Ее веки покраснели, кожа поблекла, лицо осунулось. Она напряглась, когда узнала меня, но ничего не сказала.
– Как ты, Анна?
– Нормально.
Девушка моргнула, и ресницы заставили челку подпрыгнуть.
– Я доктор Бреннан, мы встречались пару недель назад.
– Помню.
– Когда я вернулась, мне сказали, что ты заболела.
– Со мной все в порядке. Я уезжала на время.
Я хотела спросить куда, но сдержалась.
– Доктор Жанно здесь?
Анна покачала головой и медленно заправила прядь за ухо.
– Твоя мать беспокоилась.
Девушка пожала плечами, небрежно и едва заметно. Она не стала расспрашивать, откуда мне известно о ее частной жизни.
– Я работала над одним проектом вместе с твоей тетей. Она тоже о тебе беспокоится.
– А-а.
Анна опустила голову так, чтобы я не видела ее лицо. "Ладно, нажми еще".
– Твоя подруга считает, что ты ввязалась в неприятную историю.
Девушка снова посмотрела мне в глаза.
– У меня нет друзей. О ком вы говорите? – тихим, ровным голосом спросила она.
– Сэнди О’Рейли. Она заменяла тебя в тот день.
– Сэнди нужны мои часы. Зачем вы пришли?
Хороший вопрос.
– Хотела поговорить с тобой и с доктором Жанно.
– Ее нет.
– А с тобой мы можем поговорить?
– Вы ничего для меня не сделаете. Я сама отвечаю за свою жизнь.
Ее равнодушие пугало меня.
– Понимаю. Но, по правде говоря, я сама хотела попросить о помощи.
Анна оглядела коридор, потом снова посмотрела на меня.
– О какой?
– Не хочешь выпить кофе?
– Нет.
– Мы можем пойти куда-нибудь в другое место?
Она долго изучала меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Потом кивнула, взяла куртку с вешалки и повела меня вниз по лестнице к задней двери. Пригибаясь под ледяным дождем, мы потащились в гору к центру кампуса, сделали круг и оказались позади музея Редпат. Анна вытащила из кармана ключ, открыла дверь и повела меня по полутемному коридору. В воздухе слегка пахло плесенью и гнилью.
Мы забрались на третий этаж и сели на длинную деревянную скамью, окруженную костями давно мертвых созданий. Над нами висела китовая белуга, жертва какого-то несчастного случая времен плейстоцена. В искусственном свете кружились частички пыли.
– Я больше не работаю в музее, но люблю приходить сюда. Подумать.
Анна смотрела на ирландского лося.
– Эти животные жили миллионы лет назад в тысячах километров друг от друга, а теперь собрались вместе в одной точке вселенной, навсегда застыли во времени и пространстве. Мне нравится.
– Да. – Одна из точек зрения на вымирание. – Стабильность теперь встречается редко.
Девушка странно взглянула на меня, потом снова отвернулась к скелетам. Я смотрела на ее профиль, пока она изучала коллекцию.
– Сэнди говорила о вас, но я почти не слушала. – Анна так и не повернулась ко мне лицом. – Я до сих пор не знаю, кто вы и что вам нужно.
– Я подруга твоей тети.
– Тетя – славная женщина.
– Да. И твоя мама думала, что с тобой что-то случилось.
Она кисло улыбнулась. Я явно затронула больную тему.
– Какое вам дело до того, что думает моя мать?
– Мне есть дело до сестры Жюльены, а она беспокоилась из-за твоего исчезновения. Твоя тетя не знает, что ты убегала и раньше.
Анна оторвалась от скелетов и взглянула на меня:
– Что еще вы обо мне знаете?
Девушка пригладила волосы. Может, ее оживил холод, а может, отсутствие наставницы. Она стала менее зажатой.
– Анна, твоя тетя умоляла меня найти тебя. Она не собиралась лезть не в свое дело, просто хотела успокоить твою мать.
Девушка выглядела неуверенной.
– Раз уж вы так тщательно занимались расследованием моей жизни, то должны знать, что моя мать сумасшедшая. Стоит мне опоздать домой на десять минут, и она тут же звонит копам.
– Судя по данным из полиции, ты исчезала чуть больше чем на десять минут.
