Первое ощущение, которое у него возникло, едва он пересёк порог зала ожидания железнодорожного вокзала, было чувство брезгливости. Помещение показалось ему страшно грязным, запущенным, на него хлынули запахи туалета и мазута. И сами люди, которые сновали внутри зала, кроме как презрения, у него ничего не вызвали. Спешащие, согнутые под непосильной кладью, которую они тем не менее тащили с упорством муравьев, и замордованные житейскими проблемами. Их жизнь, больше чем поклажа, сгибала этих людишек, гнула к земле.
Не успел он отойти от первого ощущения и сделать несколько шагов по залу ожидания, как к нему прямо под ноги бросилась маленького роста, укутанная, несмотря на жаркую погоду, в огромный платок, так что было видно лишь пол-лица, смуглолицая немолодая цыганка и тут же шепотом, словно доверяла ему самую что ни на есть сокровенную государственную тайну, заискивающе спросила:
— «Кожа» нужна?
Он отвернулся от нее в сторону, надеясь, что та по одному этому жесту поймёт, что он не собирается с ней не то что торговаться, но даже и разговаривать, однако закутанная особь женского рода сделала вид, что такое невнимание для нее ничего не значит, и продолжала стоять у него на дороге, стреляя вокруг своими зелеными глазищами из-под огромного платка.
— Кожа мамонта? — не удержался он от шутки.
— Чё? — подскочила на месте торговка. — Мамонта? Какого мамонта? Чисто телячья. Лайка. Понимаешь? Совсем недорого. Есть «косухи», длинные куртки. Совсем дешево. Понимаешь? Пойдём, посмотришь. За уши не оттянешь потом.
Он протянул руку, легонько отстранив ее от себя. При его росте и силе это было что муху согнать. Цыганка едва доставала ему до груди. И он даже побоялся, как бы, чего доброго, своей ручищей не швырнуть ее на пол.
Но цыганка была шустрая и очень даже устояла на ногах. И когда он двинулся неторопливо через зал, засеменила за ним, держась до последнего — повысив голос, она продолжала верещать ему уже в спину о своем замечательном товаре. И только когда он прошёл ползала, не удостоив ее больше ни единым взглядом, отстала, сообразив, что этот верзила вряд ли сможет стать её клиентом.
Он двигался к буфету, решив больше не останавливаться даже на секунду, не то ещё какой-нибудь торговец попытается что-либо всучить ему.
У входа в буфет стоял невысокого роста крепыш. С небрежным видом, подпиливая пилочкой ногти, он спроваживал посетителей весьма странными словами:
— Топай дальше. У нас сейчас спецобслуживание.
Это было даже забавно — в таком месте, в такое время и вдруг какое-то спецобслуживание. Люди пожимали плечами — чушь какая-то. Но двигавшийся к буфету богатырь не был удивлён или раздосадован.
Он знал, что тут за «спецобслуживание». Именно на это мероприятие и был приглашен.
Пропустив слова малого мимо ушей, он достал из кармана пиджака небольшую круглую монету, которая сверкнула медной поверхностью в свете неоновых ламп, и протянул ее стражу.
Парень моментально изменил позу. Вытянулся, убрал пилочку и почтительно доложил:
— Можете проходить.
Толкнув стеклянную дверь, он вошел в помещение, которое не отличалось чистотой и было под стать залу ожидания вокзала. Грязный пол, столы с неубранной посудой, стулья, развернутые в разные стороны, словно торопливые посетители вскочили с них и помчались по своим неотложным делам.
У стойки раздаточной, на которой лежало лишь меню, скучала симпатичная и очень рослая молодая, не более тридцати, женщина; перекидывая с одного уголка рта в другой жевательную резинку, она посматривала на вход.
Заметив вошедшего, она не изменила позы и занятия, лишь брезгливо выплюнула комок резинки и стала ждать, когда прибывший подойдет к ней.
Ни дать ни взять баскетболистка, едущая на сборы, почему-то подумал он. На девушке были джинсы в обтяжку, кроссовки, майка, а поверх нее ветровка с гербом России на левой стороне груди. И у ног этой представительницы прекрасного пола стояла огромных размеров спортивная сумка.
Кроме молодой женщины, в помещении буфета находилось ещё четыре человека. Они сидели за пустыми столиками, ничего не ели и не пили и даже не ждали еды. Все они, как и женщина у стойки, терпеливо ждали чего-то другого.
Вполне возможно, что и его. Правда, он тут же прогнал от себя эту честолюбивую мысль.
Среди ожидающих взгляд выхватил, кроме девицы, рослого мужчину с богатырским размахом плеч, его длинные ноги не влезали под стол, и он вытянул их в проход. Этому человеку было за тридцать. Как и ему.
Рядом сидел такой же рослый, но очень худой человек неопределенного возраста. Ему можно было дать и сорок, и все пятьдесят. Небритое смуглое лицо, кудрявые волосы — явно не славянин.
«Кавказец», — решил он и недобро нахмурился. После всех катавасий с Чечнёй ему представители горского народа активно не нравились, хотя он и не считал себя расистом. Но тут было совсем другое. «И какого чёрта он оказался вместе со всеми?» — пронеслось в голове.
За вторым столиком сидело ещё двое. Маленький, пухленький коротышка, явно не юноша, и мужчина среднего роста, какой-то незначительный и хилый.
Да, девушка среди всей этой компании была самой приметной личностью, явно покруче и посильней многих мужчин.
И ещё он понял, что именно она играет здесь главную роль.
И именно к ней он и двинулся.
Дойдя до стойки, положил на нее монету и вопросительно взглянул на «спортсменку».
— Ты опоздал, — недовольно проговорила она, сгребая ладонью монету и отправляя её в карман джинсов.
— Так приходит поезд.
— У всех приходят поезда. Но опоздал только ты.
Он даже не успел что-либо сказать в своё оправдание, как она вмиг потеряла к нему интерес, резко нагнулась, подхватила за ручки сумку и ловко набросила себе на плечо ремень.
— Двигаем.
Последнее было сказано не только ему.
Первым поднялся рослый крепыш, за ним кавказец, следом толстяк и наконец неприметная личность. Поднявшись, никто не сдвинулся с места, то ли ожидая дальнейших указаний, то ли не смея вырываться вперед.
Верным было последнее.
Девушка широким пружинистым шагом прошла через зал буфета и вышла наружу, даже не удосужившись бросить взгляд на пятерых своих спутников.
Словно дрессировщица, она знала наперед, как поведут себя подопечные, послушные её воле.
И эти люди не оплошали. Они повели себя как полагается. Неторопливо, по одному, выбирались вслед за молодой женщиной из буфета.
Он пришел последним. И вышел в том же порядке.
«Шестой», — пронеслось в голове. Он оказался шестым. Число мистическое. Оно часто фигурировало в разного рода пророчествах и сказках, на которые раньше он не обращал особого внимания. Но почему-то теперь эта ассоциация прошла через его сознание не столь безболезненно. Их было не просто шестеро — шестым оказался он. Именно на шестого в сказках обычно выпадали все несчастья и выливалось все дерьмо, которое всплывало на пути к цели.
Он скривил губы, разозлившись на себя за непомерно разыгравшееся воображение. И для утешения припомнил, что шестому судьба преподносила не только это. Именно шестому часто доставались лавры победителя. И шанс остаться живым.
Напряженная гримаса сменилась вполне благодушной улыбкой.
Он выбрался наконец из зала буфета. Паренька с маникюрной пилочкой на входе уже не было. Скорее всего тот смотался, едва вышла главная посетительница этого неопрятного заведения.
Его взгляд натолкнулся на двух людей в милицейской форме, один из которых что-то бубнил в рацию, которая висела у него на ремне, перекинутом через плечо.
Взгляды стражей порядка были направлены в их сторону — в сторону тянущихся цепочкой на выход из зала ожидания людей.
На миг ему показалось, что эти ретивые служаки долго не будут разбираться, а сейчас бросятся к ним и потребуют, даже не документы — к черту бумажки! — они потребуют сразу же пройти с ними в отделение, уж очень колоритно выглядела их группа на фоне прочих граждан.
Он взглянул вперед. На девушку. Та как ни в чём не бывало шла вперед, даже не оборачивалась, чтобы проверить, что там у нее за спиной. Она словно бы не ожидала, что у нее на пути могут возникнуть какие-то трудности. Сплошной успех!
Такая самоуверенность девицы его нисколько не успокоила. Он обратил взгляд на людей в милицейской форме. Но те уже не смотрели на них, двигались довольно ленивым шагом в обратном направлении. Останавливать их никто не собирался.
«Маленькие странности перерастают в лавину неприятностей», — вспомнил он афоризм и чертыхнулся от неожиданно нахлынувшего на него ощущения беды.
На улице, прямо у входа в здание, стоял микроавтобус «Форд».
Женщина открыла боковую дверцу и кивком, все как та же дрессировщица, пригласила своих спутников внутрь салона.
Когда последний из группы исчез в чреве микроавтобуса, она закрыла дверцу, а сама заняла место водителя, бросив сумку рядом на свободное сиденье.
Рядом с ним уселся его «двойняжка» по комплекции. И улыбнулся приветливо, как бы приглашая к знакомству.
Впрочем, оно, это знакомство, и не помешало бы. Он никого тут не знал. И даже не знал имени женщины, в руках которой находились бразды правления. Единственно, что ему было пока известно, — это то, что он должен явиться в столицу, на это место и обратиться к молодой женщине, которая будет ждать его в буфете. Все остальное — на месте.
Теперь он на месте. И теперь должен все узнать. Хотя бы минимум: что предстоит делать и кто те остальные, с кем ему придется работать.
Он никак не отреагировал на улыбку партнёра. Он ехал в неизвестность. И пока не видел повода для веселья. Даже для малейшего.
Она привезла их к двухэтажному, из нескольких секций, зданию, которое располагалось особняком от видневшихся вдалеке жилых новостроек. По измазанным краской стеклам, обшарпанным стенам и кучам строительного мусора по всему периметру строения было ясно, что в здании идет ремонт.
Она так и объяснила выбравшимся из микроавтобуса мужчинам.
— Это детский сад. Бывший детский сад. Сейчас он пустует, его собираются подремонтировать и пустить с молотка на аукционе. Работы временно приостановлены. Так что мы здесь неплохо устроимся.
Неплохо — слишком громко сказано. Это он понял, когда переступил порог: горы хламья, доски, которые постоянно попадались под ноги, когда шли за женщиной куда-то в глубь здания. В помещении стоял запах свежей штукатурки и краски. Возле стен валялись ведра, стояли леса. Такое было ощущение, что строители в спешном порядке отступили под напором врага, побросав свои вещи.
Она провела их по извилистому, постоянно менявшему направление коридору к комнате, перешагнув порог которой он сразу же подумал, что раньше здесь был актовый зал.
Просторное помещение без признаков мебели было более-менее чистым. Во всяком случае, на полу здесь ничего не валялось, стены не испачканы и обои с них не содраны. Скорее всего до этого зала у строителей просто не дошли руки. Лишь окна были обляпаны белой штукатуркой с наружной стороны.
Возможно, когда-то тут проводились веселые утренники, пели и рассказывали стишки детишки, меланхолически подумалось ему. Как, однако, быстро меняется настроение, вслед за этим пронеслось у него в голове.
— Вот здесь вы и поселитесь, — сообщила женщина и швырнула на середину зала сумку.
— Как здэсь? — не удержался кавказец. — Какой, на фуй, здэсь? Здэсь нэт кровать. Здэсь нэт ничэго. Как, на фуй, здэсь?
По-видимому, говоривший ожидал, что его как минимум устроят в шикарном номере гостиницы, если уж не в президентских апартаментах. Но такое… У кавказца даже затряслись щеки от возмущения.
— Там в углу лежат спальные мешки. Спать будете в них. — Женщина кивнула в угол зала, где на самом деле была свалена в кучу поклажа. — На улице жарко, так что это вполне сойдёт.
— Какой чёрт сайдот? — взвыл кавказец. — А вода, туды-сюды, душ там, пэрэадэтся, а? Какой сайдот?
— Рядом туалет и умывальники. Это все, что вам нужно. — И, зло глянув на возмутителя спокойствия, резко бросила: — И курорта вам здесь никто не обещал. Ты понял меня, чернявый? И заткни своё фуфло. Нечего тут вонять… Аристократ нашёлся.
Кавказец несколько опешил от такого обращения. В его глазах сверкнули искры гнева. Кровь ударила в лицо. Казалось, что он не выдержит такого унижения, которому только что подвергся. И он даже двинул рукой к поясу, словно там должен был висеть кинжал, коим необходимо срочно утихомирить и поставить на место заносчивую, глупую женщину. Но кинжала на поясе не было. А женщина презрительно, нисколько не смущаясь, смотрела прямо ему в глаза.
— А как с едой? — раздался голос толстячка, который своим вопросом несколько разрядил обстановку.
— Еда в сумке. Хлеб, консервы, вода. С голоду не помрёте.
— А сколько мы здесь будем?
— Сколько нужно, — отрезала она. — Еда кончится, я с кем-нибудь из вас съезжу за новой.
— Савсэм дело дрян, — подвел итог кавказец, не желавший так просто утихомириваться. — Спать — зэмля. Жрать — кансэрва. А баба как тогда? Тэбя, что ли, одну имет?
Того, что произошло дальше, он не ожидал. Но на остальных, как и на заносчивого джигита, это произвело впечатление.
То, что женщина не из слабеньких, лично он успел заметить по тому, как она сама притащила сумку с продуктами, не прося помощи у мужиков. Хотя и могла бы это сделать. Ни у кого из пятерых с собой не было поклажи.
Но, кроме крепости, женщина показала еще и умение постоять за себя.
Кавказец не успел и хлопнуть своими чёрными глазами, как раскрытая ладонь врезалась ему в подбородок. Челюсти его гулко щелкнули, а в следующий момент удар пяткой отшвырнул жителя гор к стене и припечатал к ней. Держась за грудь, он так и сполз по ней, приняв еще один удар в солнечное сплетение.
Кавказец, отхаркнувшись, тяжело захрипел, пытаясь выровнять дыхание, после чего взглянул на женщину и обескураженно пробубнил:
— Ты, бляд…
Женщина подскочила к поверженному, наклонилась над ним и зло бросила прямо в лицо:
— В следующий раз я просто выбью твой кадык из вонючей пасти.
А затем выпрямилась, отошла на шаг и обвела всех тяжёлым взглядом:
— Значит, так. Вас сюда никто насильно не гнал. Вы приехали по собственной воле, желая заработать денег. Каждый из вас хочет получить хороший куш. И именно поэтому вы здесь. Кому что-то не нравится, пусть выметается сейчас же. Сразу. Ну?!
Последнее она почти выкрикнула.
Первым пришел в себя хилый. Он хмыкнул и отправился в угол, где лежали баулы, вытащил один из спальных мешков, расправил его на полу и уселся на нем, прислонившись спиной к стене.
— Мне лично насрать, где спать и где есть, — заявил он, доставая из кармана рубашки пачку сигарет и зажигалку. — Лишь бы бабки платили. Как обещали.
— Жрачку из сумки достанете сами, — восприняла за согласие его слова женщина. — Сегодня отдыхайте. О деле поговорим завтра. И отсюда ни шагу.
С этими словами она развернулась и упругой походкой вышла из зала.
Самый послушный неспешно закурил и выпустил густую струю табачного дыма к потолку.
Кавказец вытер рукавом рубашки выступившую в уголке губ кровь и недобро прохрипел в сторону двери:
— Ничего, посмотрим ищо.
После чего поднялся и, держась за грудь, подошел к сидевшему на спальном мешке человеку.
— Я нэ льюблу, когда курят. Слышь, да?
В отсутствии женщины смуглый субъект решил покачать свои права перед другими.
— Пшол в жопу, чмошник, — огрызнулся хиляк, не вынимая изо рта сигареты.
У кавказца глаза округлились, как у филина. Сначала он покраснел, затем позеленел, а потом побелел, как покойник.
— Ты… — рыкнул он. Но был остановлен предупреждением:
— Не зли, мужик. Я тебе не баба. Бить не буду. Просто сразу придавлю. Как вошь.
— Э-э, братаны! — вскрикнул рослый, разряжая обстановку и подходя вплотную к кавказцу. — Зачем волну гнать? Нам тут вместе еще сколько быть. И что, сразу войну друг другу объявим? Кончайте базар.
— Пусть катится в другой угол, если не переносит запах табака, — отрезал «послушный».
Кавказец в ярости раздувал ноздри. Однако, окинув взглядом зал, решил не вступать в боевые действия. Славяне его не поддержат. Будут стоять друг за дружку. Так, по всей видимости, посчитал он, потому что в следующий момент подхватил под мышки свободный спальный мешок и двинулся, как и советовал неприятель, к противоположной стороне зала, на ходу негромко произнося угрозы:
— Ничэго. Баба. трахат буду. И других буду. Всех трахат буду.
Рослый мужик проводил взглядом кавказца и неодобрительно посмотрел на хилого:
— Ты что такой злой, братан?
— Дорога была длинной. И придурков-попутчиков в купе слишком много попалось.
— Бывает. Часто попадается всякое дерьмо по пути. Особенно среди людей, — философски закончил своё выступление рослый и сменил тему: — Ну чё, будем знакомиться? А то как-то даже и нехорошо. Меня Русланом зовут.
— Гера, — отрекомендовался хилый, затушил докуренную сигарету и демонстративно вытянулся на топчане, прокомментировав свои действия: — Устал как чёрт. Поспать хочу.
Руслан обернулся.
Он продолжал стоять у входа в зал. Все это время он неподвижно глядел на обитателей помещения, словно пытаясь понять, с кем ему придется дальше идти бок о бок. Пусть и небольшой промежуток времени. Даже совсем небольшой. Но все же идти придется. Вместе.
Руслан выжидательно смотрел на него. И он понял, что настал и его черед представиться.
— Касьян.
— Касьян? — Руслан сузил глаза, как бы вникая в то, что сейчас услышал. — Это что, кликуха?
— Вроде того. Константин мое имя. Но оно как-то не прижилось. Всё больше Касьян. Вот так!
— А меня Витек, — прорезался неожиданно голос пухлого человека. Неожиданно блеющий. И Руслан, и Касьян одновременно скривились, как бы спрашивая друг у друга: и как это в стаю волков попал такой ягнёнок? Гера тем временем, положив руки под голову и вытянув ноги, закрыл глаза и уже мерно посапывал. А кавказец, демонстративно отвернувшись, гордо возлежал на своем мешке, безучастный ко всему и всем — он словно решил накапливать обиду до лучших времён, чтобы уж тогда выплеснуть её с наибольшим результатом для себя и с плохим — для обидчиков.
— Ну что, может, порубаем малость, а? — предложил Витёк. В его возрасте следовало бы называться по имени-отчеству. Но он решил по-простому, будто так его скорее примут в компанию.
— Давай, — согласился Руслан. — Распаковывай сумочку нашей дамы.
А сам подошёл к Касьяну и тихо, только для него одного, произнёс:
— Ну и компашка, блин, подобралась. И кто о чём думал, когда собирал?
— Кто-то о чем-то думал, — заявил Касьян.
— Ты сам-то кто? Я не насчёт имени. Твой профиль?
— Стрелок я.
— Снайпер, значит. И хорошо палишь?
— До этого никто не обижался.
— Усёк.
— А сам-то?
— Я-то? Просто технарь. Только не в смысле техники.
— Да? Ну и в смысле чего?
— Проведения боевых операций.
— «Горячие точки»? — предположил Касьян, как-то по-новому глядя на своего собеседника, который в его глазах стал приобретать вес, не только в прямом смысле, но и фигурально выражаясь.
— Есть немного, — скромно заявил Руслан и, наблюдая, как Витек проворно вытрясает из сумки и раскладывает прямо на полу на подстеленную газету консервы, хлеб, еще какую-то снедь, вдруг тяжело вздохнул и доверительно, все так же тихо сказал: — Я тут глазом сразу окинул… В общем, ты один более-менее кажешься нормальным. Ничего, что я так?
— Насчёт тебя у меня схожее мнение. Ничего, что и я тоже так?
Руслан хмыкнул. Ответ ему явно понравился. Казалось, что большего он и не ждал.
— Всё готово, — раздался голос Витька, — айда, мужики.
Кроме Руслана и Касьяна, никто на этот зов не откликнулся. Кавказец и Гера продолжали оставаться на своих местах, не меняя положения.
С самого начала компания шести словно раскололась на несколько лагерей. И в этом он вновь усмотрел некий мистический знак. И опять зло чертыхнулся, что эта ассоциация опять, помимо его воли, снова всколыхнула его сознание.
Человек встретил её за оградой здания. Он был в элегантном костюме, модном галстуке и походил на чиновника, который только что покинул зал высокой конференции. Что мог делать он здесь, среди строительного мусора и неустроенности? Никто из посторонних не дал бы ответа на этот вопрос. Но посторонних глаз, в пределах видимости не наблюдалось.
Была только она. Вышедшая только что из здания и упругим, твердым шагом подходившая к нему. Но для неё появление человека в элегантном костюме было вполне объяснимо.
Он ждал ее, сидя в шикарной иномарке на месте водителя. Дверца машины с его стороны была приоткрыта.
Солнце исчезло с небосвода и о своем существовании напоминало лишь заревом у горизонта. Лёгкий ветерок принёс облегчение после жаркого дня.
— Привет, — бросила она мужчине, садясь рядом с ним на свободное переднее сиденье.
— Как у тебя? — поинтересовался он, не отвечая на её приветствие. Он был старше своей спутницы, и по тому, как он задал вопрос, старшинство было не только в возрасте.
— Можно сказать, что и нормально.
— Ты их расселила?
— Расселила.
— Претензий не было? — Он словно знал, что произошло в помещении детского сада, будто был свидетелем всего происходящего и теперь демонстрировал свою прозорливость.
Девушку вопрос не удивил. И ответила она на него буднично:
— Если не считать одного.
— Аслан? — вновь показал своё чутье мужчина. И вновь она отнеслась к этому как к должному.
— Откуда ты выкопал этого абрека?
— Оттуда же, откуда и всех остальных. Из затерянного на просторах нашей необъятной родины уголка. — Слово «родина» он произнёс подчеркнуто иронично, с таким видом, будто никогда не воспринимал его всерьёз.
— Нельзя было подобрать нормального? Русского?
— А какая тебе разница? Он профессионал. Прекрасный минер, подрывник. То, что нам нужно.
— Он слишком много о себе мнит.
— Наследство… войны.
— Вот и отыскал бы без наследства.
— Он подходит нам. Нигде не засветился, работает «чисто» и со стопроцентным результатом. Мы его нашли по сложным каналам. В столице о нём не знают. Как, впрочем, и о других. Что ещё надо?
— А ты как думаешь?
— Я уже не думаю. Об этом не думаю. Вопрос решённый. И по большому счёту не имеет принципиального значения. Какая разница, кто там есть кто по паспорту? Все равно в итоге никто не должен остаться в живых.
— Что ж — аргумент убедительный.
— Н-да. — Человек тяжело вздохнул, как бы показывая, что проблема все же существует. — Наша система подбора людей дала сбой.
— Серьёзный? — осведомилась она.
— В нашей группе появилась подсадная «утка». Стукач — называй как хочешь. Короче, кто-то себя не за того выдаёт.
— Сведения верные?
— Сведениям можно верить. Вполне.
— Кто он?
— А вот тут загвоздка. — Мужчина задумчиво постучал по рулю пальцами. — Сама знаешь — мы искали людей на глухой периферии, друг другу не знакомых, нигде не «засвеченых». Их исчезновение, перемещение прошли незамеченно, в столице на них никто не обратил бы внимания. Для поиска нужных нам людей мы задействовали посредников.
— Понятно, — кивнула женщина. — Ты хочешь сказать, что никого из тех, кто сейчас находится в детсаду, не знаешь в лицо.
— Верно. Только имена. Конечно, мы можем опять привести в действие наши каналы, затребовать портреты на всех, кого нам порекомендовали, но… Но на это уйдёт время. Есть и другое обстоятельство.
— Может, чего доброго, подняться шумок. Правильно?
— Правильно. Ты всегда все схватываешь на лету.
— Так что будем делать?
— А ничего, — отчего-то вдруг повеселел мужчина. — Пока этот чужак нам не мешает. И вряд ли станет мешать, пока мы не доберемся до цели. Ему нужно то же, что и нам.
— Ты так легко об этом говоришь, — неодобрительно заметила она.
— Да. Главное — чтобы мы были первыми.
— Может, на чужака можно выйти, просто просеяв всех наших конкурентов?
— Х-м. — Мужчина внимательно посмотрел на женщину, словно пытаясь определить — что ещё может услышать от нее, а затем вновь устремил взгляд перед собой. — Желающих заполучить то же, что и мы… Не уверен. Хотя можно и попробовать. Правда, иначе.
— Ну вот и попробуй.
— Я тебе сказал об этом по одной-единственной причине — чтобы ты была начеку. Всегда. В любую минуту. Этот чужак проявит себя. Не сейчас. Попозже. Вот тогда ты и ответишь. Это твой козырь.
— Козырь — в чем? — сразу не поняла она.
— В том, что ты знаешь: чужак существует. А вот он… не догадывается, что раскрыт.
— Не до конца знаю, — поправила она.
— Неважно. Сам факт — уже козырь.
Человек сел поудобнее, наклонился, включил негромко автомагнитолу и завел машину.
— Ну ладно. Как тебе вообще все они?
— Вообще не знаю. Пока не увижу в деле — ничего не скажу.
— Вот и посмотришь их в деле… Имеется наводка о сделке с оружием. Как раз подходящий случай, чтоб их оценить.
— Когда? — деловито осведомилась она, словно всё остальное для неё было яснее ясного.
— Завтра вечером. Так что ты подготовь своих бойцов.
— Они такие же мои, как и твои, — недовольно буркнула женщина.
— Не придирайся к словам. — Мужчина взглянул на светящийся зеленым светом на приборной панели циферблат часов и с явным неудовольствием, будто расставаться ему жуть как не хотелось, но заставляла жесткая необходимость, проговорил: — Мне пора. Ты как?
— Сегодня я подежурю здесь. Посмотрю. А завтра пусть они сами за собой наблюдают. Двое бодрствуют, трое отдыхают. По очереди.
— Х-м. — Мужчина задумчиво погладил свой подбородок, будто слова женщины навели его на интересную мысль. — А что… В этом есть резон.
— Думаешь, чужак попытается выйти на связь со своими?
— Вряд ли. До момента, когда мы подберемся к самой цели, и те, кто его заслал, и он сам вряд ли осмелятся рисковать. Будут выжидать. Не пойдут они на связь. Но…
Мужчина многозначительно поднял палец кверху:
— Но выдать себя он может. Странностью, скажем так, своего поведения.
Мужчина не подозревал в ту минуту, насколько он ошибался. Он не мог предположить, что все пятеро, кто в это время находился в зале полуотремонтированного детского сада, вскоре начнут показывать себя именно с этой, иначе и не назовешь, странной стороны. Все пятеро. Как один.
— Трудно на это надеяться, — не поддержала своего собеседника женщина и взялась за ручку дверцы машины. — Лучше выйди на этого чужака, как мы раньше говорили.
Она открыла дверцу, ступила на дорогу, затем обошла машину и остановилась со стороны водителя. Тот приспустил боковое стекло, высунул голову:
— Что-то ещё?
— Завтра мне нужно быть дома. Сам знаешь. Так что ты не опаздывай.
— Я не опоздаю. Будь осторожна.
— За меня не беспокойся.
Женщина развернулась и своей упругой походкой двинулась назад к зданию бывшего детского сада.
Мужчина проследил за ней тревожным взглядом. Вскоре взгляд этот стал недобрым, каким-то недоброжелательным. Словно ему что-то не понравилось в поведении женщины, либо самому ему предстояло совершить в отношении её нечто недоброе, что никак не могло его радовать.
Она не удивилась, когда из зала, затравленно озираясь, выскользнул кавказец. Он тихонько прикрыл за собой дверь, обернулся и только тут заметил её — она выходила из-за поворота коридора.
— Спешишь куда, чернявый? — поинтересовалась женщина.
Аслан вытянулся в струну, торопливо поправил на себе чёрные в обтяжку штаны, темную рубашку со стоячим воротником и только после этого обрёл дар речи.
— Слить надо, да. Сама гаварыш… Сцать — выха-ды в туалет.
— Ну-ну. Выхады, выхады.
Скрежетнув зубами, кавказец двинулся к комнате, на которой висела заляпанная белой штукатуркой табличка «ТУАЛЕТ».
Женщина проводила взглядом Аслана, затем зашагала к двери зала.
Здесь коридор разветвлялся надвое. А на стыке, вплотную к стене коридора, по которому прошла женщина, стоял диван, накрытый целлофаном. Скорее всего на нем отдыхали рабочие, они же и держали его в чистоте.
Она стащила целлофан, убедилась, что потрепанная временем обивка дивана относительна чиста, и уселась на скрипнувшее пружинами сиденье.
Аслан появился через несколько минут, взглянул на расположившуюся у входа в зал женщину и презрительно хмыкнул:
— Старожыт будэш?
— А на хрен? — нарочито грубо ответила она. — Никуда вы не денетесь. Пока не получите деньги.
