— Взгляните на последнее звено. Его, вне всякого сомнения, подпилили. Иначе такая крепкая цепь не порвалась бы. Видны даже следы напильника.
Жанна побледнела; ужас исказил ее хорошенькое лицо.
— Но кто же ненавидит меня до такой степени? — пробормотала она. — Это ужасно. Я никому не сделала зла. И тем не менее вы правы. Более того… — понизила голос девушка, — более того, я боюсь, не угрожает ли такая же опасность отцу.
— Он тоже подвергался нападениям?
— Нет, он ведь не выходит из спальни. У него какая-то необъяснимая болезнь! Он совсем обессилел, не может даже ходить. Страдает от приступов удушья, словно сердце у него останавливается. Боже, какой ужас!
Люпен почувствовал, какую огромную власть он приобретает над ней в такой момент, и сказал:
— Ничего не бойтесь, мадемуазель. Если вы будете подчиняться мне во всем, в успехе я не сомневаюсь.
— Да, да, конечно, но все это так ужасно…
— Доверьтесь мне, прошу вас. И соблаговолите меня выслушать. Мне нужны кое-какие сведения.
Люпен принялся задавать вопросы; девушка торопливо отвечала.
— Этого пса никогда не спускали с цепи?
— Никогда.
— Кто его кормит?
— Сторож. Он всегда приносит ему еду под вечер.
— Значит, он мог приблизиться к нему, не боясь, что зверь его искусает?
— Да, он единственный — пес был очень злой.
— Этого человека вы не подозреваете?
— Батиста? О, нет! Никогда!
— А кого вы могли бы подозревать?
— Никого. Слуги нам очень преданы. Они меня любят.
— В замке у вас есть друзья?
— Нет.
— Брат?
— Нет.
— Значит, защитить вас может лишь отец?
— Да, но я говорила, в каком он состоянии.
— Вы рассказывали ему о покушениях?
— Да, и жалею об этом. Наш врач, старик Геру, запретил его волновать.
— А ваша мать?
— Я ее не помню. Она умерла шестнадцать лет назад — ровно шестнадцать.
— Сколько вам тогда было?
— Чуть меньше пяти.
— Вы жили здесь?
— Нет, в Париже. Отец купил этот замок на следующий год.
— Хорошо, мадемуазель, благодарю вас, — проговорил Люпен, помолчав несколько секунд. — Пока этих сведений мне достаточно. Да и оставаться дольше вместе было бы неосмотрительно.
— Но ведь сторож скоро найдет труп собаки? А кто ее убил?
— Вы, мадемуазель, вы — защищаясь от нападения.
— Но я не ношу с собой оружия.
— Придется им поверить, что носите, — улыбаясь ответил Люпен. — Вы же застрелили пса, и только вы и могли это сделать. Впрочем, пусть думают что угодно. Главное, чтобы никто не заподозрил меня, когда я приду в замок.
— В замок? Вы хотите сюда прийти?
— Еще не знаю как, но приду. Сегодня же вечером. Повторяю: не беспокойтесь, я отвечаю за все.
Жанна, покоренная его волей, уверенностью и чистосердечием, посмотрела на него и просто сказала:
— Я спокойна.
— Все будет хорошо. До вечера, мадемуазель.
— До вечера.
Девушка ушла. Люпен, следивший за ней, пока она не скрылась за углом замка, пробормотал:
— Милое созданье! Будет жаль, если с ней приключится беда. По счастью, храбрец Арсен начеку!
Не особенно заботясь, что его могут увидеть, но все же чутко прислушиваясь, он обошел все закоулки парка, отыскал низенькую дверь, замеченную им снаружи и ведущую в огород, отодвинул засов, забрал ключ и, пройдя вдоль стены, добрался до дерева, по которому перелезал через стену. Через две минуты он уже садился на мотоциклетку.
Деревушка Мопертюи располагалась по соседству с замком. Люпен навел справки и узнал, что доктор Геру живет рядом с церковью.