Анна сузила глаза.
"Хорошо, Бреннан. Заставь ее оправдываться".
– Послушай, Анна, я не хочу вмешиваться. Но если помочь тебе в моих силах, я готова попытаться.
Я ждала ответа, но Анна молчала.
"Попробуй по-другому. Может, она откроется".
– Или ты мне помоги. Я работаю со следователем, и последние дела просто завели нас в тупик. Молодая женщина по имени Дженнифер Кэннон исчезла в Монреале несколько лет назад. Ее тело нашли на прошлой неделе в Южной Каролине. Она училась в Макгилле.
Выражение лица Анны не изменилось.
– Ты ее не знала?
Она молчала, как и кости вокруг нас.
– Семнадцатого марта убили женщину по имени Кэрол Кэмптуа, ее похоронили на Ile des Sceurs. Ей было восемнадцать.
Анна потянулась рукой к волосам.
– Дженнифер Кэннон лежала в могиле не одна.
Рука упала на колени, потом взлетела обратно к уху.
– Вторую женщину мы не смогли опознать.
Я вынула компьютерный набросок и протянула ей. Девушка взяла распечатку, стараясь не встречаться со мной взглядом.
Бумага слегка дрожала в ее руках, пока она вглядывалась в лицо, которое я недавно создала.
– Оно настоящее?
– Лицевая аппроксимация – искусство, а не наука. Уверенности в точности результата нет.
– Вы сделали рисунок с черепа? – спросила Анна дрожащим голосом.
– Да.
– Прическа не та, – едва слышно.
– Ты узнала лицо?
– Амали Привенчер.
– Ты знала ее?
– Она работает в консультационном центре.
Анна не поднимала глаз.
– Когда ты видела ее в последний раз?
– Пару недель назад. Может, больше, не помню. Я уезжала.
– Она здесь учится?
– Что они с ней сделали?
Я замешкалась, не зная, что сказать. Перепады настроения Анны заставляли подозревать либо неуравновешенность, либо пристрастие к наркотикам. Она не стала дожидаться ответа.
– Они ее убили?
– Кто, Анна? Кто они?
Наконец девушка взглянула на меня. Ее зрачки блестели в искусственном свете.
– Сэнди рассказывала мне о вашем разговоре. Она права и не права одновременно. В кампусе действует секта, но они не имеют ничего общего с сатаной. А я не имею ничего общего с ними. Амали имеет. Она стала работать в консультационном центре только потому, что они ей приказали.
– Там вы и познакомились?
Анна кивнула, потерла костяшками пальцев глаза, вытерла руки о штаны.
– Когда?
– Не помню. Недавно. Я тогда совсем запуталась и решила попробовать зайти в центр. Когда я туда приходила, Амали всегда старалась поболтать со мной, делала вид, что ее действительно интересуют мои проблемы. Она никогда не говорила о себе или своих неприятностях. Просто выслушивала меня. У нас оказалось много общего, и мы подружились.
Я вспомнила слова Реда. Новичкам приказывают изучать потенциальных членов группы, убеждать в общности интересов и завоевывать доверие.
– Она рассказала о той группе, к которой принадлежала, говорила, что та перевернула ее жизнь. Я решила сходить на одно собрание. Все прошло нормально. – Анна пожала плечами: – Кто-то произнес речь, и мы поели, сделали пару дыхательных упражнений и другую чушь. Меня не зацепило, но я приходила еще несколько раз; просто мне показалось, что я там всем понравилась.
Бомбардировка любовью.
– Потом меня пригласили за город. Я обрадовалась и поехала. Мы играли, слушали лекции и пели, делали упражнения. Амали нравилось, но я была не в восторге. Мне казалось, что все это полнейшая ерунда, но высказать свое мнение я не имела права. К тому же меня никогда не оставляли одну. Я не могла и минуты провести наедине с собой. Они хотели, чтобы я осталась на следующий семинар, но я отказалась, и они разозлились. Пришлось немного поскандалить, чтобы меня отвезли обратно в город. Теперь я избегаю Амали, но мы видимся время от времени.
– Как называлась секта?
– Не знаю.
– Думаешь, они убили Амали?
Девушка вытерла ладони о бедра.
