16811.fb2
Потом, когда они уже поженились, Анна Андреевна рассказала, что больше всего ее поразило при первой встрече наличие в его одежде галстука. На фоне обтрепанных и расхристанных сотоварищей он выделялся. И это опять-таки доказывает прозорливость Валентина Васильевича. Еще живя в райцентре, будучи инструктором райкома комсомола, он приметил и усвоил, что галстук - это не просто деталь мужского костюма. Галстук - это символ, это знак принадлежности к определенному классу людей. По наличию галстука можно сразу отличить уважаемоего человека от народа...
Сначала Аня подкладывала ему более съедобные кусочки, дарила ему улыбки, начали они перебрасываться двумя-тремя словами. Потом он, как водится, пригласил ее в кино, и они начали встречаться. Наступил и день, когда Валентин отправился с визитом к Ане в дом. Там, в трехкомнатный квартире на первом этаже его встретили - матушка Ани, Сарра Исааковна, по профессии врач-гинеколог, молчаливая древняя бабушка, не отходившая от телевизора ни на шаг, толстая рыжая кошка с коровьим именем Зорька и стол, накрытый такой вкуснотищей, что Валя перестарался и почти пару дней мучился, бедняга, животом. Отец Ани уже много лет как проживал с другой женой где-то в Харькове, а старший брат, офицер, со своей многочисленной семьей обитал в те времена в далеком заграничном гарнизоне.
Вскоре и строгая Сарра Исааковна, и бабушка-телеманка, и хронически беременная Зорька привыкли к Вале Фирсову, а сама Аня просто-напросто влюбилась в него без памяти. Привык к трехкомнатной квартире и жирным ужинам и сам Валя Фирсов. И в конце концов решил жениться. Тем более, что Аня была всего на четыре года старше и, как оказалось, ждала всю жизнь только его, храня свои девические богатства в целостной неприкосновенности.
Марш Мендельсона прозвучал...
И вот теперь, спустя почти полтора десятка лет, Валентин Васильевич, если говорить откровенно, слегка стыдился своей жены...
3. Юлия Куприкова
Юлия Куприкова тоже не знала, что сегодня, 23 июля 1988 года, умрет...
Да и разве можно думать о смерти в девятнадцать лет, к тому же в день встречи с любимым человеком после томительной бесконечной разлуки.
Она придерживала тяжелую сумку руками и внешне невозмутимо посматривала по сторонам, словно бы безмятежно отдыхала после вагонной тряской ночи. Но в сердечке ее трепыхалась и пошевеливалась тревога: что случилось? Неужели не встречает? Он же обещал!..
Она специально надела в дорогу маечку с яркой надписью "Гласность", чтобы быть позаметнее, да и Валентину Васильевичу нравится красный цвет. Теперь она, медленно поворачивая свою "Гласность", как призывный сигнал, в разные стороны, высматривала Фирсова в толпе.
И вот он появился! Юля мгновенно вспыхнула, щечки ее заалели, и она приподнялась на цыпочки, чтобы любимый быстрее ее заметил. Но он и так уже, она видела, стремился прямо к ней.
Вдруг он резко остановился уже перед самым крыльцом и повернулся на оклик. К нему подошел мужчина в шляпе и тоже в галстуке, пожал руку.
Валентин Васильевич бросил на нее предупреждающий взгляд, но Юля и сама понимала, что не надо пока его "узнавать". До нее донеслись обрывки разговора.
- Вы не в курсе?.. Совсем плох...
- Когда?..
- Сознание теряет...
Юля видела, как взволновался-встревожился Валентин Васильевич. Он даже, забыв о ней, повернулся и пошел было с мужчиной, но потом спохватился...
- Что случилось? - спросила Юля, едва они поздоровались.
- Да тут неприятный момент возник. Товарищ мой по рыбалке - помнишь, я рассказывал, Крючков из Будённовска? - в тяжелом состоянии в больнице. Вот чер-р-рт! Совсем, ну совсем мне это не надо! Придется сегодня съездить к нему... Впрочем, хватит о плохом. Пойдем скорей к машине - должен же я наконец тебя поцеловать!
Валентин Васильевич стрельнул взглядом по сторонам и, подхватив вещи Юлии, размашисто зашагал к стоянке, к самому пустынному ее уголку возле бетонного забора, где оставил свою "Ладушку". Он запихал вещи в багажник, посадил Юлю на переднее сиденье, уселся сам, жадно обхватив ее за плечи.