— Эта да. Дэньги — эта ништяк. Бэз дэнег — идти нэкуда, — согласился кавказец, а затем, дерзко глядя ей в глаза, спросил: — Тэбе идти нэкуда, да?
— Топай на место, чернявый. Когда надо — я уйду. Когда надо — буду тут. Не тебе мне указывать. Твоё дело выполнять. Все, что скажу. Без лишних тупых вопросов.
Аслан насупился. Взявшись за ручку двери, он не спешил входить обратно в зал. Словно решая, ответить что-то этой вздорной бабе или нет. Но, по-видимому, вспомнив их недавнюю стычку, либо потому, что его дело здесь — слепо повиноваться, он не стал больше ничего говорить, лишь сверкнул мстительно глазами и скрылся за дверью.
Она откинулась на спинку дивана, заложила руки за голову и уставилась в окно на противоположной стене.
На улице темнело. И на небосводе уже была видна луна, которая мертвым взглядом через стекло смотрела прямо на нее.
В какой-то момент она прикрыла глаза и задремала. Ей слышалось чавканье, доносившееся из глубины зала, и она подумала, что кто-то еще дожевывает пищу, а потом и это чавканье прекратилось — дрема взяла свое.
Сон у неё был чуткий. Правда, проснулась она не от того, что раздался шум.
Шума не было. Просто словно кто-то невидимый толкнул ее в бок, как бы заставляя насторожиться и обрести бодрое состояние.
За стеклом было темно. Кроме луны, на неё сквозь окно смотрели уже и звезды.
До нее донесся запах табачного дыма, который плыл из щелей прикрытых дверей зала.
Кто-то курит, пронеслось у неё в мозгу. Она встала и осторожно подошла к двери.
Двери были не сплошь деревянными, каждая створка посередине была застеклена витражом. Она вгляделась сквозь разводы витража, и ей показалось, что она видит у окна зала темный силуэт.
«Вот как», — неизвестно по поводу чего или кого многозначительно произнесла она про себя. Затем отошла к дивану, уселась на него и вновь заложила руки за голову.
Сон больше не приходил. Нахлынувшая вмиг тревога не позволила ей впасть в сонное забытье. Даже несмотря на усталость.
Шестеро, расположившиеся в здании бывшего детского сада, являлись частями того механизма, с помощью которого должен был осуществиться хорошо разработанный замысел. Но по какому-то неписаному закону именно в хорошо продуманные сценарии часто вмешивается судьба, внося свои коррективы. Как правило — не в пользу тех, кто эти сценарии разрабатывал.
Итак, я снова при деле. В течение месяца меня без устали таскали по разным кабинетам наших органов правопорядка, но этот месяц прошёл — и я вздохнула свободно. А затем прошли еще шесть месяцев. Итого около полугода я уже дышу свободно. Как птичка, выпущенная из клетки. За эти полгода изменилось многое. Михалыч, мой бывший начальник, полковник ФСБ, помог мне «отмыться» после последнего дела, в которое, впрочем, он меня сам же и втянул. И после которого дорожка назад в ФСБ мне окончательно была заказана. Но я уже не переживала. Не так сильно, как тогда, когда мне указали на дверь. Я неожиданно вдруг почувствовала, что вполне смогу обходиться и без ФСБ, без своей службы, на которую угробила столько своих молодых сил. И даже поняла, что нечего хоронить себя. В конце концов, я всегда всего добивалась сама…
Хотя, надо отдать должное Михалычу, он мне помог. И выбраться. И занятие найти.
Я стала частным детективом, под личиной которого выступала в том последнем своем деле. Но теперь я стала настоящим детективом. Со всеми бумагами, кои полагается иметь в этом случае при себе. И у меня даже был агент, с которым меня познакомил полковник. Этакий прохвост-юрист, бравшийся за любые дела, сулившие немалую прибыль.
— О'кей! — с деланным оживлением воскликнул пройдоха, познакомившись со мной. — Ты мне нравишься. Так что сработаемся. Я буду поставлять тебе клиентов, ты — выполнять для них сыскную работёнку. Со временем заработаешь на офис, оснастишь его и, может, даже наймешь себе штат. А что? Женщины в наше время выживают мужчин со всех позиций. А ты столько лет проработала в ФСБ — тебе и карты в руки.
Юрист слов на ветер не бросал. Уже через пару дней он познакомил меня с первым клиентом — этаким денежным мешком, который имел неосторожность жениться на чуть ли не годившейся ему в дочери фифе, за которой он стал замечать после женитьбы некую настораживающую холодность. Вот я и должна была узнать, откуда этим холодом вдруг повеяло? Задачка была скучной, потому как сразу можно было дать ответ на этот вопрос толстяка. Однако тому нужны были реальные факты. И я их добыла. Хотя, честно говоря, удовлетворения от этого не испытала. А лишь брезгливость. И к его молодой жёнушке, которая куролесила как могла, едва муж уходил на работу. Да и к самому этому господину с повадками лакея, урвавшего от жизни отменный кусок барского пирога.
— Ничего, девочка, — приговаривал пройдоха-юрист. — Ты привыкай. По большому счету, у тебя в основном такие дела и будут. Потому как человеческие страсти — это самая благодатная почва, на которой вырастают конфликты: между супругами, между деловыми партнерами, да и даже между друзьями. А при разрешении их частенько требуется помощь именно частного сыскаря.
Он был прав. Он был тысячу раз прав, этот чертов юрист…
В основном так и было. Проследить за деловыми партнерами. Разыскать пропавших на неделю мужа или жену либо исчезнувшую куда-то даму сердца.
Все было обыденно просто. Но, как известно, ничто не вечно под луной — ни хорошее, ни плохое. И рутина тоже не может длиться вечно.
Спустя шесть месяцев она закончилась. Я это поняла, когда оказалась наедине с очередным клиентом, который изложил мне суть своего заказа, — сперва я, казалось, перевидавшая многое, не нашлась даже, что ему ответить.
А всё начиналось довольно тривиально.
— Тут наклёвывается одно очень денежное дельце, — ангельским голоском, напуская облако таинственности, сообщил мне мой агент, когда я явилась к нему в его юридическую консультацию. — Одному солидному банкиру требуются услуги умного частного детектива. Я сумел его убедить, что лучшей кандидатуры, чем ты, не сыскать.
— Он был поначалу против?
— Когда узнал, что ты женщина, — против. Однако я его уверил, что женщины во многих делах ориентируются лучше мужчин. По одной простой причине — что они женщины. В них не видят серьёзного противника — и проигрывают.
— И что же он?
— Он подумал и согласился. «А почему бы и нет?» — сказал он. Так что не теряй времени и дуй в банк. Он платит солидные деньги. Сможешь ему помочь — и считай, что с офисом и оборудованием у тебя всё в порядке.
Я не стала спрашивать, что за дело у этого банкира. И почему ему понадобился частный детектив, ведь у таких ребят есть своя служба безопасности, которая по первому их кивку выполнит что угодно. До сей поры мне приходилось иметь дело с клиентами так называемой «средней волны». Теперь я поднималась на ступеньку повыше — к девятому валу.
Но, несмотря на такой подъем, я не поспешила сразу в банк. К черту. Я посчитала, что от этого банкира ничего не услышу экстраординарного, наверняка тот мается все теми же проблемами, что и прочие, — семейной неустроенности. И я решила, что никуда этот клиент не денется. И подождет. Пока я заскочу в кафе и выпью чего-нибудь горячего.
В последнее время я пристрастилась к кофе. Пью его в огромных количествах, в любое время, могу даже и на ночь, что на сон, к моему удивлению, не действует.
Лучше бы я в это кафе не заходила. Оно располагалось по дороге к нужному мне финансовому учреждению, я и подумала, что вполне здесь посижу с полчасика в тишине.
Я ошиблась. Тишиной здесь и не пахло.
Кафешка была отвратительная. Тёмная, грязноватая. Возле импровизированной сцены играл дурацкий ансамбль, сплошь из патлатых юнцов, извлекавших из своих инструментов просто омерзительные для слуха звуки; под стать музыкантишкам пел какой-то идиот с писклявым голосом кастрата, которого из-за грохота ударника было почти не слышно. Вопреки здравому смыслу, кто-то пытался танцевать, при этом дергаясь в такт подобию ритма, язык не повернулся бы назвать сие сатанинское действо музыкой и танцами.
А публика… Две девицы провинциального вида — кривоногие коротышки, и один парень — каланча, у которого не сгибались ни ноги, ни руки, но он тем не менее с дурацкой настойчивостью качал свое туловище взад-вперед, имитируя перед дамами убогую разновидность брейк-данса.
Когда всклокоченный официант принес мне кофе, при этом загадочно подмигнув, я подумала, что вот сейчас испробую нечто сногсшибательное. Как же! Вроде ириски «Меллер»: «А ты пробовал неизведанное?» Вот где надо было снимать клип рекламы. Сделав глоток, я чуть не выплюнула всё вдогонку официанту. С удовольствием бы вылила это варево на самого придурка. Но тот мудро отошел на безопасное расстояние, с которого и рассматривал меня, оценивая мою реакцию после дегустации.
Реакция этому уроду понравилась. Он довольно загыгыкал. Его гогот явственно прозвучал в наступившей тишине — оркестр сделал перерыв.
— Супер! — проорала музыкантам одна из девиц.
— Я торчу! — сообщила другая.
— Прикол! — дал свою оценку каланча, широко разводя руки в стороны и довольно ухмыляясь. — Шикуем.
Я резко поднялась. Нужно немедленно сматываться отсюда, иначе всё — либо надо самой заделаться полнейшей дебилкой, смирившись с этим, либо затеять потасовку со всеми вытекающими неблагоприятными последствиями. Для этого мерзкого кабачка и меня самой.
Бросив скомканную купюру на столик, я выскочила на улицу и глубоко вдохнула свежий воздух.
Как хорошо! Ну просто прекрасно! Солнце, нежный ветерок, и главное — тишина.
Со слегка подпорченным настроением — не выпила моего любимого напитка, да еще и наслушалась и насмотрелась черт знает чего, я направилась к нужному мне банку.
Здание производило впечатление. Трехэтажное, темные стекла отблескивают солнечными зайчиками, не давая возможности увидеть, что происходит там, внутри.
Да и войти внутрь было не так просто: бронированная дверь с глазком и кнопкой звонка.
— Кто? — рявкнул через динамик голос после того, как я нажала кнопку зуммера. Ого! Неужели они каждого клиента так встречают? Их в банке, должно быть, довольно много.
И по утрам они довольно часто, если не каждый день, должны наведываться в его залы. Всех так встречать? Хотя… У каждого свои заморочки.
— Женщина без пальто, — рявкнула в ответ я.
На несколько минут за дверью воцарилось молчание. Переваривали, видимо, услышанное. Не совсем оно было адекватным по их понятиям.
Наконец всё тот же голос вновь прорезался через динамик:
— Что за хрень ты несёшь?
— А что за хрень ты спрашиваешь? — Я довольно хмыкнула. Тем более я сказала сущую правду. Пальто на мне не было. В этом они могли убедиться через свою миниатюрную видеокамеру, глазок которой с верха дверей, застыв, глядел прямо на меня.
Когда вновь на секунду воцарилась тишина, я решила больше не играть с господами за дверью. Иначе мы могли так до вечера простоять — они задавать вопросы, а я отвечать на них.
— Частный детектив Лора Лемеш. Меня ждёт ваш управляющий Лазутин Эдуард Афанасьевич.
Молчание с той стороны дверей теперь говорило о том, что там, по всей видимости, сверялись с имеющейся у них информацией.
Щелкнули замки. Подтверждение было получено.
Дверь распахнулась, однако войти так просто мне было не суждено.
Две мощные фигуры заслонили собой проход внутрь здания.
— Удостоверение, — потребовал один и, получив его, тут же передал через стеклянное окошечко по правую сторону кому-то, сидящему за окошечком.
— И следующий раз без шуточек, — тут же добавил второй.
Через пару минут из окошка вытянулась рука и возвратила удостоверение, которое мне было незамедлительно передано. Как я поняла, мой документ проверяли. Не иначе особо режимный объект.
Я не стала возобновлять словесную дуэль, а то еще, чего доброго, на меня неожиданно свалится взвод лихих автоматчиков, будешь потом, напичканная свинцом, валяться в луже собственной крови.
Я спрятала удостоверение в карман джинсов и подумала, что теперь-то уж меня не станут держать у ворот и пропустят в здание, но не тут-то было. После ощупывания металлоискателем меня провели возле устройства, которое сканировало человека, что рентгеновский аппарат. Твою мать! Они меня еще разденут донага и в самых интимных местах начнут искать оружие.
— Нет у меня оружия, ребята, нет, — испугалась я.
Ребята хмыкнули. Недобро так. Дескать, сами разберемся, без твоих чистосердечных признаний. Потом откуда-то появились двое таких же атлетически сложенных парней с кобурами под мышками. Они были без пиджаков, и кобуры с торчащими из них рукоятками пистолетов были хорошо видны. Не прятали они оружия. Словно специально давили на психику посетителей, клиентов банка.
— Они тебя проводят, — доложил тот, кто заговорил со мной первым. Уф-ф! Пронесло, подумала я, раздевать не будут, и то ладно.
Двое провели меня к лифту. Большой такой лифт, в нем легковушку можно поместить. Да и на черта он вообще в трехэтажном здании? Что здесь, сердечники все? Не могут ножками протопать?
Мы поднялись на третий этаж, затем прошли по длинному, широкому коридору к двери с табличкой «Управляющий», возле которой стояли два рослых мужика. Меня передали, как эстафетную палочку, этим двоим, у дверей, которые и провели меня наконец в кабинет хозяина непонятного банка.
Едва я переступила порог кабинета, как оба сопровождающих моментально ретировались, мягко прикрыв за собой дверь. Передо мной за широченным дубовым столом сидел управляющий господин Лазутин.
Он неторопливо выключил компьютер, в монитор которого внимательно смотрел до моего появления, поднялся из-за стола, широко улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой.
— Прошу. — Для убедительности он показывал глазами на кресло.
Я вообще-то думала, что мой заказчик человек небольшого росточка, лоснящийся от жира и сытости, с надменным взглядом узеньких заплывших глазок, эдакий самодовольный тип, который ради любого посетителя и с места не сдвинется.
И я ошиблась.
Лазутин был выше среднего роста, с волевым подбородком и твердым взглядом, у него было крепкое тело, под рубашкой с короткими рукавами вырисовывался барельеф могучих мышц. Лицо чистое, без единой морщинки.
Следит за собой, банкиришка, пронеслось в моей голове с некоторым даже уважением.
Я прошла по тёмных тонов ковролину и уселась на предложенное мне кресло, стоявшее у стола хозяина кабинета.
Сверху гудел вентилятор, нагоняя прохладный воздух, окна были наполовину зашторены жалюзи: скорее всего Лазутин не любил дневного света. У стены стояли три шкафа, за стеклянными створками которых громоздились кипы бумаг и виднелось множество корешков книг. В противоположном углу имелись телевизор, видеомагнитофон и музыкальный центр, там же на тумбочке покоилась кофеварка, при виде которой я невольно сглотнула слюну. Выпить кофе мне пока не удалось.
— Меня зовут… — начал было Эдуард Афанасьевич, но я его тут же перебила.
— Я знаю, как вас зовут.
Лазутин ухмыльнулся и уселся в свое кресло. На несколько секунд он задумался, как бы решая — что же следует говорить дальше, и, не найдя ничего лучшего, он решил все же продолжить знакомство.
— А вас Лора… — Он театрально поморщился, делая вид, что силится вспомнить моё отчество, но у него ничего не получается.
— Можно просто Лора.
— Прекрасно, — отчего-то воодушевился он, подскочил с места как ужаленный и вышел из-за стола. — Лора — это прекрасное имя.
Я попыталась что-то ответить ему в тон, но мое воображение молчало, да и Лазутин не дал мне возможности проявить остроумие.
— Прекрасное имя, — снова повторил он и, заломив руки за спину, заходил по кабинету.
— И что характерно, — нашлась наконец я, вспомнив фильм «Ирония судьбы, или С лёгким паром», — редкое.
Он остановился как вкопанный, сощурился, а затем довольно промурлыкал:
— Редкое. Х-м… Это точно. Кофе не хотите?
Переход был довольно резким. Однако при одном упоминании о кофе я заулыбалась и закивала:
— Очень даже хочу.
Ответ мой ему понравился. Его глаза прямо заблестели от удовольствия, что он угадал желание женщины. Ну что ж, порадуйся, милый ты мой. И я с тобой.
Лазутин подошёл к тумбочке, где стояла кофеварка, всунул штекер в розетку и, пока готовился кофе, решил занять меня разговором:
— Честно говоря, никогда не думал, что женщины могут быть частными детективами. Когда я услышал от вашего юриста, что сыщик — женщина, то вначале не поверил. Но он меня, честно говоря, убедил, что женщины иногда могут дать фору мужикам. В иных вопросах, и я… В общем, я подумал, подумал… И решил, что он прав, В некотором роде прав.
Лазутин прервал монолог, выключил кофеварку с закипевшей жидкостью, вытащил стеклянную колбу и принес ее к столу. Восхитительный аромат, исходивший от напитка, чуть не свел меня с ума. Я прикрыла глаза и едва не застонала от удовольствия.
— Женщина-детектив — это сродни изюминке в пресной жизни. — Он прошел к шкафу, достал из нижней тумбочки две чашки с блюдцами и вернулся с ними к столу. — Это вроде как живёшь-живёшь, ждёшь-ждёшь чего-то, и тут происходит нечто невероятное, о чем и думать не мог. Так и с вами. Признайтесь? Многие небось удивляются, когда обнаруживают, что детектив — женщина.
— Не так уж чтобы многие, — не стала спорить я, — но бывает. Удивляются. Смотрят с подозрением. И так далее. Как вы, например.
— Как я? Я что же, смотрю на вас с подозрением? — Он раскрыл тумбу стола, достал две ложечки и сахарницу.
Интересно, а где ж секретарша? Насколько я знаю, именно эти особы должны участвовать в приготовлении напитков. Или тебе, дружище, нравится самому это делать? А может, боишься, что тебя отравят? Тьфу ты. Ну и мыслишки пошли, черт побери.
— Называйте как хотите. Подозрением, удивлением, интересом…
— А на вас смотреть просто невозможно. Даже не будь вы частным детективом. Вы слишком хороши. И у вас… И у вас прекрасное имя.
Он придвинул мне чашку с налитым кофе.
— И главное, редкое… — Я не стала дожидаться, когда Лазутин нальет и себе, а тут же схватила чашку, сделала два жадных глотка и лишь после этого расслабилась.
— Редкое? — Хозяин кабинета как-то всполошился, а затем, неожиданно вспомнив, что сие означает, обрадовался: — Ах да, да… Помню.
Он забрался на свое место, покрутил чашку на блюдечке и вперил в меня взгляд. Он как-то разом изменился, из рассеянного превратившись в задумчивого и сосредоточенного.
— Кофе неплох? — спросил он, как бы для начала разговора.
— Кофе хорош, — не стала врать я. И, сообразив, что человек уже чего-то ждет от меня, решила приступить к выяснению причин своего визита. — Давайте теперь перейдём к делу.
— Вы пейте, пейте, — как-то поспешно отозвался он, словно испугавшись, что именно сейчас ему придётся открывать перед сидящей напротив него женщиной свой интерес. — Успеется с делом.
Я недоверчиво покосилась на банкира. Уж у кого-кого, а у бизнесменов дела всегда поджимают. Или он стесняется мне признаться в своей беде — скажем, в измене жены? Поэтому и ходит вокруг да около? Почему-то в ту минуту я думала лишь о таком варианте. Уличить неверную супружницу — и всё.
Вскоре я поняла, что ошиблась. Очень сильно ошиблась. Впрочем, такого моё сознание не могло даже вместить. Даже будь это сознание сильно воспаленным.
Он подождал, пока я выпью кофе, сделал из своей чашки лишь несколько глотков и, отодвинув ее в сторону, собравшись с духом, произнес:
— Мне ваш юрист рекомендовал вас как человека глубоко профессионального, знающего свое дело.
— Не стала бы разочаровывать своего юриста, — поддакнула я. Добавки кофе мне не предлагали, и я не стала просить. Хотя, по большому счету, не отказалась бы. Но раз человек собрался с мыслями и духом, мешать ему не стоит. Тем более что это я должна выполнять желания клиента, а не наоборот.
— Хорошо, что не будете. Это очень хорошо. — Он вновь задумался.
— Так что же? — подогнала я его. — Что вы от меня хотели бы получить?
И вот тогда он мне это сказал. Очень так естественно это сказал. И в его голосе даже появились жесткие нотки.
— Я хочу, чтобы вы меня убили.
Если он хотел меня огорошить, то у него это здорово получилось. Некоторое время я сидела в немом оцепенении, переваривая только что услышанное. Одно дело — можно бы даже как-то это понять, — если бы он предложил убрать кого-то из своих знакомых или даже ту же свою супружницу. Но чтобы просить убить самого себя… Это было что-то новенькое.
— Это шутка? — наконец соизволила я разжать свои уста, видя, что мой собеседник не собирается вносить поправки в только что произнесенный текст.
— Я боялся, что вы так и отреагируете, — сокрушенно замотал он головой.
Я вспыхнула. А как, интересно, он считал, я должна была отреагировать? Вскочить и зааплодировать в ладоши от великолепного предложения? А может, раздеться и тут же, прямо в кабинете, от сочувствия его беде отдаться?
— Вы думаете, что от заказа на убийство я должна прийти в восторг? — ядовито спросила я и тут же махнула рукой: — Впрочем… По-видимому, вы не на того человека вышли. И нам лучше сразу разойтись. Я не наёмный убийца, и такие заказы меня нисколько не интересуют. Мой юрист ошибся…
И я попыталась приподняться с кресла. Но человек тут же встрепенулся и энергично воздел руки.
— Подождите. Вы, наверное, не так меня поняли.
— А как я должна вас понять? — произнесла я, но тем не менее вернула своё тело на прежнее место.
Лазутин облегчённо вздохнул. Обрадовался, что я всё же не бросилась в бега. Ну, это всегда успеется. Я всегда успею поднажать на свои ноги.
— Я не в прямом смысле прошу убить меня, — поправился он. — Тем более что на убийство найти людей не так сложно. В наше время не сложно.
Что ж, он прав. У него у самого наверняка своих головорезов навалом.
— Я хочу, чтобы вы сымитировали моё убийство.
— То есть?
— Что тут непонятного? — Он начал нервничать. Схватил двумя пальцами чашку, подержал ее на весу, а затем опустил обратно на блюдечко. — Я хочу исчезнуть. Но так, чтобы все думали, будто я умер. Не просто сбежал в неизвестном направлении, а убит, погиб, не знаю, что еще, но чтобы это было железно, ни у кого не вызвало сомнения. Чтобы все полагали, будто я труп.
— Интересненько, — хмыкнула я. — Но в живых вы остаться хотите, так?
— Естественно. — Его чуть не передёрнуло. Ещё немного, и он бы возмутился от моего вопроса. Жить он хотел. Просто для других он желал быть мёртвым — стопроцентно. — В этом и заключается вся соль, — пояснил он.
— Вся соль, — передразнила я его. — Почему вы хотите исчезнуть таким образом?
— Это неважно. Для вас это не важно. И этого вопроса мы касаться не будем. К вам у меня простая просьба — соорудить мне смерть.
— Да уж, задачка. Простая. Почему вы решили обратиться к частному детективу?
— Я хотел обратиться к человеку, который мог бы мне помочь. Вашего юриста я знаю, а он посоветовал мне вас. Вот и всё.
— Вы сказали юристу, какой заказ хотите взвалить на плечи детектива?
— Нет. Что вы. Никоим. образом. Об этом должен знать только детектив. То есть вы. Ну и, естественно, я.
— А если я откажусь?
— Мне бы не хотелось этого, — уклончиво, но с мрачными интонациями в голосе изрек Лазутин. — Тем более что я вам хорошо заплачу. Двадцать тысяч баксов. Десять аванс и десять по окончании. По-моему, сумма хорошая. Особенно в наших нынешних условиях.
— И особенно за убийство, — поддакнула я.
— За мнимое убийство, — поправил он.
— И как вы себе представляете это самое мнимое убийство?
— А вот об этом уже вам думать. За это я вам и плачу. Чтобы вы придумали мой железный «уход» в мир иной. Придумали и разыграли сценарий.
— Самое простое соорудить взрыв, пожар, с тем чтобы на пепелище отыскали изувеченный до неузнаваемости труп. Который невозможно опознать, но по параметрам указывающий на вас. Для этого лишь нужно подобрать в морге тело никому не нужного бродяги…
— Не пойдёт, — тут же резко перебил меня Лазутин, чем показал, что о данном варианте он уже хорошо думал и успел отмести как неподходящий для его случая. — Даже обгоревший труп можно иденфицировать. По оставшимся костям, по зубам.
— Что? Так всё серьёзно? — позволила себе усомниться я. — Вы что же, такая важная персона, что так досконально будут копать?
— Будут. Поверьте мне — будут. Иначе бы я не искал человека, способного мне помочь. Нужно сто процентное убийство.
— Или самоубийство, — добавила я.
— Может, и так. Но только такое, чтобы никто не сомневался в моей смерти.
— Найдите себе двойника, — подала я новую идею.
— Не пойдёт, — вновь отрезал он. — Стопроцентную схожесть тела не найти.
— Ну знаете ли, — не удержалась я от возмущения. — Вы хотите чего-то невероятного. Чтобы и ваше убиенное тело было предъявлено для опознания, и чтобы вы в то же время продолжали бодрствовать и процветать. Так не бывает. Если только вы не раздвоитесь и не укокошите своего дубля.
— Придумайте. Придумайте невозможное. Я вам увеличу гонорар. До тридцати.
Я надула щёки. Черт побери, никогда у меня еще не было таких денег. Я даже не могла представить раньше, что смогу быть владелицей такого состояния. По моим представлениям, очень приличного.
— С чего вы взяли, что я могу вам помочь? — решила я зайти с другой стороны. — Почему вы решили, что именно я в состоянии справиться с вашей проблемой?
— Поначалу я ни о чем таком не думал. Но когда вы вошли в мой кабинет… Я понял, что ваш юрист прав. В вас есть нечто невидимое, что притягивает, рождает уверенность, что вы можете справиться со многими вещами. Увидев вас, я внутренне решил, что вы тот человек, которого я искал.
— Фью, — фыркнула я. Он бы мне еще признался в любви с первого взгляда.
Лазутин вытянул ящик из тумбы стола, достал пачку купюр, перевязанных зеленой лентой, и подтолкнул ее по столу по направлению ко мне.
— Здесь пятнадцать тысяч. Ваш аванс.
Я прямо впилась глазами в деньги. Черт побери, гипнотизировали они — дай боже.
— Ну так как, придумаете? — донесся до меня голос хозяина кабинета, и я невольно опустилась с небес на землю.
— У вас есть служба безопасности, — как бы и спрашивая, и утверждая одновременно вымолвила я, совсем, казалось, не по теме.
— Есть, конечно, — не понял сразу Лазутин.
— Почему бы вам не иметь дела с ней?
— Я не могу привлекать своих людей. Они окажутся в первую очередь в центре внимания. После всего… ну, вы понимаете. И любого из них можно будет «разговорить».
— А меня, значит, нельзя будет «разговорить»?
— Вы посторонний человек. О вас никто не знает.
— Ну, конечно. Когда столько людей из вашей службы безопасности уже видели меня, «сфотографировали», когда я пришла к вам.
— Это не имеет значения, — махнул он рукой. — У вас будет ещё одно поручение, которое вы будете параллельно выполнять, — ваша «крыша», за которую вы, в случае чего, можете смело спрятаться — раскрыть его любым службам.
И тут он был прав. В этом я убедилась из его дальнейшего рассказа. В общем, о чем-то подобном я даже подумывала, направляясь в банк. Ошиблась лишь в одной, но очень весомой детали. Действительно, оно годилось для отвода глаз.
— Видите ли, Лора, у меня есть жена.
После этого признания он смутился и закашлялся, словно иметь супругу было некой недозволенной роскошью или ошибкой.
— Она вашего возраста. Красавица. Да. М-м… Чего-чего, а красоты у неё не отнять.
Ну вот. Это уже ближе к традиционным заказам, которые приходится выполнять частным сыщикам. Впрочем, я несколько поспешила. Всё же некоторая особенность была и здесь, в, казалось бы, тривиальном варианте.
— Единственный ее недостаток, даже нет… вряд ли это можно назвать недостатком. Не знаю, как сформулировать, скорее перст божий. Хотя, черт побери, какой к лешему перст. Наказание. Не знаю только чьё. В общем, она болела. Лет десять назад она переболела лунатизмом. Слышали о таком?
— Гуляние по крыше? — выдала я свою осведомленность.
— Ну это вы уж скажете. Просто это такое состояние, при котором человек бессознательно совершает внешне упорядоченные, но в основе своей нелепые и часто опасные действия во сне. Которые не запоминает.
— Я представляю, что такое лунатизм, — кивнула я, словно прося извинения за выпад насчет крыши. — Это ведь психическое заболевание?