– Я там познакомилась с парнем. Он записался на курс где-то в другом месте. В общем, когда я уехала, он остался, я долго его не видела. Может, с год. Потом случайно встретила на концерте на острове Нотр-Дам. Мы погуляли какое-то время, но ничего у нас не вышло. – Анна снова пожала плечами. – Тогда он уже ушел из секты и рассказывал жуткие истории о том, что там происходило. Его сильно напугали.
– Как его звали?
– Джон какой-то.
– Где он теперь?
– Не знаю. По-моему, переехал.
Девушка смахнула слезы с нижних ресниц.
– Анна, доктор Жанно как-то связана с сектой?
– Почему вы спрашиваете?
На последнем слове голос сорвался. На шее пульсировала голубая венка.
– Когда мы в первый раз с тобой встретились, в кабинете доктора Жанно, ты очень из-за нее нервничала.
– Доктор Жанно замечательно ко мне относится. На мою голову она действует гораздо лучше, чем медитации и дыхательные упражнения. – Анна фыркнула. – Но она и требовательная, поэтому я постоянно боюсь, что сделаю что-то не так.
– Кажется, ты проводишь с ней много времени?
Анна снова уставилась на скелеты.
– Мне показалось, вас интересуют Амали и мертвецы.
– Анна, ты сможешь поговорить еще с кем-то? Твоя история очень важна, полиция явно захочет ее проработать. Убийства расследует детектив Эндрю Райан. Он очень хороший человек, думаю, тебе понравится.
Девушка неуверенно посмотрела на меня и заправила волосы за оба уха.
– Я ничего не могу вам рассказать. Джон мог, а я на самом деле ничего и не знаю.
– Ты помнишь, где проходили семинары?
– На какой-то ферме. Я приехала в фургоне и не особо следила за дорогой, потому что мы играли. Когда возвращалась обратно, просто спала. Мы слишком мало отдыхали, и я совершенно вымоталась. Кроме Джона и Амали, я больше никого из них не видела. А теперь, вы говорите, она...
Внизу открылась дверь, по лестнице прокатился голос:
– Кто там?
– Прекрасно. Теперь я потеряю ключ, – прошептала Анна.
– Нам нельзя здесь находиться?
– Не совсем. Уходя из музея, я, можно сказать, просто не сдала ключи.
Восхитительно.
– Пойдем со мной, – приказала я, поднимаясь со скамейки. – Здесь есть кто-нибудь? – закричала я. – Мы здесь.
На лестнице послышались шаги, потом в дверях появился охранник. Вязаная шапочка надвинута на глаза, насквозь промокшая куртка едва прикрывает брюшко. Он тяжело дышал, его зубы в фиолетовом свете казались желтыми.
– О, как мы рады вас видеть! – рассыпалась я. – Мы делали зарисовки Odocoileus virginianus и совершенно забыли о времени. Все ушли рано из-за снега и, похоже, забыли про нас. Дверь захлопнули. – Я одарила его глупой улыбкой. – Я уже собиралась звонить в охрану.
– Вам нельзя здесь оставаться. Музей закрывается, – буркнул он.
Мое представление явно не произвело впечатления.
– Конечно. Нам надо идти. Ее муж с ума сойдет от беспокойства. – Я указала на Анну, та бешено кивала, словно заводная игрушка.
Охранник перевел водянистые глаза с Анны на меня, потом махнул рукой в сторону лестницы:
– Тогда пошли.
Мы не заставили себя упрашивать.
Снаружи еще шел дождь. Капли стали вязкими, как сироп, который мы с сестрой купили как-то у летних разносчиков товаров. Ее лицо поднялось из глубин памяти. Где ты, Гарри?
У Беркс-Холла Анна одарила меня странным взглядом:
– Odocoileus virginianus?
– Первое, что пришло в голову.
– В музее нет белохвостого оленя.
Неужели уголки ее рта приподнялись, или это просто холод? Я пожала плечами.
Анна неохотно дала мне свой домашний телефон и адрес. Мы попрощались, я заверила девушку, что Райан скоро ей позвонит. Когда я уже отошла от университета, что-то заставило меня обернуться. Анна стояла в арке старого готического здания, неподвижная, как ее кайнозойские друзья.
