- Х-где я?
А это кто спросил? Неужели это он сам спросил? А голос - чужой, вялый. Даже и не голос, а так - полушепот.
- Все. Очнулся. Леночка, ставь капельницу...
Кто очнулся? А слово "капельница" так похоже на слово "вода". Только вот хочется ли ему воды? Пожалуй, не хочется, ну абсолютно ничего не хочется. Что-то мягко вошло в руку. Там, где она должна сгибаться, но почему-то совсем не хочет этого делать. Это что-то такое холодное. Как положили на вену кусочек льда.
- Как тебя зовут?
Опять все белое. Только вместо лысины - шапочка. И лицо какое-то знакомое. Кажется, женское. Красивое лицо. Даже у актрис таких не бывает. Что-то качнулось в душе и тут же исчезло, утонуло под холодным потоком безразличия.
- Май-га-тов, - по складам ответил он настырному голосу, ответил только потому, что этот голос мешал его отстраненности от всего окружающего.
- А имя-отчество?
Вопросы - как веревки. Он погружается все глубже и глубже во что-то мягкое, неземное, а вопросы тянут наверх, к противному солнечному свету, бьющему в окно, к лицам в странных, как у корабельных коков, шапочках, к льдинке, истаявшей, нагревшейся на руке. Ответить - обрезать веревки. И он вяло выжевал чужими, бесчувственными губами:
- Юрий Николаевич...
- Глюкоза - вся.
- Давайте хлористый натрий. Третьей банкой - гемодез. Восстановим баланс - таблетки. Сразу все дайте, - прохрустело что-то у ног. - Анализы и посев - и без меня знаете... А что он там про какой-то корабль говорил? Нападение?
- Просил передать, чтоб боялись белой яхты. Фамилию назвал. То ли Ефимов, то ли Трофимов...
- Ан-фимов, - поправил, не открывая глаз.
Мутная, втягивающая в себя, обволакивающая мягким, липким илом, глубина почему-то ослабила свое притяжение. Захотелось двинуть ногой, рукой. И он двинул: чуть-чуть, еле ощутимо, но двинул. Этого хватило, чтобы ил дрогнул, мутной взвесью хлестанул в стороны от его истончавшего, кажущегося почти бесплотным тела.
Майгатов поднял свинцовые веки. Тонкие женские пальчики переворачивали то ли банку, то ли бутылку с зеленоватой, как ситро "Дюшес" в детстве, водой.
- И что же Анфимов должен сделать? - спросил откуда-то справа мягкий мужской голос.
Жидкость медленно таяла в банке и, чем меньше ее оставалось, тем тверже и тяжелее становилось тело. Он ощутил, что мышцы ломит от жара, что левая нога от бедра до ступни ноет так, словно по ней водят раскаленным утюгом, а в животе, в самом низу, где скорее всего - кишки, воткнут острый нож. Он даже бросил туда взгляд: нет, ножа не было.
- Болит? - спросил все тот же голос и вдруг бесцеремонно нажал пальцами на живот, точно туда, где торчал невидимый нож.
- А-а! - выгнула боль Майгатова.
- Ну-ну-ну! Все нормально, - успокоил голос. - Нельзя в этих широтах пить некипяченую воду. Теперь амебки сигмовидную кишку покусывают. Ну ничего, мы им сейчас обед прервем. Но нужно нас слушаться. Все, что дадим, глотайте...
Все те же нежные женские пальчики вынули льдинку, оказавшуюся иглой, из вены, мягко протерли красную точечку проспиртованной ваткой и протянули стакан с водой и кучу разноцветных таблеток в ладошке. Три были безвкусными, четвертая - горше перца. Он мужественно, не выказывая отвращения, проглотил и ее.
- Левомицетин, - явно обозвала медсестра именно эту таблетку. Как бы в знак уважения к тому, что он не скривился, глотая ее хинную горечь. - Так что нужно сделать Ефимову?
- Анфимову...
- Ну да.
- Сначала скажите, где я?
- В больнице на севере Йемена, в Хараде. Больница местная, но здесь восемь человек - из России. По контракту. Вот - Леонид Иванович инфекционист.
Майгатов посмотрел вправо: белая лысина, белое лицо, белый халат. И добрые-добрые глаза. Как у Айболита из сказки.
- А меня зовут Леной. Лена Кудрявцева. Я...
- У вас есть связь... ну с посольством или еще с кем из наших?
- Что значит - связь? - скрестив руки на груди, с видом знатока спросил врач. - Факса и радиосвязи нет, а по телефону...
- Ладно. Передайте хоть по телефону... в посольство, - облизал пересохшие, шершавые губы. - В южной части Красного моря находится малый противолодочный корабль. Проекта "Альбатрос"... Впрочем, это не запоминайте. А то собъетесь. На него будет нападение. Я не знаю, зачем, но будет. Нападающие, скорее всего, - на белой яхте. Впрочем, если у них есть еще суда, то, может, и не с белой яхты. Что им нужно, я не знаю. Но пусть хоть сообщат...
- Хорошо-хорошо, - успокоил врач уже начинавшего привставать на койке Майгатова. - Я сейчас же все передам. Только не волнуйтесь. В этих широтах пиратов всегда хватало. Но чтоб нападали на военные корабли?.. - От двери обернулся, щелкнул пальцами. - Вот еще: мне же нужно передать ваши данные...
- Старший лейтенант. Помощник командира. У Анфимова.
- А-а, теперь понятно...
Хрустнула на несмазаных петлях дверь.
Майгатов огляделся. Он лежал на железной, ну чисто солдатской кровати. Поверх жестких пружин постелена тоненькая цветная простыня, такая тоненькая, как будто ее и нет вовсе. На обшарпанной тумбочке разноцветным строем - упаковки лекарств: красный трихопол, белая лента левомицетина, желтые капсулы гидрохлорида, коробочка но-шпы. На белых, свежевыкрашеных стенах ничего не висело. И вообще эта длинная, метров двенадцать квадратных, комната вовсе не казалась похожей на больничное помещение. Убери "систему", которую после прокапывания отвезли в угол, - и будет больше смахивать на общагу.
- А вас каким ветром сюда занесло? - оторвал он медсестру от звякающих под ее пальцами пробирок.
- Северным. - Осветила она курносенькое, с большими карими глазами лицо. - Я же говорила - по контракту.
- И долго еще здесь... ну, работать? - вроде бы и спокойствие было в голосе, а вроде бы и дрогнуло ожидание худшего.
- Работать? К сожалению, долго, - помрачнела Лена, но не стала от этого некрасивее.
- А почему вы решили стать медсестрой? Я слышал, сейчас многие бегут с этой работы.
- Ух, какой вы любопытный, товарищ старший лейтенант! Давайте пальчик... Вот этот - безымянный. Будем анализ брать. - Мазнула проспиртованой ваткой по подушечке пальца, ткнула чем-то острым, но ткнула так быстро, так небольно, что Майгатов даже удивился. Сколько ему на всех и всяческих комиссиях пыряли в этот палец, так ни разу никто настолько незаметно не смог этого сделать. А тут... Или он стал менее чувствителен, или и вправду у Лены легкая рука.
Первые капли скользнули в тонкую капиллярную трубочку.
- Вы свою группу знаете? - выдула она бурый столбик в пробирку.
- Первая. Резус отрицательный.
Рука, цепко сжимающая его безымянный палец, дрогнула.
- А что?
- Да нет, ничего, - чему-то своему улыбнулась Лена.