- А как вы думаете?
Они еще ни разу не притронулись к тому главному предмету, ради которого велся этот долгий разговор, но у Журавлева сложилось отчетливое ошутщение, что Ко-ротков считает подразумеваемый, умалчиваемый предмет совершенно ясным для него, Журавлева. Идя сюда. Журавлев допускал, что Короткое примет ту же линию
поведения, какую выстроил Казалинский: сваливать основную вину на мертвого Перфильева. Но из того уже. что было тут сказано, можно сделать заключение: Коротков решил вести себя иначе. Даже если у них с Казалинским существовал на сей счет предварительный сговор. Поэтому Журавлев перескочил через ненужные ему сейчас подробности и приступил к основному:
- С вашего позволения, давайте определим роли. Образовался, как говорится, триумвират - вы, Казалинский и Перфильев...
- Не тот порядок, - перебил Короткое. - Казалинский, Перфильев и я.
- А не желаете поставить себя в середину?
- Я только передатчик. Ну и приемник, если уж вам так хочется.
- Значит, главным был Казалинский?
- Да.
- А роль Перфильева в чем заключалась?
- Он выписывал столько материалов, сколько требовал Казалинский.
- Вы, должно быть, плохо знаете, как распределяются фондируемые материалы. Существует разнарядка.
- В этой кузне я не разбираюсь. Знаю, что определенным лицам выписывалось больше, чем надо. Их указывал Казалинский. От них я получал деньги, отдавал
Казалинскому, а он выделял часть Перфильеву.
- А вам?
- Маленькую часть.
- А что значит - указывал?
- Казалинский через меня называл Перфильеву фамилии толкачей из тех, которые приезжали что-нибудь получать.
Тут была некая шаткость. Журавлев отвел взгляд в сторону, сказал как бы в пространство:
- Такой осторожный человек... - Он в точности повторил ту же фразу, которую произнес иолчаса назад, имея в виду Казалинского. - Непохоже на него. Сам себе искал клиентов... Их было довольно много. Это опасно. Вот с Сидоренковым он вел себя правильно... А здесь, простите...
- Намек понял. Были клиенты и от меня, - признал Коротков.
- Мы все это зафиксируем в протоколе. Я не предупреждал вас об ответственности за дачу ложных показаний, но, надеюсь, вы сознаете...
- Не беспокойтесь, сознаю.
Журавлев сел за стол и на разлинованных бланках записал по порядку вопросы и ответы. Он записал их в самой сжатой форме. Закончив, прочитал протокол и сказал:
- Вы подозреваете, что тормозные шланги мог повредить Казалинский?
- Больше некому.
- Сейчас вы в этом уверены, судя по вашему тону. Откуда появилась уверенность?
Не показав вида, Журавлев, однако, был действительно удивлен уверенным тоном Короткова. Если версия о предумышленном убийстве Перфильева верна, Короткову ни с какой стороны не выгодно обвинять Казалинского в покушении на его собственную жизнь, ибо ничто другое не может так подкрепить эту версию. Не иначе Коротков что-то замыслил. Журавлеву пока оставалось только гадать и внутренне поражаться холодной расчетливости этого совсем еще молодого человека. В самый раз было задать себе наивный вопрос: "И откуда такие типы берутся?" Но Журавлев во время работы подобных вопросов самому себе не задавал. Разве что после, по дороге домой.
- Я говорю, больше некому, - повторил Короткой.
- Нужна веская причина для таких чрезвычайных мер.
- Зачем ему свидетель, который все знает?
- Все-таки одним этим трудно объяснить поведение Казалинского
- Чужая душа - потемки.
- Может быть, есть какие-то другие мотивы?
И тут Коротков дал осечку. Он спросил:
- У него?
Лживые люди, привыкшие врать даже без надобности и по ничтожным поводам, когда, например, у них интересуются: "Ты вчера в кино ходил?", обычно пере-спрашивают: "Кто - я?" Чтобы дать себе время придумать ответ. Тут было нечто похожее, но в вопросе Короткова содержался еще и подтекст, который можно было прочесть и так: "У меня?" Коротков и сам сообразил, что слегка поскользнулся, но это не сбило его с толку. Так как Журавлев счел нужным промолчать, он пояснил:
- Клешня - страшная личность. Никто не знает, на что он способен.
- Александр Антонович был другого толка человек, не правда ли?
- Небо и земля! - воскликнул Коротков. - Александр Антонович - взрослый ребенок.
Позиции сторон, что называется, окончательно определились. Журавлев подкинул Короткову возможность продемонстрировать свою любовь к покойному Перфильеву.
- Вы никогда не ссорились?
- С ним невозможно было ссориться. И потом я намного моложе. Я уважал его. Он, правда, не разрешил Лене выйти за меня замуж до окончания института. Но в общем-то это понять можно. Он был справедливый мужик.
Ну, разумеется. Все так и должно быть. Кому придет в голову после таких слов подозревать человека в убийстве потенциального тестя?
Последнюю часть разговора Журавлев не стал оформлять в виде допроса. К сожалению, бумага не способна передать оттенков тона и настроения. Он вынул из чемоданчика опись драгоценностей, дал ее Короткову я сказал:
- Во время аварии при вас был кисет с драгоценностями. Тут они перечислены. Это все принадлежит вам?
- Не все, - внимательно прочитав опись, ответил Коротков.
- Уточните, пожалуйста.
- Серьги и браслеты не мои.