И вот еще что примечательно: после опалы Бирона, его якобы ближайшего клеврета Липмана почему-то никто не тронул. Между тем, регентша Анна Леопольдовна расправилась со всем окружением герцога. Когда в иностранных газетах появились сообщения об отставке финансиста, столичные ⌠Санкт-Петербургские ведомости■ от 13 января 1741 года их опровергли. ⌠Обер-комиссар, господин Липман, - писала газета, - коммерцию свою по-прежнему продолжает и при всех публичных случаях у здешнего Императорского Двора бывает■. Правда, некоторые историки говорят, что Леви якобы потому сохранил свое положение при регентше, что сообщил ей, где находятся капиталы низложенного Бирона. Но это явный абсурд, ибо известно, что сам Липман так и не смог получить от Бирона крупную сумму, которую тот ему задолжал. Причина ⌠непотопляемости■ Леви в другом √ лакомые до роскоши венценосцы остро нуждались в его услугах. Достаточно сказать, что за год своего правления Брауншвейгская фамилия приобрела через посредничество еврея бриллиантов и ювелирных изделий на сумму около 160000 рублей.
Однако все в жизни Липмана переменилось и прахом пошло, когда на престол взошла дщерь Петрова Елизавета. И это при том, что фанатичная страсть к драгоценностям и модам сей императрицы вошла в пословицу. Как писал об этом современник князь Михаил Щербатов, при ней ⌠подражание роскошнейшим народам возрастало, и человек становился почтителен по мере великолепности его жилья и уборов■. Казалось бы, расторопный и исполнительный обер-гоф-комиссар, угождавший самым изысканным монаршим вкусам, мог ей очень пригодиться. Но исследователи говорят о ее мистическом страхе перед иудеями. Хотя антисемитизм носил у Елизаветы преимущественно религиозный характер (став императрицей, она возвысила несколько выкрестов, в том числе дважды перекрещенца, сержанта гвардии Петра Грюнштейна), здесь наличествовала и зоологическая подкладка. ⌠Жидов множество: и видела их, собак!■ √ писала ей из Нежина в 1738 году ближайшая подруга Мавра Шувалова. И, по-видимому, эта ⌠веселая царица■, помешанная на модах и щегольстве, ненавидела этих ⌠собак■ больше, чем любила роскошь и пышность.
О том, сколь одиозной фигурой был Липман в глазах окружения Елизаветы еще в ее бытность цесаревной, можно заключить из записок близкого к ней маркиза Жака-Иоахима де ла Шетарди. Этот французский аристократ, лоббировавший интересы Елизаветы при русском Дворе (за что потом был награжден ею орденом Св. Андрея Первозванного), повторяет миф о всемогуществе ⌠придворного жида■, говорит о его хитрости и способности ⌠распутывать и заводить всевозможные интриги■ и делает вывод: ⌠можно сказать, что Липман правит империею!■.
Елизавета, бросившая знаменитую фразу ⌠от врагов Иисуса Христа не желаю интересной прибыли■, не собиралась терпеть ⌠христопродавца■, да еще у кормила власти и когда стала императрицей, тут же прогнала его со Двора. Она незамедлительно упразднила даже сами придворные должности обер-гоф-комиссара и камер-агента, напоминавшие о ненавистном инородце. (Забавно, что императрица осыпала милостями и приблизила к себе ⌠бриллиантщика■ Еремея Позье, который сделался одним из влиятельных лиц в ее окружении. Знала бы она, чем был обязан этот ее любимец ⌠кровососу■ Липману!).
Теперь Леви стали скромно аттестовать ⌠конторским служителем■. И ⌠интересную прибыль■ ему пришлось поубавить. Сохранилась ⌠Роспись живописным картинам и другим куриозным вещам■, которые Липман приобрел для Кунсткамеры и оценил в 252 рубля. Библиотекарь Императорской Академии наук Иоганн-Даниель Шумахер 15 апреля 1742 года распорядился: мастеру живописных дел Иоганну-Элиасу Гриммелю дать свою оценку этим вещам и подать о сем надлежащий рапорт. Поражает здесь не только ничтожность суммы, о коей радеет в недавнем прошлом финансовый воротила, но и недоверие к нему начальства как к знатоку драгоценностей и предметов искусства (а ведь раньше Леви оценивал при Дворе царские украшения, и его мнение никто не оспаривал!).
Знаменательно, что императрица отставила и финансового партнера Липмана, агента Симона, представлявшего российские торговые интересы в Вене, хотя тот даже ⌠не желал ни малейшего жалования■. Причина проста √ сия монархиня ⌠не соизволила иметь на своей службе ни одного жида■.
