— Извини, но ты привык к ресторанам, а я… Нет, лучше высади меня у метро, вот здесь. Я домой поеду. Вадим!
Мужчина рассмеялся:
— Лика, девочка моя, что ж ты из машины выпрыгнуть норовишь? И зачем тебе метро? Скажи куда, я отвезу. Через… обед. В том заведении, что выберу я.
— Нет, Вадим, я не хочу есть.
— А я — да.
Лика сникла не в силах противиться мужчине, и, понимая, что привезет он ее в какой-нибудь шикарный ресторан с помпезной обстановкой, и будет она себя чувствовать чучелом, под насмешливыми взглядами официантов давится пищей.
Вадим провел по ее волосам, успокаивая:
— Привыкай к нормальным заведениям.
— Угу, — вздохнула девушка, но хоть бы слово поперек сказала. Грекову все больше нравилось, что она послушная, безответная и доверчивая. Наелся он уже саблезубыми стервочками — сыт их кривляньями, фальшивыми ужимками, эмансипированными взглядами на жизнь. Женщина должна оставаться женщиной, чтоб и мужчина оставался мужчиной и чувствовал себя соответственно — ответственным. И если из всех нормальных женщин остались вот такие `ненормальные', то ему нет дела до свихнувшегося мира! Он найдет силы и возможности украсть из него Лику и сохранить для себя. Пока — любовницей. Податливой ласковой малышкой…
Вадима бросило в жар от воспоминаний о ее теле, ласках. Он покосился на девушку и завладел ее рукой: моя. Послать бы весь мир к чертям, вместе с обедом, делами, и вновь оказаться в постели с Ликой, трогательной женщиной — ребенком. Его женщиной.
— Ты моя? — спросил, скрывая шутливым тоном серьезность вопроса. И невольно напрягся, ожидая ответ.
— Да.
— Только моя?
Лика улыбнулась и потерлась лбом о его руку:
— Странный вопрос.
— Поясни: в чем странность?
— Всецело человек принадлежит лишь Богу.
— Бог на небе, малыш, а мы на земле.
— Но его законы никто не отменял.
— Да, но кто последний их применял? Назови хоть одного, кто помнит о них?
— Святые отцы.
— Священники? — хмыкнул. — Не хочу тебя разочаровывать, но с одним `святым' знаком близко, и ответственно заявляю — большего грешника не встречал.
— Мы не в праве судить людей, мы вправе лишь судить себя и не грешить…
— Подставлять правую щеку, если ударили по левой? — посерьезнел мужчина.
— Да. Если так угодно Богу…
— Лика, когда тебя насиловали отморозки, это тоже было угодно Богу…
Девушка побелев, вырвала свою руку из ладони Вадима, отпрянула, вжалась в дверцу, грозя ее вынести и вывалится.
— Так… `Замечательно', - прошептал Греков, сворачивая к обочине. Остановил машину и замер, глядя перед собой:
— Значит мое предположение — правда?
Лика зажмурилась, склонив голову чуть не до коленей.
— Ясно… Ну, и как за это не убивать? — спросил сам себя. Стукнул в сердцах кулаком по рулю, встретившись с испуганным, даже затравленным взглядом девушки, и поспешно вылез из машины, чтоб только не видеть Лику, не представлять, что было с ней, не думать, кто тому виной, и не напугать ее озвучив свои далеко не добрые мысли.
Пара вздохов стылого, с запахом опавшей, промокшей листвы воздуха, взгляд на снующих мимо прохожих, и злость чуть отступила. Вадим поднял голову, подставляя лицо моросящему дождику:
— Чудесный уик-энд… Сейчас бы сигарету, `радость' задымить, — посмотрел на витрину с рекламным плакатом сигарет Winston, и решил купить Лике что-нибудь попить, чтоб успокоится, да сладкого, чтоб горечь заесть. Обоим. Ресторан явно отменяется: в таком настроении к братве с заказом, самый раз или в оружейный, за двустволкой… А лучше — трех! — пошагал в магазин.
Лика сидела в машине, верная данному обещанию, а не сбежала, как он боялся.
— Ты меня ненавидишь? — спросила шепотом, огромными полными страха и отчаянья глазами, глядя на Вадима. Тот нахмурился, сунул ей пакет в руки и сел:
— Да, настолько сильно, что готов обедать в машине, раз ты против ресторана.
— Ты шутишь, а я серьезно…
— Лика, давай оставим эту тему, иначе я буду зол и груб. Хотя и то и другое заслуживаешь не ты.
— А кто? Откуда ты вообще знаешь?
— Егор сказал. Видимо ты не взяла с него обещание молчать, — прищурился на Лику насмешливо, но вышло упрекающе-зло. Девушка опустила голову, и Вадим вздохнул: что ж ты такая безответная, малыш? — Давай пировать. Не знаю, что ты любишь, набрал, что понравилось, — принялся вытаскивать из пакета провиант. Распечатал плитку шоколада, открыл минералку. Лика не двигалась.
— Бери, — протянул шоколад. Девушка головой мотнула, старательно разглядывая упаковку пирожных на своих коленях. — Не любишь шоколад с орехами?
— Люблю…
— Тогда в чем дело? Покормить, как лялечку с ложечки?
Девушка взяла кусочек от плитки и всхлипнула.
— Что опять не так? — всерьез начал сердится Вадим, решительно не понимая, как себя с ней вести: успокаивать?… Обнять, впиться в губы, чтоб с них слетали стоны, а не всхлипы, скинуть все упаковки на пол и взять Лику прямо здесь, чтоб она и думать о плохом забыла, и он, и… Прекрасная мысль, да ни ему, ни девушке, ни ситуации не подходящая. Остаются варианты шуток, прибауток — к чертям! И расставания.
— Куда тебя отвести? — завел мотор.
— На Радищева 34 — 18, - уронила тихо, потерянно.
— Мне Машу нужно забрать, обещал. Время почти три, — пояснил, видя, как расстроилась Лика.
— Ты не должен ее обижать, — почти приказала девушка. Греков на минуту потерял дар речи: странное заявление, а тон? Ничего себе — беззащитная. Или, когда ее задевают, легче проигнорировать выпад, а когда другого то не грех и зубки показать, и ноготки выпустить?