке.
- Понимаешь, - продолжает он, - я не очень обращаю внимание на их имена, тяжело запоминаются... Ты говоришь - Хиггинс?
- Да...
- А! Все может быть... Как он выглядит, этот твой...
- Сам хотел бы узнать...
Тюпен становится серьезным.