— В общем, да. Но все намного глубже. Так вот, моя жена болела этой бедой. Потом пошла на поправку. Ей стало лучше. И она выкарабкалась. Правда, врачи говорили, что болезнь сия так просто не проходит. Что вполне возможен ее рецидив. Но я не обратил на это внимания. И даже забыл об этом. Потому что лет уже десять, как проклятого лунатизма у моей жены не замечалось. Словно этой гадостью она и не страдала.
— Что-то произошло?
— Произошло. В последний месяц многое изменилось. И я не знаю, на старую болезнь ссылаться или ещё на что. Так вот, с месяц назад я проснулся и увидел, как она бродит по дому. Когда я зажег свет, то отметил её потерянный взгляд, какой-то отрешенный. Она словно спала. Правда, когда я ее схватил в охапку и начал тормошить, она моментально отошла и, удивленно глядя на меня, попыталась понять, что произошло. Но так ничего и не поняла.
— Вы не обратились к врачу?
— Она отказалась. Заявила, что, наверное, просто переволновалась, вот и получилось так. Дескать, она успокоится, и все будет нормально.
— Отчего она переволновалась?
— Накануне мы немного поспорили. Это неважно… Семейные ссоры — это ведь вполне нормально.
— Они и раньше были?
— Что были?
— Ссоры.
— Ах, это… Да, конечно, не без этого. Но никаких приступов с ней при этом не случалось. До сего момента.
— Значит, ваша жена отказалась от встречи с врачом, — резюмировала я.
— Да. Отказалась. Я тоже посчитал, что можно подождать. И знаете…
— Что же?
— Больше такого не повторилось. То есть по ночам по комнате она не бродила. Но… Но стали происходить другие вещи. Она часто стала приходить поздно. Когда я спрашивал, где она была, она не могла вразумительно ответить. А порой была явно не в себе. Словно её подменили.
— Что значит — подменили? Конкретно?
— Ну, она становилась какой-то грубой, не могла припомнить то, о чём мы договаривались раньше.
— Дежа вю?
— Чего? А, нет. Не знаю.
— Вы считаете, что вернулся этот чёртов лунатизм?
— Понимаете, она наотрез отказывается обращаться к врачам. Насильно заставить ее я не могу. Она утверждает, что здорова и хорошо себя чувствует и что это я нагораживаю черт знает чего и воображаю неизвестно что.
— Вы на ней женаты с самого начала её болезни? То есть десять лет?
— Можно сказать, да. Но болела она и до нашего знакомства.
— Не многие сейчас могут похвалиться таким сроком супружества, — польстила я ему. Однако моя лесть ему была не нужна. По его потухшим глазам я поняла, что проблема жены его волнует очень даже серьёзно. Так же, как и проблема собственного «убийства».
— Я волнуюсь за нее, — подтвердил он мои догадки. — Я допоздна задерживаюсь на работе. Она остаётся одна.
— Что вы хотите от меня?
— Последите за ней, — выдал он вполне нормальную просьбу. Нормальную со стороны клиента. Которая чаще иных встречается в моей работе. — Понаблюдайте за ней. Куда она ходит. Где бывает. В общем, всё.
Он вытащил из ящика стола очередную пачку купюр, правда пожиже, положил ее сверху на ту, которая была повесомей, и прокомментировал:
— Здесь ещё пять тысяч. Этого вам вполне должно хватить, — уверенно заявил он. Затем он достал фотографию и уложил её сверху на две пачки. Этакая пирамидка. — Снимок моей жены. С обратной стороны домашний адрес.
Я подхватила фотографию, игнорируя пока пачки банкнот. Со снимка на меня смотрела на самом деле красивая — с греческим таким, породистым профилем — молодая женщина, которой невозможно было дать больше двадцати пяти лет.
— Это нынешний снимок?
— Нет. Но она почти не изменилась. Вы её сразу узнаете.
Я положила фотографию на стопки долларов. Они лежали вместе — две пачки денег. Лазутин их так положил. Как бы указывая, что одна просьба от другой неотделима.
— А как же ваше исчезновение? — напомнила ему я.
— Я думаю, что дал вам хорошую возможность заниматься им, прикрываясь делом моей жены.
Да уж. Возможность спокойно искать методы его «устранения». Что-то меня тут тревожило. Не верилось, что, навязывая мне слежку за своей супругой, он преследует лишь цель моего «прикрытия». Интуиция подсказывала мне, что за этим кроется нечто другое…
— О том, что я волнуюсь о своей жене, знают многие. И у меня на работе в том числе. И то, что я нанял детектива последить за ней, будет воспринято вполне нормальным образом. Так что вы смело можете заниматься моей первой просьбой, ссылаясь, если возникнет на то необходимость, на второе задание.
— Значит, «убийство» у вас остаётся делом номер один?
— Несомненно, — твёрдо заявил он. — Хотя я хотел бы знать, что с ней происходит. Мы ведь прожили вместе не один год. Вы сами говорили, что это срок, внушающий уважение.
— Тревожитесь о жене и собрались исчезнуть? Или вы хотите прихватить её с собой? Это может осложнить всё дело.
— Ничего я не хочу. И одно другого не касается.
Вот уж с этим я бы не согласилась. Очень даже касается. Впрямую. Но я не стала дальше развивать эту тему.
— Какой вы даёте срок на ваше «убийство»?
— Неделю. Максимум неделю. И столько же — на мою жену.
Я подняла голову вверх, делая вид, что подсчитываю варианты и возможные сроки исполнения, сопоставляя их с теми, которые дал клиент; затем медленно поднялась.
Лазутин отшатнулся к спинке кресла. Я увидела, что в его глазах промелькнул страх. Он, по-видимому, испугался, что я его пошлю к черту и сейчас исчезну… А интересно, что бы он сделал, если бы я на самом деле помахала ему ручкой и упорхнула из этого банка, послав его, его денежки и его предложения далеко-далеко подальше? Не знаю. Не знаю, что бы он сделал. И выяснять это не собиралась.
Лазутин быстро взял себя в руки. Лицо его моментально приобрело прежнее выражение волевого человека, уверенного в себе.
— Я могу ничего не придумать. Я ведь не бог. И не волшебница. Что тогда?
— Я верю в вас, — с нажимом на каждое слово проговорил он. — И думаю, вы все сделаете.
На это я не нашлась что сказать. Как можно разубедить человека, когда он твердо уверен в обратном, уверен настолько, что будет до конца стоять на своём. Лазутину очень хотелось, чтобы его невероятная просьба была выполнена. До ужаса хотелось.
И я неожиданно решила: а что, ведь я смогу. И тогда у меня появится собственная контора, с собственным штатом, аппаратурой. Да мало ли что… Может, этот пройдоха-юрист прав. Правда, он говорил, не зная, что для этого мне предстоит сделать. Боюсь, его уверенность быстро бы растаяла, будь он в полной мере осведомлен.
Я подхватила две пачки денег, одну, покрупнее, сложила вдвое, так что лента едва не лопнула, и засунула купюры в карман джинсов. Другую, помельче, я рассовала в передние карманы. Фотографию я просто зажала в руке.
— С вас ещё пятнадцать штук, — решительно напомнила я.
Лазутин просиял. Он наверняка почувствовал себя победителем. Поднялся вслед за мной, обогнул стол, подхватил меня под руку5 как старую подругу, и повёл к двери.
— Звоните мне. По второй просьбе можете звонить мне в любое время суток. — Он сунул мне визитку в руку, в которой уже был зажат снимок. — А по первой… По первой никакого телефона. Только личная встреча. Понятно?
Он уже командовал. Быстро он вернулся к своей роли хозяина.
— Я буду держать вас в курсе дел. Всех дел.
Он открыл дверь и, раскланявшись со мной, пропев мне дифирамбы перед охранниками, потребовал их проводить меня, как почётную гостью, из банка.
Я ещё не подозревала, в какое дело ввязалась. Вернее, в какие дела. И что второе поручение банкира Лазутина окажется не таким уж простым. И отнюдь не рядовым. Вполне на уровне первого.
Он был ранней птахой. И поэтому, едва открыв глаза, решил, что проснулся первым. Однако, оторвавшись от лежака, и приподнявшись на локтях, тут же убедился, что ошибся. Он был не первым и даже не вторым.
Касьян глянул на часы и удивленно присвистнул. Полседьмого утра. Он заспался. Обычно в шесть он уже бывал на ногах и приступал к утреннему мациону.
Сегодня он проснулся на полчаса позже. То ли смена обстановки тому была виной, то ли усталость от прошлого дня, сопряженная с поездкой, дала о себе знать. А может, и все вместе.
У противоположной стены, поджав под себя ноги, в позе лотоса восседал кавказец. Правда, он не медитировал и не пребывал в нирване сидя. В этой позе он с остервенением выгребал ложкой содержимое консервной банки. Жилетка на нем была расстегнута, как и рубашка, почти до пупа, открывая заросшую густой растительностью крепкую грудь.
Аслан ни на кого не смотрел, только внутрь банки, которая в данную минуту для него была, казалось, самым желанным в мире предметом.
Сорокалетний толстяк, просивший называть себя Витьком, восседал посреди зала, возле рюкзака, и ловко кидал себе в рот ломти ветчины, которые доставал из вакуумной упаковки, прикусывая их белым батоном.
Касьян ещё по прошлому вечеру подметил, что Витёк любитель пожрать и не прочь это делать в любую свободную от дел минуту. Еда для него, как он понял, была и хобби, и первейшая потребность.
Не спал и Гера. Он торчал у окна, обратившись спиной к залу, и курил. Гера курил много, даже, можно сказать, слишком много и все о чем-то думал, будто разгадывал некий ребус, захвативший его целиком и полностью.
Дрых только Руслан. Единственный человек, который продолжал мерно посапывать, словно у себя дома, ни о чем не тревожась и не заботясь.
— Кансэрва дран, — недовольно выдохнул Аслан и бросил пустую банку в угол. Гулко шмякнувшись, банка покатилась по полу, сделала круговое движение и с дребезжанием остановилась. — Всо дран!
Дверь приоткрылась, и, будто услышав восклицание джигита, в зал упругой походкой вошла их предводительница.
Она окинула взглядом своих подопечных и остановилась на кавказце.
— В чём проблемы? — спросила она. По её виду не чувствовалось, что она только что проснулась. Свежее лицо с капельками воды, скорее всего она только что сполоснула его под умывальником.
— Чай хачу, кофэ хачу, — высказал свои претензии Аслан и уточнил: — Гарачый кофэ хачу.
— Будет тебе, чернявый, кофе и чай. Привезу вам в термосе.
— Пачыму в тэрмосэ?
— Потому что электричества здесь нет. Понятно? Могли бы вчера заметить.
От шума голосов наконец проснулся и Руслан. Недовольно поморщился, привстал и удивленно заморгал, видимо, не ожидал, что без него начнётся такая бурная жизнь.
— Значит, так, — рыкнула женщина. — Ты и ты…
Её указующий перст по очередности остановился на Касьяне и хилом.
— Вы оба остаетёсь за дежурных.
— Каких ещё дежурных? — вспыхнул Гера, туша окурок о подоконник. — Нам что тут, еще полы, может, мыть или руки у всех проверять, чтобы чистыми были?
— Скажу мыть — будете мыть. Как и руки проверять. Вы наняты — не забыли? А тот, кто платит, тот и заказывает музыку. Диалектика стара, но, думаю, вам понятно.
Все промолчали на такой выпад. Потому что ответить было нечего. Козырей не имелось. По той простой причине, что она сказала сущую правду.
— Вы будете делать всё, что я скажу, и не иначе. Вы здесь на этих условиях. — Она жестко обвела взглядом обитателей зала и снова посмотрела на двоих, коих назначила дежурными. — На вас вся ответственность за время моего отсутствия. Никто не должен никуда выходить. Кто нарушит дисциплину — валит отсюда. Ясно?
— Ясно, — подал голос Руслан, последний из проснувшихся и недовольный тем, что ему не дали по спать. — Когда эта волынка кончится? Дело когда?
— Когда вы будете готовы.
— Мы савсэм готовы, да, — встрепенулся кавказец.
— Об этом мне судить. А пока ждите моего возвращения… Ещё пожелания?
— Спортивных костюмчиков бы. Переодеться, что ли, — неуверенно высказал просьбу Руслан.
— Будут и костюмчики. Только не те, что вы просите. Всё.
Она развернулась, вышла из зала, хлопнув дверью.
— Баба — камандыр, савсэм плохо, бляд, — тяжело вздохнул Аслан, поднимаясь с пола и отряхивая с себя крошки еды. — Бабу ибат нужно. Мужьик командуй — это да. Это правильно.
— Ты иди это ей скажи, — зло бросил Гера, суживая от ненависти глаза. — А нам твои стенания по барабану.
Аслан нахмурился, метнул из-под ресниц яростный взгляд с немой угрозой, дескать, подождите, умники, дойдет и до вас очередь, посмотрим тогда, что вы будете петь, — дайте только возможность кинжал достать.
Он выбрался из спального мешка. И принялся одеваться. В тот костюм, в котором приехал сюда. Он и Руслан были единственными из этой компании, кто явился на встречу в костюмах. Даже в одежде они чем-то походили друг на друга.
Эта комната лишь относительно напоминала помещение, которое по его назначению именуется ванной комнатой. Шесть выпачканных краской и штукатуркой жестяных умывальников были вмонтированы в стену; на противоположной стояли два унитаза с висящими над ними сливными бачками, рядом валялось с десяток ночных горшков.
Он уже насухо вытирался полотенцем, когда в бытовку вошел Руслан, голый по пояс.
— Как, вода есть? — осведомился он деловым тоном.
— Странно, но есть. Во всех умывальниках. В отличии от электричества.
— Тогда живём, — обнадеживающе заявил Руслан и, открутив кран над первым из умывальников, сунулся всем торсом под струю воды. Кряхтя от удовольствия, он тщательно помылся, сполоснул лицо и обернулся к Касьяну, почувствовав, что тот не уходит из-за него.
Касьян действительно ждал, когда Руслан закончит водные процедуры. Вид у него был какой-то нерешительный. То ли хотел что-то спросить, то ли сказать.
— Всё ништяк, братан, — пробубнил Руслан, вытираясь полотенцем. — Даже, видишь, есть чем вытереться.
Не первой молодости полотенца в количестве пяти штук были обнаружены на крючках внутри ванно-туалетной комнаты, рядом с входной дверью, и моментально распределены между великовозрастными обитателями бывшего детсада.
— Не нравится мне тут, — нахмурился Касьян, пытливо глядя на своего товарища, который давеча набивался к нему в друзья-товарищи.
— Брось. Бывало и похуже. Вспоминаю мокрую землю и болота — и, знаешь, этот детсад кажется просто санаторием.
— Ты как сюда попал?
— Как попал? — Руслан бросил на плечо полотенце и погасил свою довольную улыбочку. — Да как все, наверное. И как ты. Думаю, разницы никакой.
— Мне позвонили…
— Ну вот видишь…
— …и спросили, не желаю ли я хорошо заработать, — продолжал он. — Они знали, в каком деле я профи, и предложили сто штук. Сто штук. «Зеленью»… Мне жутко нужны деньги. А они словно были в курсе и этого.
— Мне тоже нужны, — поддакнул Руслан. — Всем нужны. Все, кто находится здесь, нуждаются в монете. Иначе нас бы тут не было. Я же говорю — подбор одинаковый.
— Да, одинаковый. — Касьян тем не менее решил продолжить: — Они сказали, что я получу письмо и должен буду выполнить все перечисленные в нём предписания. Если, конечно, хочу получить бабки. На следующий день это послание уже было у меня. В нём указывалось, куда мне нужно прибыть; в конверте лежали билет и медная монетка, которую я должен передать в месте встречи женщине, в дальнейшем слепо ей во всем повинуясь.
— У меня то же самое. И тот же гонорар.
Руслан перебросил полотенце на другое плечо.
— Не нравится мне все это, — вновь заканючил Касьян. — Мы не знаем, что они от нас хотят. Точно не знаем что. И…
— И? — подогнал его Руслан.
— Захотят ли они нам в конечном итоге платить?
Руслан нахмурился, его лицо вмиг стало жестким, даже угрожающим, словно враг уже ворвался в комнату и его требовалось незамедлительно убрать с дороги. Руслан вдруг подошел совсем близко к Касьяну, положил руку ему на плечо и доверительно сказал:
— Именно поэтому я и предлагаю тебе — держаться вместе. Тут компашка ещё та. Но вдвоём, я думаю, мы пробьёмся.
И Руслан для убедительности вытянул вперед руку и сжал огромный кулак.
Касьян тоже мог бы продемонстрировать нечто подобное. Но тут дверь в комнату распахнулась, и в нее ввалился кавказец. Увидев вместе двоих из пятерки, один из которых держал руку на плече другого, он понимающе хмыкнул и посторонился, словно наперед зная, что те при виде его попытаются поскорее уйти. Секреты на троих не делят.
Аслан не ошибся. Руслан и Касьян, одарив чужака неприязненными взглядами, вышли из комнаты.
Кавказец закрыл за ними дверь, и вмиг выражение его лица изменилось. Он затравленно оглянулся, прислушался и спрятался за перегородкой; вновь прислушался, потом достал из кармана штанов перочинный ножик и, присев на корточки, ловко отковырнул подошву на кроссовке, затем вытащил из искусно созданного гнезда в подошве небольшой пластмассовый предмет, по форме напоминавший спичечный коробок, только потоньше. Посередине «коробка» имелась небольшая, с горошину, неоновая лампочка, а рядом чёрная точка, на которую Аслан и нажал. Тут же замигала красным огоньком лампочка.
Аслан всунул предмет обратно в отведённое ему гнездо, а затем аккуратно вернул на место саму подошву на кроссовке.
Кавказец облегчённо вздохнул. И лишь после этого двинулся к умывальнику.
На этот раз они встретились за городом. На проселочной дороге, которая уходила от основной трассы, теряясь вдали в лесной полосе.
Солнце еще только всходило, однако уже чувствовалось тепло, и не было никакого сомнения, судя по безоблачному небу, что день выдастся жаркий, без дождя.
— Все, что тебе нужно, у меня в багажнике, — кивнул он за спину. А затем помог ей перетащить три наполненные сумки в микроавтобус. — Хоть бумаги у тебя и в порядке, будь все же осторожна, — предупредил, как выдал директиву.
— Ты термос с кофе привез, как я просила?
— С горячей водой, — поправил он её и тут же добавил: — Даже два. Всё привёз. А теперь…
Потом они согласовали свои действия на весь дальнейший день. День, который не обещал пройти спокойно, а для пятерых мужчин, находившихся в бывшем детском саду, он обещал быть весьма неспокойным. Хотя те об этом еще и не знали.
— На операции «Оружие» ты вообще не высовывайся, — напутствовал он её, подводя итог разговору. — Пусть они покажут себя. Ты ведь сама этого хотела?
— Хотела, — подтвердила она.
— И тебе нужно домой?
— Я управлюсь, — не ответила она прямо на вопрос.
Садясь в машину, мужчина неожиданно придержал дверцу, словно только что вспомнил нечто важное, посмотрел на женщину и, растягивая слова, проговорил:
— Я тут подумал… Насчёт чужака.
— Что именно подумал? — Женщина не показала никакой заинтересованности — так, пустой разговор.
— А что, если сообщить всем: среди вас есть человек, который не за того себя выдаёт.
— И что дальше? — она словно не понимала, куда клонит её собеседник.
— Пусть они смотрят друг на друга с подозрением.
— Они и так смотрят друг на друга с подозрением. Куда ещё больше?
— Это заставит нервничать чужака.
— Не уверена. — Она явно не соглашалась с ним. Но, заметив, как тот неодобрительно нахмурился, тут же пошла на попятную: — Мне кажется, что сейчас не такой момент, чтобы проводить подобный эксперимент.
— Вполне нормальный момент, — гнул своё мужчина.
— По большому счёту, они все друг другу чужаки.
— Но действуют в одном ключе. Кроме одного. Который идёт вразрез со всеми.
— Хорошо, — примирительно заключила она, так и не дав ему понять, какое примет решение.
Мужчина еще больше нахмурился, что-то буркнул под нос, с силой захлопнул дверцу и рванул с места машину.
Она ещё несколько минут постояла, глядя, как садится пыль на проселочную дорогу, пожала плечами и забралась в свой микроавтобус.
Пятеро мужчин предавались своим обычным — с момента поселения в этом недоремонтированном здании — занятиям.
Касьян и Руслан лежали на топчанах, прислонившись спиной к стене и с видимым безразличием поглядывая вокруг, перебрасывались ничего не значащими фразами.
Аслан сидел всё в той же позе лотоса, бросая недружелюбные взгляды на всех понемногу, но особенно на того, кто почти все время стоял у окна и покуривал.
Гера по-прежнему безудержно смолил сигарету за сигаретой.
А Витек уплетал за обе щёки еду, которая ещё оставалась в сумке. Казалось, ему больше ничего и не надо. Еда есть, и порядок.
Так она и застала их по приезде на базу.
И сразу же, без всяких предисловий, ткнула пальцем поочередно в Руслана и Касьяна:
— Ты и ты — за мной.
И исчезла за дверьми. Руслан и Касьян по команде вскочили и двинулись на выход.
— Командыр, бляд, — фыркнул ядовито Аслан, продолжая сидеть в «лотосе». Однако, когда тройка вернулась обратно, он автоматически встал во весь рост.
Каждый нес по сумке. Поклажу бросили недалеко от кавказца, отчего тот и вскочил с пола, словно в следующий момент груз должен был обрушиться на него.
— Здесь все, что вы заказывали, — заявила она. — Горячая вода в термосе, так что можете распивать свои чаи. И заваривать супы. Из концентратов.
— А одежда? — встрепенулся Руслан.
— Найдёте там и одежду. Правда, не спортивную. А чёрную, камуфлированную. — И почти без паузы: — Сегодня она вам потребуется.
— Уже?! — вскинулся Касьян.
— Не совсем то, о чем вы думаете. До основной работы ещё далеко. Первоначально нам нужно добыть оружие.
— Оружье? — вырвалось у кавказца. — Как добыть? А его у тэбя нэт?
— У меня нет.
— Савсэ-э-м, — протянул опешивший Аслан. — Как так? Как так может быть?
— А в жизни, чернявый, все может быть.
— Так, можэт, у тэбя и дэнег нет, да?
— Если сомневаешься, можешь отвалить. Пока ещё возможность такая есть.
— Никто ни в чём не сомневается, — за всех ответил Касьян. — Просто мы хотим видеть реальное дело.
— Всему свое время. А ну-ка…
Она отстранила рукой мешавшего ей Руслана, расстегнула одну из сумок и вытащила свернутую в трубку матовую бумагу, а также пачку канцелярских кнопок.
— Давай, чернявый, не стой как истукан, — рыкнула она на Аслана, расправляя рулон по стене и показывая, чтобы тот помогал ей.
— Баба камандыр — савсэм плохо, бляд, — озвучил кавказец свою старую мысль по-новому.
— Опять язык развязался? — метнула на Аслана взгляд женщина.
— Развязался, завязался, один фуй — все равно туды-сюды все плохо, да.
Но тем не менее Аслан не стал игнорировать просьбу «камандыра», придержав бумагу и прикрепив затем свой край кнопками к стене. Кнопки вошли без всяких усилий, значит, эта стена не несущая.
Когда рулон был прикреплен, все увидели, что это карта.
— Это план столицы, — пояснила она.
— Мы что же, будем штурмовать город? — хмыкнул Руслан.
— Мы будем брать оружие, — отрезала она. — А теперь замолкли и слушаем меня, как свою родную мать, прилежно и тихо.
— Никогда не слушался свою родную мать, — подал голос Витек, проглатывая кусок ветчины.
— Потому такой и вырос, да, — довольно хохотнул Аслан.
— Я сказала — молчать, — цыкнула женщина. — Все смотрим сюда.
Она ткнула пальцем в один из районов столицы, затем пояснила:
— Это наиболее удаленная точка набережной города. В темное время суток здесь обычно безлюдно, ни кто сюда не суется. Но сегодня ближе к полуночи сунутся.
— Мы сунемся? — не удержался Руслан.
— И мы тоже. Но первоначально те, кто продаёт оружие, и те, кто хочет его купить.
— Что значит — кто хочет купить? — не понял Касьян. — Разве это не мы? Разве не мы хотим купить?
— Конечно, не мы. Если вы такие спецы, зачем нам покупать, а? Оружие нам нужно. Но покупать мы его не будем.
— Значыт, атбират, да?
— Правильно, чернявый. Продавцы — вояки из одной воинской части. Покупатели — братва западной группировки. Встреча у них состоится в полдвенадцатого ночи. Подъехать сюда, — она вновь ткнула пальцем в ту же точку на карте, — можно только с двух сторон. Отсюда и вот отсюда. Справа идет река, слева — парк, который пологим склоном спускается к трассе.
— Сколько их будет? — поинтересовался Касьян.
— С той и с другой стороны по пять человек.
— Сведения верны? — засомневался Руслан.
— За сведения можете не бояться.
— Итого десять, — задумчиво проговорил Касьян и подвёл итог: — Многовато.
— Есть ещё мнения? — спросила она, глядя лишь на одного человека — на Руслана.
— Десять человек, — медленно, с расстановкой проговорил он, — это на самом деле многовато. По этому лучше иметь дело с покупателями и с продавцами по отдельности. Известно, откуда они будут двигаться?
— Нет, — мотнула головой женщина. — Только место их встречи. Это и так много.
— Ну, раз встречаются, значит, будут ехать по отдельности, — заключил Руслан, подошел к карте, посмотрел задумчиво на схему столицы. Погладил подбородок с таким видом, словно его уже посетила гениальная мысль, затем обернулся к женщине: — Ручку дай-ка.
Она вернулась к сумке, покопалась в ней и вытащила шариковую ручку.
Руслан, игнорируя отсутствие бумаги, стал чертить прямо на обоях, на стене.
— Значит, так. Предположим, это набережная, — с воодушевлением начал он. — Здесь река, здесь парк, с этой стороны подъезд и с этой. Правильно?
Руслан оглянулся и посмотрел на женщину, та молчаливо, делая вид, что очень внимательно смотрит на чертеж технаря, кивнула.
— Мы сажаем по одному человеку, с этой стороны и с этой, на подъездах к заданной точке. — Руслан говорил уверенно, он словно попал в родную стихию и теперь плавал в ней, как рыба в воде. — Кого первым увидим — того и останавливаем.
— А если они будут одновременно с разных сторон подъезжать?
— Тогда берем наугад. А вторые все равно будут ждать ту сторону на месте встречи. На каких машинах они будут двигаться — известно?
— Я уже сказала, что известно. Но могут поменять.
— Ясно. Значит, придётся работать в некотором смысле втёмную.
— Что значит «втемную»? — Ей это не понравилось. Она хотела видеть ясность, а не туман, тем более что вся ответственность, так или иначе, ляжет на неё.
— Если первая, которую мы остановим, будет машина вояк — значит, забираем оружие и быстро сваливаем. Нам повезло. Если первыми окажутся братки — придется двигать дальше на место встречи. Под видом покупателей. Тут больше будет возни.
— А если они поедут с одной стороны и одновременно? — встрял Касьян.
— Одновременно вряд ли. Каждая из сторон будет осторожничать. И вместе они не прибудут. Кто-то раньше, кто-то позже.
— Как ты собираешься останавливать машины? — вновь взяла инициативу в свои руки женщина.
— Это уже дело техники, — хмыкнул Руслан. — Машину мы остановим — будь спок.
— Мы что, значит, — Аслан неожиданно встрепенулся, — голый руками пайдом?
— Н-да, — сник Руслан. — С голыми руками плоховато что-то.
— Не плачьте, — хмыкнула женщина. — С голыми руками не пойдёте. Стволы вам привезу. И… Что ещё нужно?
Руслан приободрился.
— Нужны переговорные устройства. Три штуки. Обязательно. Ну, и пушки.
— Всё будет, — подтвердила, нисколько не смутившись требованиями мужчин, женщина. — Машину останавливать будешь ты.
Она ткнула пальцем в сторону Руслана, тот даже не отреагировал, словно это было само собой разумеющимся.
— Кто тебе еще в помощники нужен?
— Кто хорошо стреляет. И тот, кто хорошо водит машину. Очень хорошо водит. Кстати, забыл, ещё нужна тачка. Не микроавтобус, а тачка, на ходу, чтоб можно было быстро линять.
— Будет и тачка, — согласилась женщина и посмотрела сначала на Касьяна, затем на хилого. — Вот тебе и стрелок, и водила.
— Двое наблюдателей. И один координатор. Координатор действий групп, — закончил разбор ролей Руслан.
— Одним из наблюдателей буду я. Другим — чернявый, — быстро нашлась женщина. Аслан тут же загрустил и как-то напыжился, будто то, что ему отвели роль такую же, как женщине, пусть и командиру, покоробило его.
— Пачиму я? — вспыхнул он и привычно дернул рукой к поясу штанов. — Я — боец.
— Кому-то же надо наблюдать, — ровно ответила женщина.
— А он? — Аслан кивнул на Витька. — Пусть он. Ему как раз — набльюдать.
— Ошибаешься, — замотала она головой. — Он будет координировать наши действия. Он специалист по электронике и средствам связи. Большой дока в компьютерных сетях и во всей этой мешанине. Поэтому ему сам бог велел координировать, собирая информацию от каждого из нас. Кстати. ю Она посмотрела на Витька:
— Там в сумке компьютер. Самый современный «ноутбук». Он твой.