2 декабря 1742 года Елизавета всемилостивейше повелела ⌠под угрозой Высочайшего гнева и тягчайшего истязания за неисполнение┘, из всей Нашей Империи, как из Великороссийских, так из Малороссийских городов сел и деревень, всех мужеска и женска пола Жидов, какого бы кто звания или достоинства ни был,┘немедленно выслать за границу и впредь оных ни под каким видом в Нашу Империю ни для чего не впускать■.
Последнее упоминание о нашем герое относится к декабрю 1742 года, но уже после того, как ⌠указ печатный состоялся о высылке жидов из государства■. Согласно ⌠дневнику■ полковника Якова Марковича, еврей принимал его с несколькими друзьями в своем московском доме и угощал обедом. После этого следы Леви Липмана теряются┘
Однако в истории российской он не затерялся. Антисемитская охота на ведьм в XIX веке сделала из Леви вредителя, низкого мздоимца и русофоба, и на него повесили многие грехи и беззакония аннинской эпохи. Писатели и историки-почвенники тщились вылепить из Липмана фигуру всесильного серого кардинала при Дворе, но √ и это важно! - они не допускали даже мысли о том, что Россией мог править некрещеный еврей. Вот такой казус! Характерно, что в упомянутом уже романе ⌠Ледяной дом■ Лажечников говорит о Липмане: ⌠Родом жид, он остался жидом, хотя по наружности обновил себя святым духом!■ и называет его ⌠перекрещенцем■. Русский писатель тут ошибается, ибо наш герой, как и его европейские сотоварищи, не осенял себя крестным знамением, но был тверд в иудейской вере.
Придворные евреи Запада способствовали выходу своих соплеменников из средневековых гетто, их эмансипации и ассимиляции. В России, где еврейского населения тогда практически не было, Липман довольствовался тем, что ⌠остался жидом■ и делал для горстки своих единоверцев все, что мог. Его судьба интересна тем, что еврей благодаря уму и таланту, вопреки адским препонам, достиг высокого положения при Дворе и при этом остался верным своему народу.
Невольно вспоминается реплика, брошенная героем ⌠маленькой трагедии■ А. С. Пушкина ⌠Скупой рыцарь■ еврею-кредитору: ⌠Проклятый жид! Почтенный Соломон!■. Слова эти обладают высокой исторической точностью: когда в евреях нуждались, их привечали и называли ⌠почтенными■. Так и было в жизни Липмана, пока оголтелые юдофобы не объявили его ⌠проклятым■. Однако то повышенное внимание, которое уделяли современники и историки этому придворному еврею, то исключительное значение, которое они ему придавали, говорят лишь об одном √ Леви Липман был яркой, крупной и запоминающейся фигурой. Он был известен и в Европе, и не исключено, что в зарубежных, а, может статься, и в российских архивах обнаружатся новые материалы об этом незаурядном деятеле, вызывающем и сегодня наш живой интерес.
* На тот факт, что Леви Липман не был крещен, уже обратила внимание американский историк Мина Куртисс в монографии ⌠A Forgotten Empress. Anna Ivanovna and her era. 1730-1740■ (New York, 1974).
** В I-м издании ⌠Дневника■ Фридриха Берхгольца (Т.1, С.47) cказано: ⌠Через Красный Кабачок проехал почтой из Ревеля в Петербург Голицынский придворный жид Липман■. Эти сведения были приведены в Т.2 книги ⌠Регесты и надписи. Свод материалов для истории евреев в России■ (C.251) и, опираясь на них, историк Юлий Гессен в ⌠Еврейской энциклопедии■ (Т.X, С.224) заключил, что Леви был будто бы выдвиженцем президента Камер-коллегии, князя Дмитрия Голицына. Однако это явная опечатка. На самом деле речь идет не о ⌠голицынском■, а о ⌠голштинском■ придворном еврее, о чем свидетельствует упоминание о нем в тексте ⌠Дневника■ (в частности, здесь говорится, что этот ⌠придворный жид■ приехал в Петербург раньше герцога и объявил о его задержке, чем очень рассердил голштинского посланника в России, тайного советника Андрея-Эрнста Штамке). Кроме того, вызывает сомнение правомерность определения ⌠придворные■ применительно к окружению князя. Известно также, что Дмитрий Голицын с презрением относился к иноземцам и случайным людям своего времени, а впоследствии именно князей Голицыных (вкупе с Долгоруковыми и другими) обвинили в том, что те хотели отдать банкира Липмана на растерзание разъяренной толпы, о чем писала 7 января 1740 года газета ⌠Bayreuther Zeitung■.