- Не переживай ты так. - Герт приподнялся с кресла и, ухватив меня за руку, притянул к себе. - Не хочешь о нем писать, надолби побольше о его картинах, вазах. В промежутках вставь разные мысли художника, читателю понравится, а чем заумнее будет, тем лучше.
- Похоже, что ты мне даешь советы, как лучше сделать статью, - я дернула Герта за свесившуюся прядь волос, - но я, в общем-то, и сама могу догадаться, что к чему. В крайнем случае, наш редактор просветит.
- Да не даю я тебе советы, - Герт махнул рукой, - скажешь еще, что я, такой-сякой дилетант, даю ценные указания тебе, профессионалу. Просто я давно Карчинского знаю, к нему нужен особый подход.
- И какой же это такой особый подход? - Я поуютнее устроилась на коленях своего любовника. - Просвети меня, будь другом.
- Такой вот, - Герт воспользовался ситуацией, чтобы запустить руку мне под юбку. - С ним нужно беседовать осторожно, не задевая, так сказать, самолюбия. Он действительно оригинал и любит постоянно об этом напоминать.
- Чего-то я не понимаю, - я быстренько пресекла все поползновения Герта, - он твой друг или нет? Как-то кисловато ты об этом говоришь.
- Я знаю его много лет, - повторил рокер, - но, понимаешь, он все время остается загадкой, как шкатулка с секретом. Откроешь ее, вроде ничего нет, а только повернешь, из потайного ящичка чертик выскакивает. Или лучше сказать, как яблоко, в котором поселился червяк. Смотришь на такое яблоко со всех сторон, кажется, что целое оно и вкусное, но точно знаешь, что где-то в глубине мякоти затаился червячок...
- Ну и сравнения у тебя, - Я взяла Герта за подбородок и заглянула в глаза: - Ты никогда так ни о ком не говорил. Почему, Герт? Видно, Карчинский на самом деле особенный. Меня это даже немного начинает пугать.
- Не бойся, малышка, - он притянул меня к себе, - и не слушай меня, я иногда несу такую чушь, у любого слона от моей пурги уши завянут. А если серьезно, тебе ведь понравились его картины? Есть в них что-то притягивающее, такое мистически манящее, правда?
- Да, - согласилась я, погладив Герта по щеке.
Мистикой было то, что вдоль и поперек знакомый человек оказался тоже шкатулкой с секретом или камнем, который вдруг повернулся ко мне неведомой до того гранью. Герт спокойно гладил мои волосы и уже не порывался давать какие-нибудь советы или рекомендации, я тоже молчала, размышляя потихоньку над всем услышанным. Часы лениво отстукивали минуты, а хозяин все не появлялся.
- Куда-то наш художник пропал, - подала я голос, и тут же, словно по мановению волшебной палочки, мягко отворилась дверь, и появился Карчинский.
- Прошу прощения, что заставил вас ждать, - в мягком голосе прибавилось бархатистых ноток, - но дела проклятые никак не отпускают. А вы, я вижу, успели уютно устроиться. - В его глазах зажглись похотливые огоньки, и он откровенным, оценивающим взглядом прошелся по моим ногам и груди.
Я снова почувствовала, что меня неторопливо и цинично раздевают. Причем делал он это мастерски, смакуя все подробности. Мне хотелось укрыться от этих глаз, заслониться руками, чтобы не чувствовать себя такой голой и беззащитной. Глупо, конечно, но я чувствовала себя неопытной девушкой, попавшей в руки умелого развратника. Не хватало мне еще покраснеть от его взгляда, словно деревенской простушке перед городским ловеласом. И чтобы этого не случилось, я снова стала изображать видавшую виды журналистку. Иногда такой образ здорово помогает.
Я нарочито медленно поднялась, одернула юбку, поправила волосы и кокетливо посмотрела на Карчинского.
- Пока вас не было, мы тоже решили зря время не терять, - улыбаясь, промурлыкала я. - У вас здесь так уютно, правда, милый?
Герт кивнул, а я так же неторопливо уселась рядом с ним, раскрыла сумочку и достала сигареты. Карчинский тут же вытащил зажигалку и склонился в полупоклоне.