Витёк, услышав эти слова, оживился, и в его маленьких глазках заблестели азартные огоньки, как у охотника, увидевшего дичь.
— Тогда все? — Руслан посмотрел на женщину.
Она на несколько секунд задумалась, поморщила свой аккуратный носик и произнесла врастяжку:
— Подумайте, что ещё необходимо.
Теперь задумался Руслан. Но не надолго.
— Вроде основное — всё, — произнес он уверенно.
— Тогда так, — подвела итог разговора женщина, глядя только на Руслана, — ты обдумаешь все моменты операции, очень досконально. Чтобы никаких ляпов. Время — до девяти вечера. Я вернусь к этому часу. И привезу все необходимое.
Никто не проронил ни слова. И это молчание надо было понимать как согласие.
— Дежурные — прежние. Всё.
Она развернулась и двинулась к выходу. Однако у дверей остановилась, словно вспомнила нечто очень важное. Медленно повернулась и обвела всех пристальным взглядом. Она тянула, не решаясь сказать — вот так сразу, с ходу, хотелось найти какие-то нужные слова. Но они не приходили.
— Вот ещё что, — решилась наконец она. В конце концов, раз человек, которому она подчинена, так хочет… — Среди нас есть чужой.
— Как так «чужой»? — первым выстрелил вопросом кавказец.
— А вот так. Кто-то себя не за того выдает. Поэтому я и назначаю дежурных. И требую, чтобы никто отсюда — ни шагу. Гуд бай, мальчики.
С этими словами она вышла из зала, мягко прикрыв за собой двери.
Первым пришёл в себя Витек. Он прытко рванул к сумкам, пошарил в одной, второй, в последней обнаружил то, что искал и что взволновало его больше, чем последние слова женщины, о которых он моментально забыл, едва выволок на свет божий искомый предмет.
Он бережно погладил «чемоданчик», щелкнул замками, раскрыл его и с умилением, как мать на своего ребенка, посмотрел сначала на клавиатуру, затем на безжизненный экран мини-компьютера. Казалось, для него теперь перестало существовать все на свете, кроме «ноутбука». Он даже позабыл о еде, к которой имел неумеренную приверженность. Он сменил ориентацию ценностей.
— Что она хотэла этим сказать? — оживился Аслан. — Какой такой-сякой чужой, а?
— Такой и чужой, — хмуро процедил сквозь зубы Гера. — Кто-то втерся к нам.
— Кто? — напыжился кавказец.
— У неё надо было спрашивать.
— Ни черта не пойму, — вмешался Руслан, переводя тему разговора на другое. — На машины деньги есть, на переговорные устройства есть, на пару пушек тоже есть — а купить партию оружия что?
— Да на всё у них есть деньги, — решил подать голос над чем-то напряженно размышлявший Касьян. — И оружие, какое нам нужно, мне кажется, у них уже имеется.
— Тогда на кой хрен этот налет на братву и вояк? — Руслан помрачнел. — И весь этот выпендреж?
— По одной простой причине, — заключил Касьян. — Проверить они нас хотят. Вот и всё. Проверить в деле.
На несколько минут воцарилось молчание. Затем Аслан осторожно выдал свою версию:
— Так, можэт, туды-сюды, и про чужого — тьюфта. А? Эта самая проверка?
— Чего тут гадать, — вздохнул Касьян и как-то внимательно посмотрел на Геру, который в это время доставал из кармана пачку сигарет, при этом рука у того как-то непроизвольно дернулась. — Может, проверка, а может, и нет.
Гера уловил на себе взгляд Касьяна и зло стрельнул в его сторону глазами.
— Что вылупился? На меня думаешь?
Тут же вмешался Руслан, чтобы не допустить ссоры.
— Э-э, братишки, вот подозрений не надо. Может, на самом деле — проверка. А нам тут вечером нужно плечом к плечу встать. И вполне возможно, пулять придётся. А если перегрыземся, то, глядишь, друг друга в придачу уложим.
— Плевать, — рыкнул Гера. — Пялиться на меня нечего. Понятно?
Касьян пожал плечами.
— Тебе показалось, — миролюбиво проговорил он.
— Что показалось?
— Что я пялюсь. Я просто смотрел. И всё.
— Ну так ты больше так не зырь, твою мать.
Гера закурил и с остервенением затянулся.
— Так-с. — Руслан опять решил взять на себя роль миротворца. — Давайте спокойно проведем время. До вечера. Тем более что мне еще нужно обмозговать ход предстоящей заварушки. Лады, братишки?
Никто ничего не ответил. Словно никто не в силах был гарантировать затишье.
— Ты нормально водишь машину? — прерывая тишину, спросил Руслан у Геры.
— Когда-то водил нормально. Даже больше чем нормально.
— Что значит «когда-то»? — не понял Руслан. — Ты когда в последний раз за руль садился?
— Лет девять назад, — спокойно ответил Гера.
— Во! — не сдержался Аслан.
— А до этого? — насторожился вмиг Руслан.
— А до этого я был гонщиком, — не меняя интонации, сообщил хиляк, самый неприметный из пятерых. — Я, вообще-то, много кем был.
— Будем надеяться, что машину ты не забыл, — с сомнением в голосе проговорил Руслан.
— Можешь не волноваться. Я ничего не забываю.
Последнее было произнесено многозначительно.
Мрачная многозначительность. С таким недвусмысленным намеком на будущее. Все про себя отметили эти слова.
Кроме Витька, который, включив «ноутбук», исчез с концами из этого мира, погрузившись в мир виртуальный.
Она приехала, как и говорила, в девять вечера. На этот раз у неё в руках была поклажа поменьше, хотя и того же рода, то есть сумка.
— Здесь переговорные устройства и три пушки. Тебе и тебе. — Она кивнула в сторону Руслана и Касьяна. — Одна моя.
— А я чыто? — зарделся кавказец.
— Тебе оружие не нужно. Ты наблюдатель.
— Какой такой наблюдатэл? Ты тожэ наблюдатэл. Тыбье ствол есть? Мыне тожэ ствол.
— Заткнись, чернявый. Свои права будешь качать потом. Кому положены стволы, я сказала. Закончим на этом. Ты все продумал?
Она резко обернулась к Руслану.
— Я все продумал.
— Форму примерили?
— Ещё нет, — за всех ответил Касьян.
— Тогда нечего прохлаждаться. Ты машину водишь?
Она взглянула на Витька, который по-прежнему не расставался с компьютером.
— Не очень, — признался Витек, не понимая, для чего у него выясняют про машину. Ведь должны были знать, что водила он аховый.
— Ты останешься в микроавтобусе один, оттуда будешь координировать наши действия. В случае чего, тебе придётся самому нажимать на газ микроавтобуса.
— Микроавтобус, — совсем сник толстячок.
— Я сказала: в случае чего. Надеюсь, этого «в случае чего» не будет. Я права?
Она стрельнула глазами на Руслана. Тот не смутился и уверенно произнёс:
— Думаю, мы справимся.
— Тогда давай — раскладывай по полочкам. Экипируемся и выходим на исходный рубеж. «Тойота» с полным баком горючего вас ждёт. — Эти слова предназначались тем, кому предстояло выполнить основную часть операции. Нейтрализовать продавца, а если возникнет необходимость, то и покупателя. И взять оружие.
Деньги приятно оттягивали карманы. Однако, когда я оказалась на улице, — эта приятность переросла в свою противоположность. На улицах полно людей, и идти по городу с оттопыренными карманами мне не хотелось. Никогда не думала, что буду ломать голову над тем, куда положить деньги. Такого ещё в моей жизни не было, потому как денег постоянно имелось мало, и их вполне можно было засунуть в один карман, при этом он нисколько не оттопыривался. Я и сумочку с собой очень редко носила. Не любила я таскать дамских сумочек. Но теперь, видимо, придется. В крайнем случае, пока свой гонорар не положу в укромное местечко.
Я зашла в ближайший магазин и купила первую понравившуюся мне сумочку, куда, зайдя в туалет, и переложила перевязанные ленточкой доллары. После этого спокойно вздохнула и продолжила свой путь.
Путь лежал в кафе. Теперь я уже не собиралась забегать в первое попавшееся. Теперь я могла выбирать. Где и поесть можно прилично, и попить, чего захочется.
Такое заведение я нашла. Вполне сносное. С толковым официантом.
Я плотно поела, выпила своего любимого напитка и задумалась: так, а что же дальше-то делать?
В принципе, что делать — было понятно. Нужно отрабатывать полученный аванс. Это раз. А во-вторых… Чёрт побери, хотелось бы получить и остальную часть, которая могла перейти в мою собственность лишь после того, как я разрешу все проблемы банкира.
Итак, Лазутин заказал собственную смерть. Вернее, свою мнимую смерть. Но такую, которая бы стопроцентно выглядела как настоящая.
Тут он правильно сказал. Его нужно «убить». Самоубийство и обычная ненасильственная смерть в данном случае не подходят. Потребуется труп. Без него самоубийства не получится. И естественной безвременной кончины тоже.
А убийство? Можно ли сымитировать убийство так, чтоб и трупа не понадобилось? Со стопроцентной гарантией. На первый взгляд — невозможно. Использовать двойника — если, как говорил Лазутин, будут даже идентифицировать косточки и зубы — прокола не миновать. Малейшая неувязка — и всё насмарку. Притом может всплыть такая малюсенькая деталь, о которой вначале и не подумаешь. Нет, подмена тела — это всегда на везение. Даже когда кажется, что и подкопаться не к чему, получается наоборот. Когда надо, очень даже подкапываются. Это мы уже проходили, по своей старой службе проходили.
Я вздохнула. Подбежавший официант поинтересовался, не желаю ли я ещё чего, и я, конечно, согласилась, что очень даже желаю ещё чашку чёрного и бодрящего, тем более что он в этом заведении был неплох.
После того как моя гурманская прихоть была удовлетворена, я вновь вернулась к своим размышлениям.
Итак, убийство. Остановимся на этом. И на том, что трупа не будет. Значит, нужно придумать нечто невозможное. Такое «убийство», в которое бы все поверили, даже несмотря на то, что труп самого убитого будет отсутствовать. Н-да.
Вот это задачка. Вот так задачку я себе подбросила.
Можно ли такое придумать? Как говорит полковник Антон Михалыч, мой бывший начальник, невозможного ничего нет. Если над тобой висит дамоклов меч или смерть с кривой косой уже подкралась к тебе, ты можешь, сам даже не подозревая о своих скрытых возможностях, напридумывать такого, что потом, когда и хозяйка кривой косы, и дамоклов меч исчезнут, не один день будешь удивляться собственной, бог весть откуда взявшейся изворотливости.
Надо мной вроде ничего пока не висело. И тем не менее мне нужно было придумать. Сочинить это самое невозможное. Если я хотела получить деньги и открыть собственную контору, в которой была бы сама себе хозяйкой. И из которой ни одна зараза не могла бы меня уволить. Как это сделали в ФСБ.
Я допила кофе, расплатилась с официантом и вышла из заведения. Больше пока в голову ничего путного не шло. И я решила сменить обстановку. Такая смена иногда идет на пользу. Умственным процессам.
Пройдясь по старому Арбату, я подумала, что не стоит тратить время и следует заняться и вторым заказом банкира. То бишь его женой. Тем паче — это вроде не должно принести каких-то осложнений.
Всё же я заехала домой и припрятала свои денежки. Правда, долго перед этим пытаясь определить — и куда их можно засунуть. Вот же, оказывается, штуковина какая. Нет денег — и нет проблем, куда их девать, прятать и так далее. Появляются они, и — пожалуйста, головная боль вместе с ними.
В конце концов я не стала мудрствовать и всунула их в груду постельного белья, которое у меня лежало в диване.
После чего я достала из кармана джинсов фотографию, долго смотрела на красивое лицо молодой женщины, запомнила обозначенный на обороте адрес и убралась из квартиры. Прихватив с собой миниатюрный «Кодак» — не последняя вещь в нынешнем моем ратном труде, — бросив аппарат в недавно приобретенную сумочку.
Жену банкира звали Марина. Так значилось на фото с тыльной стороны, там же, где был указан адрес.
И первым делом, как только я добралась до Новопесчаной улицы, я позвонила по ближайшему таксофону. По номеру, который указал все на той же фотографии предусмотрительный банкир.
— Алло, — пропел мне тоненький голосок. Х-м. Ишь ты, ангельское создание, пронеслось у меня в голове. — Я вас слушаю, — уже несколько нетерпеливей заверещал ангелочек. — Алло. Вас не слышно.
Ну да, не слышно. Говорить просто не охота. А может, страшно пошипеть или подышать? Это, чёрт побери, неплохо действует на психику — в сторону её расшатывания. Но шипеть и пыхтеть я не стала. В мои задачи не входило пугать жену клиента.
Услышав, как она начала дудеть в трубку, словно прочищая ее, я довольно хмыкнула и дала отбой.
Марина была дома. Значит, можно понаблюдать за ее подъездом.
Я подобралась к дому, отыскала скамейку, не занятую старушками, с которой неплохо просматривался нужный мне подъезд, уселась и раскрыла газету, которую по дороге приобрела в киоске.
Делая вид, что читаю, я стала поглядывать на подъезд.
Конечно, затея была не ахти какая. Марина могла сегодня не выйти из дому. Или выйти, но ничего особого не совершить. Ну там сходит в магазин и купит батон хлеба. Однако мне велено было поглядеть за ней, а значит, как бы там ни было, следовало задание выполнять.
Тем паче, данное времяпрепровождение нисколько не наносило вред главному — я могла спокойно продолжить свои размышления над первой проблемой.
Не знаю, сколько прошло времени, но в тот момент, когда мою голову начали посещать вроде бы неплохие мысли насчет этого чертового мнимого убийства, дверь подъезда в который уже раз хлопнула, и во двор вышла она, та, за которой мне требовалось понаблюдать. Я ее сразу узнала. Снимок- от оригинала отличался не намного. Словно фотография была сделана на несколько лет впрок. Те же каштановые короткие волосы, греческий профиль, да и годы, черт побери, вот так, глядя метров с пятидесяти, те же, даже не определишь, сколько этой дамочке лет.
Марина уверенным шагом двинулась к темно-зеленому «Фольксвагену-Пассату», который стоял двумя колесами на обочине у её подъезда.
Вот так-то. О том, что она еще водит машину, мне сообщено не было. Видимо, банкир посчитал это в порядке вещей — мол, само собой. Но мне напомнить стоило. Потому как у меня машины не было. А значит, я влипла.
Полы расстегнутого длинного белого плаща Марины при ходьбе подхватывало ветром, при этом обнажались стройные ножки, которые едва прикрывало коротенькое платьице. Н-да. Сейчас эта красотка сядет в машину — и привет. Вот и все наблюдение.
Я быстро скомкала газету, оглянулась, определяя, каким макаром будет выезжать со двора Марина, поняла, что только одним, и быстренько двинулась в этом же направлении.
Я выскочила к проезжей части и стала усиленно голосовать.
Возле меня тормознул «жигуленок» шестой модели.
— Куда, красотка? — Из бокового окошка с моей стороны высунулась голова дядечки лет пятидесяти и окинула меня раздевающим взглядом. Вот кобели, чёрт их побери!
Не говоря ни слова, я распахнула переднюю дверцу и плюхнулась на сиденье, так что этот дядечка едва успел отпрянуть на свое место.
— Ну ты, поосторожней, милая.
— За машинкой одной проехать надобно, — пропустила я его слова мимо ушей. Не до них было.
— Чего? — Он сразу даже не въехал в ситуацию.
— Подружка, стерва, у меня жениха уводит. Хочу за ней проследить.
В это время со двора показался знакомый мне «фолькс». Чтобы прекратить дальнейшие пререкания, я вытащила из кармана джинсов несколько банкнот и бросила их дядечке на колени.
— Вопрос жизни и смерти.
— Ну если жизни и смерти, — философски протянул он, рассмотрев номинал купюр. Быстро засунул их в карман кожаной куртки и закончил: — Тады да. Тады — это мы могём. Где твоя подружка?
— Вон она. На машине.
— Ого тачка, — понимающе чмокнул губами дядечка. — За такой можем не угнаться.
— Ты уж постарайся, родимый.
Он постарался. Вцепившись двумя руками в руль, так что косточки пальцев побелели, он прямо прилип к лобовому стеклу, ни на йоту не отводя взгляда от дороги и от впереди двигавшегося объекта слежки.
Мне почему-то стало не очень хорошо. По его напряженному взгляду, этакой дурацкой сосредоточенности и явной нервозности чувствовалось, что дядечка водит машину не совсем прилично.
Он едва не въехал в зад «Опелю», которого обгонял, чтобы не отстать от «Фольксвагена» Марины; затем уже «мерс», огласив окрестности добротным воем звукового клаксона, едва не тюкнул ему в бок.
В какой-то момент я не удержалась и пристегнулась ремнем безопасности. И. после этого стала молить бога, чтобы жена банкира не очень далеко ехала. Сама-то она до нужного ей места, конечно, доедет. А вот со мной, боюсь, этого может не случиться.
Бог мри молитвы услышал.
«Фольксваген» завернул к стоянке двухэтажного универмага и, заехав на ее территорию, припарковался на свободном месте.
Я облегченно вздохнула.
Водила «шестёрки» тормознул у обочины дороги. И, довольный, посмотрел на меня. Напряжение у мужика моментально спало, и он вновь стал бросать на меня свои дурацкие кобелиные взгляды. Н-да. Ездок, тоже мне. Но он, похоже, не знал за собой такого греха. И даже больше. Сам он считал, что вполне нормально крутит баранку.
— И часто, родимый, ты подвозишь пассажиров?
— Ну так, — заелозил он на сиденье, — случается. А чего ж хороших-то людей не подвезти.
— Странно, — задумчиво протянула я, отстегиваясь от ремня безопасности и берясь за ручку дверцы.
— А чё странно-то? — не понял дядечка.
— А то, что тебе еще никто голову не оторвал.
Я выскочила из машины, не став дожидаться ответной реакции хозяина «шестерки». Заводить с ним свару не входило в мои планы. Даже на дискуссию я не могла пойти.
Задерживаться мне никак было нельзя.
Объект наблюдения выпорхнул уже из «фолькса» и легким шагом двинулся к двухэтажному строению.
Вообще-то, это был не совсем универмаг. Вернее, не полностью, под данное заведение отводилось не всё здание. Только первый этаж. На втором был ресторан.
Марина скрылась за дверьми, прощально взметнув полами плаща.
Я потерла виски. Бежать за ней? Или дожидаться её выхода здесь?
Если в магазине людей много, я могу её и потерять. Тут нужны бы несколько человек. Но пока… Пока мне приходилось полагаться только на свои силы.
Я пробежала мимо стоянки, прошла пешеходную дорожку и только у дверей здания сбавила обороты. И уже как обычный посетитель вошла внутрь магазина-ресторана.
Людей было порядочно. Особенно в первом зале, где продавали всякую мелочевку: парфюмерию, канцпринадлежности, видео- и аудиокассеты и хозтовары.
И с ходу найти Марину мне не удалось. Впрочем, этого и следовало ожидать. Она вполне могла уже затеряться в одной из секций универмага либо подняться на второй этаж в ресторан.
Бегать по секциям или мчаться на второй этаж я сочла нецелесообразным. Была вероятность ее упустить. Я могла отправиться совсем не туда, куда решила она. Я терялась в догадках, что могло ее заинтересовать в этом заведении — покупки или времяпрепровождение в ресторане.
Поэтому я стала неторопливо прохаживаться вдоль прилавков у входа в магазин, поглядывая по сторонам, чтобы не проворонить, когда появится на выходе интересующая меня особа.
И когда я увидела ее, то просто ошалела.
И было отчего.
Все та же Марина — каштановые волосы, тот же профиль. И в то же время — не совсем она.
Во-первых, совершенно иная одежда. Джинсы, кроссовки, майка, на плече спортивная сумка, на которую была наброшена мастерка.
И во-вторых, что-то изменилось в ее взгляде. Из подъезда своего дома выпорхнула особа, беззаботно и несколько наивно взирающая на мир. Теперь у нее был совсем другой взгляд. Жесткий, своенравный. Принадлежащий женщине, знающей, чего она хочет и как может это получить.
Я не удержалась и удовлетворенно хмыкнула. Преображённая Марина напомнила мне меня саму. Я её понимала. В определенные моменты на меня накатывала волна, и тогда я готова была вцепиться в глотку любому, доказывая свою правоту.
Я настолько поразилась метаморфозе, произошедшей с Мариной, что едва не упустила «объект». И опрометью бросилась вслед тогда, когда молодая женщина уже выходила через дверь.
По дороге едва не снесла подвернувшуюся мне под ноги старушку, которая моментально отреагировала — выпустив мне в спину словесную очередь, изобличающую молодое поколение во всех смертных грехах. Нечего говорить, что этот словесный залп не достиг цели.
Выскочив на улицу, я застала картину-под названием — «отбытие».
Марина подплыла к стоявшему в запрещенном месте «Форду-Таурасу», на секунду приостановилась и, словно заметив человека, c которым не хотела сталкиваться, отвернула голову в сторону.
Я едва успела прижаться к косяку входных дверей, прячась за парочку, которая входила в магазин, и ловким движением выудила из сумочки фотоаппарат.
Щёлк!
Дверь иномарки распахнулась.
Щёлк!
Марина юркнула в нутро «Форда» и почему-то (вот незадача!) не стала дожидаться, когда я отыщу нового частника с менее дурацкими способностями вождения и смогу пристроиться ей в хвост. Увы! Такого счастья судьба мне не подарила.
Фыркнув, иномарка с резвостью лани сорвалась с места и, пугая едва успевавших увернуться прохожих, громыхая по выложенной камнем пешеходной дорожке, выскочила на проезжую часть и ловко юркнула в поток автомобилей, вклиниваясь во второй ряд.
Спешить не имело смысла. Грустно вздохнув, я вернула фотоаппарат на место, в сумочку, и сделала для себя вывод, что следует подкорректировать свои действия на остаток дня. Хотя…
Хотя — Марина уехала не на своей машине. Ее «фолькс» продолжал находиться на стоянке, что я вскоре обнаружила. Значит, она должна за ним вернуться. Получается так. Не будет же она оставлять здесь свою машину.
За рулём «Форда», на котором она укатила, сидел мужчина. Значит, её увез тот, кто дожидался её здесь. И по логике вещей должен был привезти обратно. Так выходило.
И что теперь — ждать её?
Я не долго колебалась. Ответ пришёл моментально. Ждать я была не намерена.
Я позвонила из таксофона банкиру и потребовала немедленной встречи, заявив, что нужно переговорить по поводу его жены.
Что-то пробурчав в трубку, не слишком понятное для моего слуха, в конце тирады он уже внятно дал добро, уведомив, что я могу подъехать, но в моем распоряжении будет совсем немного времени.
Мне много и не нужно было.
На входе в банк на этот раз я не слишком задержалась. Меня лишь бегло осмотрели и пропустили в здание, снабдив попутчиком — давешним сопровождающим, который меня и доставил на лифте до третьего этажа.
Лазутин встретил меня, слоняясь по кабинету. Он был в костюме, галстуке — короче, при параде. И, по-видимому, спешил: когда я вошла, он нервно поглядывал на часы.
— У вас полчаса, — жестко заявил он с видом высокопоставленного чиновника, на прием к которому с трудом пробился рядовой гражданин.
Я фыркнула. Вот уж фигушки. Сколько нужно, столько и буду тебя мучить, дорогой. Потому как ты меня нанял. И я хочу выполнить твои просьбы. Пока ещё хочу.
Его волевое лицо выглядело озабоченным. И ему было неуютно и неловко стоять передо мной, не зная, что сказать.
Хотя он быстро нашелся. Я не успела раскрыть рта, как он вновь заговорил.
— Мне казалось, — он произнес это таким тоном, будто только сейчас вспомнил об этом обстоятельстве, — что мы с вами расстались совсем недавно.
— Можете приплатить мне за то, что я начала так быстро выполнять ваши поручения, — съязвила я.
Тему о доплате он не поддержал, зато продолжал демонстрировать свою занятость.
— Ну, ну, я, собственно, — неопределенно прогудел он и вновь выразительно глянул на часы. Дескать, время идёт, а ты его не ценишь, не бережёшь.
— По второй просьбе. Насчёт вашей жены. Вы мне не сказали, что у нее есть машина.
— Ну и что? — удивился он, словно я сейчас ему сообщила новость, что поезд ходит по рельсам — вещь очевидная, это и любому идиоту, мол, понятно.
— А у меня — нет.
— Чего нет? — Он совсем растерялся.
— У вашей жены есть машина, а у меня — нет.
— У вас нет машины?! — Для него это было чем-то невероятным, словно я открылась ему, что не женщина, а очень законспирированный мужчина, совсем недавно поменявший пол, но тем не менее иногда играющий прежнюю дамскую роль.
— Да вот представьте — нету, — насупилась я.
— Как же вы работаете? — У него уже начали возникать сомнения относительно моей квалификации. Так-с. Я начала падать в его глазах. Это непорядок. Не могла же я ему сказать, что в частных сыщиках совсем недавно. Что до этого вроде обходилась без «колес», а если уж приспичивало, то брала на время машину у своего юриста-пройдохи, хотя тот и был недоволен, но не отказывал.
Этого всего я сказать не могла. Зато могла соврать. Что и сделала, посчитав это неплохим выходом.
— Моя прежняя машина пришла в негодность после выполнения последнего заказа. — Я нахмурилась, показывая всем своим видом, что побывала в изрядной передряге.
Лазутин вмиг изменился. Подобрел лицом. Откашлялся, как бы винясь, что сморозил нечто неприличное при даме, сдвинулся с места и подошел к столу. Для видимости порылся на нем, а затем повернул голову в мою сторону.
— Так что вы хотите мне сказать?
— Я подумала, что вы можете мне помочь с транс портным средством, — нагло заявила я.
— Но я же вам дал денег, — изумился он.
Деньги не главная ценность — хотелось съязвить мне. Но я сдержалась, намереваясь провести беседу на высшем дипломатическом уровне.
— Я посчитала, что мою проблему вы решите на много быстрее, чем я сама. И драгоценное время не будет потеряно.
Теперь уже фыркнул он, оценив мою ловкость в делах.
Наклонился над столом и нажал на кнопку селекторной связи.
— Семён? У нас там есть «Ауди». Свободная. Сейчас к тебе приведут человека. Дашь ключи и оформишь все бумаги на него. То есть на неё… Да, машину отдашь.
Он повернулся ко мне и посмотрел очень пристально, будто собирался прочесть все мои потайные мысли, но слаб оказался. Тяжело вздохнул, сел за стол и вытащил из тумбы стола телефонную трубку сотовой связи.
— Возьмите. Мне кажется, что у вас, кроме транспортного средства, это также отсутствует.
Каково! Может, думал, что я обижусь? Вот уж и не дождешься, дорогой. Я, как само собой разумеющееся, приняла щедрый дар, засунув трубку мобильной связи в передний карман джинсов.
— Можете не беспокоиться. Номер этого сотового свободный. Никто о нем не знает.
— Ну, вы-то должны знать, что даете, — пропела я. — Ведь это в ваших интересах.
— Угу. — Он почесал затылок и как-то скептически посмотрел на меня: — Может, и оружием вас обеспечить?
Вот этого я уже не могла выдержать.
— Спасибо. Стволов своих хватает, — с обидой заявила я и тут же добавила: — А если я вам чем-то не угодила, уже не угодила, можете обратиться в крупное агентство. Имеющее в своем арсенале всевозможные прибамбасы.
— Мне не нужны прибамбасы. Мне нужен хороший человек, — изрек он свою старую мысль. — А ваш юрист говорил, что вы стоите целого агентства.
— Я смотрю, он много чего вам наговорил.
— Плохого ничего. Если это вас обрадует. И если это всё, то вас сейчас проводят к моему человеку, который все уладит с машиной.
— Ну нет, — дернула я плечом. — Почему всё? Считаете, что я не могу вам еще ничего сообщить посути?..
Он как-то вмиг напрягся, точно волк со стажем, учуявший добычу и готовящийся перегрызть ей глотку.
— Это было бы хорошей новостью, — дипломатично ответил он, зачем-то оглядывая кабинет, будто пытался обнаружить затаившегося врага. Но, разумеется, кроме нас двоих в комнате никого не могло быть.
И все же я решила уточнить:
— Боитесь, что нас могут подслушать?
— На этот счёт можете не волноваться. Здесь безопасно… Так что вы хотели мне сообщить? — подогнал он меня.
— Во-первых, по поводу вашей жены.
Лазутин сразу же сник. Жена его волновала постольку, поскольку. Все-таки самой важной и главной он считал свою первую проблему.
— Её лунатизм не выражался когда-нибудь в смене одежды? — не стала я менять тему.
— В смене одежды? Не понимаю…
— Объясню. Ваша жена часа два назад вышла издому, села в «Фольксваген»…
— Это её машина, — перебил меня тут же Лазутин.
— Я не оспариваю этого. Я просто констатирую факты. Вы ведь хотели, чтобы я за ней понаблюдала? Ну так слушайте. Она села в «Фольксваген», подъехала к некоему универмагу, зашла туда и вышла буквально через полчаса. Но в совершенно иной одежде. Туда она входила в платье, плаще, туфлях, вышла в джинсах, блузке, со спортивной сумкой…
Я запнулась. Вот чёрт! Как же это я? Такой момент упустила! Она вышла с сумкой. А входила без. Интересно, что она в ней выносила и от кого получила? Камеры хранения в таких местах вроде нет.