Добравшись до дома, я позвонила Райану на пейджер. Через пару минут запищал телефон. Я рассказала Райану о появлении Анны и нашем разговоре. Он пообещал оповестить следователя, чтобы полиция начала искать медицинскую карточку Амали Привенчер, и быстро положил трубку, собираясь связаться с Анной, пока она не ушла из кабинета Жанно. Перезвонит позже и расскажет, как прошел день.
Я поужинала салатом "Нисуаз" и круассанами, надолго залезла в ванну, потом надела старый шерстяной костюм, но так до конца и не согрелась, поэтому решила зажечь камин. Лучины закончились, так что я скатала в ком газету и сунула ее в дрова. В окно бились ледяные снежинки, а я смотрела, как занимается пламя.
Восемь сорок. Я взяла дневники Беланже и включила телевизор, надеясь, что человеческая речь и смех будут меня успокаивать. Если мыслям позволить развиваться самостоятельно, они понесутся, как кошки в ночи, завывая и шипя, доводя беспокойство до такой степени, что сон становится невозможным.
Не сработало. Джерри и Крамер старались как могли, но я не могла сосредоточиться.
Взгляд скользнул к камину. Пламя сошло на нет, превратившись в редкие огненные язычки на нижнем полене. Я подошла, разорвала и скатала в комочки несколько газет и сунула их в угли. Я переворачивала поленья, когда меня осенило.
Газеты!
Я забыла о микрофильмах!
Я пошла в спальню, вынула копии, которые сделала в Макгилле, и принесла их обратно на диван. Быстро нашла статью в "Ля Пресс".
История осталась все такой же немногословной. Двадцатого апреля 1845 года Эжени Николе уезжает во Францию. Она будет давать концерты в Париже и Брюсселе, проведет лето на юге Франции и вернется в Монреаль в июле. Далее указывались имена людей ее свиты и даты концертов. Короткий обзор карьеры, обычные заверения, что все будут скучать.
Монет хватило только до двадцать шестого апреля. Я бегло просмотрела распечатки, но имени Эжени больше не появлялось. Потом я вернулась назад и внимательно прочитала каждую статью.
Следующая заметка появилась двадцать второго апреля. В Париж направлялся еще один человек. Талант этого джентльмена состоял не в музыкальных способностях, а в ораторском искусстве. Он собирался произносить речи, обличающие рабство и побуждающие к торговле с Западной Африкой. Оратор родился на Золотом побережье, учился в Германии и получил звание профессора философии в университете Халле. Он только что прочитал курс лекций в Богословской школе Макгилла.
Я освежила в уме исторический ход событий. Тысяча восемьсот сорок пятый. Рабство процветает в Соединенных Штатах, но запрещено во Франции и Англии. Канада все еще остается британской колонией. Церковь и миссионеры умоляют африканцев не продавать братьев и сестер в рабство и предлагают европейцам взамен заняться законной торговлей с Западной Африкой. Как они это называли? "Легальная торговля".
Я с возрастающим интересом прочитала список пассажиров и название судна. Эжени Николе и Або Габаса пересекли море на одном корабле.
Я встала и поправила поленья.
Вот оно что! Неужели я разгадала секрет полуторавековой давности? Эжени Николе и Або Габаса? Любовная интрига?
Я надела ботинки, подошла к французскому окну, отодвинула щеколду и толкнула. Рама примерзла намертво. Я налегла всем телом, рама и мое бедро хрустнули.
Дрова замерзли, и я какое-то время пыталась освободить полено садовым совком. Вернувшись наконец в дом, я тряслась от холода, одежда покрылась сосульками. Когда я уже подходила к камину, какой-то звук заставил меня застыть на полпути.
Мой звонок не звенит, а чирикает. Что он и делал только что, прежде чем резко оборваться, будто кто-то оставил попытки.
Я уронила полено, кинулась к домофону и нажала на кнопку "видео". На экране появилась знакомая фигура, исчезающая в дверном проеме.
Я схватила ключи, побежала в коридор, открыла дверь в вестибюль. Внешняя дверь уже закрывалась. Я зажала язычок замка и распахнула двери.
На ступеньках распростерлась Дейзи Жанно.