- Ну вот, теперь по-настоящему - здравствуй!
Юля сама подалась ему навстречу, подставила полуоткрытый рот. От поцелуя голова ее закружилась, она почувствовала, как его сильная ищущая рука нашла ее грудь, прикрытую лишь тонкой маечкой, и начала ласкать, тревожить, томить. Юля сама не ожидала, что блаженство встречи будет таким острым. "Как я счастлива!" - сверкнуло в ее голове. Юля через силу отстранилась от его рук и губ, глубоко вздохнула, поправила разметавшийся хвост волос.
- Не надо, Валентин, еще не вечер, - она ласково засмеялась. - Да и можно разве целоваться с женщиной, которая провела ночь в поезде? Фу! У нас же вся жизнь впереди...
Жить им обоим оставалось чуть больше девяти часов.
* * *
Мать с отцом родили, а Бог создал Юлю Куприкову для любви и счастья.
Еще в раннем детстве было заметно, что со временем, она станет весьма и весьма привлекательной. И точно, уже к 14-15 годам природа практически закончила ее портрет. У нее оказалась хрупкая девичья в талии фигурка, но грудь ее туго натягивала кофточку, волнуя мужские взгляды, и бедра тоже выглядели взрослыми, сформировавшимися. Она даже стеснялась своих бедер и никогда не носила мини-юбки. Волосы, каштановые, с рыжеватым отливом, Юля распускала мягкими волнами по плечам или собирала в пышный хвост, и эти простые прически очень шли к ее тонкому бледному лицу со светло-карими глазами, чуть вздернутым носиком и нечетко очерченными детскими губами. На горле, под самым подбородком у нее темнела маленькая родинка. Одевалась Юля всегда смело, оригинально и к лицу.
Она была создана для любви еще и потому, что от рождения природа наделила ее горячей чувственностью. Очень рано ее начали мучить ночные стыдные сновидения, от которых просыпалась Юля в сладкой истоме и с гулко колотящимся сердцем. Она с пристальным вниманием и тайным удовольствием смотрела сцены в фильмах, которые детям до 16 видеть не дозволяется, с жадностью искала в романах и повестях страницы о любви - любви чувственной, земной. Когда в троллейбусе ее плотно прижимали к какому-нибудь молодому человеку, она краснела и задерживала дыхание.
Кто знает, что бы получилось из Юлии с ее внешностью и темпераментом, если Бог не вложил бы в нее, если можно так выразиться, ограничитель застенчивый, замкнутый и строгий характер. Ее "учительский" взгляд обыкновенно сдерживал поползновения самцов. А держала Юлия себя так чопорно не только из-за характера, но и потому, что больно споткнулась уже на первых же шагах по тропе любви и чувственности.
Самая начальная заноза в душе ее осталась после милого детского порыва, которому она поддалась в младенческие годы. Кому рассказать - хохотать будет, а для нее, девчушки-первоклассницы, то была настоящая трагедия.
Этот мальчишка с льняными кудряшками и васильковыми сияющими глазами сразу поразил Юлю, как только она увидела его впервые на празднике "Здравствуй, школа!". И когда они попали в один класс, да еще их посадили за одну парту, Юля окончательно влюбилась. Она не знала, что в таких случаях принято делать, долго мучилась, потом решила для начала хотя бы объясниться. И вот на перемене, когда, как показалось Юле, все убежали из класса, она придержала мальчика за рукав.
- Пойдем, чё-то скажу...
Она повела своего избранника в самый дальний угол, к шкафу с наглядными пособиями, и там, не глядя ему в глаза и до слез вспыхнув, она выговорила.
- Я тебя люблю!
И гром грянул. Вернее - смех. Видимо, от волнения Юля не заметила двух мальчишек на первой парте у окна. Теперь они заливались, хватаясь за животы, показывали на нее пальцами.
Юля совсем вспыхнула и сквозь брызнувшие слезы глянула на своего голубоглазого Ромео - защити! А тот вдруг тоже заревел, затопал ножками и кинулся на нее с кулаками.
- Отстань, дула! Лебята, она - дула!..
Юлю этот трагикомический случай травмировал, сделал замкнутой, недоверчивой к мальчишкам. Когда многие ее одноклассницы уже начали дружить, даже самые неприметные, Юля продолжала существовать в гордом одиночестве.