- А вы не курите? - спросила я, затягиваясь. - Может быть, здесь вообще нельзя курить?
- Курите, курите, - Карчинский махнул рукой. - Вы моя гостья, и вам позволительно все. А сам я воздерживаюсь от подобных пристрастий.
- Вы еще скажите - пагубных привычек, - поддела я. - Не знала, что вы поборник здорового образа жизни. Наверное, и спортом увлекаетесь?
- Леда, - остановил меня Герт, - не стоит.
- Ничего, ничего, - Карчинский улыбнулся, - журналисты и должны быть зубастыми. А насчет спорта вы совершенно правы. Еще в молодости я увлекся восточными единоборствами. Один мой приятель показал мне несколько приемов джиу-джитсу. Тогда это было настоящей экзотикой, но времена менялись, а когда наш рынок наводнили боевики с Брюсом Ли и Джеки Чаном, подобное увлечение стало повальным. Однако мне удалось познакомиться с очень хорошим мастером. Валентин Ким в свое время выступал за сборную страны, был чемпионом Европы по дзюдо, потом ушел на тренерскую работу. Но главным для него всегда было изучение техники различных восточных единоборств. Сейчас его приглашают в качестве судьи на всевозможные соревнования, а также на телевидение консультантом, когда ставят эффектные сцены. Он и меня согласился тренировать, так что приемами джиу-джитсу я сейчас владею достаточно прилично. А в наше время, знаете, это совсем нелишне.
- Конечно, - засмеялся Герт, - особенно сейчас, когда молодое поколение предпочитает "калаши" и "узи". В самый раз против них с такими приемами. Анекдот старый вспомнил, когда Василий Иваныч говорит: "Куда им, Петька, с голыми пятками да против моей сабли".
Засмеялся и Карчинский, но несколько натянуто. Чтобы сгладить неловкость, я решила вмешаться. Все же это я заинтересована в интервью, а не он. Жалко, если такой материал сорвется.
- Не слушайте его, - вмешалась я, - скажите, а почему все-таки джиу-джитсу, ведь это, кажется, японское единоборство? Или я не права? Но почему вы не выбрали какую-нибудь корейскую борьбу? Тэквондо, например?
- Я же говорил вам, - голос Карчинского снова стал мягким, ласкающе-бархатистым, - сначала приятель показал мне разные приемы, затянуло как-то, а потом, когда я увидел, насколько мастерски всем этим владеет Валентин, окончательно и бесповоротно решил - джиу-джитсу. Каждый человек выбирает вид единоборств по себе. Это ведь как оружие: кому-то нравится огнестрельное, кто-то предпочитает холодное. Главное, научиться владеть им мастерски, тогда, - он снисходительно посмотрел на Герта, - и автомат будет бесполезен, если отлично применить приемы.
- Я и говорю, - пробурчал мой дружок, - "куда им с голыми пятками...".
- Вы говорили про Валентина Кима, - снова вмешалась я, чтобы спасти положение. - Я заметила сегодня возле вас человека с восточной внешностью. Но это совсем молодой парень.
- И тоже мастер, - горячо подхватил Карчинский. - Эдик ведь сын Валентина. Мы давно знакомы, и Валентин попросил меня взять сына на работу. Теперь он считается моим телохранителем, а с такой охраной мне и черт не страшен!
- Да чего тебе бояться? - встрял Герт. - Я понимаю еще, был бы банкир или депутат, на худой конец. А художнику телохранитель - все равно что рыбке зонтик.
- Время сейчас такое. - Карчинский встал. - Извините, что заболтался, давайте выпьем за встречу.
Он открыл дверь и нетерпеливо позвал:
- Костя, ну где вы там?
И тут же комната наполнилась движением. Сновали секьюрити, быстро расставляя на маленьком столике напитки и закуски. Но суета прекратилась по мановению руки маэстро. И вот уже исчезли бравые парни в строгих темных костюмах, оставив хозяина наедине с гостями.
- Коньяк? - Герт подсел к столу. - Вот досада, а я на машине. Значит, не получится.
