Родион Федорович, нарочно не глядя на Матвея Козырева, тихо и веско сказал:
- Этот, как его? Матвей, я очень рад за тебя, что ты стал студентом, что у тебя впереди спокойная целенаправленная жизнь... Только знаешь ли какая штуковина? Я очень сильно подозреваю, что Кушнарёв и Савельев совершили убийство двух человек... Понимаешь? И вот когда это будет доказано, а доказано это будет непременно, вдруг выяснится, что некий Матвей Козырев из каких-то ложных побуждений скрыл от следователя очень важные детали. То есть, попросту говоря, способствовал сокрытию преступления... Представляешь, чем это может закончиться?
Отличник явно сомлел. Карамазову даже жалко его стало. Он, чтобы не затягивать шершавую сцену, форсировал голос:
- Быстро говори: видел оружие у Кушнарёва и Савельева?
- В-видел...
- Какое? Где? Когда?
Теперь следователь полностью владел ситуацией.
- Сначала пистолет был - во-о-от такой громадный. Его Олег с Максимом сами сделали. Это когда Савельев в ПТУ учился и на практику на завод ходил. Да там пистолет-то - умора: дуло кривое, весь изолентой перемотан. Он здесь вот на стенке одно время висел, в кобуре деревянной. А потом Савельев обрез принес - где уж достал, не знаю. Я говорил все время - доиграетесь. Правда-правда говорил... Потом - это с месяц назад - и обрез, и пистолет исчезли. Я подумал, что они, Олег с Максом то есть, кому-нибудь отдали их...
Выбравшись из подвала вместе с очень сильно вспотевшим Матвеем Козыревым, Родион Федорович обнаружил, что на мир уже опустились вечерний покой и благодать. Пожар вечерней зари, раскалив полнеба, обещал на завтра ветер, неуют и тоску. "Эх! - подумал с сожалением Карамазов. - Завтра я буду злым, придирчивым и очень нервным... Хотя, может, оно и к лучшему".
Он, вместо того чтобы сразу направить стопы к соседнему дому, где его уже дожидались, вероятно, вернувшийся из лесной глухомани Никола и разваренные макароны с жирной мокрой колбасой, вошел зачем-то в последний подъезд, поднялся по лестнице и позвонил в квартиру Екимовых. Василиса открыла следователю сама - хотя, кроме нее, кто еще мог открыть? Мать Алисы, как уже было известно Родиону Федоровичу, лежала третий год прикованная к постели параличом.
"Вы не на работе?" - чуть не ляпнул он и больно прикусил язык.
- Можно? Я на минутку, - как-то просительно сказал он и вошел.
И снова, еще только Алиса открыла ему, одетая совсем по-домашнему - в скромный цветастый халатик, он испытал сладкий томительный ожог в груди от прикосновения к глазам своим удивительной девичьей красоты. Ну никак Карамазову не удавалось совместить с Василисой Екимовой дурно пахнущее слово "проститутка".
- Что вам надо? - не очень приветливо спросила Алиса, чувствуя себя, вероятно, не очень уютно перед мужчиной в таком простецком домашнем неглиже... - Еще желаете узнать подробности о нашей профессии?
- Зря вы так, Алиса, зря... Вы знаете, вам очень идет, когда вы улыбаетесь и добрая.
- Да? Это интересно. Спасибо. Вы это как мужчина говорите или как страж порядка и нравственности?
- Хорошо, поговорим о деле. Я к вам, собственно, с просьбой...
- Кто там? Кто пришел, доченька? - раздался вдруг стонущий голос из глубины квартиры.
- Это ко мне, мам, по делу, не волнуйся, - Алиса жестом пригласила Карамазова на кухню и поплотнее прикрыла дверь в комнату.
- Кофе будете?
- Знаете, не откажусь, - охотно откликнулся Родион Федорович, углядевший зорким взглядом сыщика, что на конфорке уже доходила до кондиции порция обалденно пахнувшего кофе. Над краем турки показалась шапочка пены.
После первого божественного глоточка, разомлев, Карамазов галантно подсюсюкнул:
- Уютно у вас...
- При моих доходах уют создать нетрудно, - отрезвила его хозяйка. - Так какое у вас дело?
Следователь посерьезнел, встряхнулся, убрал ногу с ноги, сел прямо.
- Дело вот в чем, Алиса, я хочу попросить вас помочь мне, себе и Олегу.
- В каком смысле?
- Слушайте внимательно: завтра утром вы приедете в Баранов. Я устрою вам свидание с Олегом. Вы должны убедить его полностью признаться.
- В чем признаться?
- В убийстве. Они с Савельевым совершили убийство. Если завтра Олег признается сам, до того как я заставлю его это сделать, я оформлю это как явку с повинной... Понимаете?
- Я не верю, что Олежка убил, - глухо, подняв зачем-то чашку с кофе к самым ресницам и заглядывая в ее темное горячее нутро, как в бездонную скважину, ответила Алиса. - Это если и убил, то Савельев, а Олежка просто присутствовал, просто свидетель..
- Вот и надо, чтобы он всё подробно и чистосердечно рассказал. Убедите его в этом. Убедите, что ему самому будет лучше.
- Куда уж лучше, - вздохнула и потом всхлипнула девушка. - Теперь влип мальчишка, все равно посадят...
Карамазов переждал, не решаясь ее успокаивать, потом попросил:
- Алиса, покажите мне стихи Олега.
Она принесла тонкую школьную тетрадку с крупной надписью на обложке "Стихи О. Кушнарёва".
- Это я сама переписала - он на разных листочках, обрывках пишет.
Следователь раскрыл, полистал, вчитываясь в неуклюжие, но странно притягательные строки. Особенно заинтересовало его стихотворение под названием "Хочу стать собакой". Родион Федорович перечитал его дважды, запоминая:
"Хочу я иногда собакой стать...
Не пёсиком - малюсеньким и милым,
А псом - противным, грязным, шелудивым,
Чтоб выть тоскливо и людей кусать.
Хочу, чтоб жизнь меня пинала беспрерывно,
Хочу, чтоб ненавидели меня,
Чтоб били, проклиная и кляня,
И чтоб не верил в счастье я наивно...
Тогда б я только злобно огрызался,
Уверенный, что так должно и быть...
За что меня, паршивого, любить,