—
— М-да... Лигово... — Панин едва слышно, почти про себя, проговорил-пропел неожиданно всплывшие в памяти строчки из детства, из давно забытой блатной песни:
также в
допустимости неправедно нажитых капиталов от жульнической приватизации всенародной собственности па первых порах экономических реформ в стране, матерым уголовникам, Господом легализовать
лентами; эксперты-взрывотехники, криминалисты и судебные медики занялись конкретной своей работой, а еще не пришедшие в себя, оглушенные сотрудники патрульной службы стали отвечать на вопросы следователей и оперативников.
И тут снова возник вопрос о той куртке дорожно- патрульной службы, которая, по непроизвольному наблюдению молодого сержанта Новиченко, сидела на женщине как-то мешковато и явно полнила ее. Этого сержанта, как, по сути, единственного свидетеля, и взяли в оборот все оперативные службы. Что за женщина? Как выглядела конкретно? Откуда взялась? Почему в милицейской форме, но не в парадной, а в обиходной? Каким образом прошла к самой трассе?.. И еще десятки и сотни подобных вопросов, на которые не мог пока ответить никто, а уж сержант Новиченко — тем более, поскольку и наблюдал-то ее с полминуты, не дольше.
Акция была практически сразу как террористический акт, и одного настырного следователя из Управления Федеральной службы по городу Петербургу и Ленинградской области больше всего «на данный момент» интересовал главный вопрос: не чеченка ли погибшая? Ну та, которая явно же взорвала себя? А если чеченка, то почему ее допустили до трассы, а не остановили для проверки еще на подходе к шоссе? И почему патрульная служба проявила изрядную беспечность и наплевательское отношение к своим прямым обязанностям? Короче, и тут назревали конфликты, продиктованные в первую очередь отсутствием вразумительных ответов на те вопросы, которые уже в ближайшие часы станет им задавать и собственное, и чужое начальство.
О покушении президенту доложили в тот момент, когда он вместе с гостем из Соединенных Штатов осматривал Константиновский дворец и слушал сообщение директора музея, рассказывавшего высокопоставленным посетителям об истории дворца и событиях, связанных с ним. Подобно всякому коренному жителю Санкт-Петербурга, неважно, шла ли речь о Петрограде или Ленинграде, Панин, разумеется, как нынче принято говорить, был в теме. Поэтому и слушал высоко ученого экскурсовода без должного в иных случаях внимания. Вот тут-то, заметив, что президент думает о чем- то своем, начальник охраны и доложил ему коротко, без деталей, о происшествии. Панин лишь поднял брови, дрогнул уголком плотно сжатых губ и легким кивком подтвердил, что услышал и понял. А следующим кивком отпустил начальника охраны. И больше за весь день ни разу так и не вернулся к этому известию.
Из данного факта был сделан немедленный вывод, что оглашению сие происшествие никоим образом не подлежит. Ни гости, ни тем более пресса ничего не должны знать о том, что случилось сегодня утром на Петергофском шоссе. О том же самом должны быть строго предупреждены и невольные (или вольные — в чем предстоит еще хорошенько разобраться!) свидетели кровавой драмы. Соответственно и всем службам было доведено указание о проведении закрытого расследования.
Естественно, что никакого президентского эскорта в момент взрыва на шоссе и близко не было, да и быть не могло, поскольку маршрут держался в строгом секрете. А рвануло что? Вот расследуют и скажут. Может, снаряд или мина, оставшаяся еще со времен военной блокады, тут этого добра хватает, бои-то ведь некоторые жители еще по собственным детским впечатлениям помнят. Запросто могли привезти проклятую железяку из ближнего карьера еще прошлой осенью, нечаянно, конечно, с обычной кучей песка — скользкое дорожное полотно зимой посыпать...
А чтоб даже случайно не вызвать у вездесущих журналистов ненужных вопросов относительно столпотворения на Петергофском шоссе в те часы, когда ехали президенты, к месту происшествия подогнали тяжелую дорожно-строительную технику. Возле воронки установили ремонтные щиты, оставив лишь узкий проезд для постороннего транспорта, все заметные спецмашины убрали подальше, чтоб не отсвечивали, а сотрудников правоохранительных органов обрядили в оранжевые куртки и каски дорожных рабочих. И поставили двоих офицеров из дорожно-патрульной службы, но не в праздничной, а в повседневной форме, махать полосатыми жезлами и орать на проезжающих: «Давай, давай!»
В середине дня, как было запланировано протоколом, началась личная встреча президентов. А когда она закончилась, оба они вышли в зал к ожидавшим их российским и зарубежным корреспондентам газет, журналов, радио и телевидения и в лучших дружеских традициях, сияя улыбками, ответили на многочисленные вопросы представителей средств массовой информации. И ни в одном из заданных вопросов не прозвучало ничего такого, что могло бы вызвать негативную реакцию или даже легкий намек на недовольство у президента Панина. Умеем же работать... И молчать тоже умеем, когда надо...