— Почему ты хочешь заняться со мной любовью, если ты мне не доверяешь?
— У тебя есть презерватив?
— Любовные утехи — это же естественная потребность. Плотская потребность. Ты знаешь такое слово, плотская? Или это баптистское слово?
Ее пальцы обхватили его пенис.
— В данный момент, дружок, вся кровь из головы перетекла у тебя в эту штуку.
— Чтобы из любовных утех получилось что-то путное, наши тела должны свободно реагировать друг на друга, естественно. Если один из нас причинит другому боль, сделает что-то такое, что другому не понравится, наши тела это сразу почувствуют, сразу отреагируют, сразу скажут. Разве ты не доверяешь собственному телу, Терри?
— Сначала мы можем обо всем договориться, — ответила Терри. — Я хочу сказать, на словах.
— А как же самопроизвольность?
— Тут можно зайти слишком далеко. Я хочу сказать: кто будет контролировать самопроизвольность? Ты?
— Какая разница? Ты. Я. Мы! Самопроизвольность возникает именно в тот момент, когда контроль общий! Когда мы оба занимаемся любовью, понимаешь? Двигаемся, взаимодействуем.
— Хорошо, давай сначала поговорим об этом.
— Если ты хочешь говорить о сексе, почему ты пришла в кровать без пижамы?
Зачем ты говоришь гадости? Типичная мужская позиция! Тебе она не к лицу.
— Что?
Она вытянулась на кровати.
— Для начала просто ласкай меня и целуй. Но не суй палец, куда не следует. Ты меня понимаешь? Пока.
Скайлар лег рядом с ней.
— Положи на меня свою ногу. Нет, ухо оставь в покое.
Обняв талию Терри ногой, Скайлар вздохнул.
— Заниматься любовью — это другое. У нас переговоры.
— Что с тобой такое? — спросила Терри.
— Так мы никуда не придем, девочка.
— Я скажу тебе, когда надевать презерватив. Он у меня в сумке.
— О боже, боже, — вздохнул Скайлар. — Такое ощущение, что твоя мама присматривает за нами.
— На какой половине кровати ты предпочитаешь спать? — спросила Терри.
— Посередине.
— А я — слева.
За вечер непрерывные переговоры Терри и Скайлара реализовались в двух совокуплениях.
В промежутках, голыми, они ели сандвичи и запивали их пепси-колой.
После того как Скайлар выключил свет, они лежали на кровати, голые, не касаясь друг друга. Жара не позволяла накрыться даже простыней.
Вентиляторы скрежетали. Терри не говорила о том, что ей мешает этот скрежет, что она вообще его слышит. А оба маленьких окна приходилось держать открытыми, чтобы был хоть какой-то доступ воздуха.
Боже, боже, говорил себе Скайлар, в этом мире я долго не протяну.
— Скайлар! — позвала она в темноте. — Да?
— Я надеялась с твоей помощью ощутить оргазм.
— Ты никогда не ощущала оргазма?
— Нет.
Нет, сказал себе Скайлар, в этом мире я долго не протяну.
— Уитфилд, Скайлар! — прокричал кто-то.
— Я! — Скайлар вскинул руку над головами собравшихся в холле.
В понедельник вместе с Терри Эйнсли он стоял в очереди к регистратору музыкальной школы Найтсбриджа.
К нему подошел молодой человек:
— Перед регистрацией вам надлежит явиться в комнату один-двенадцать, Скайлар, к профессору Пинтри. Вы еще не прошли прослушивание.
— Я должен проходить прослушивание? Я же получил стипендию.
— Он у трубачей — главный, — пояснила Терри. — Пинтри. Гений. Ты еще не играл ему?
— Посылал пленки, — ответил Скайлар. — Он слышал мои записи. Или слышал кто-то еще. Так я и получил стипендию.
— Наверное, он хочет просто поговорить с тобой, — предположила Терри. — В основном ты будешь учиться на его кафедре.
Скайлар оглядел очередь, с тоской подумал, что теперь придется становиться в самый конец. С пола он поднял футляр с трубой. В другой руке он держал большой конверт из плотной бумаги, с документами, которые, по его разумению, могли понадобиться при регистрации.
— А ведь некоторые утверждают, что южане любят поболтать. — Следуя инструкциям молодого человека, Скайлар отправился на поиски комнаты 112. — В сравнении с янки они просто молчуны.
— Ты — Уитфилд? — Мужчина в комнате 112, лет сорока от роду, напоминал щепку, а его глаза вызвали у Скайлара мысль о двух мертвых жуках на снегу.