— То есть вы хотите сказать, что она зашла в магазин, переоделась и снова вышла, — прокомментировал Лазутин сей факт без видимого интереса.
— Именно. Она вышла, села в машину и укатила.
— Так, — показал свою догадливость Лазутин. — В магазине что-то купила, в новых шмотках вышла и уехала домой, а в сумку прежнюю одежду сложила. Что тут особенного?
— «Новая» одежда на ней по виду была не совсем новой, — урезонила я его. — И уехала она не домой. Хотя, может, я и ошибаюсь. Может, и домой. Только не одна.
— Что за ерунду вы ещё говорите?
— То, что видела, то и говорю. Она села в «Форд-Таурас», за рулём которого находилась особь мужского пола. К сожалению, проследовать за ними мне было не на чём. Что вам известно…
Он нахмурился, потом побелел, потом забрался в своё кресло и нервно забарабанил пальцами по столу. Я не ожидала от него такой импульсивности. Складывал ось впечатление, что он даже представить себе не мог, что у его жены мог быть друг или любовник.
— Вы не ошибаетесь? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Нисколько. И я по-прежнему хочу услышать от вас относительно переодеваний. Не симптом ли это её заболевания?
— Ничего такого не было. И она никогда не садилась в чужую машину.
— Ну, это вы так думаете.
— Подождите. — Он неожиданно встрепенулся, достал из кармана пиджака свой сотовый телефон и быстро нащёлкал по кнопкам номер. — Марина? Это я… Ты где?.. Ах, уже подъезжаешь… Угу… Нет, нет — всё в порядке. Тебя пропустят, да, да.
Даже по этим словам я все поняла. И мне стало неуютно. Очень так неуютно. А затем Лазутин довольным тоном проговорил:
— Посмотрите в окно. Посмотрите же.
Уголки губ у меня дрогнули. Я нехотя подошла к окну и выглянула на улицу. К стоянке подъезжал знакомый мне «Фольксваген». Припарковался, а затем из машины вышла не менее знакомая мне фигура в развевающемся при ходьбе плаще. Черт! Вот это да. Когда же она успела? Чёрт знает что.
— Я договорился с женой, что она подъедет. У неё неожиданно закончилась кредитная карточка, и я хотел её пополнить.
Да. Это была Марина. Она опять переоделась. И взяла свою машину. Но черт побери, слишком уж быстро. Слишком.
— Вы по-прежнему будете настаивать на своем?
Я повернулась в сторону банкира и твёрдо произнесла:
— Ещё как буду.
Он тяжело вздохнул, затем посмотрел на меня взглядом человека, который спрашивает: как можно подвергать сомнению очевидное?
— Когда вы просили меня последить за женой, вы имели в виду только ее болезнь? — Я продолжала держаться своего.
Он нахмурился, выбрался из-за стола, засунул руки в карманы брюк и, покачиваясь с носок на пятки, произнес:
— Вы о том мужчине, к которому она якобы подсела в машину?
— Не якобы. Она села. Вы либо будете доверять мне, либо ищите нового детектива.
Он расплылся в довольной улыбке, а затем разом погрустнел.
— О любовнике я думал в последнюю очередь, — заявил он.
— А о чём же? О чём-то ведь вы ещё думали?
Он не ответил. Он промолчал, словно не желая либо не зная, что сказать.
— Я просил вас просто понаблюдать за женой…
— Я знаю, — отмахнулась тут же я, перебивая его. — Чтобы иметь прикрытие для вашей основной просьбы. Но только ли это?
— Я тревожусь за неё.
— И всё? — Я была настырной.
— Повторю то, что уже сказал: я вас просил просто за ней понаблюдать, — жёстко повторил он. — Пока только это.
— Ваше право, — пожала я тут же плечами, идя на попятную. — Хотя… Если я скажу, что она вышла несколько другая после переодевания, тогда как?
— Какая ещё другая? — Кажется, вот эти слова задели Лазутина.
— Лицо у нее было совсем иным, появились некие новые чёрточки — это все равно как у человека улыбающегося отнять улыбку, отчего он враз становится другим. Улавливаете? Как вам такое? Опять спихнете на болезнь?
— Какая, к чёрту… Хотя…
— Без хотя. Она села вполне целенаправленно в «Форд», за рулем которого находился мужчина. Больной она не казалась. Так что найдите иной ответ.
— Лицо… — Он как-то разом сбросил маску самоуверенности. Поджал губы, задумчиво глянул на потолок, словно ища там ответа.
В следующее мгновение он принялся размашистыми шагами мерить кабинет. Как это делал до того, как я вошла к нему. Наконец он остановился и уставился на меня с видом человека, принявшего нелегкое решение.
— Вот что… Идите за машиной. Пока вам её будут оформлять, я постараюсь придержать жену у себя. А затем… А затем, когда она выйдет, вы вновь продолжите свои обязанности. В отношении её.
— Вы не вместе с ней уезжаете?
— Нет. У меня деловая встреча. А вы проследите за Мариной.
Он вновь глянул на часы, замотал головой и посмотрел на меня, как бы давая понять, что мое время истекло — и уже давно.
Тем не менее я не спешила покинуть банкира.
— Мы ещё не всё обсудили? — насторожился он.
— Родители вашей жены живы?
— Живы. А при чем здесь они?
— Дайте мне их адрес.
— Для чего?! — Он искренне удивился.
— Пригодится. Может даже очень пригодиться.
Он хмыкнул, но не стал мне перечить, подошёл к столу, вынул чистую белую картонку и что-то на ней написал тонким пером.
— Пожалуйста. Они живут в Подмосковье.
Для «Ауди», которое мне презентовал Лазутин, — это не расстояние. Хотя я еще и сама толком не понимала, для чего мне они — родители Марины — нужны. Просто какая-то дремавшая до сей поры интуиция неожиданно проснулась и подтолкнула меня на новый ход и направление в дальнейших поисках. Может быть, не главного. Скорее даже именно так. Но как запасной вариант всегда нужно что-то иметь, когда кажется, что окончательно запутался.
Я спрятала картонку с адресом родителей Марины в карман и опять не сдвинулась с места.
— Ещё? — Он весь напрягся. Казалось, ещё немного, и он заорет о своей спешке, о делах и о моей не способности понять столь простые вещи.
— Всего лишь один момент, — успокоила я его. — По вашей первой и основной просьбе.
Он вмиг притих. Он не ожидал, что я так быстро смогу что-либо предложить ему в столь сложном деле. И настолько важном для него, что он готов был повременить и со встречей с женой, и с делами.
Он уже не смотрел на часы. И не делал вид очень торопящегося человека. Он весь превратился во внимание.
— У вас что, уже есть что-то конкретное? — Всё же нотки недоверия промелькнули в его голосе.
— Кое-что. Нечто рождается, но пока до окончательного появления на свет требуется время и работа. Сами понимаете, ваша просьба несколько неординарная.
Он довольно фыркнул. Словно был рад, что смог такую вот просьбу адресовать мне.
— Хотите сообщить, что у вас там рождается?
— Нет. Это преждевременно. Но некоторые наводящие моменты мне хотелось бы прояснить.
— Какие еще такие наводящие?
— У вас есть любовница?
— Чего?! — Он выпучил глаза, словно жаба, изнывающая на солнцепеке от жары.
— Я не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь. И не хочу знать того, что не касается моей работы. Не мешает ей. Пока — не мешает. И я не собираюсь вас как-то увещевать в моральном аспекте. То, что я спросила, мне нужно знать, дабы скорректировать свои действия. И я хотела бы, чтобы вы были откровенны. Для вас же самого это лучше. И для выполнения вашего заказа.
— У меня нет любовницы, — нехотя, с какой-то натугой выдавил он.
— И не было? — прищурила я глаза.
— У меня нет любовницы, — ещё жёстче повторил он, как бы показывая, что о своих старых грешках говорить не намерен.
— Ну и хорошо.
— Я рад, что не упал в ваших глазах.
Я пропустила его высказывание мимо ушей. Пусть радуется. Только недолго. Я не собиралась предоставлять ему это счастье. И посему сразу же в лоб спросила:
— Как насчёт того, чтобы я стала вашей любовницей?
Было ощущение, что он получил солнечный удар. Он провел ладонью по лбу, будто успокаивая головную боль, затем ошалело посмотрел на меня, только что не спросил, а не спятила ли я часом?
— Это шутка? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Не-а, — игриво заявила я. — Вы ведь не шутили, когда говорили о своем убийстве. Правильно? Я тоже не намерена шутить.
— Тогда как это понимать?
— Так же, как и свое убийство. Я буду мнимой вашей любовницей. Но сыграно это должно быть железно.
— Когда… сыгранно?
— Скоро. Вы ведь мне дали неделю? Тогда у меня ещё есть время. А пока что будьте готовы принять меня в качестве своей пассии.
Он не знал, что сказать. Вынул руки из карманов, затем вновь засунул и вновь вытащил их — вместе и по одной. А потом неуверенно произнёс:
— Ну, если это нужно для дела…
— Понадобится. Если я ещё чего не удумаю, — многообещающе сообщила я.
Он откашлялся, вздохнул, как приговоренный к казни. Не шуточной, а самой натуральной. И словно специально, доигрывая возникшую ассоциацию, я участливо, как у тяжелораненого, поинтересовалась:
— Какая у вас группа крови?
Он крякнул, совсем не поспевая за ходом моих мыслей. И ещё не понимая, что за оными словами стоит, как прилежный ученик на вопрос учителя автоматически ответил:
— Первая. Резус отрицательный. — И, всполошившись, запоздало выдохнул: — А это ещё зачем?
— Для нашего дела… И пожалуй, это всё, — смилостивилась я. — Я за вашей машиной. А вы, как говорили, попридержите свою жену.
Он кивнул как-то механически, находясь еще под действием моих последних реплик.
«Ауди» — это не шестая модель «Жигулей». А если к тому же ещё она и новая, то упоминание «шестёрки» — это просто дурной тон. А то, что машина, спонсированная банкиром, новьё, можно было не сомневаться. На ее спидометре значилось всего ничего — тысяча километров. Да и по тому, как она двигалась, по специфическому запаху в салоне ощущалось совсем недавнее её сошествие с конвейера.
Красота! Если к тому же ты водишь машину не как тот сумасшедший водила из пресловутой «шестёрки».
За себя я была спокойна. Когда сама сидишь за рулем, иначе и быть не может.
Я двигалась по городу за «фольксом», надеясь, что Марина еще раз куда-нибудь заедет и что-нибудь умудрит на манер своего давешнего переодевания. А ещё лучше, сядет всё в тот же «Форд», который теперь я могла бы успешно преследовать.
Но мне не удалось все это проделать. И погоняться по городу за объектом слежки тоже не пришлось.
Марина приехала к своему дому, поставила машину там, где она и находилась, когда я первый раз сюда заявилась с газеткой, и спокойненько вошла в свой подъезд.
Интуиция подсказывала, что больше у меня сегодня ничего не выгорит. Никаких дополнительных сведений. И все же я не стала так сразу соглашаться со своим первым ощущением. И около часа терпеливо просидела в «Ауди», припарковавшись недалеко от «фолькса».
Марина не выходила. А если принимать в расчет, что дело близилось к вечеру, стоило уже смело предполагать, что она никуда и не поедет, дожидаясь мужа, как примерная жена.
Однако я ещё простояла около сорока минут — примерная школьница, терпеливо ждущая конца урока.
А потом завела машину, выехала со двора и взяла направление к универмагу, в котором несколькими часами ранее побывала Марина, чтобы переодеться, взять сумку и уехать с неизвестным мне субъектом на «Форде».
В конце концов, решила я про себя, этого незнакомого субъекта можно будет вычислить. Если только он не угнал ту иномарку. Номера «Форда» я запомнила, на память, слава богу, пока не жалуюсь.
Я поставила «Ауди» на стоянку и двинулась к двухэтажному зданию.
Магазин на первом этаже ещё работал. В первую очередь я отыскала там «кодовскую» фотолабораторию, куда и сдала плёнку, предварительно предупредив довольно прыщавую девицу лаборантку, что на плёнку отснято всего два кадра, но кадры настолько важные, что, если с ними что-то случится, — я разнесу всю лабораторию на мелкие кусочки. Увидев, как девица удивлённо захлопала глазами, я помягчела, сообщив, что последнее — шутка, хотя в каждой шутке… и т. д. Так или иначе девица приняла от меня заказ, заискивающе обнадежив, что я смогу получить свои снимки завтра утром, и поспешно оправдалась, что иначе никак, так как они уже закрываются. После чего с некоторой опаской отступила на шаг назад, словно за такие слова я могла уже начать громить эту точку, но я благожелательно усмехнулась, успокоив, что все в норме и утром мне как раз подойдет. В результате лаборантка облегченно вздохнула, а я, получив корешок квитанции, покинула помещение лаборатории.
Я побродила по секциям магазина, попыталась у нескольких продавщиц выяснить, а не видали ли они моей «сестры», при этом демонстрировала фотографию Марины, однако, как и следовало ожидать, эти попытки оказались безрезультатными — за день перед обслуживающим персоналом магазина мелькало столько лиц, что на них вряд ли обращали внимание и тем более не запоминали, разве что кто-то выкидывал нечто этакое экстраординарное, что не заметить его было невозможно.
Я поднялась на второй этаж. Ресторан закрывался, о чём мне сообщил шустрый паренёк у дверей, перегораживая своей фигурой вход в зал.
За столиками ещё сидели немногие завсегдатаи, неторопливо доедали и допивали, вокруг них суетливо бегали официанты, желая поскорее освободить помещение от посетителей и убрать со столов.
Оглядев мельком зал, насколько мне позволяли открытая дверь и торчавшая на проходе фигура портье, я сиротливо вздохнула и решила ограничиться беседой с ним.
— А вы сегодня здесь целый день?
Парень насторожился, как лягушка, почуявшая приближение журавля.
— А что такое?
— Ищу свою сестру, — выдала я все ту же версию, которой пользовалась в магазине, и показала ему фотографию Марины. — Она говорила, что зайдет сюда. Но мы, кажется, разминулись.
— И на много вы опоздали? — хмыкнул портье, глядя на снимок. Я поняла, что попала в цель. Марина здесь была.
— Вот чёрт! — Я развела руки в стороны, показывая свою досаду. — Значит, она уже ушла…
— А вы что-то не похожи на сестру, — заметил парень, вглядываясь в мое лицо.
— Я в отца удалась. Она в мать, — нагло соврала я. Но парню, видимо, это не так уж было и важно. Он демонстративно зевнул и посмотрел на меня, как бы спрашивая — ну и что дальше?
Н-да, интересный вопрос — и что дальше? Ну выяснила я, что она сюда приходила — и что мне с этим делать?
— Что она тут без меня делала? — попыталась я подобраться с другой стороны.
— Что она делала? Кроме того, что выпила бокал вина, — ничего.
— Что, вот так просто и ушла? — Я сделала вид, что обиделась на сестрицу, могла бы и подождать подольше.
Но парень лишь презрительно фыркнул.
— Не знаю уж, просто это для вас или нет, но они ушли.
Я оторопело заморгала глазами. В эту минуту я, наверное, стала сама похожа на лягушонка, на которого с небес пикирует огромная птица.
— Что значит — они?
— То и значит. Сначала одна ваша сестрёнка ушла, затем другая. Не знаю, по чьей они линии — по материнской или отцовской.
Я икнула. А портье самодовольно осклабился.
Эта часть набережной не освещалась. И если бы не мертвенно-жёлтый свет луны, то можно было просто утонуть в темноте.
Почти вплотную к парапету на мосту стояла одинокая «Тойота», в которой сидели трое. За рулем — Гера, сзади Руслан и Касьян. Все в черных камуфляжах, у двоих на головах вязаные шапочки с прорезями для глаз и рта.
— Эй, толстый, — выдохнул в миниатюрный микрофон, опускавшийся от наушников на металлической тоненькой дужке к губам, Руслан. — Как там?
— Справа тихо, слева — то же самое, — донеслось по эфиру. Витек четко координировал действия своих партнеров, находясь в микроавтобусе, который был заблаговременно подогнан к месту предстоящей встречи, согнан с трассы и замаскирован среди деревьев. Именно к нему, Витьку, шли позывные от женщины, сидевшей в засаде где-то слева, в стороне, и кавказца, наблюдавшего за правым крылом района встречи.
Касьян посмотрел на часы. Руслан, заметив его жест, тут же спросил:
— Что со временем?
— Да должны уже появиться.
И словно бы услышав эти слова, наушники тут же затрещали и разразились несколько оживленным голосом Витька:
— Слева замечены огни машины. Сейчас уточним марку.
— А что справа?
— Справа пока пусто.
— Я ж говорил, — удовлетворённо заметил Руслан. — Хрен они появятся в одно время. Кто-то всё равно раньше.
— Это джип «Чероки», — доложил в следующую секунду по рации Витек, получив подтверждение от старшей.
— Тебя поняли, — подтвердил прием Руслан и добавил: — Приступаем.
Двое, сидящие в машине сзади, проверили оружие и склонились, спрятав головы за спинки передних сидений, так, чтобы их не было видно через лобовое стекло. Затем Руслан подогнал Геру:
— Давай, водила. Жми на газ — и не подведи.
Гера включил дальний свет и надавил, как велел Руслан, на газ. «Тойота» взревела и рывком сдвинулась с места, пробуксовав задними протекторами по асфальту.
Иномарка резво набирала обороты, двигаясь в направлении, которое указал Витёк. Огни фар вырывали неровную поверхность асфальтированной трассы.
Ответный свет встречной машины резко полоснул по глазам.
— Ну, держись, — выдохнул Гера, превозмогая резь в глазах и увеличивая скорость.
Двое, укрывшиеся за спинками передних сидений, не могли видеть, что происходит. Они только почувствовали, как машина вдруг запетляла, затем начала притормаживать, сначала чуть-чуть — потом рывком, занося правый бок вперед.
Хрясь!
Удар едва не подбросил их до потолка, и только благодаря тому, что оба, согнутые в три погибели из-за своего роста, были плотно вжаты в маленькое пространство между задним сиденьем и спинками передних, — они удержались на месте.
«Тойота» развернулась на сто восемьдесят градусов, задние колеса на миг оторвались от земли, а затем опустились — тяжело завибрировали амортизаторы, гася удар.
— Первая часть операции прошла удачно, — ожил водила, выдыхая с шумом воздух и освобождаясь от ремней безопасности.
— Давай, давай — вылезай, — подогнал его, чертыхаясь, Руслан и перевел дух.
Гера вырубил дальний свет, оставив машину лишь с горящими габаритами, а затем рывками выбрался из машины и, покачиваясь на ногах, голосом подвыпившего отморозка бросил в сторону джипа:
— Эй, козлы! Вы чё?!
Джип от удара выехал за пределы трассы и, ткнувшись передним бампером в дерево, рычал, как раненое животное.
«Козлы» не заставили себя долго ждать. Сначала один, вывалившись из машины со стороны водителя, прислонился к кузову и схватился за голову. Некоторое время он массировал лоб, пытаясь прийти в себя и зафиксировать тело в относительно вертикальном положении, и лишь потом с ненавистью выдал в ответ:
— Это кто козлы? Ты кого козлами назвгааешь, чмо болотное?
— Тебя, тебя, пенёк недорубленный! — Гера последовательно играл роль наглого парняги, которому море по колено. — Ты и есть козёл. И ещё какой козёл!
Последнее утверждение он довел до сведения потерпевшей стороны с удвоенной наглостью.
— Да я, да я тебя… — Водитель джипа даже забыл о своей больной голове.
— Стой! — раздался голос второго. Из «Чероки», через переднюю дверцу, вылез новый «пассажир». — Щас разберусь.
Он обошел джип и направился в сторону шатающегося возле «Тойоты» Геры. В руке он держал пистолет стволом вниз. И был готов пустить его в ход. Сначала, прищурившись, вгляделся в лобовое стекло «Тойоты», никого не увидел, удовлетворенно хмыкнул и вновь сосредоточил внимание на никак не желавшем закрепиться на ровном месте наглеце. Затем обернулся и доложил результат осмотра приятелям в джипе:
— Кроме этой чушки — никого нет. И в машине — тоже. Да и сама эта падаль пьяна.
— Кто чушка?! — взвился Гера и выпятил вперед грудь. — Я авторитет! Понял, да? В натуре, бля.
И Гера даже попробовал грозно поводить пальцем, однако эта операция оказалась для него очень сложной.
— Ну, ну, авторитет, — благодушно проворчал, насупившись, человек с оружием. — И чьих же ты людей будешь?
— Я из западной группировки, — гордо заявил «пьянтос», отчего его собеседник из джипа округлил глаза от возмущения.
— Ты что несёшь, урод?! Из какой такой западной группировки?! Я сам из неё! Усек, фуфломет обкима-ренный?!
— Ты?! Из западной?! — Гера оскалился и икнул, делая вид, что сейчас сблюет. — Кончай волну гнать.
— Да я тебе, падла… щас…
Свирепо задышав, человек сделал шаг вперед. Однако договорить и дойти до цели ему не дали. Из раскрывшейся задней дверцы джипа выглянула голова еще одного ездока со словами:
— Гога, у нас нет времени! Что ты с идиотом связался?
— Да эта сука нам джип разбила, — вступился за Гогу водила, продолжавший тереть лоб, стоя у машины.
— Забери у него права, все документы… и погнали, — властно бросил тот, кто говорил о спешке. — Завтра устроим разбор.
— Может, тачку сразу забрать?
— И куда её сейчас, в задницу тебе вгоним? Все — я сказал!
Голова исчезла, А Гога наставил пистолет на пьянюгу и грозно потребовал:
— Где документы, придурок?
— Со стволом, да? — Гера сделал вид, что только сейчас увидел оружие. — Со стволом каждый может. Со стволом все герои.
— Закрой пасть. Или щас раздолбаю ее на части. Где документы на машину?
— В «бардачке», — лениво ответил Гера и прислонился задницей к капоту, как бы показывая, что стоять на ногах ему совсем невмоготу.
Гога задумался. Он словно решал, что сперва проделать: съездить по физиономии этому идиоту, а затем ещё и добавить по яйцам или сначала забрать права и техпаспорт. Решив, по всей видимости, что документы предпочтительней, а мерзкая рожа может и подождать, Гера нырнул в салон, дотянулся рукой до «бардачка» и тут же почувствовал, как ему в бок уперся ствол, а затем голос откуда-то сзади зло прошептал:
— Брось пушку. И без глупостей, пустозвон.
Гога колебался всего с секунду. Мужик уже не раз бывал в таких переделках и знал, что следует делать в ситуациях, когда тебе недвусмысленно щекочут ребра срезом оружия. Он разжал ладонь, и пистолет бесшумно плюхнулся на сиденье.
— А теперь наклонись сюда.
Ствол продолжал колоть бок. Проглотив неожиданно подступивший к горлу комок, Гога боязливо перегнулся за спинку переднего сиденья. И не успел даже перевести дух, как его молниеносно схватили одной рукой за загривок, а второй тюкнули ручкой оружия по темечку. Затем ещё раз. Тело Гоги осунулось и сползло вниз.
В салоне восстановилась прежняя тишина. И словно ничего не изменилось. За исключением неподвижно торчащих наружу ног Гоги.
Отсутствие Гоги, столь долгое, не понравилось главному из джипа, высунув голову из окна, он прокричал:
— Гога! Ты где там?!
Гера неожиданно заржал и присел на корточки возле переднего колеса «Тойоты».
— Ну я балдею от вас, козликов! Ваш Гога-то — анонищик драный! Щас в машине гусю шею драит. Ой, бля, не могу! Из западной они… Ха-ха…
— Чего?! — хором прорычали из джипа.
А затем задняя дверца открылась, и наружу выплыла внушительная фигура старшого.
— Ты что, пидар, несёшь? Гога, сука! Ты где?!
— Щас закончит и отзовется, — не унимался Гера, пьяно икая. — Ну, я тащусь! Его что — аварии возбуждают?! Ну если вы все такие…
— Прикрой пасть!!! — едва не подскочил на месте качок. В ту же секунду открылась задняя дверца джипа, и из машины выбрались еще двое. На миг в салоне вспыхнула лампочка. И Гера наметанным взглядом отметил, что теперь в джипе никого не осталось. А значит, можно было действовать, не боясь, что кто-то за таился внутри «Чероки» и сможет увести машину.
— Стой, где стоишь, — бросил старшой водиле джипа и двинулся на Геру. Два его дружка последовали за ним.
— Все вышли, — прижимая ладонь к губам и делая вид, что продолжает ржать, сообщил Гера затаившимся в «Тойоте» товарищам. — Трое в пяти метрах от меня — точно перпендикулярно. Водитель остался у джипа — метра три левее.
— Тебе, стрелок, придется брать на себя водилу, — приглушенно сказал Руслан Касьяну. — Он быстрее других может нырнуть в машину.
— О'кей. Мой водила. На счет — раз, два, три.
— Раз, два, три, — продублировал Руслан.
Хлопнули с двух сторон дверцы. Чёрные силуэты, как призраки, неожиданно материализовавшиеся из мрака ночи, вынырнули из чрева.
Всё произошло так стремительно, что никто из трёх даже не замедлил шаг, двигаясь навстречу гибели.
Пук!
Водитель джипа впечатался в кузов машины и на секунду словно прилип к нему, а затем мешком осунулся на землю, раскинув руки и безжизненно свесив голову.
Пук! Пук!
Отозвался второй пистолет, снабженный ПБС. Два человека не успели даже принять оборону. Невидимая сила приподняла их и отшвырнула назад, уложив обоих на обочине асфальтированной дороги.
Старшой из джипа среагировал вовремя. Он плашмя рухнул на землю, не заботясь о мягкости посадки, и покатился, уклоняясь от пуль, одновременно вытягивая руку с пистолетом в сторону ближайшего из стрелков.
Пук!
Но палец лишь успел лечь на курок и тут же безвольно расслабился. Тело замерло, выгнулось дугой и затихло.
Руслан облизнул пересохшие губы. Ближайшим к противнику стрелком был он. Ближайшим к тем, кто теперь бездыханно лежал в нескольких метрах от него. Последний едва не успел нажать на спусковой крючок и послать свинец в его голову. Руслан это хорошо понимал и, обернувшись, благодарно взглянул на Касьяна, меткий выстрел которого вовремя остановил главаря.
— За мной должок, снайпер, — сказал он.
— Никто никому ничего не должен, — отрезал Касьян.
Затрещало переговорное устройство. Руслан придвинул микрофон к губам и дотронулся до уха, словно проверяя, не сполз ли наушник во время перестрелки.
— Второй объект движется к месту встречи. Тёмно-зелёный «рафик», — оповестил Витек через треск помех эфира.
— Откуда движется? — насторожился Руслан. Если с их стороны — придется действовать в спешном порядке.
— Справа. Ваша сторона свободна.
Фу-х, с облегчением вздохнул Руслан. Это передышка.
— Быстро все убираем, — подогнал товарищей Руслан, отключаясь от Витька.
Гера уже встал на ноги и нетерпеливо, желая поскорее убраться с этого места, переминался возле «Тойоты».
Команда Руслана была воспринята без лишних разговоров. Тела троих оттащили и бросили за деревья, росшие с противоположной стороны от набережной.
Руслан обошел джип, посмотрел вмятину, которая образовалась от столкновения с их «Тойотой», и констатировал, что она не слишком уж и заметна. Джип был покрепче их машины, правое крыло которой после столкновения было срезано наискосок, словно лезвием бритвы. И от удара о дерево джип почти не пострадал, лишь передний бампер слегка вогнулся к корпусу.
Касьян тем временем широко открыл заднюю дверцу джипа и просунул голову внутрь, высунулся он из машины с кейсом в руке.
— Итак, — подвел итог Руслан, — первыми нам попались братки. Будем продолжать в том же духе.
Касьян, казалось, не слушал его. Он вытащил из своего комбинезона перочинный ножик, поддел лезвием замки «дипломата» и открыл крышку. Внутри чемоданчика лежали стопки купюр с фотографиями американских президентов.
— Тащи пластит, — бросил Руслан Гере, даже не взглянув на банкноты.
— Тут тысяч двадцать, — констатировал Касьян с неким сожалением.
— Не те, что нам обещали, правда? — съязвил Руслан, как бы указывая, что говорить о деньгах, находящихся в «дипломате», больше и не стоит.
Вернулся Гера. Руслан сам уложил пластитовый трехсотграммовый катыш, предварительно вставив в него радиовзрыватель, в один из боковых карманов «дипломата». Купюры, по причине их не слишком большого количества, располагались свободно, и поэтому кейс закрылся, несмотря на пластит, легко.
— Надеюсь, они не будут сразу, проверять весь «дипломат», — заключил Руслан.
— Интересно, и что там за оружие на двадцать кусков? — буркнул Касьян.
— Не думаю, что «стингеры», — ядовито заметил Гера.
— А может, братки хотели нагреть вояк? — Касьян открыл ещё раз «дипломат» и пролистал одну из стопок «зелёных», затем протянул: — Не-а. Не кукла.
— Не хрен тут задумываться. Сваливаем.