- Когда тебя останавливало то, что ты за рулем? - удивился художник. Что-то не припомню.
- С тех самых пор, как чуть не впоролся по пьянке в грузовик. Вот и дал себе зарок, что за рулем ни капли. Вы пейте, если хотите, а я воздержусь. Как-нибудь в другой раз, когда я буду на своих двоих.
- Странно, - пробормотал Карчинский, но тут же обернулся ко мне: - Но вам-то, Леда, надеюсь, не нужно машину вести, и вы не откажетесь со мной выпить?
- Не откажусь. - Я кивнула, подумав, с чего это вдруг Герт стал таким правильным, если всего несколько дней назад подвозил меня домой, будучи в изрядном подпитии. - Расскажите мне о своих картинах, о корейском искусстве, которое стало для вас такой благодатной почвой, - попросила я, когда художник протянул мне низкую пузатую рюмку с золотисто-коричневой жидкостью.
- Благодатной, это вы верно заметили. - Карчинский наполнил коньяком свою рюмку. - За знакомство, Леда, такое приятное знакомство. Я расскажу вам, о чем вы хотите, я даже готов выполнить все, что вы только пожелаете.
Ситуация нравилась мне с каждой минутой все меньше. Герт ведь сам пригласил меня на выставку, и картины действительно потрясающие, но художник... Что-то в нем задевало, казалось фальшивым, как правильно заметил Герт, словно червоточина в яблоке. А авангардист Иванов, который так старательно выполнял роль гида, а потом внезапно куда-то исчез? А телохранители? Действительно, зачем художнику телохранители? Понятно, что он человек далеко не бедный, но на самом деле не нефтяной же магнат и не воротила шоу-бизнеса.
Я внимательно рассматривала своего собеседника, который вдохновенно рассказывал об искусстве, бросая на меня выразительные взгляды. Но его речь звучала несколько заученно, словно он раз и навсегда запомнил нужный текст. Он спокойно развалился в кресле и подкреплял каждое слово выразительными жестами холеных рук. За своей внешностью художник следил весьма тщательно. Чего только стоит его аккуратная, волосок к волоску, шевелюра. Кстати, ни одного седого волоса в его возрасте. К тому же этот неестественно яркий блеск. Вероятнее всего, какое-то дорогое средство для окрашивания. Плюс, конечно же, умелый парикмахер и косметолог. За лицом Карчинский ухаживает не хуже молодящейся кокетки, настолько гладкая и упругая у него кожа.
И морщин почти незаметно. А когда он улыбается, видны ровные белые зубы, пример высококачественной работы отличного стоматолога.
А его безупречная одежда, которую он носит небрежно, даже щеголевато. Насколько точно подобран цвет костюма и рубашки, а этот длинный шарф-платок темно-бордового цвета, так выгодно подчеркивающий безупречность одежды. А золотой браслет с изумрудами, который ловко охватывал запястье знаменитости. Так в большинстве своем одеваются звезды телеэкрана, поп-певцы, молодые люди, которые не утруждают себя работой и черпают средства из толстых папиных кошельков.
И даже красота картин, что так привлекла меня с самого начала, отошла куда-то на задний план. Уж очень плохо стыковалось это искусство с покровительственно-барственной манерой Карчинского, его вкрадчиво-бархатистым голосом, его глазами.
Его глаза за одну секунду меняли весь его облик, они то улыбались, то ласкали, то становились приторными, как медовая патока, то откровенно похотливыми, как у вышедшего в тираж плейбоя, то напоминали стальные буравчики, готовые просверлить черепную коробку и добраться до мозга.
Презрение, нагловатая уверенность, бесцеремонность сменялись в его глазах пошловатым блеском и пресыщенностью. Он все время менялся, оставаясь при этом одним и тем же - холодным и расчетливым типом.
- Вы меня совсем не слушаете, - вдруг оборвал себя Карчинский. - Вы о чем-то задумались, Леда?
- Нет-нет. - Я поспешно поставила рюмку. - Я слушала вас и вспоминала картины. Поразительно, как много можно иногда передать несколькими штрихами.