Наручники были заодно с охранником, и от этого он ненавидел их еще сильнее.
-- По-о-осторонись! -- потребовали от Андрея и сержанта сбоку.
-- Иди-иди, -- намертво зазубренную фразу повторил охранник. -- Не видишь, людям мешаем...
Что-то большое и твердое наплыло сбоку на Андрея, толкнуло в плечо, и он, подчиняясь ему, сделал шаг в сторону, но не назад. Он не отступил от конвоира, не сдался. Мимо, раскачиваясь, проплыл металлический шкаф. В таких громадинах обычно хранятся документы, которые не доросли по уровню до сейфа.
-- Ты полки вынул? -- с натугой спросил один из грузчиков, согнувшихся над тяжестью шкафа.
-- Ага-а, -- простонал напарник. -- Ника-акого толку-у...
-- Зар-раза, какой чижолый!
-- С те-ех времен!
-- С каких?
-- За-а-астойных...
-- Оно и видно.
Конвоир антеннкой рации ткнул в направлении двери, рядом с которой в беспорядке стояли выкрашенные в зеленую краску металлические шкафы-близнецы.
-- Тебе сюда, -- со злостью добавил он и распахнул дверь.
-- Товарищ капитан, подследственный Малько из изолятора доставлен! -крикнул он в глубь комнаты.
-- Пусть заходит, -- грустно ответил кабинет.
Стараясь не коснуться мундира конвоира, Андрей шагнул за порог и первым увидел... себя. Из зеркала, висящего на дальней стене кабинета рядом с детской мозаикой, на него смотрел незнакомый человек. Вместо хипповой бороды у него проволокой торчала из щек суточная щетина, а на обритой налысо голове смешно, как ручки у кастрюли, торчали уши.
-- Ну, вы прям к отсидке готовились, -- грустно сказал кто-то из глубины кабинета. -- Зачем обрились-то?
-- Имидж менял, -- под хлопок двери ответил Андрей.
-- Присаживайтесь.
У хозяина кабинета были кроваво-красные глаза хронического конъюктивитчика. Можно было еще подумать -- алкоголика, но у пьяниц не бывает такой розовой, почти детской кожи на лице.
-- Я порезал руки о наручники. Разрешите освободить их... Хоть на время допроса... товарищ капитан, -- еле вспомнил Андрей слова конвоира, вброшенные в кабинет.
-- Сержант! -- крикнул Павел и тут же мучительно стиснул зуб.
После стычки с Кравцовым левая щека ныла без остановки, будто к ней монтеры подключили ток, а потом ушли, забыв о рубильнике. На квартире у Кравцова, куда Павел притащил невменяемого пленника, он нашел в баре полбутылки водки и лечил ею и себя, и хозяина квартиры. Но если неудачливого мстителя он слегка восстановил, то зуб ответил на сорокаградусную полным презрением. Нерв не хотел неметь. Нерв был упрямее Павла.
К утру они еле уснули. Кравцов -- на диване. Павел -- на полу. Хотя, возможно, Павлу только почудилось, что он спал. Во всяком случае, в голове сейчас было гулко и пустынно, и сидящий напротив обритый человек со смоляными глазами не вызывал никаких ощущений. А ведь он его, кажется, должен был ненавидеть, как возможного убийцу. И еще в душе занозой сидела укоризна. Утром, на докладе, Павел так и не рассказал Тимакову о том, что узнал после стакана водки у Кравцова. Но, с другой стороны, если бы он это сказал, то уже не сидел бы на своем штатном месте напротив подследственного. Утрату документов или утечку информации из тех же документов в управлении никогда не прощали.
С громким щелчком конвоир освободил запястья Андрея от наручников, вышел из кабинета, громко шлепая ботинками, и Павел почувствовал, что должен что-то спросить, но что именно, он уже не помнил.
-- Так зачем вы подстриглись?.. И это... бороду... зачем? -- показал он на свою шею.
-- Вы уже спрашивали об этом.
Стянув болезненные морщинки у углов глаз, Андрей растирал красные полоски на запястьях, но они никуда не исчезали, словно их там нарисовали.
-- Я спрашивал? -- удивленно вскинул голову от папки Павел.
-- Да... А я ответил, что сменил имидж.
-- Имидж -- это образ?
-- Примерно.
-- Скажите, почему за последние трое суток вы ни разу не появились в квартире группы "Мышьяк" в Крылатском?
Во фразе получилось много слов, и щеке пришлось не раз дернуться, напоминая о зубе. Павел, спасаясь от боли, закрыл глаза.
-- Меня отчислили из группы... Вы же сами знаете...
Закрытые глаза следователя страшили Андрея. Он ни в одном фильме не видел, чтобы следователь разговаривал с подозреваемым, не поднимая век. И от этого казалось, что худенький капитан знает больше его самого.
-- Или вы кого-то боялись? -- тихо спросил Павел.
-- Я никогда никого не боялся...
-- А Золотовского?
-- Это мои дела.
Глаза Павла рывком открылись. В темноте, в паузе между вопросами, ему вдруг представилось лицо Тимакова, узнавшего о его оплошности с Кравцовым, представилось так отчетливо, что ему пришлось отбросить от себя темноту, в которой жило столь страшное ощущение. Вместо разъяренного лица Тимакова перед ним раскачивалась вперед-назад лысина Андрея Малько. Он смотрел себе под ноги и беззвучно шевелил губами.
-- Скажите, вы были в квартире у Волобуева в день его гибели? -
задал самый обтекаемый из возможных на эту тему вопросов Павел.
Подумалось, что сейчас эти же беззвучно говорящие губы произнесут
в пол: "Нет". Но губы вскинулись и в упор выстрелили:
-- Да.
-- С кем вы заходили к Волобуеву?
-- Что значит, с кем?
-- Именно это и означает.