Ушли мы чудом. Хотя большая часть чудес и творится руками человека, но все равно можно сказать что — чудом. Да и вляпался я во все это дерьмо тоже — чудом.
Судя по тому, как быстро Айша сориентировалась, она явно принадлежала к одной из ячеек местного сопротивления. Сопротивления, кстати, в Пакистане хватало, самых разных сортов. Были боевые организации белуждей, боровшихся за создание независимого Белуджистана и за воссоединение со своими братьями, живущими по ту сторону ирано-пакистанской границы. Был Талибан, который боролся не столько с пакистанскими властями, сколько с американцами. Но и пакистанским властям доставалось при попытках хоть как-то ограничить талибский беспредел в стране. Ни к одной мечети, например и близко подойти было нельзя из-за угрозы массовых беспорядков — а в мечетях вербовали шахидов, укрывали разыскиваемых, раздавали оружие и взрывчатку, призывали к всемирному джихаду. Были и боевые организации афганских беженцев, к одной из которых, видимо и принадлежала Айша. Афганцы начали появляться в стране еще с семьдесят девятого года, когда в соседнем Афганистане к власти пришли коммунисты. Когда же в Афганистане началась война — поток беженцев через границу стал почти неконтролируемым. Цифры называют самые разные, но по оценкам международных экспертов в Пакистан бежало от миллиона до двух с половиной миллионов афганцев. Пакистанцам они были совсем не нужны, что происходит в стране, которую заполонили беженцы-мусульмане, все прекрасно знали по примеру Ливана. Но принять беженцев пришлось, под давлением США и международного сообщества. В восьмидесятых годах в Пакистан потоком шли деньги за беженцев, большая часть которых прикарманивалась пакистанскими властями и командирами моджахедов, а самое главное — потоком шло оружие. В любой восточной стране власть держится на штыках — и диктатор Пакистана Мухаммед Зия Уль-Хак с удовольствием полностью перевооружил свою армию за счет американских налогоплательщиков.
Но сами по себе беженцы были никому не нужны. Они были нужны Саудовской Аравии, как питательная среда для распространения ваххабизма. Они нужны были Пакистану, как основание для поступления в страну оружия и международной помощи. Они нужны были и США как пушечное мясо для войны против советской армии в Афганистане. Но самое главное — всем нужны были их страдания, а не нормальная жизнь — в этом случае афганцы попали в ту же ловушку, что и палестинцы. Они нужны были именно как страдающий, изгнанный со своей земли народ. Никто даже пальцем не пошевелил для того, что бы хоть как-то устроить жизнь афганцев — почти все поступающие в их адрес деньги расходились по карманам и швейцарским счетам…
После ухода СССР из Афганистана они и вовсе перестали быть кому-то нужны, более того — они стали помехой. Пакистанского или какого-либо иного гражданства им не предоставили. Нормальных условий жизни им никто и не собирался создавать, ни тогда, ни тем более сейчас. После ухода советских войск из Афганистана многие моджахеды вернулись в Пакистан. Кто-то ушел в криминал — пакистанские суды получили указание применять смертную казнь к афганцам максимально широко. Многие ушли во всемирный джихад — моджахеды всплывали как основная ударная сила исламских террористов и в Сомали и в Алжире и во многих других местах. Кто-то вернулся в разгромленный, разграбленный Афганистан, многие там занялись наркоторговлей. А кто-то продолжал жить в своих хибарах, зарабатывая деньги, чем придется — уже третий десяток лет…
Из района мы выехали на бурубухайке — так назывались местные транспортные средства, на которых перевозилась основная часть грузов и на которых держалась вся местная торговля. Водители вступали в кланы, их было около сорока, и каждый клан оформлял машины по-своему. До индийских машин, больше похожих на передвижные храмы, им было далеко — но все равно на фоне безликих американских траков, все украшения которых часто ограничивались множеством лампочек, эти машины смотрелись необычно и шикарно.
Как оказалось, мы сумели таки вырваться из зоны оцепления — но все равно Мехмет вывез нас в кузове, закрыв грязной дерюгой и навалив сверху каких-то коробок. Куда он нас вез — я не знал, но судя по всему на одну из явочных квартир в самом городе. В Карачи до сих пор продолжалась поисковая операция, над городом кружили вертолеты пакистанской армии…
Явка оказалась обычным доходным домом, в таком жили мелкие торговцы, приезжавшие в Карачи за товарами. От порта он был далеко, поэтому и цены здесь были относительно умеренные. Рядом были склады для товара с эстакадой для загрузки грузовиков.
Айша исчезла только к вечеру, объяснив что несколько дней мне надо будет побыть здесь, пока не спадет накал поисковой операции. Здесь для меня будет — самое безопасное место. О чем-то поговорив с владельцем — по виду тоже афганцем, она отвела меня в потайную комнату, вход в которую был только на товарном складе. Поразмыслив, я решил остаться…
Не то, чтобы я не мог уйти из города — нас учили проходить фильтрацию в куда более тяжелых условиях, на территории Советского союза, действовать против КГБ. А это куда более серьезный противник, чем местная ИСИ. Но имеющиеся на руках карты нужно разыгрывать до конца — произошедшая ситуация, которую не сможет подстроить ни одна разведка мира, нужно было использовать на сто процентов.