Последнюю реплику Руслан бросил, уже забираясь в джип, следом залез Касьян. Гера вернулся к «Тойоте».
Заревели моторы. Первым выехал на дорогу джип и, увеличивая обороты, покатился в сторону конечной цели. Следом, на расстоянии около ста пятидесяти метров, с выключенными фарами двигалась «Тойота», водитель которой ориентировался по задним габаритным огням впереди ехавшего джипа.
Когда дальний свет фар джипа вырвал из темноты силуэт тёмно-зелёного «рафика», стоявшего впереди и дожидавшегося вторую сторону, «Тойота» прекратила свое движение, съехав на обочину.
Разбираться с военными должны были Руслан и Касьян.
Джип застыл в тридцати метрах от «рафика». Последний переключил дальний свет на ближний. Ту же операцию проделал и Руслан, сидевший на месте водителя.
Щелкнула передняя дверца «рафика», и на дорогу выпрыгнула тёмная фигура человека.
— Ну, стрелок, смотри не подведи. — Слова Руслана прозвучали заклинанием. Затем, подхватив кейс, он выскочил наружу.
Касьян остался внутри джипа, открыл боковое окно и приготовился, в случае чего, открыть огонь, прикрывая товарища. В первую очередь — по фарам «рафика», чтобы выбить у военных источник света. А затем уж дальше — прицельно по воякам. Но это в случае чего. А пока… Пока все шло как по писаному.
«Рафик» свет не выключал. Добравшемуся до дороги Руслану было трудно видеть, что творится впереди. Впрочем, и тому, кто шёл навстречу, было не лучше. Оставшийся в машине Касьян тоже не собирался гасить свет в джипе и улучшать обзор для второй стороны.
Человек у «рафика» сдвинулся с места и медленно зашагал вперед.
Руслан, сжав в одной руке кейс, вторую с раскрытой ладонью поднеся к глазам и держа ее как козырек, шел навстречу.
Двигаясь, Руслан подумал, что только идиот мог придумать такое вот место встречи. В темени, когда машины слепят и своих, и чужих. Было ощущение, что обе стороны не доверяли друг другу и максимально старались обезопаситься друг от друга. Настолько старались, что доходило до идиотизма… А впрочем, может, у них была и иная, неведомая ему причина. Так или иначе, но приходилось действовать в той обстановке, которую уже выбрали до него.
Два человека осторожно сокращали расстояние. И встретились почти посредине, между двух машин с продолжавшими работать движками.
Идущий из «рафика», по всей видимости, только сейчас, вблизи, рассмотрел, кто представляет другую сторону. И насторожился.
— Что-то я не понимаю… — произнёс с расстановкой пассажир «рафика».
— Я вместо Гоги, — вспомнил Руслан имя одного их тех, кто совсем недавно составлял список пассажиров джипа.
— А-а, — успокоившись, произнес собеседник. Имя Гоги ему было известно. — Деньги привёз?
Руслан вытянул руку с кейсом. Но вояка к «дипломату» не притронулся и отрицательно замотал головой.
— Сам раскрой.
Чёрт, напрягся Руслан. А если денег окажется мало?
Колебался он недолго. Вариант существовал пока только один.
Руслан щёлкнул замками кейса и приподнял крышку чемоданчика.
Вояка моментально просунул руку в раскрытое чрево «дипломата», вытащил одну пачку купюр, пролистал, как колоду карт, и бросил назад в кейс. Ещё одну он просмотрел, не вынимая её из кейса.
— Лады, — бросил человек из «рафика». — Надеюсь, всё без обмана. Иначе вторую часть хрен получите. Вообще больше ни хрена не получите. Так-то.
Последнее было заявлено с некоторым вызовом.
Ага, враз подметил Руслан. Не первая, значит, поставка. Вполне даже возможно, что в «дипломате» аванс. А может, и не аванс. Может, аванс уже был выдан заранее. А это окончательный расчет. Хотя какая к черту тут разница? Главное, что другая сторона вполне довольна.
Вторая сторона на самом деле была вполне удовлетворена результатом. Человек приподнял руку, как бы подзывая кого-то.
Из задних дверец «рафика» тут же спрыгнули два человека.
Руслан обеспокоенно заводил глазами. Он помнил наставления Касьяна. Если что, падать на землю и больше ни о чем не волноваться. Это уже его забота. Конечно, стрелок он вроде неплохой. Но кто знает, как все обернется. Судьба, известно, злодейка, а пуля — дура, ей плевать, в кого попадать.
В следующий миг Руслан успокоился. Пока.
Два человека вытащили что-то тяжёлое из салона «рафика» и понесли, грузно ступая, в сторону застывших фигур.
Когда они подошли поближе, Руслан смог рассмотреть ношу — два продолговатых зеленых армейских ящика.
— Ну всё, — произнёс тот, кто сначала вёл с ним переговоры, когда ящики опустили на землю. — До следующей встречи.
— Он развернулся и двинулся обратно, забрав «дипломат». Двое, принесшие ящики, выждали некоторое время, а затем, пятясь задом, поспешили за своим товарищем.
До следующей встречи, пронеслось в голове Руслана. Только не здесь. Совсем не здесь. Где-то в другом мире. И уж вряд ли в раю.
Как только три человека юркнули в салон «рафика», тот взревел, дал задний ход, затем развернулся и устремился вперёд.
Касьян, успевший занять место водителя, стремительно подкатил к Руслану и открыл дверцу.
— Пульт! — бросил Руслан, глядя на еще видневшиеся контуры набиравшего скорость «рафика».
В руках у Руслана оказался миниатюрный пульт с двумя утопленными в нем кнопками.
— Надеюсь, чернявый не ошибся, — пробормотал Руслан. Он нажал на одну кнопку — та загорелась красным светом, вокруг второй появился зелёный круг. Затем он вытянул вперед руку, как бы собираясь стрелять, и нажал на кнопку, вокруг которой мерцал зелёный ореол.
Бух!!!
Негромкий дальний взрыв сопровождался скрежетом металла. Видимые еще секунду назад контуры машины растворились в ослепительной вспышке, в которой завертелись куски корпуса «рафика».
— Не подвёл, — довольно констатировал Руслан.
Неслышно подкатила «Тойота», и из неё выпрыгнул Гера.
— Всё нормально? — возбуждённо спросил он.
— Все отлично, — подтвердил Руслан.
В следующую секунду Касьян разгрузил джип. Втроем они затащили ящики в «Тойоту», затем Руслан поставил в джип такой же катыш, какой оставил в «дипломате» братков, после этого тройка забралась в «Тойоту» — и та, развернувшись, помчалась прочь.
На некоторое время вокруг воцарилась тишина. Но не надолго. Вскоре её оборвал очередной взрыв, сопровождавшийся новой вспышкой, в которой закончил своё существование джип «Чероки».
Она первая добралась до микроавтобуса, резко распахнула дверцу, отчего Витёк едва не подпрыгнул на сиденье. На коленях электронщик держал компьютер, который был подключен к устройству радиопередач.
Краем глаза она приметила на экране «ноутбука» какие-то странные иероглифы, хотела было всмотреться получше, но Витек, словно защищаясь от врага, моментально нажал на клавишу, прерывающую свечение данной информации.
Женщина подняла глаза на Витька и едва не заскрежетала зубами:
— Ты что тут творишь?
— То, что вы велели, — произнес Витёк елейным голосом, как-то вмиг ссутулясь, и стал похож на ребёнка, который недобросовестно выполнил поручение старших и ждет неминуемого наказания.
— Велели? — Она не знала, с какого бока подступиться к этому пухленькому старичку. Экран блестел невразумительной заставкой, оповещавшей, что компьютер работает в системе «WINDOUS» — и только. Однако до этого на экране было совсем другое. Нечто весьма странное.
Она в нерешительности покусывала нижнюю губу. Ей захотелось немедленно схватить этого умника за шиворот, хорошенько встряхнуть, чтобы признался, что он тут скрывает от нее.
— Что у тебя там было? — с нотками угрозы в голосе спросила она.
— Компьютерная расшифровка радиосигналов. Машина всё делает по-своему. — Витёк виновато, заискивающе улыбнулся.
Она поняла, что спрашивать бесполезно. Этот человек запросто забьет ей голову всякими компьютерными терминами и прочей ерундовиной, в которой она ничего не смыслит, и уйдёт от ответа, как вьюн в тину. Ничего она так из него и не вытрясет. А вот если тряхануть всерьёз…
Послышались шаги. Она мгновенно присела, будто на неё уже напали, и выставила вперед ствол.
— Я это, — отозвался кавказец.
— Она приосанилась и зло бросила Витьку:
— Вали давай с этого места.
Витёк перебрался на соседнее сиденье, уступая место водителя женщине. Аслан ввалился в салон микроавтобуса и устроился позади.
Ладно, пронеслось у неё в голове, разберёмся с тобой.
Микроавтобус лихо рванул вперёд, выехал из замаскированного места и покатил, удаляясь всё дальше от набережной.
«Тойота» ждала их в условном месте. Микроавтобус резко тормознул, приглашающе раскрылись задние дверцы, в следующую секунду из «Тойоты» выскочили люди и скоро перетащили ящики внутрь микроавтобуса. Затем забрались туда сами.
Аслан на этот раз все проделал один. Прикрепив к пустой «Тойоте» очередной пластитовый катыш, он вставил в него радиовзрыватель, активировал пульт дистанционного управления и вернулся к группе. Он вскочил в микроавтобус почти на ходу.
Третий взрыв потряс окрестности.
— Не жалко? — съязвил Руслан, оглядываясь через заднее окно микроавтобуса на полыхающие останки машины.
— Не жалко. Потому как не моя, — огрызнуласьженщина, выезжая на проезжую часть улицы и вклиниваясь в жиденькую струйку припозднившихся машин.
С документами у неё всё было в порядке. На случай остановки. Настолько в порядке, что, взглянув на них, вряд ли кто вздумал бы задать вопрос, не то что совать нос внутрь салона.
Руслан и Касьян несли один ящик, Аслан и Гера-второй. Витёк семенил следом, таща лишь «ноутбук». Шествие замыкала молодая женщина, держа наготове оружие и настороженно озираясь по сторонам, просматривая утопающую в темноте территорию бывшего детского сада.
Они прошли уже известным им путем внутрь здания, и первая пара привычно направилась в сторону зала. Однако на полпути к этой комнате женщина неожиданно приказала им свернуть в другой коридор и остановиться перед дверью без всякой таблички.
Отстранив рукой мешавших ей мужчин, она подошла к двери и, вытащив из кармана джинсов ключ, вставила его в замочную скважину. Раздались два щелчка, и дверь распахнулась, обнажив черное нутро помещения.
— Затаскивайте сюда, — приказала она.
Два ящика были внесены в комнату, затем женщина зажгла фонарик, который предусмотрительно захватила из микроавтобуса, и осветила зелёные плоскости двух рядом поставленных предметов.
— Ну-ка, кто-нибудь, откройте, — отдала новое распоряжение.
Руслан наклонился над первым ящиком. Две защелки свободно сдвинулись с места, крышка приподнялась, открыв взгляду содержимое ящика.
Сверху лежала солома, и казалось, что, кроме нее, больше в этом коробе ничего нет.
Касьян хмыкнул. Однако в темноте это никем не было замечено. Он почему-то подумал, что вот будет смеху, если окажется, что внутри на самом деле какие-нибудь камни.
Смеяться не пришлось. Руслан, наклонившись, сгреб солому резким движением на пол, — луч фонаря вырвал продолговатый предмет, единственный, который находился в этом миниатюрном гробе.
— Гранатомёт, — произнёс Руслан, повозил рукой по дну этого ящика и, ничего больше не обнаружив, взялся за второй.
Там предметов было побольше. Взрывчатка, гранаты, несколько пистолетов и автоматов с патронами.
— Закрывай, — потребовала женщина, бегло осветив фонарем сокровища, лежавшие в деревянных коробках.
Вновь захлопали защелки ящиков.
— А теперь — сдать своё оружие, — потребовала женщина.
Два ствола легли на поверхность одного из ящиков.
— И — на выход, — скомандовала она.
Процессия потянулась в коридор. Женщина вышла последней, закрыла за собой дверь на ключ и бросила в сторону пятерых мужчин:
— Теперь к себе.
Переступив порог зала, они застыли на какое-то время в нерешительности. Света не было, отблеск луны, проникавший через окна, тускло освещал лишь квадратики пола возле подоконников.
Пятеро мужчин в сумеречном свете зала выглядели манекенами, приводящимися в движение некой магической силой.
— Дело сделано. Теперь отдыхайте, — разрешила женщина.
— И это всё?.. — прорезал темноту удивлённый голос Руслана.
— А чего вы ещё хотели? — ядовито спросила она.
— Баба — нэт, — констатировал кавказец. — Тогда — водка. Имээм право.
— Не имээм, — передразнила она его. — Никаких пьянок.
— Мы хотим получить обещанные нам деньги, — потребовал Гера.
— После основной работы.
— Да когда же она будет?! — неожиданно взвился Руслан.
— Завтра. Завтра вы все узнаете. Больше никаких вступительных акций не будет.
Никто не проронил ни слова. Словно уже сейчас требовалось вступить в бой, и притом немедленно.
— Дежурные Гера и Витёк. Из комнаты не выходить. Сменитесь вместе утром.
— Может, один спит, а второй дежурит? — робко предложил Витёк.
— Двое не спят, — жёстко отрезала она. — И без разговоров… Адью, мальчики.
Она хотела уже выбраться из зала, когда голос Руслана остановил её.
— Фонарик-то оставь. Ни хрена не видно. А ещё пожрать надо.
Она не стала раздумывать, протянула фонарик Руслану и тут же покинула комнату. Закрывая дверь, она слышала, как пятеро мужчин задвигались, зашумели.
В коридоре она посмотрела на часы и убедилась, что до назначенной встречи у неё ещё есть время.
Женщина вышла в ночь, дошла до микроавтобуса, припаркованного у арочного пролета бывшего детского сада, забралась внутрь машины и достала ещё один фонарик. Убедившись, что он работает, она выбралась наружу и вернулась назад — в здание.
Фонарик она не включала. Двигалась интуитивно, вспоминая направление.
Чего она хотела — кого-то уличить? Застукать за неблаговидным делом? Покарать, если окажется, что кто-то нарушил распорядок?..
Из зала доносился гул голосов, стук ложек и вилок о банки. Она не дошла до двери зала метра три, застыла, прислонившись плечом к стене. Диван стоял слишком близко к залу, и она решила не садиться на него. Тем более что оставаться здесь долго она не собиралась.
Поглядывая на часы, она терпеливо ждала. Как охотник, расставивший силки на птичку.
Когда ее время было на исходе, дверь зала тихонько приоткрылась, и в коридор нырнула темная фигура.
— Стоять! — рявкнула она, когда человек двинулся по коридору.
Он застыл. Птичка попалась в силки охотника. Женщина довольно хмыкнула. Хотя еще и не представляла, насколько ценна эта птичка.
— Куда? — Она подошла поближе, чтобы посмотреть, кто нарушил ее приказ. В свете последних событий ей почему-то казалось, что нарушителем окажется толстяк Витёк.
Она ошиблась.
Нарушитель не побежал, а голосом приговоренного признался:
— Это… В туалет вышел. — Голос принадлежал Руслану.
— Туалет в другом конце, — как-то сокрушённо сказала она. Кого-кого, а Руслана она не ожидала встретить.
— Да-а? — протянул Руслан и, оправившись от смущения объяснил: — В темноте сразу не разберёшь. Прошу прощения — мне туда.
И он двинулся в обратном направлении. Проводив взглядом исчезнувшую вскоре в туалетной комнате фигуру, она приоткрыла дверь зала и просунула голову в помещение.
Там стоял запах еды, слышалось чавканье и горел экран мини-компьютера на коленях Витька. Черт, сокрушенно подумала она, ведь то, что творил с этой техникой Витек, наверняка должно было сохраниться в файлах. Не успел тогда стереть. Но теперь… Теперь как пить дать стер. Промахнулась.
Она скрежетнула зубами и резко бросила в темноту:
— Компьютер — сюда.
Чавканье прекратилось. Ее появление было неожиданным, и мужики не знали, как себя вести дальше.
— Так-то вы дежурите, — зло бросила она, выхватывая из рук Витька компьютер. Витёк успел выключить «ноутбук». Н-да, оплошала, вновь выругала она себя.
— А в чём дело? — подал голос Гера.
— Я же сказала — никому не выходить из комнаты. Сказала или нет?
— А никто не выходил.
— Да? А Руслан?
— Так он в туалет, — едва не возмущённо выкрикнул Гера.
— А вы проверяйте, — со значением напомнила она — и уже Витьку: — Компьютер получишь завтра.
Затем она вышла из зала. И, пройдя несколько метров по коридору, остановилась. Раздавались шаги. Наверняка возвращался Руслан.
Ну-ка, ну-ка, подогнала она себя, надеясь, что именно сейчас случится нечто неожиданное.
Но ничего такого не произошло. Руслан больше не стал плутать в темноте, а вернулся в зал.
И всё же всё это ей очень не нравилось. Ой как не нравилось.
Габариты иномарки горели в темноте, как опознавательные знаки.
Мужчина сидел на месте водителя и терпеливо ожидал ее появление, хотя она и запаздывала.
Наконец со стороны бывшего детсада показался знакомый силуэт.
— Ты что так долго? — настороженно спросил он, когда она подошла поближе.
Женщина сначала забралась внутрь салона, а затем ответила:
— Были проблемы. — Она бросила на колени мужчины «ноутбук», отчего водитель дернулся, словно на него только что прыгнула ядовитая змея.
— Что это?! — спросил он с какой-то настороженной гадливостью.
— Компьютер. Я забрала его у программиста. Он что-то там такое на нём химичил.
— Программист? — Мужчина наморщил свой номенклатурный лоб, вспоминая, о ком из пятерых идёт речь.
— Думаю, что там уже ничего такого не осталось. Стёр он. Но всё же посмотри.
Мужчина наконец облегченно выдохнул воздух, взял «чемоданчик» и бросил его на заднее сиденье.
— С чего ты взяла, что этот компьютерщик чего-то там учудил?
— С того и взяла.
— У тебя появилась прямо-таки мания подозрительности.
— Ты ведь сам говорил о чужаке.
— Не считаешь же ты, что это программист?
— А почему бы и не он? Разве есть гарантия?
— Ну, гарантий, конечно… А Аслан? Тебя вроде он также смущал?
— Меня уже не только он смущает. К примеру, наш тактик пытался сегодня куда-то выйти. Совсем недавно.
— Так, так, — пробубнил себе под нос мужчина.
— И ещё один не нравится. По имени Гера.
— Всех перечислила?
— Почти. А что, может, ты что-то откопал конкретное?
Мужчина не ответил, насупился, забарабанил по баранке пальцами. Этот жест она хорошо знала. Не первый день знакомы. Этот жест говорил о том, что появились проблемы. У него. А значит, и у нее. В общем, у них.
— Вот что, мы теперь не можем проверить сведений о чужаке.
— Почему? — удивилась она.
— Потому что человек, который нам их передал, мёртв. Ничего конкретного мы не успели получить.
— Значит, убрали. Нет никаких наметок?
— Сколько угодно. Но что толку?
— Истина где-то рядом, — задумчиво протянула она фразу из «Секретных материалов».
— Вот-вот. Только сперва надо отделить ее от похожих на истину.
— Это философия, — хмыкнула она. — А что делать?
— У тебя как прошло? — задал встречный вопрос.
— Всё нормально.
— Милиция уже на ногах, — довольно констатировал он, словно данный результат всей акции с оружием заключался именно в этом — поднять на ноги все силы правопорядка столицы. — Как ребята?
— Претензий никаких. За исключением…
— Знаю, — перебил он. — За исключением программиста, снайпера, Геры и… Да, в общем, всех.
— Точно, — подтвердила она.
— Коней на переправе не меняют. — Теперь он ответил киношной фразой.
— Значит, продолжаем?
— Значит, продолжаем. И не забывай, что козырь у нас.
— Я помню. О чужаке знаем мы, но теперь и он… И он знает о том, что мы знаем.
— Ага, — довольно протянул мужчина. — Значит, сделала так, как я велел?
— Да. Я им сказала, что среди них есть «левак».
— И как они?
— Да никак.
— Ничего, — не упал духом водитель иномарки. — Ещё проявят себя. Это и к лучшему. Пусть смотрят один на другого волком. Значит, будут осторожны… И ещё. Тянуть больше не будем. Завтра проинструктируешь их. И послезавтра — вперёд.
— Как скажешь, — согласилась она. — Я хоть сейчас готова.
Мужчина завел двигатель машины и плавно тронул с места.
Женщина откинулась на спинку сиденья. Сегодня она не собиралась оставаться в бывшем детском саду.
Ей начали надоедать загадки — кто из пятерых? Но с этими мужиками ей предстояло провести ещё не один день. И следовало мириться как с загадками, так и с теми, кто их загадывал.
Какой-то дремавший внутри ее игривый зверёк неожиданно проснулся и подхихикнул над её мыслями — вай-вай, девочка, самая страшная и большая загадка тебя еще ждет впереди.
И от предчувствия её она невольно вздрогнула.
Во! Спустя столько месяцев ко мне опять пришли мои старые сны, которые меня начали посещать во время моего запоя. Это когда я пыталась спастись таким образом после ухода из ФСБ. Запой ничего хорошего не принес, в том числе и облегчения. Михалыч тогда вытащил меня из него, подсунул дрянное дельце, которое якобы должно было меня реабилитировать. Черта с два. Это дельце меня не реабилитировало. Но сыграло в моей судьбе определенную роль. Я стала тем, кем стала. Частным детективом, самостоятельно вышагивающим по жизни с надеждой только на свои силы и свою голову.
И вот — на тебе! Опять мои старые знакомые кошмарики. Опять они пришли ко мне в сновидениях. Эти рогатые чудики с трезубцами в руках. Они дружески мне улыбались, как старой знакомой, которую не видели уйму лет и вот теперь рады не нарадуются. А кто-то из них даже с укором помотал своей косматой козьей головенкой, дескать, старушка, что ж ты нас так надолго покинула, мы тебя уж заждались. И всей гурьбой стали подзывать меня своими ручками с копытами, указывая при этом все на ту же огромную шкворчащую сковородку на большущем противне. И, как несколько месяцев назад, я опять не спешила усесться на их жаровню. А лишь корчила уродам страшные рожи и хохотала в ответ на их приглашающие жесты.
Всё то же. И опять наше противостояние ничем не закончилось. Я проснулась в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и гудящей головой.
Надо бросать пить столько кофе — первое, что пронеслось у меня в голове. Может, это кофеин вызвал всплеск моих старых глюков. Надо же найти причину неприятности. А человек всегда старается находить ее на поверхности. Ладно. Черти чертями, но меня еще больше волновало другое. На ум пришел разговор, который состоялся у меня в ресторане с портье. «Они ушли». Они. Вот так из чего-то на первый взгляд простого появляется деталь, которая ставит все с ног на голову.
Две похожие одна на другую девушки. Сёстры? У Марины есть сестра-близняшка?
Первое, что пришло в голову, — именно это. Но затем я засомневалась. Почему мне об этом не сказал Лазутин? Почему?
Затем я начала размышлять — над самим банкиром, над его просьбами и… И вот тут мне на ум пришли совсем нехорошие мысли. Ну очень нехорошие.
И всё ещё усугубилось, когда я на следующее утро, поспешно приняв душ и даже не завтракая, на голодный желудок, отправилась в Подмосковье, к родителям супруги банкира.
И это была та ещё поездка!
Сидя в «Ауди» и держа мобильный телефон у уха, я поняла, какая это красотища быть богатым. Не нужно толкаться в автобусах и метро, бегать, отыскивая таксофон, а затем, убедившись, что вожделенный аппарат не работает, вновь нестись к другому, у которого ни с того ни с сего выстраивается очередь.
Хреновая такая жизнь. Теперь я почувствовала разницу.
«Ауди» бесшумно несется по магистрали в сторону местожительства родителей Марины. Через приоткрытое боковое окошко врываются остужающие потоки свежего воздуха. Восходящее солнце лениво играет бликами на капоте машины, и кажется, что она не движется, а стоит на месте, однако мелькающий вдоль обочин пейзаж напрочь низвергает такую версию.
Можно ехать и одновременно звонить. Говорить с тем человеком, который тебе нужен и который находится за многие километры от тебя.
— Привет, Жора, — бросила я в трубку, когда услышала знакомый голос. Жора — заведующий реанимационным отделением одной из больниц города. Я с ним познакомилась еще во времена своей службы в ФСБ. И он пытался даже за мной ухаживать. Этот милашка, мне кажется, перепробовал весь женский мало-мальски привлекательный персонал своей больницы. В его глазах, сколько я с ним ни встречалась, постоянно горел огонёк похотливого самца. Правда, в отношении меня попытка тесного контакта у него не удалась. По всей видимости, этим я нанесла ему очень уж глубокую рану, потому что он даже предложил мне выйти за него замуж, после того как я его хорошенько встряхнула и едва не послала очень далеко. Бедняга так желал победы, что готов был пойти на крайние меры, то бишь расстаться со своей холостяцкой вольницей. Увы. Пришлось и здесь его разочаровать.
— Жора, Жора, — пробубнила трубка, выдав с его голосом некий акустический шумок. Скорее всего он был не один. В следующее мгновение он пришел в себя, сообразив, кто звонит: — Ба… Лора. Вот это да! Я уж и забывать тебя начал.
— Ой ли? — не поверила я.
— Ну ладно. Не забыл. И не забуду. Довольна?
— Довольна, — согласилась я.
— Х-м… Ну, привет.
В его голосе почувствовалась настороженность. Он знал, кто я, и наверняка считал, что я так просто, после того как сама его отшила, черта с два позвоню.
— Вижу, не рад мне, — сокрушенно произнесла я.
— Буду рад, когда ты мне скажешь «да». На моё старое предложение.
— Неужто ты его еще вынашиваешь? Столько времени. — Я даже замотала головой, хотя собеседник и находился за многие километры и не мог видеть моей реакции.
— А что ты вынашиваешь?
— Тоже предложение. Только деловое.
— Деловое? Какое может быть дело у ФСБ ко мне?
— Я уже не служу в ФСБ. Давно не служу. Так что просьба личного характера.
— Ну и ну. — Мое признание его удивило. Наверняка я у него ассоциировалась с этакой Матой Хари, которая до старости лет будет играть в шпионские игры. — Ну и что ты от меня теперь захотела?
— Мне нужна кровь, — без запинки выдала я, как хорошо отрепетированный текст. — Первая группа. Отрицательный резус.
— Ты что, больна? — Его голос прямо взвинтился, как будто он уже собирался ринуться мне на помощь со всей своей реанимационной бригадой.
— Нет. Со мной все в порядке. Кровь мне нужна по другой причине. Так что?
— Ты понимаешь, что просишь? Кровь к нам поступает централизованно и является предметом строгой учётности.
— У нас все является предметом строгой учетнос-ти. И тем не менее все можно купить. И продать. Кровь я у тебя покупаю. Двести долларов.
На другом конце провода не спешили с ответом. Думали. Ну-ну. Думай, соколик, думай. Я предлагаю тебе куда больше твоего месячного жалованья. И чтобы добить своего собеседника, тут же добавила:
— И, скажем так, еще сто для твоего персонала. На хорошую выпивку.
— Тоже мне хорошая выпивка на сто, — почему-то обиделся Жорик, словно он каждый день только и делал, что хлобыстал коньяк по сто пятьдесят баксов за бутылку. Правда, тут же, будто боясь, что я передумаю и скажу ему бай-бай, выдал встречный вопрос: — А кровь животных тебе никак?
— Не-а, Жорик. Только человеческая. Такой вот заказ.
— Да уж, заказик. А почки тебе не понадобится, случаем, запасной? Ты чем там занимаешься, уйдя со службы?
— Много вопросов, Жора. Так как насчёт трехсот долларов?
— Нужно подумать, — задумчиво заключил он.
— Так не пойдёт. Мне нужно знать ответ сразу. Либо — да, либо я поищу другого красавца-хирурга.
— Поищешь. Ты поищешь, — глубокомысленно заявил он, как бы намекая на знание всех моих интимных тайн, а затем, тяжело вздохнув, сокрушённо произнёс: — Ладно. Позвони мне через пару часиков.
Так-то лучше. Я бросила трубку рядом на сиденье.
Впереди, увеличиваясь в размере, вырастал указатель, который сигнализировал о том, что я приближаюсь к заветному району.
Честно говоря, ничего особого я не ожидала от встречи с родителями Марины.
Но, как частенько бывает, именно там, где ничего не ждёшь, судьба подбрасывает тебе удачу.
Родители Марины жили в деревянном одноэтажном домике, который терялся среди иных строений поселка городского типа.
Покосившийся заборчик, покосившаяся калитка, да и сам домишко был какой-то однобокий. Н-да, подумалось мне. А мог бы банкир и получше хатку своей теще срубить. Или хотя бы эту подновить. Может, у него с тещей нелады?
Оставив машину у заборчика, я подошла к калитке и очень осторожно, боясь, что та от решительного соприкосновения может, чего доброго, и с петель слететь, толкнула ее от себя.
Калитка жалобно скрипнула и раскрылась наполовину, уперевшись в землю.
