Оранжевый парень, ничего не поняв, воспринял закрывшиеся глаза хозяина как признак наивысшего наслаждения и еще громче, чем до этого, закричал:
-- Суперфинал! Люсия против Розы! На кону -- пять тысяч долларов!
Подлетевший Сергей оттолкнул его и Люсию, нагнулся к Букахе, схватил его кисть, и сдавил запястье. Хвостик на его затылке окаменел.
-- Доктора! Быстро! -- взвизгнул он, и стоящий у стола с яствами телохранитель в синем костюме вскинул кулак с рацией ко рту и быстро-быстро задвигал губами.
Два других телохранителя метнулись от садового домика, бережно подхватили вялого Букаху и вдвоем понесли его в дом-замок, хотя любой из них сделал бы это в одиночку.
-- Концерт окончен, -- тихо произнес Альберт. -- Музыки не будет. Точнее, будет, но другая...
-- Ты думаешь? -- посомневался Санька, но суета у дверей дома показалась зловещей.
Сановные гости, покинув кресла, сгрудились у небоскребов бутылок и жадно, с испуганными лицами курили. Они хорошо знали, что в богатых часто стреляют, но что-то не помнили, чтобы богатые вот так запросто, на зеленой лужайке, умирали.
Когда из дома вышел, спотыкаясь, заплаканный Сергей, они все одновременно опустили руки с сигаретами. Самое мрачное лицо было почему-то у длинного генерала. Над двором повисла зловещая тишина. Слышно было лишь, как плакала в садовом домике опозоренная Джульетта да жужжали наглые южные комары.
Врач в развевающемся белом халате влетел с улицы во двор и удивленно посмотрел на Сергея, закрывающего вход в дом. Чемоданчик с крестом смотрелся в его руках нелепо. Наверное, потому что сам врач был небрит и больше похож на бомжа, чем на врача.
-- Где больной? -- озабоченно спросил он.
Сергей сорвал с хвоста на затылке микстурную резинку, качнул распавшимися седыми волосами и тихо произнес:
-- Поздно. Кранты. Мотор накрылся...
_ Глава двадцать восьмая
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ СВЕДЕНИЯ
Группа уехала в Перевальное без Саньки. И без аппаратуры. Обещание Букахи умерло вместе с ним.
-- Знаете что, мужики, -- прощаясь с ними у машины, предложил Альберт. -- Приезжайте завтра по утряне в мой кабак. Все равно аппаратура без толку стоит. До вечера -- море времени. Порепетируем...
-- Первое место. Сзади, -- напомнил Виталий.
После всего увиденного его лицо впервые утратило сонливость. Еще одно такое шоу с трупом в финале -- и он вообще забудет о снах.
-- Еще не вечер! -- опять посопротивлялся Игорек.
-- Так ты не едешь? -- спросил Андрей Саньку.
-- У меня дела. Попозже буду. Или утром, -- ответил он и пошел к набережной.
Темнота уже накрыла Приморск, но можно ли затемнить праздник? А отпуск и есть самый большой и самый длинный праздник. Тысячи человек отмечали его одновременно и круглосуточно, и на набережной царил уже привычный день. Света было так много, что под ним, наверное, можно было загорать.
Еще издалека Санька заметил, что у трапа стоит незнакомый матрос, и он уже без душевной дрожи сунул ему под нос пропуск на борт. Раз Маша выписала его на целую неделю, значит, она знала о Санькином будущем больше, чем он сам. А может, выписала просто так, без задней мысли... Мы пытаемся во всем найти смысл, а его чаще всего нет и в помине.
-- Добрый вечер, -- первой на палубе заметила его Маша.
На ней было очень нарядное синее, с золотым воротничком, платье, а на ладонях, когда она оторвала их от лееров, лежали плотные красные полосы.
-- Кого-то ждешь? -- спросил он.
-- Нет. Просто гуляю. Сюда только что пришла...
Санька снова посмотрел на полосы на ладонях и ничего не сказал. Душе было горько и тоскливо, хотя, если честно, смерть Букахи он воспринял с холодным безразличием. Он даже не ощутил его умершим. А просто унесенным охранниками. Как будто они утащили его досыпать эротический сон про сисястую тетку.
-- Потанцуем? -- по-детски наивно посмотрела она в его глаза. -- Как тогда...
-- Чего-то нет настроения.
Он прислонился спиной к стальной переборке, и ее тепло мгновенно пронизало балахон и майку, заелозило по коже.
-- Значит, ты не журналист?
-- Ты была на первом туре?
-- Но ты же сам просил!
-- Правда?.. А-а, точно, просил... Ты извини, что там, на набережной... Но мне нужно было найти одного парня. А все уже привыкли к тому, что раз кто-то много вопросов задает, значит, или журналист, или следователь...
-- А ты?
-- Ни первое, ни второе, -- все-таки оттолкнулся он и освободил
кожу от настырного тепла. -- Я -- плохой певец. Дебютантишка. Возможно, невезучий. Даже, скорее всего, невезучий. В моем возрасте уже те, кто хотел, прорвались. Сташевский, Губин, Агутин...
-- Ты еще прорвешься, -- с неожиданной уверенностью произнесла
она. -- Честно!
-- А-а, -- махнул он рукой в сторону берега.
-- Честно-честно! Я же сидела на конкурсе с первого певца...
-- Серьезно?
Его только сейчас ожгло укором, что он пригласил Машу на первый тур, но даже не попытался отыскать ее в зале или в фойе. Наверное, потому, что он не верил в ее появление среди скучающих загорелых курортников. Не верил настолько, что даже в зале, когда спрыгнул со сцены, не разыскивал ее лицо. А может, и нашел бы, если бы не странные пристальные глаза с родинкой у носа.
-- Первым пел какой-то кавказец... Точно? -- спросила она Саньку.
-- Вроде бы да...
-- Он -- бард. Голос слабенький. Но судьи качали головами. Наверное, им нравилось...
-- Не судьи, а члены жюри, -- поправил Санька.