Наташа стыдливо покраснела.
- А ты разве знаешь?
- О чем?
- О цыганке.
- О какой цыганке?
Наташа снова разразилась смехом и незаметно для себя стала крутить кольцо, перекрывающее холодную воду душевого зонта, который она нечаянно сдвинула с его обычного места. Холодный дождевой веер хлынул во всю силу. От неожиданности они оба присели, как приседают в степи путники, когда над ними внезапно проносится гром.
- Ну, вот теперь нас никто не сглазит, - мокрая с ног до головы, сквозь смех проговорила Наташа.
- Что ты наделала? Где я достану тебе сухое платье? Как ты пойдешь домой?
- А ты чего меня гонишь? Я еще не собираюсь уходить. Ступай принеси мне свои спортивные брюки и какую-нибудь рубашку.
Наташа была счастлива. Ей, как ребенку, хотелось дурачиться. Чувство, которое, как ей казалось, Николай сдерживал где-то в глубине, у нее вырывалось наружу, Вся мокрая, повернувшись к зеркалу, она тихо запела:
Можно ль наше прошлое
Замести порошею?..
Что с тобою, девочка,
Нежная, хорошая?
Расскажи мне, милая,
Плач, но не таи,
В мои руки сильные
Положи свои.
Я тебя согрею
Голубиной лаской,
Расскажу хорошую,
Неземную сказку...
Что с тобою, девочка,
Нежная, хорошая...
Можно ль наше прошлое
Замести порошею?..
Увидев в зеркале вошедшего Николая, Наташа оборвала песню и, зло прищурив глаза, спросила:
- А за клевету по вашим уголовным кодексам что дают?
- Ты опять о своем Ленчике?
- Да, о нем.
Николай посмотрел на часы.
- Через двадцать минут он будет арестован, а дней через десять его будут судить.
- Судить?
- Да, но только не за клевету, а за убийство.
- Убийство? - со страхом, почти шепотом, спросила Наташа.
- Да. После кутежа в "Астории" он и трое его друзей угнали чужую машину и задавили человека. За рулем сидел Ленчик.
19
Ленчик стоял перед раскрытыми окнами в своей комнате и не сводил глаз с нового многоэтажного дома, который еще не был полностью заселен.
Виктория Леопольдовна, усевшись в кресле, рассматривала журнал мод.
- Сплошная безвкусица! Никакой фантазии! То, что в Париже уже сдали в архив, у нас выдают за крик моды! Ох, эти Нюшки!
Виктор не слушал матери. Он думал о своем, но сказал, как бы отвечая на ее слова:
- Да! С тех пор как перед нашими окнами вымахали это здание, мне кажется, что мы живем в колодце.
- Полно тебе, Витенька. Как-никак, мы занимаем больше пятидесяти квадратных метров. Лифт, ванна, телефон, холодильник. Чего тебе не хватает?
- Дикари тоже радовались, когда научились в своих пещерах разводить костры. Но дикарям это простительно, они не знали, что жилища можно делать из дерева и обогревать их специальными печами. А я - человек, и радость дикарей меня не утешает!
- Об этом ты говори с отцом.
- Что с ним говорить? Разве он сам не понимает, что мы очутились на задворках у этого дома? Может ли тут родиться светлая мысль, когда взгляд закован в бетон? Вот уже два года, как я не написал ни одной светлой поэтической строки.
- А удобно ли отцу настаивать на квартире в новом доме, когда у нас довольно терпимые условия?
- Чепуха! Неудобно будет, когда с балконов десятого этажа на голову нам начнут бросать окурки.
- Я сама задыхаюсь в этом колодце, но что поделаешь, если у тебя отец такой бессердечный человек. Что ему семья, когда для него существует одна работа.