Этого пространства мне оказалось достаточно, чтобы пройти на территорию хозяйства родителей супруги Лазутина.
Меня не встретил ни лай собак, ни оклик обитателей дома.
Такое было ощущение, что здесь все вымерли.
Прислушиваясь, я двинулась к дверям избы. Поднялась по деревянным, местами прогнившим ступенькам крыльца и хотела было постучать в дверь, как та сама приоткрылась, и передо мной предстала, тяжело переступая, пожилая женщина.
Юбка почти до земли, поверх передник, сверху какое-то подобие кофты-свитера, на голове косынка. Невысокая и согбенная то ли от нелегкой жизни, то ли от тяжелой работы, а может, и от того и от другого вместе.
Неужели это мать красавицы Марины? Такое не укладывалось в голове. Ну просто никак.
— Здравствуйте, — произнесла я. На что получила совсем странный ответ.
— Погода жаркая. — Взгляд у женщины был какой-то опустошенный, она смотрела куда-то вдаль, мимо меня, словно меня и не существовало. — Плохо. Опять огурцы завянут.
Глядя на неё, невозможно было понять, сколько же ей лет. Руки были довольно чистые, даже молодые, несмотря на то что она наверняка проводила много времени в огороде, копалась в земле. Они могли бы принадлежать женщине, которой не больше пятидесяти. А вот лицо… На лице не было ни одного живого места от морщин, а под глазами кожа свисала мешками. Глядя на лицо, меньше семидесяти никак не дашь. Этакое странное сочетание. Словно руки оторвали у более молодого тела и прищепили к старому туловищу. Просто кошмар.
Женщина продолжала смотреть мимо, больше никак на меня не реагируя.
— Вы мать Марины? — на всякий случай спросила я, с некоторой осторожностью наблюдая за этой странной женщиной.
— И картошка вся погорит, — ответствовала мне она, как-то недовольно повертев головой, будто от урожая картошки у нее зависела вся дальнейшая жизнь.
— Можно мне с вами поговорить? — из последних сил попыталась я наладить диалог, чувствуя всю безнадёжность этого дела.
— Здравствуйте, — произнесла она, уставив на меня глаза. Я даже крякнула. Может, она на тормозе? Как в том анекдоте?
— Поговорить можно? — с надеждой переспросила я, отступая на всякий случай на шаг назад.
— Я мать Марины, — добила она меня.
Ну, всё. Кранты. Дочка лунатик. А мать сумасшедшая, как пить дать.
— Здесь, кроме вас, кто есть? — робко поинтересовалась я.
Старуха вдруг оживилась, подхватила пустое ведро, которое стояло у порога, и отправилась к колодцу, на ходу непонятно кому рассказывая:
— Маринка хорошая девочка. Умненькая, прилежная, я ею всегда гордилась. Она должна стать большим человеком. Непременно должна…
Женщина закрутила ворот, поднимая из глубин колодца воду. Я побоялась предложить ей свою помощь. Чего доброго, мои намерения еще неправильно будут истолкованы женщиной, и ответная реакция может оказаться для меня уж если не плачевной, то где-то нежелательной.
Ловко вытащив ведро, она перелила воду в свое и прицепила колодезное на гвоздик, вмурованный в цементную основу колодца.
— Огурцы повянут, картошка выгорит, — принялась она тянуть своё, склоняясь над ведром. — Всё погорит… Маринка всегда говорила — давай помогу. Не позволяла мне делать тяжелую работу. Умная она у меня была. Очень умная. Далеко пойдёт девушка. Ой, далеко.
Она подхватила ведро и потащила его к крыльцу. Я испугалась, что женщина исчезнет, так ничего мне и не сказав. В то же время я понимала, что ничего путного я от нее так и не услышу. Выходит, зря сюда тащилась?
— А ваша вторая дочь? — этак провокационно спросила я.
Женщина осторожно поставила ведро у дверей дома, неторопливо обернулась и, словно не слыша моего вопроса, уставилась вновь в никуда.
— Маринка всё понимала. Умненькая была всегда. Далеко пойдёт.
Затем неожиданно встрепенулась и уже другим голосом продолжила:
— А вот ОНА… Это исчадие ада. Змеёныш. Всё исподтишка. Все не так. И Маринку ОНА… Нет. Маринка хорошая девочка. Ее все равно не сбить. Никогда. И училась она… А огурцы повянут. Ей-богу, повянут. И картошка. Плохой урожай будет в этом году.
Я очумело замотала головой. О ком это только что она говорила? Уж наверняка не о Марине. Та у неё ассоциировалась только с хорошим.
— Кто — змеёныш? — Я вопросительно уставилась на женщину. — Ваша вторая дочь?
Та обратила на меня внимание и как-то загадочно подмигнула. Дескать, тебе, красавица, вовек не догадаться.
— Моя дочь — Марина, — ровным голосом повторила женщина.
Не знаю, сколько бы я смогла выдержать такую вот беседу, где с одной стороны выступала вроде бы здравая сторона, то бишь я, а с другой — человек, мягко говоря, не в себе. Не знаю… Но моя пытка на этом прекратилась.
За тыльной стороной дома послышались шаги, и к крыльцу подошёл мужик лет шестидесяти — маленького росточка, среднего телосложения, довольно крепенький, о чем можно было судить по его походке. И вполне в здравом уме. О чем говорили его слова.
— Доброго здравия, — бросил он мне, а затем грозно глянул на женщину: — Я же велел тебе не выходить. Слышь, Анюта? Аида назад, у хату. Скоренько.
При позывных «Анюта» та как-то оживилась, виновато потупилась и, отворив дверь избы внутрь, скрылась за ней. Когда ее шаги потухли где-то внутри помещения, пожилой мужичок посмотрел на меня, внимательно так смерил взглядом и, видимо, удовлетворившись осмотром, довольно крякнул:
— Ну, кого ищем, мил девица?
— Я хотела поговорить с родителями Марины, — доложила я, пытаясь дружелюбно улыбнуться.
— Марины? — удивился мужик, погладил себя по щетинистому подбородку и, прищурившись, боднул головой воздух. — Ну, тогда айда за мной.
Он прикрыл дверь избы, подумал немного и защепил дверь на крючок, который был вбит с наружной стороны.
Затем засеменил куда-то за дом, не оглядываясь, словно уверенный в том, что я пойду за ним, не отстану.
Я так и сделала. Я пошла за этим мужиком.
Он привёл меня в сад, где под развесистой яблоней стоял стол с полной миской клубники, а вокруг стола по всему периметру располагались скамейки.
— Сядай, — бросил он, первым усаживаясь за стол и пододвигая в мою сторону миску с ягодами. — Угощайся.
Я присела напротив, не отказалась и подхватила сочную клубничку. Что ж, можно и позавтракать. Говорят, ягоды очень даже полезны. Особенно натощак.
Мужик хмыкнул и довольно погладил свой небритый подбородок. Поддерживать со мной трапезу он, по всей видимости, не стремился.
— Ну так что, мил девица, там насчёт Марины? — без всякого интереса, будто заговорил лишь для того, чтобы не молчать, осведомился он.
— Да вот хотела от неё весточку вам передать, — нагло соврала я, отправляя следующую ягоду в рот. — Попросила она, узнав, что я еду через ваш поселок. Да вот только мать её…
— Анюта не в своём уме, — махнул тут же рукой мужичок. — Давно уже она тронулась. Поди, как уехала её дочь — так и тронулась.
Ну об этом он мог и не говорить. Это я уже и сама заметила.
Он вдруг захихикал, замотал осуждающе головой в мою сторону и тяжело вздохнул.
— Весточку, говоришь, передать? — Он почесал свой облысевший затылок. — Она велела? Н-да. А поди-ка врёшь, а?
Я чуть не подавилась.
— Отчего же вру? — сделала я удивленное лицо, откашливаясь.
— Так уж лет десять от неё ни слуху ни духу, чего бы это вдруг ей сейчас о нас вспоминать, а, мил девица?
— Как это ни слуху ни духу? — не поверила я. Быть того не может. Марина живет всего ничего от своих родителей — и ни слуху ни духу?
— А вот так, — довольно отрезал мужичок. — Обиделась она на свою мать. Замуж вышла и укатила.
— На что она обиделась?
— Чего ж ты все спрашиваешь, раз от Марины? — пронырливо осведомился мужичок. И чуть ли не осуждающе так подмигнул мне — дескать, точно врёшь, а всё никак соглашаться с этим не хочешь. — Не сказала, что ли, она тебе?
— Нет, не сказала, — нагло продолжала врать я. Была ни была!
— Так не родной я ей отец. Отчим. Помер её отец. Аккурат десять лет назад. Или немногим больше. На стройке. Забрался на верхотуру, да и звезданулся вниз, чё-то там со страховкой у него не в порядке было. А Маринка шибко батьку своего любила. Ну прямо-таки без ума от него была. Да оно и было отчего… Её отец Анюту не сильно любил. Да вообще, можно сказать, не любил. Всю любовь дочери отдавал. Ну вот так и получилось. Ага… Когда помер-то он, девчонка очень горевала, на могилку постоянно шастала. А мать… Так повстречала она меня. Ну чё одной жить, а, мил девица? Ведь правду я говорю? Ну, мы и решили сообща хозяйство вести. А Марина, значитца, супротив была. На мать раскричалась, мол, такая-сякая, отца не любила, не уважала и так далее. В общем, когда мать всё же сказала, что будет по-ейному, то бишь она станет жить со мной, Марина плюнула в сердцах и… уехала. Сказав, что ноги её в доме больше не будет. Взрослая она уже была. Лет девятнадцать. Могла сама решать. Ну, так вот и уехала. Через полгода, правда, показалась — замуж выходила, не погрешила. А затем… А затем уж сколько годков, как обещала, так и есть — не приезжает. А ты говоришь весточку просила передать. Чудно, однако.
— А муж Марины? Что, он тоже у вас не бывает?
— А зачем? Вот, перед свадьбой, как говорится, отдал дань, лицезрели мы его, а потом… Не-а. Раз дочь не кажет глаз, на черта муженьку красоваться тута. А Анюта где-то через год, после того как нас покинула Марина, начала помаленьку умишком и съезжать. Ага. Не смогла она выдержать такого. Шибко дочь любила. Умной её считала. Считала, что далеко пойдёт. И никогда не думала, что дочь её бросит. Просто-напросто бросит. Вот и поехала умишком. Потихоньку, потихоньку… Иногда кажется, вроде бы и нормально у неё с головой. А иногда нет, да совсем худо. Находит что.
Есть мне расхотелось. Я с силой затолкала задержавшуюся у меня в руке в какой-то момент рассказа отчима Марины клубничку себе в рот, проглотила ее и вытерла тыльной стороной ладони губы.
— А как же вторая дочь? — осторожно спросила я.
— Какая вторая? — Он удивлённо округлил глаза. — Одна у Анюты дочь. Марина. Больше никого.
Вот так да! А как же тогда слова труженика ресторана о том, что их было две — две похожих одна на другую девчонки? И как слова самой Анюты? Пусть и в припадке сумасшествия. У меня не было никакого сомнения в том, что она говорила о двух девушках. Никакого сомнения. Одна была хорошенькой — этакая пай-девочка. А вторая — змеюка, которая едва не сбила первую с правильного пути. Как с этим? А может, у Марины было раздвоение личности? Я неожидавно вспомнила о болезни, о которой упоминал банкир, и решила выяснить данный момент у собеседника, сидящего напротив.
— Скажите, Марина страдала в юности лунатизмом?
— Как? Как ты сказала, мил девица? — Мужик чуть со скамейки не свалился от такого моего заявления. — Каким таким лутизмом?
— Болезнь такая, — подсказала я ему. — Когда человек всё делает словно во сне.
— Ну ты, мил девица, и скажешь. Лунатизм, понимаешь… Ишь ты. Ничем она не страдала. У нас в посёлке все здоровые. Это там у вас в городе, в копоти и дыму, всякая дрянь к вам пристает. А у нас чистый воздух. И на земле. Потому и здоровые.
— А может, вы не знали о том, — настаивала я. — Может, она болела до того, как вы стали вместе жить с Анютой.
— Ты меня не сбивай, мил девица. Чай не на Урале жил до сего. Все время здесь. В энтом посёлке. Так что уж извини. У нас все как на ладони. И если бы с Маринкой что такое было — я бы знал.
— Странно, — протянула я. — А вот когда я разговаривала с Анютой, мне показалось, что она говорила о двух девушках. О двух своих дочерях.
Взгляд у мужика померк, он как-то весь ушел в себя, словно чего-то скрывая, словно чего-то не желая говорить. И его последующие слова укоренили меня в этой мысли.
— С головой у Анюты плохо. Я уже говорил. Вот и несёт, бывает, что ни попадя.
Эти последние слова были какими-то вымученными, будто ему хотелось быстрее отговориться и больше не касаться этой темы.
Н-да. Что ж такое тут скрывается? Мелодрама получается какая-то. В стиле «Богатые тоже плачут». Или не «богатые»? Ну тогда в стиле какой-нибудь еще мексиканской фигни.
— Ну так что, мил девица? — неожиданно воспрял мужичок, словно только что отошёл от наркотического сна. — Что там еще у тебя, кроме весточки?
Он спросил так, как будто уже выпроваживал меня, указывал, что, дескать, если у тебя больше ничего нет — то и айда, его же словом, отседа.
— Да, в общем… — протянула я, как бы выигрывая время и силясь понять, что еще смогу выведать у этого человека.
— Ну, тогда ты меня извини. Работы у меня — сама понимаешь. Земля не любит ленивых. Это у вас там в городе можно ерундой заниматься, лясы точить да на эти самые митинги, так их через так, швендаться. А здесь не до этого. Земелька требует к себе любви и внимания.
Он поднялся и тяжело вздохнул, как бы показывая свою занятость и нежелания больше языком молоть.
— Можешь на дорожку клубнички взять, — бросил он взгляд в сторону миски с ягодами. — Ты ведь проездом, так?
Он прищурился и этак загадочно подмигнул, словно всю меня видел насквозь, в том числе и мое вранье.
— Или, может, нет? Может, какая иная закавыка, а?
— Да нет. Всё так. Именно проездом.
— С Мариной-то всё хорошо? — запоздало осведомился он. И я поняла, что его не очень интересует Марина. Наверняка он ее винил в том, что произошло с Анютой. И наверняка не особо бы кручинился, если бы с Мариной что и произошло. Десять лет. Н-да, трудно что-либо говорить о такой доченьке.
— У неё всё нормально, — сообщила я.
— Ну и прекрасно, — без особой радости кивнул он и сделал движение — словно собирался отойти от стола.
— Спасибо за угощение, — сказала я на прощание. Клубники не взяла и направилась к выходу.
Какой-то горький осадок остался у меня от этой встречи. И очень много недосказанного.
Когда я садилась в машину, мне неожиданно пришел в голову вопрос: а какого лешего Лазутин меня не предупредил о родителях своей супружницы? Почему не сказал, что его жена уже столько времени никаких контактов с ними не имеет? Почему? Он так охотно дал мне адрес родителей Марины, словно… Словно был спокоен, что я здесь ничего особенного не накопаю. Но это же нонсенс. Бред какой-то. Он не желал, чтобы я что-то узнала? Тогда зачем, черт побери, он меня нанимал?
Что-то мне стало нехорошо. Точно я проглотила по ошибке мухомор и теперь ожидала, как отреагирует на подобную оплошность мой организм.
Но самое неприятное ждало меня впереди — то есть ждали новые вопросы. Пожалуй, ещё похлеще этих.
Я снова в «Ауди». Я мчусь обратно в столицу, а в моей руке снова сотовый телефон.
Солнце успело подняться еще выше; на небе же ни единого облачка — значит, днем будет жара, как и в прошедшие сутки, когда на землю не упало ни капли дождя.
— Жорик? Ещё раз здравствуй.
— Минутку, — бросил мне Жорик, и я услышала приглушенные голоса; скорее всего мой эскулап отдавал кому-то распоряжения или что-то объяснял. Где-то с полминуты он отсутствовал в эфире, и если бы мне приходилось платить за связь, то я его непременно бы за это отчитала. — Да. Слушаю.
— Внимательно? — съехидничала я.
— Лора? А, ну да… Слушай, у меня тут операция. Сейчас прямо лечу, ты меня едва застала.
— Но всё-таки застала, — с удовлетворением резюмировала я. — А задерживать я тебя не стану. Просто выполни мою просьбу, и дело с концом.
— Всё нормально. Будет тебе то, что ты просила. Правда, не двесте твоих, а все пятьсот. Понимаешь?
Он так таинственно это произнес, словно общался со мной посредством какого-то неизвестного мне кода. Но я его прекрасно поняла. Чего тут не понять? Хотел человек вот так просто заработать пятьсот долларов. Когда еще возможность представится с красивой девушки, которая его послала когда-то подальше, востребовать компенсацию, хотя бы в денежном выражении, если уж не натурой.
— Пятьсот? Нет проблем, — не стала я перечить. — Когда можно получить заказ?
— Подъезжай к концу рабочего дня.
— Ты до которого работаешь?
— Буду до семи. Где найти меня, знаешь. До встречи.
Абонент отключился. По всей видимости, побежал кого-то оперировать.
Магистраль была свободной, и я довольно быстро домчалась до города. Затем уже не так быстро, угодив, как полагается, в пробку, добралась до нужного мне места. По пути купила (приостановилась у киоска) парочку гамбургеров и пакет сока.
Доехав до дома Лазутиных, я припарковалась недалеко от подъезда, рядом с которым стоял знакомый мне зелёный «фолькс», и заглушила двигатель. Но едва лишь поднесла ко рту гамбургер, как в голове моей неожиданно родились новые вопросы, изрядно меня озадачившие.
Я так и застыла с открытым ртом, не успев впиться зубами в булку с мясом.
Впереди, на скамейке, сидели две старушки. Я же мяла в руке гамбургер и созерцала через лобовое стекло машины открывшуюся передо мной панораму.
Наконец, встрепенувшись, словно очнулась после гипноза, схватила трубку мобильного телефона и с остервенением начала отбивать номер.
— Д-а… — протянул сонный голос. Ах ты моя радость. Спишь еще? Ну спи, спи. — Алле? — уже как-то встревоженно загудела в трубку Марина.
Я вновь подумала о злой шутке — о тяжелом многообещающем сопении или придыханиях умирающего человека, — но все же сдержалась.
— Фу, — задул в трубку абонент. Подуди-подуди, может, как раз прочистишь связь.
Я отключилась и положила трубку рядом, на сиденье. Значит, объект слежки — дома.
Только взволновало меня совсем другое. И я едва удержалась, чтобы не заговорить с Мариной, ошарашив своими словами.
Я вдруг вспомнила, как в первый раз появилась у банка Лазутина. Неприступная крепость. Бронированная дверь, через которую пропускали не иначе как после тщательного дознания, — мол, что за личность посетитель? А затем лихо шмонали, чуть ли не до голяка. Нет, что-то тут не так. Лазутин окружил себя охранниками, будто от кого-то оборонялся, будто ждал нападения или иной пакости. А тут… А тут его жена без всякой охраны свободно разъезжает. И живет без охраны, пусть и в хорошем доме, но тем не менее в доме, где охраной никакой и не пахнет. Просто нету её, охраны. И ездит она без неё. Это я ещё накануне подметила.
Значит, за свою жизнь, свое естество он боится, а за жену… Нет? Но ведь известно каждому школьнику: богатые дядьки обязательно стараются обезопасить свою семью. Да, стараются. Потому что именно через нее, через семью, частенько добираются и до самих дядек. А тут? Почему Лазутин так беспечен с женой, а за себя беспокоится? Ведь даже предлагая мне последить за супружницей, он мотивирует это лишь одним — чтобы прикрыть первый заказ? Всего-то?
Чёрт, странно. Ох как странно. А я ужасно не люблю странностей. Плохо они иногда на здоровье сказываются. Да и не только на нем.
Тьфу ты… Я едва не сплюнула себе под ноги. Даже не заметив того, я так сдавила бедный гамбургер, что мясо едва не вывалилось мне на колени.
Так-с. Надо перекусить. На полный желудок оно и думается как-то веселей.
Я затолкала булку в рот, прожевала, запила соком. И аппетитно вытерла губы ладонью. О носовом платке и вообще о хороших манерах думать было недосуг.
Посидев после принятой трапезы некоторое время в машине, я наконец решилась на экспромт.
Выбралась из «Ауди» и щелкнула кнопкой дистанционки, закрывая за собой дверь. Потом направилась к старушкам — прекрасным разносчикам всевозможной информации, которой они всегда не прочь поделиться с теми, кто захочет их слушать.
Двум носителям информации было уже под семьдесят. Одна из старушек опиралась на слегка изогнутую деревянную палочку; вторая сидела довольно прямо, словно годы ей были нипочем.
— Извините, можно к вам подсесть?
Старушки до моего прихода о чем-то говорили и моё появление встретили без всякого энтузиазма, правда, и без негативного всплеска. В общем, никак меня встретили.
Что ж, теперь нас стало трое. Впору соображать на троих.
И я начала соображать.
— Вот, Маринку жду, — начала наводить я мосты. — Подружка она моя школьная. Обещала по городу поводить. Давно уже я не была в столице. Наверное, лет десять.
Старушки терпеливо ждали. То, что я им сказала, по всей видимости, их не удовлетворило. Требовалось еще нечто пикантное, чтобы они прониклись ко мне и раскрылись.
— Мать похоронила, отца, — начала я жалостливо врать, в который уже раз за сегодняшний день. Да, совесть меня в нынешний вечер ну прямо замучает, окаянная, а уж черти мне поаплодируют, если приснятся, просто неистово. — Теперь вот одна. Жизнь трудная. Думаю, может, тут, в Москве, подфартит. Все же столица — побогаче.
— Сама-то откуда? — наконец оживилась та, что была с клюкой. Значит, проняло. Попала в точку.
— Из Владивостока, — как можно дальше отправила я себя.
— Ты скажи, как далече-то, — прониклась уже и вторая.
— Да. Даль. Думаю, может, вот подруга поможет. С работой, жильём… Вы, наверное, знаете ее. Вон на той машине она ездит.
И я кивнула в сторону «Фольксвагена».
— Знаем, знаем, — подтвердила одна. — Как же не знать? Здоровается всегда. Правда, больше и ничего. Но и то хорошо. Другая юбкой прошмыгнет, даже головой не мотнет — гордыя мы. А эта — ничего…
— Токо она сама нигде не работает, — заметила вторая. — Чем она тебе поможет?
Во. Я же говорила: старушки знают всё, не удивлюсь, если они расскажут и то, как она себя в постели ведет и на каком такте получает оргазм.
— Так у нее же муж богатый, — наигранно удивилась я тому, что данные представители славного отряда информаторов запамятовали о таком моменте. — Банкир.
— Какой такой муж? — встрепенулась одна, как бы даже обижаясь: мол, как же так, почему не знаю.
— А-а… — вспомнила вторая и подтолкнула в бок свою подругу — дескать, крути шариками поскорее, старая, чего ж не помнить. — Так это тот крутой. Помнишь? Так ведь они уже года два как развелись. Ей-богу. Он уже тут и не живёт. И не приезжает никогда.
— А, ну да, ну да, — закивала седой головой и первая. То бишь, что это я так забыла? Знать, опять проклятый склероз душить начинает.
— Так Марина сейчас одна? — удивилась уже не на шутку я. Вот это да…
— Одна.
— И никто к ней не приезжает?
— Нет, никто. Может, она сама к кому ездит. Молодёжь щас такая. Особливо девки. Задницей круть — и привет.
Я поднялась со скамейки. Вот оно как. Вот оно как, оказывается… Да, действительно…
— Ну, я пошла, — заявила я старушкам, собираясь их покинуть.
— Так куда вы? Марина вроде дома.
— А я в магазин заскочу. Прикуплю чего-нибудь. Для подруги.
И оставив бойких бабушек с открытыми ртами, я поспешила убраться к своей машине.
Снова забравшись в «Ауди», я невольно нахмурилась и забарабанила нервно пальцами по рулю.
Что ж это получается? Что ж это выходит? А выходит одно: Лазутин, мой клиент, мне врал. Не знаю, насколько и почему, — но врал. Зачем? И к родителям Марины так спокойненько меня отправил. Опять же — для чего?
Вопросики набегали. А ответ на них мог быть получен только от одного человека — от самого Лазутина. Однако к нему я не поспешила. Ничего, успеется. Переждем, посмотрим. Сами еще как следует все обдумаем. Тем более время у меня еще было. Время, отведенное самим клиентом. То бишь неделя. Хотя — уже меньше. Сутки уже прошли.
Но всё равно — можно не спешить. И в конце концов, я же получила деньги. Уже получила. Так что стоило их отрабатывать. Хотя бы… Хотя бы вот последить за его женой. Вернее, как мне только что пояснили старушки, — бывшей женой. И для чего ему слежка за бывшей? Х-м… Вот те и банкиришка. Загадок наподкидывал, как целый разведывательный отдел.
Я осталась на месте. Но, в принципе, могла с таким же успехом поехать домой. Потому как наблюдение ничего мне не дало. Никакого результата — по сравнению с прошлым днем.
На сей раз Марина вышла из дому только однажды, ближе к обеду. Села в свою иномарку и помчалась по магазинам. Набрала еды, накупила каких-то шмоток и вернулась домой. Что ж. Деньги у неё имелись. Лазутин обеспечивал — я так понимаю. И вчера она подъезжала к банку восполнить кредитку. Значит, доит его и после развода. Каким образом? Вернее, каким крюком ловит? И может, именно поэтому он отрядил меня присматривать за нею?
Ох, как хотелось приехать к банкиру и все у него выведать, но прежде как следует отчитать своего работодателя за то, что водит меня за нос.
Однако я удержалась, как примерная девочка, просидела в машине возле дома Марины почти до вечера и хотела уже плюнуть на это занятие (фигушки я буду здесь ночевать), решила, что на сегодня свою работу уже выполнила, — но тут неожиданно объявился банкиришка. Собственной персоной. Вызвал меня по сотовой связи. И потребовал незамедлительно явиться пред его ясны очи. Ну вот. А я огорчалась, что придётся ждать. Не придётся. Не придётся ждать объяснений от Лазутина.
Правда, когда я к нему ехала, особой радости не ощущала. Чувствовала, что просто так он меня вызвать не мог. Значит, что-то стряслось.
Я как в воду глядела.
Правда, в банк я сразу не помчалась. Заехала домой, вытащила из своего тайника энную сумму баксиков, затем перекусила тем, что у меня завалялось в холодильнике (колбаса, паштет и лечо), и лишь после этого покинула свою квартиру.
Дальше мой путь лежал в больницу. Без труда я отыскала своего прежнего ухажера Жорика, с коим и состоялся у меня бартер — обмен денежных купюр на животворящую плазму, герметически запакованную в полиэтиленовый пакет. На прощание Жорик, успевший уже где-то слегка принять на грудь, — наверное, после удачной операции, а может, и наоборот, — попробовал было вновь заиметь со мной тесный контакт, но, как и ранее, мне пришлось его послать проветриваться в дальние места. Присовокупив, чтобы он в этих самых местах обретался как можно дольше, дабы окончательно остыл. Он не обиделся, только взгрустнул как-то и неуверенно пообещал, что все же еще подождет — может, я одумаюсь. Я, уже покидая его отделение, успела у самой двери напоследок бросить что-то насчет петухов, которые скорее начнут яйца нести, короче, тривиально исказила в свою пользу народную мудрость. Ну да ладно.
Следующей точкой моей остановки был универмаг, где я навестила «кодовский» пункт печати фотографий. Давешняя прыщавая девица меня тут же узнала и быстренько, раболепно, не успела я даже всучить ей корешок квитанции, протянула пакет с заказом.
В пакете лежала пленка с двумя годными для печати кадрами. И два снимка. Меня вполне удовлетворило качество снимков и то, что на них было запечатлено. Так что из этого заведения я вышла весьма довольная.
И лишь после этого поехала в банк.
…Лазутин меня встретил в своем кабинете, сидя за столом. Он выглядел уставшим — потухший взгляд, волевой подбородок покрылся складками, словно измочаленный, рубашка на груди расстегнута, а свободно болтающийся галстук съехал набок. Он сидел, упершись локтем в стол, придерживая голову рукой. Когда я появилась, глянул в мою сторону исподлобья, не меняя позы, и только после этого чуть приосанился, выпрямился.
Дождавшись, когда сопровождавший меня охранник исчезнет, закрыв за собой дверь, он разжал медленно губы и с усилием выдохнул:
— Проходите. Садитесь.
Я неторопливо прошла к столу и уселась напротив, в кресло. Уселась, положив на колени свою сумочку.
— Кофе не хотите? — продолжил он тянуть, вспомнив моё пристрастие. — Если желаете, то сами заваривайте. У меня сегодня был жутко тяжелый день.
Оно и видно. Как с большого бодуна.
— Что стряслось? — Я не сдвинулась с места, решив на этот раз обойтись без кофе. Выслушаем сначала своего нанимателя. А то напиток может встать поперёк горла.
— Планы меняются, — нехотя, словно это я его заставляла признаваться, проговорил он.
— То есть? Ничего не надо для вас уже делать? — тут же выдала я свою версию.
— Нет, надо, — неожиданно резко, набравшись сил, ответил банкир. Ишь ты — испугался, что я вдруг пойду на попятную? — Все надо делать. И как можно лучше.