Следующий и уже действительно сокрушительный удар на ее мечты обрушился летом, когда она закончила восьмой класс. В пионерском лагере Юля познакомилась с Галькой Букач из Будённовска. Она курила, лихо заворачивала матом в разговоре, любила уединяться с мальчишками и могла на спор прямо на пляже среди толпы переменить мокрый лифчик на сухой, нисколько при этом не торопясь. Обычно таких ухарских девчонок Юля сторонилась, но Галька, по натуре в общем-то добрая и веселая, сумела найти ключик к сердцу Юлии, подружиться с ней.
Скажи мне, кто твой друг... Вскоре Юля попробовала покурить - к счастью, ничего, кроме отвращения от сигаретного дыма, она не получила. Побывала она раза два и на сабантуйчиках, когда после отбоя собирались несколько мальчишек и девчонок на полянке за корпусами, сидели на бревнах, смолили сигареты, трепались, обнимались и целовались. Один тощенький пацан подсел к Юле, прижался, обнял, потом запустил руку к ней под лифчик. Сначала Юле было даже приятно, тепло и щекотно, сердчишко замерло от новизны ощущений, но пацанчик начал суетиться, больно тискать грудь, ущемил сосок так, что Юля вскрикнула и оттолкнула его. И сразу с брезгливостью почувствовала, какие потные у него были пальцы...
И вот уже после лагеря, когда однажды Юле стало тоскливо и одиноко, а ни одной подружки в городе не случилось - каникулы, она решила съездить к Гальке в гости. Поехала и угодила с корабля на бал - Галька как раз справляла свой день рождения. В квартире взрослыми и не пахло, за столом с винными бутылками и едой сидела молодежь - все примерно ровесники Юлии.
И она окунулась в круговорот веселья. Выпила рюмку-другую сладкого вина, захмелела, забыла про осторожность и недоверчивость. Ее вскоре уже не коробило, что все в компании ведут себя чересчур вольно. Иные девчонки сидели на коленях ребят, те шарили у них под кофточками и юбками. Взревел магнитофон и начались скачки. Казалось, воздух комнаты наполнился парами вожделения. Две девчонки скинули майки и начали прыгать в одних лифчиках, а потом, когда верхний свет притушили, сбросили и лифчики, выставив на всеобщее обозрение свои совсем детские грудки с еще розовыми припухшими сосками. Юля в минуту протрезвления испугалась тому спокойствию, с каким взирает на творящееся вокруг, но затем снова погрузилась в эйфорию беспечного веселья.
Она уже ничего и никого не видела кроме красивого широкоплечего парня с длинными волосами и в затемненных очках. Звали его Артемом, был он соседом Гальки по лестничной площадки и учился в техникуме. Артем сразу же, как заиграла музыка, пригласил Юлю и потом почти уже не выпускал ее из своих объятий, танцуя в обнимку под любую музыку - и медленную, и быструю. Он ей шептал, щекоча усами щеку и мочку уха, всякие хорошие слова о ее внешности, тесно прижимался к ней и ласково, возбуждающе водил ладонями по ее напряженной спине.
Они еще выпили. Голова Юли кружилась все сильнее, тело ее, уставшее от покоя и одиночества, пылало, сгорало в пламени запретных желаний. И когда они неожиданно, совсем случайно очутились с Артемом наедине в какой-то комнатушке с зашторенным окном, и он начал ее умело и ненасытно целовать, она, мысленно махнув на всё рукой и не в силах обуздать свою плоть, откинулась на широкую чужую кровать и отдалась первому в своей жизни мужчине...
И почти мгновенно пожалела об этом. Ожидая, что блаженство, подаренное мужскими ласками, возрастет стократ, и она испытает какой-то невероятный всплеск наслаждения, Юлия была ошеломлена и испугана вдруг возникшей болью. Девушка трепыхнулась, вскрикнула, рванулась из-под парня, но он, сразу став грубым, резким и злым, сдавил ее в объятиях до хруста костей и рыкнул:
- Лежать!
Дальше всё напоминало насилие. Юля хотела закричать, позвать на помощь, но страх позора сдерживал, она до смерти боялась, что сейчас кто-нибудь войдет в комнатушку и всё это увидит... Она прикусила губу и почти потеряла сознание. Ее тошнило...
Когда кошмар кончился, она уткнулась в подушку лицом и зарыдала. От подушки мерзко пахло нафталином. Артем где-то рядом возюкался - сопел, гремел спичками, прикуривал, откашливался. Потом пробормотал:
- Ну ты даешь, подруга!.. Почти семнадцать лет на свете живу - впервые целочку встречаю...