Комната моя, если и отличалась от тюремной камеры — то ненамного. Небольшая — четыре на четыре, с тусклым плафоном вместо освещения, без окон. Замаскированная в стене дверь, на всякий случай замаскированная еще и тюками с товаром. Из мебели — только деревянный стул и лежак, с мохнатой шкурой какого-то животного вместо покрывала. И накрытое крышкой ведро…
Кормили примитивно, но хорошо, относились ко мне, как мне показалось, с уважением и опаской — но без враждебности. Полицейские здесь популярностью не пользовались, власть ненавидела народ и народ отвечал ей тем же. Посредниками между властью и народом выступали полицейские и армия, а средством диалога были автоматы и пулеметы…
Тот, кого я ждал — первое звено в длинной цепочке террористической сети, пришел ко мне уже на следующий день, примерно в обед. Поставил на пол пластиковый бутыль с водой, девятнадцатилитровый, какими снабжают международную коалицию в Афганистане, поставил рядом на пол большое, накрытое крышкой блюдо с моим обедом. Сел на стул — по-американски, задом наперед, с любопытством уставился на меня. Посредник был худ, невысок, молод…
— Меня зовут Мехмет. А тебя?
— Гордон…
— Гордон… Ты американец?
— Да…
Мехмет замолчал, глядя мне в глаза не отрываясь. Видимо, пытался просчитать дальнейший разговор. Интересно, а он что думал, что я буду отказываться от того, что я — американец?
— Кто ты?
— Я моряк. Всего лишь моряк, с сухогруза «Катания». Ошвартовались сегодня утром в вашем порту.
— Моряк… Айша говорит, что ты совсем не моряк. Она говорит, что ты убил полицейских.
— Они убили моего друга. Он тоже был моряком, мы ходили[43] на одном и том же корабле. Он ничего плохого не сделал — а они взяли и убили его. Что мне было делать?
Посредник говорил на хорошем английском, меня вообще удивляло — похоже, в Карачи английский знала большая часть населения. За что они нас ненавидят? Чего им не хватает?
— Ты убил нескольких полицейских… Гордон. Они и вправду были плохими людьми, они убивали беззащитных людей. У меня были друзья, которые погибли от рук этих полицейских. Но там было несколько полицейских, у них в руках были автоматы, а у тебя в руках не было ничего. Мои друзья погибали с оружием в руках, а у тебя были голые руки. И, тем не менее, полицейские мертвы, а ты жив. Кто научил тебя убивать, Гордон?
— Флот. Я служил во флоте… — немного приоткрылся я.
— Да? И ты воевал?
— Нет. Но эти полицейские вели себя глупо, американские полицейские не допустили бы таких ошибок, какие допустили они.
Мехмет снова задумался…
— И что ты собираешься делать дальше?
— Сваливать из страны. Если позволите — пересижу здесь пару дней, пока идут поиски, а когда успокоится — рвану. В порт я проберусь, судно через три дня отходит…
— А капитан? Ты думаешь, ему неизвестно, что произошло.
— Я американец и он — американец. А они — палестинцы… А для чего ты спрашиваешь?
— Да так… Ты знаешь, кого ты убил?
— Откуда? Я первый раз их увидел в коридоре…
— Там был такой — в форме, с усиками и в очках?
— Был… Это он Джулиано убил, сука… Его я первого застрелил…
— Это капитан Доштагери, по прозвищу «Мясник», да проклянет Аллах его и весь род его, да падет на них кара Аллаха по делам их! Он был заместителем начальника местного отдела полиции по борьбе с терроризмом. Он убивал, пытал, от его рук погибло много людей. А ты казнил его, за что вся умма[44] благодарна тебе…
— И что?
— А вот что… Я тебе предлагаю совершить небольшую поездку. Мой учитель, да продлит Аллах дни его, желает видеть и говорить с человеком, что избавил Карачи от проклятого палача Доштагери, продавшегося неверным и обагрившего руки кровью многих правоверных. Это большая честь, не отказывайся…
— И где он хочет с мной встретиться?
— Это тебе знать не нужно. Учитель пребывает в сокрытии и редко с кем-то встречается. На моей памяти еще не было, чтобы он пожелал встретиться с кяфиром…
— Мне это знать нужно. Если это за городом — то как мы выедем из него и как вернемся обратно?
— Об этом не беспокойся. Мы неоднократно вывозили этим путем братьев. И полицейские ничего не смогли сделать. Вечером поедем…
Моряки избегают слова «плавали», по их мнению, плавает только г…о, а по морю — ходят.
Мусульманская община.