— Тогда что у нас меняется? — с язвительной усмешкой осведомилась я.
— Сроки меняются, — проговорил он, понурившись.
Ах, вот что? Ну конечно, теперь ему, небось, требуется все поскорее. Известное дело.
— Завтра. В крайнем случае послезавтра я должен исчезнуть. Я должен быть «убит». И не иначе. Иначе — все бессмысленно.
Я насупилась. Занятая Мариной, я сегодня меньше всего задумывалась о его первом заказе. Считала — и притом вполне закономерно, — что у меня есть время и я могу еще как следует все обмозговать.
— Что вы молчите? — не выдержал он.
— Вы давали мне неделю, — напомнила я.
— Помню, что давал неделю, — нисколько не обиделся он. — Но обстоятельства изменились. Резко изменились.
— Какие обстоятельства? Вы можете говорить яснее? И когда вы, наконец, прекратите врать? Мне врать…
Он не ожидал от меня такой вспышки. Очумело заморгал глазами и уставился на меня, как бык на красную тряпку, готовый вот-вот меня боднуть.
— Почему врать? С чего вы взяли, что я вам врал?
— Со всего! — Я сделала широкий жест рукой, как бы демонстрируя всю безмерность его лжи. — Почему вы сказали, что женаты, хотя уже несколько лет как разведены с Мариной? На черта выдумали про лунатизм? Что за близняшка есть у Марины? Какого лешего вы мне всучили адрес родителей Марины, хотя знали, что та с ними не контактировала с момента вашей на ней женитьбы? Сами себя вы окружили надежной охраной. Для чего? Чего вы опасаетесь? Фу-х… Ну что молчите? Мне продолжать?
Кажется, он был сбит с толку моим напором и моими вопросами. Попытался поправить узел галстука и еще больше сдвинул его на сторону. Ему не хватало воздуха.
И тут Лазутин вскочил и пристально посмотрел на меня.
— Не надо продолжать, — заявил он и вышел из-за стола.
Лазутин походил по кабинету, как бы успокаиваясь и приводя нервишки в порядок. Затем остановился возле меня и посмотрел сверху вниз.
— Ваш юрист был прав, — усмехнулся он. — Вы недаром свой хлеб кушаете.
— А даром мне почему-то никто и не предлагает, — ядовито заметила я.
Банкир прекратил шастать по кабинету, как-то разом успокоился, точно хамелеон, быстро свыкающийся со сменой обстановки, вернулся на свое место и тяжело опустился в кресло.
— Ну хорошо, — бросил он мне, словно милостыню. — Да, я немножко приврал. Но немножко. И лишь для того, чтобы не влезать затем глубже в то, что не имеет, по существу, особого значения. Чтобы не уходить слишком в сторону.
— Ну конечно, — не поверила я. — И что же это, по-вашему, «немножко»?
— Во-первых, Марина. Да, я с нею состою в разводе. Уже много лет.
— Два года, — вспомнила я, что говорили старушки на скамейке у подъезда, где жила бывшая супруга Лазутина.
— Почему два года? — поднял он брови. И я поняла, что носители информации мне несколько приврали. Что ж, следующий раз придется учитывать их старческий склероз. — Больше. Хотя… какая разница?
— Как знать?.. — многозначительно промолвила я, делая загадочное лицо. И вновь повторила: — Как знать?..
— Разошлись мы с ней, как расходятся все нормальные цивилизованные люди, — продолжал Лазутин, игнорируя мою загадочность. И тут же начал объяснять, что он понимает под разводом по-цивилизованному: — Никто ни к кому не имел никаких претензий. Все чинно, благородно. Мы прожили с ней довольно долго. Настолько долго, что успели друг другу надоесть. Если бы у нас еще были дети, то, может, все по-другому сложилось бы. Ребёнок всё же как-то скрепляет союз. А так…
— А почему у вас не было детей? — перебила я Лазутина.
— Сначала я не хотел. Потом она не желала. А в конечном счете — успели друг к другу охладеть на столько, что о ребенке и говорить уже не стоило. Мы разошлись. Я пообещал ее поддерживать — материально, все-таки столько времени прожили вместе. И любовь у нас была. Черт побери, была ведь, никуда от этого не денешься. Как и от того, что она улетучилась.
— Ну что ж… Вы поддерживали ее материально, после развода. И неплохо поддерживали, видимо. Она, как понимаю, нигде не работает. Разъезжает на машине либо целыми днями спит дома. Так?
— Это её дело, как себя вести. Она свободна, — насупился банкир. По всей видимости, тема эта ему была неприятна. Может, он прежде не раз указывал своей бывшей супружнице на её безалаберный образ жизни, а та, настаивая на своей свободе, отговаривалась: мол, живет как хочет, и терроризировала своего бывшего муженька, который не осмеливался прекратить её финансировать. А почему, впрочем, не осмеливался?
— Пусть так, — решила я не останавливаться сейчас на этой теме. — Но почему сразу не сказали мне правду?
— Не очень приятно говорить о таких личных вещах, — выдохнул он с обидой. — Тем более… что это меняет?
— Многое, — весомо ответствовала я. — Больше вы себя узами Гименея не опутывали?
— Боже сохрани, — испугался банкир. Ещё немного — и, наверное, перекрестился бы. — Нет уж, хватит. Я один. И мне это нравится. Ни за кого не отвечаю. И бояться могу только за собственную шкуру.
— Не сходится, — отрицательно покачала я головой. — Никак не сходится. За свою бывшую супружницу вы почему-то по-прежнему тревожитесь. А? Я не права? Только не говорите мне, что потребовали от меня устроить за ней слежку лишь ради того, чтобы прикрыть тем своё самое заветное желание — «устранение» собственной персоны.
Лазутин промолчал. Он нахмурился и, опустив голову, уставился на свои руки, лежавшие на столе. Я поняла, что запущенный мною снаряд точно угодил в лунку, распространяя вокруг ударные волны, охватывающие все большее и большее пространство, коим являлось тело Лазутина.
— Если вы столько лет уже не вместе, то как понять ваше утверждение, что Марина совсем недавно неожиданно вдруг изменилась? Откуда вы взяли этот лунатизм?
— Ну хорошо, — пробормотал он. — Раз уж так вы ходит… Раз уж вы столько знаете — не имеет смысла все окончательно запутывать… Да, мы не живем вместе. Не жили. Но где-то полгода назад Марина приехала ко мне — я живу в загородном коттедже, и охранники её пропустили, потому что знали, кто она. Она казалась какой-то… опустошенной, подавленной. Стала говорить, что жизнь не удается, что она иногда скучает без меня. В общем, едва не лила слезы. Потом… Потом прижалась ко мне. Мы начали вспоминать нашу совместную жизнь и… Ну, короче, она осталась у меня.
— Понятно. Вы завалились в койку. Дальше.
— Завалились… — обиделся Лазутин. Однако не стал заострять на этом внимание и продолжал: — Мы заснули где-то к двум ночи. А ближе к утру я проснулся и… В общем, как и рассказывал. Она ходила по дому и как будто что-то искала.
— А когда поняла, что вы ее увидели, то впала в ступор. Дескать, сама не понимаю, что творю, и так далее.
— Ну… Почему «дескать»? Она вела себя на самом деле, как этот… Как человек, который не знает, что творит. Взгляд затуманенный, не обращает ни на что внимания…
— Но вы сказали, что она как бы что-то искала, — возразила я.
— Ну, сначала мне так показалось.
— Ага. А всё изменилось, когда вы её окликнули. Именно тогда взгляд у нее стал туманный. Правильно?
— Да, — неохотно согласился Лазутин. — Я понимаю, к чему вы клоните. Хотите сказать, что она ловко спряталась за свою болезнь, правильно?
— Я ничего не хочу сказать. Мне нужны факты. А я уж сама сделаю из них выводы. Рассказывайте дальше. Она прикрылась своим лунатизмом, так?
— Да. Когда я, как и говорил, сгрёб её в охапку, она словно очнулась и сказала, что не понимает, что с ней происходит. А затем рассказала, что до нашего знакомства страдала лунатизмом…
— Постойте, — перебила я. — Вы говорили, что она болела при вас, когда вы только познакомились?
— А… — Лазутин замялся. — Здесь я приврал. Но немного. Не болела она при мне. Я решил, что она мне сказала правду, и поэтому так уверенно всё вам выложил.
— То есть о лунатизме якобы в ранней молодости вы знаете только с её слов?
— Да. Марина в тот вечер сказала, что ей удалось вылечиться. Но… Но в последнее время она стала замечать, что болезнь как будто бы возвращается. И вот тому подтверждение. Честно говоря, я испугался за неё. Мне стало её жаль. Не подумайте, что я циник. Нет. Мы ведь столько лет прожили вместе. Ничего просто так не проходит. В общем, я заявил, что ей нужно к врачу. И немедленно. Но… она не воспользовалась моим советом. Посчитала, что и так все пройдёт.
— Никаким таким лунатизмом ваша бывшая супруга не страдала, — вспомнила я слова отчима Марины. — Она была очень здоровой девицей.
— Н-да… — с грустью протянул Лазутин. — Такие сомнения и у меня появились.
— Когда?
— Месяц назад.
— Она опять к вам явилась?
— Да еще как явилась… Я приехал домой, а она уже ждала меня там. И опять что-то искала. К тому же была какой-то не такой. Лицо властное, жесткое. А движения — точно у кошки перед прыжком. Когда я появился, она вся подобралась. Словно не ожидала меня увидеть. Затем развернулась, выпучила глаза и стала смотреть куда-то в потолок, не обращая на меня внимания. Я ее позвал, но она мне не ответила и неторопливо пошла к выходу из дома. Я настолько был поражён, что не успел своим ребятам приказать остановить её. А когда все же бросился за ней, то… Не успел. Она забралась в машину и укатила. А потом мне позвонила и со слезами начала говорить, что опять с ней какая-то ерунда происходит. Сказала, что, наверное, я прав и ей надо обратиться к врачам.
— Но вы засомневались, да?
— Да. Некоторые сомнения у меня появились. Я уже говорил.
— А почему вы тогда не остановили ее? Только не говорите, что растерялись.
— А зачем? — Он неожиданно улыбнулся.
— Но ведь она что-то, по вашим словам, как бы искала у вас дома.
— Да, искала. Пусть ищет. Ничего ценного у меня дома нет.
— А где у вас есть ценное? — прищурилась я.
— Послушайте, — опять поскучнел Лазутин, — давайте не вдаваться в эти подробности. Как у каждого бизнесмена, у меня имеются коммерческие тайны, которыми я не собираюсь ни с кем делиться. И их сохранность — это моё личное дело… С Мариной в тот раз вышел прокол. Охранники почему-то решили, что моя бывшая супруга… вроде как вернулась ко мне, и впустили её в дом без моего ведома. За что получили хорошую взбучку и ясные инструкции: чтобы впредь ни бывших, ни будущих… вообще никого даже к порогу не подпускали. Пока я не скажу.
— Принято… Нестандартное поведение вашей бывшей женушки, без сомнения, вызвало у вас подозрение. Отчего вы и решили помимо основного заказа навалить на меня ещё и этот — последить за Мариной и попытаться понять, так ли на самом деле все упирается в её болезнь или все же тут нечто другое. Правильно?
— В общем — да.
Я шумно вздохнула. Затем вытащила из сумочки фотографии и разложила их на столе перед банкиром.
— Посмотрите, — попросила я.
Лазутин уперся ладонями в столешницу и, вытащив свое тело из кресла, склонился над снимками. Он рассматривал фотографии, которые я ему предложила, и при этом шевелил губами, словно что-то бормотал про себя. Затем снова уселся, взял снимки в руки и, откинувшись в кресле, принялся разглядывать фотографии под другим углом.
Последний осмотр, видимо, принес ему удовлетворение.
— Это она, — сообщил он и положил фотографии на стол.
— Кто она? — не поняла я.
— Ну… К-хм. В последний раз Марина была именно в такой одежде и… Короче, выглядела в точности так.
— Почему же вы всё-таки её не остановили? — настойчиво допытывалась я, неудовлетворенная предыдущими ответами. — У вас возникло какое-то предположение, да? И вы поэтому решили дать ей уйти?
— А вы настырная, — с некоторым пафосом заявил он. — Скажем так: и да, и нет. У меня действительно возникло некое предположение. И в то же время… И в то же время я допускал, что Марина на самом деле больна. Она довольно убедительно говорила о своей болезни, и, честно говоря, в тот первый раз она и впрямь выглядела совершенно больной. Хотелось пожалеть её и хоть как-то помочь.
— Зато в другой раз — было совсем иное.
— Да. Именно так. Вы точно уверены в том, что она мне врала насчет лунатизма?
— Я говорила с ее отчимом. Он клянется, что она была здорова. К сожалению, у матери ничего нельзя выяснить, потому что та как раз нездорова.
— Не думал, что вы помчитесь к ее родителям, — тяжело вздохнул Лазутин, как бы осуждая меня за что-то. — Так сразу и помчались. В принципе, я дал вам их адрес просто так, на всякий случай. Ничего вам родители Марины не могли сообщить. Но раз вы настаивали, чего уж тут…
Он пожал плечами. Дескать, желали — получите.
— А вы не задумывались, что в тот раз, когда вы увидели такой изменившейся свою бывшую супругу, это была вовсе не она?
— А кто же еще? — надул щеки Лазутин.
— Вы что-нибудь знаете о её сестре-близняшке? — в упор спросила я и так строго посмотрела на него, словно собиралась в следующий момент уличить его во лжи.
Но Лазутин не дрогнул и как ни в чем не бывало заявил:
— Ни о какой такой сестре она мне никогда не говорила. — И повторил: — Никогда.
Теперь уже мне пришлось надувать щеки. Черт побери, что-то тут не сходилось. Либо я пошла по неправильному пути, либо чего-то не понимаю. Отчим Марины говорил то же самое — нет сестры у Марины. Но служака из ресторана… Он прямо заявил: в зале сидели две девушки. Похожие одна на другую. Именно две. Не могла же Марина, зайдя в двухэтажное здание, раздвоиться на глазах у всего честного народа. Ерунда какая-то.
— И в общем, — неожиданно рубанул ладонью воздух Лазутин, — давайте оставим Марину. И займёмся тем, ради чего вы мне по большому счёту и понадобились. Я должен исчезнуть. Времени на мою бывшую супругу уже нет. Обстоятельства так складываются. И чёрт с ней… Когда меня «не станет», данная проблема с Мариной и её возможными болячками сама собой отомрёт.
— Чего вы боитесь? — спросила я.
— Чего? Странный вопрос. По-моему, любой нормальный предприниматель в нашей стране должен постоянно бояться — всего, даже опасаться своих друзей, потому как доверять в этом мире нельзя никому.
— Плохой мир вы для себя выбрали, — резюмировала я.
— А его не мы выбираем. К сожалению. Это он нас выбирает.
— Вы окружили себя неплохой охраной, — развела я руки в стороны, как бы указывая на всю систему защитных мероприятий в данном заведении.
— Не только это, — согласился он. — Поверьте, я неплохо себя обезопасил. И не только охраной.
— Тогда почему вам нужно исчезать?
— Хм, — буркнул он. — Все имеет предел. Увы. Не нами это придумано.
И он так многозначительно возвел глаза к потолку, словно указывал на Всевышнего, который и играет судьбами людей.
— Моё время пришло, — проговорил банкир и вновь вперился в меня взглядом. — Итак, завтра или послезавтра. Иного не дано. Вы готовы?
Я не спешила с ответом. И он меня не подгонял, потому что понимал, что здесь оплошности не должно быть. А поэтому давал возможность все оценить. Оценить, но так, чтобы ответ его удовлетворил, — и не иначе. Никаких иначе. Иного он просто бы не принял.
— Вы знаете мотель «Последний рубль»? — после продолжительного молчания задала я вопрос.
Лазутин ответил не сразу. По всей видимости, банкир оказался не готов к такому переходу.
— Что за мотель? — выдохнул он наконец.
— Мотель как мотель. В нескольких километрах от столицы. Туда заезжают дальнобойщики. Ну, и другие товарищи, те, кому нравится покутить за городом.
— Хотите там покутить?
— Кутить будем вдвоём. Вы и я. Как у вас с женщинами?
— Что? — Он совершенно не поспевал за ходом моих мыслей. — При чем здесь женщины? Когда надо, я их нахожу без проблем.
— Охотно верю. На этот раз находить не надо. На этот раз женщина уже есть. Ею буду я. По-моему, я вас уже предупреждала о своей роли любовницы. Так как? Вы не против?
Он смерил меня взглядом, как бы решая: достойна ли я его постели или нет? Затем с удовлетворением ответствовал:
— Ну, в принципе… — И тут же замотал головой, сопозданием сообразив, что я имею в виду совсем не то. — А что дальше?
— А дальше сделаем следующее…
И я изложила ему свой план, который должен был решить проблему его «убийства». Лазутин слушал довольно внимательно, иногда перебивал, если что было непонятно, изредка кое-что уточнял. Благодаря последнему, то бишь его уточнениям, я несколько подкорректировала свой первоначальный план и выдала затем окончательный вариант.
Когда я подвела черту, он в ответ не проронил ни слова. Будто находился под магическим действием моих слов. А я не стала дожидаться всплеска его эмоций. Поднялась, подхватила фотографии Марины (пригодятся ещё) и, предупредив, чтобы он действовал без всякой самодеятельности, убралась из кабинета.
А затем и из банка.
Итак, мне пришлось срочно воплощать в жизнь план, который у меня сложился ещё в прошлый вечер.
Для этого я вернулась домой. И принялась изменять свою внешность. Напялила на голову парик, став этакой платиновой блондинкой, сменила джинсы и блузку на коротенькое платьице, чтобы видны были мои стройные длинные ноги, на которые надела туфли на высоком каблуке-шпильке. Кроме того, увеличила свой бюст до размеров, от коих сильный пол впадает в экстаз, для чего пришлось вставить несколько подкладок в лифчик. Затем принялась наводить макияж. Тени на глазах, четкий контур губ — такой, чтобы губы казались чуть больше, чем на самом деле. Ну и темные очки с огромными стеклами. Для пущей важности я решила ещё иметь при себе сигарету в мундштуке, чтобы подчеркнуть тем свою принадлежность к славному отряду светских львиц.
После всех преображений я критически оглядела себя в зеркале и с удовлетворением констатировала, что даже сама себя не узнаю. Ну и ладушки.
На этом я закончила экспериментировать со своей внешностью. Стащила с себя парик, очки. Смыла часть косметики, став более-менее похожей на себя. Нечего раньше времени удивлять народ.
Выбравшись на улицу, я забралась в «Ауди» и помчалась к «Последнему рублю», в котором как-то раз побывала и который неплохо запомнила, так что могла без труда ориентироваться в этом питейном заведении.
Где-то через полчаса я была на месте. Машину остановила, не доезжая до заведения, игнорируя стоянку, потому как не желала, чтобы видели, на чем я приехала.
Я вновь замаскировала себя. Превратившись в незнакомку. На это мне много времени не понадобилось. Парик, очки — и восстановить грим. Все остальное уже было на мне и при мне.
Я выбралась из машины и окинула взглядом пространство, представлявшее собой лесную полосу. В это девственное царство периодически проникал шум машин, кативших по магистрали, оставшейся за моей спиной.
Стуча каблучками по асфальту дороги, поворачивающей к мотелю, я на ходу достала из сумочки купленные еще в городе сигареты, мундштук и неторопливо закурила, морщась от едкого табачного дыма. Пусть сигарета просто тлеет… Нечего отравляться никотином.
А вот и «Последний рубль» (в форме подковы). Мотель находился в очень живописном местечке — на огромной поляне, с трех сторон (с четвертой находилась подъездная дорога) окруженной высокими елями.
В мотеле я отыскала метрдотеля и заказала номер на две ночи. Метрдотель, плешивый дядечка, больше смотрел на мой внушительный бюст, чем на лицо. И даже когда что-то писал в своем журнале, смотрел не на ручку — по-прежнему пялился на мой бюст.
Несколько особей мужского пола, находившиеся в то время в фойе, в свою очередь пускали слюнки, то и дело бросая взгляды в мою сторону.
Я пообещала вечером вернуться. И даже подмигнула слюнявым субъектам. Дескать, мальчики, всё ещё впереди. И сунула мундштук с сигаретой в зубы, стараясь не вдыхать дым.
Выбравшись из мотеля, я без приключений добралась до своей машины. По пути несколько раз оглянулась, на всякий случай, чтобы убедиться, что за мной никто не последовал. Не последовал… Я забралась в салон «Аудио». Завела двигатель и резко газанула, срываясь с места.
Выехав на трассу, я взяла новое направление. По ходу стащила с себя парик, очки и вытерла носовым платком лицо. В ближайшее время преображаться мне не понадобится.
Я катила по трассе, все дальше удаляясь от столицы. Затем свернула на гравёрку и ещё некоторое время ехала, петляя по извилистой проселочной дороге. Дорога эта в конце концов привела меня к огромному карьеру.
Я остановилась. Но не стала заглушать мотор. Сбросила туфли, чтобы они мне не мешали, и выбралась из салона.
Оставив открытой дверцу, я направилась к карьеру. У края которого остановилась и осторожно глянула вниз.
Пологий склон карьера был каменистым, а само дно находилось где-то на глубине тридцати метров, если не больше.
— Знатную ямку вырыли, — пробормотала я.
Ямка действительно была хороша. А то, что лежало там внизу, должно было завершить мою работу.
Я находилась у конечной точки. У конечного пункта.
«Я хочу, чтобы вы убили меня». Так сказал мне при первой встрече Лазутин.
Что ж. Я готова была сделать это.
Добравшись до своей квартиры, я позвонила своему бывшему начальнику по бывшей службе, который после последней совместной со мной операции лишь чудом не вылетел из ФСБ вслед за мной.
— Михалыч, — без обиняков заявила я, когда слова приветствий были произнесены. — Мне нужна твоя помощь.
Я услышала, как абонент застонал в трубку. И быстро его успокоила.
— Помощь совсем мирного характера.
Михалыч промолчал, по всей видимости, не очень веря в такой исход.
— Я хочу знать, имеются ли у тебя какие-нибудь сведения по одному интересующему меня человеку. Лазутин Эдуард Афанасьевич. Управляющий «Эльфа-банка». И ещё. «Форд-Таурас», номерные знаки… Мне необходимо выяснить, кто владелец этой машины.
Кажется, большего мне не требовалось. Когда я завершила беседу с полковником, то поняла: кое-что ещё всё-таки не сделано.
На этот раз он проснулся первый. Рядом храпел Руслан. А у противоположной стены, как всегда один, словно изгой, поджав под себя ноги, в позе эмбриона посапывал Аслан.
Бодрствовали, как и полагается дежурным, Витёк и Гера.
Гера торчал у окна, сидя вполоборота к залу на подоконнике, и поглядывал, что творится за окном. В эту минуту он не курил. Однако судя по неуспевшему выветриться запаху табака, предавался своему любимому занятию не так давно.
Витек сидел на полу у дверей. Сидел вытянув ноги и прислонившись спиной к стене. Компьютерщик вертел в руках пустую банку из-под тушенки, глядя на нее с сокрушением. То ли ему было жаль съеденного продукта, то ли его, продукта, оказалось мало, а может, просто от недосыпа вдруг напала хандра. Впрочем, в том могла сыграть роль и экспроприация компьютера, которую произвела накануне слишком энергичная женщина, лишившая Витька предмета, который, как и еда, являлся смыслом его жизни.
Касьян потянулся и глянул на часы, отметив время — было шесть утра, на этот раз он поднялся точно по утвердившемуся за долгие годы распорядку. Правда, физмацион отменялся. На виду у всех он не собирался демонстрировать свои физические данные.
Касьян поднялся, натянул брюки и сунул ноги в туфли. Рубашка была на нем, он в ней спал. Все еще вчера, после вылазки, поснимали с себя камуфляж и облачились в обычные одежды, оставив камуфляж до других времен. Схожих с ночной операцией.
Отфыркавшись, словно после водных процедур, он двинулся на выход.
— Куда? — встрепенулся Витёк и виновато, будто это он собирался куда-то выйти, посмотрел на Касьяна.
— Помочиться, — буркнул Касьян. — Что, нельзя?
Витёк пожал плечами. После давешнего выпада женщины насчет того, чтобы они проверяли — кто и куда выходит, ему это казалось в порядке вещей — знать о передвижниях своего подельника.
Гера, в отличие от Витька, остался равнодушен.
Касьян вышел из зала и двинулся в туалет.
Витек на всякий случай улегся на пол и выглянул в приоткрытую дверь, точно лазутчик, выглядывающий из-за укрытия.
Касьян действительно зашёл в туалет.
Этого было достаточно. Для Витька вполне достаточно.
Он снова привалился к стене и вновь уставился на пустую банку.
Касьян, как и утверждал, вначале постоял у унитаза, освобождаясь от жидкости. Затем переместился к умывальнику и долго брызгался водой, сняв перед этим рубашку. После чего пригладил влажными ладонями волосы и прислушался.
По коридору — тишина.
Касьян погладил подбородок, как бы на что-то решаясь. Потом подошел к стене, в которой у самого потолка имелось одно-единственное на все помещение небольшое окошко. Внизу, прямо под окошком, тянулась гармошка батарей.
Он вновь прислушался. И вновь не уловил никаких подозрительных звуков. После чего забрался на батарею, вытянулся во весь рост, опираясь руками о стену, дотянулся до подоконника, а затем — и до оконной рамы.
Щёлкнув задвижкой, он распахнул окно. Затем, ухватившись за срез нижней части рамы, подпрыгнул и подтянулся на руках к проему окна.
Помогая ногами, он переместился так, что голова высунулась наружу — на свежий утренний воздух. Ещё немного — и можно было все тело перебрасывать через окно, на другую сторону.
Но этого Касьян делать не стал. Через это окно вполне можно выбраться. Данное заключение его вполне удовлетворяло. Не нужно хитрить и что-то выдумывать. Забираешься в туалет — и через несколько секунд ты уже вне здания.
Он хмыкнул, почувствовав, как ноги коснулись батареи. Затем спрыгнул на пол. В который раз прислушался. И усмехнулся.
После чего надел на еще влажное тело рубашку и, выйдя из туалетной комнаты, направился обратно в зал.
В зале ничего не изменилось. Спал Руслан, спал кавказец. Бодрствовали Витек и Гера.
— Э-э, мужики, — улыбнулся Касьян, войдя в помещение. — Давайте я вас сменю. А вы поспите.
Витёк встрепенулся. Инициатива Касьяна ему понравилась. Но Гера тут же ее едва не перечеркнул.
— Баба говорила, чтобы дежурили по двое.
Витёк вмиг сник, задумался: боялся поднимать кого-либо.
Но Касьян его успокоил.
— Щас Руслана разбужу.
— А почему Руслана? — Гера не поддержал данную кандидатуру. — Вон горец еще на вахте не торчал. Нехай зенки свои прочищает.
— Не-а, — замотал головой Касьян. — Ты сам с ним на пару стой на своей вахте. А я уж как-нибудь. Вот с Русланом.
— Так он вообще, получается, не пришей кобыле хвост, — заявил хиляк, глянув в сторону Аслана. — Будет спокойненько за нашими спинами ваньку валять.
— А и пусть себе спит, — миролюбиво заявил Витёк, который, кажется, готов был дежурить день и ночь, только чтобы без обид.
— И то правда, — согласился Касьян. — Лучше пусть дрыхнет. Спокойней другим.
И он двинулся к Руслану.
— Как знаете, — остался при своем мнении Гера.
Руслан не сразу открыл глаза, долго мычал, даже пытался отбиться рукой и перевернуться на другой бок. Однако Касьян был настойчив, и это принесло свои плоды.
Руслан разлепил глаза и недобро, затуманенным взором уставился на нарушителя сладких грез.
— Чё?! — протянул он, ещё не до конца отогнав от себя дрёму.
— Поменять ребят надо, — произнёс Касьян и кивнул поочередно на Геру и Витька.
Руслан несколько минут соображал. Наконец понял, чего от него хотят, и приподнялся на локте.
— А-а… это. А что — уже пора? — Меняться ему явно не хотелось.
— Пора, — коротко подтвердил Касьян.
Руслан не стал больше препираться. Однако, чтобы окончательно прийти в себя после сна, ему понадобилось намного больше времени, чем Касьяну. Он долго приводил себя в порядок, постоянно зевал, как бы показывая, что зря его подняли, так как у него явный недосып. Однако это уже ровным счетом ничего не значило. Потому как Витек, не дожидаясь смены караула, юркнул на свой лежак и, не раздеваясь, закрыл глаза.
Гера не спешил последовать примеру своего напарника по дежурству. Он достал сигарету и неторопливо закурил. Как будто без принятия дозы никотина сон к нему прийти никак не мог.
— Пошли снаружи посидим, — предложил Руслан, почувствовав себя более или менее бодрым. — Я видел, там диванчик есть.
— Э-э… — Гере отчего-то данная инициатива не пришлась по душе. — Велено быть в зале.
— Да ладно тебе, братишка, — отмахнулся Руслан. — Мы дверь оставим открытой — так что все будет тип-топ. А то тут надымленно. Заодно и комнатушку проветрим.
Гера ничего не ответил. Но в это время пробудился Аслан, который и принял эстафету в разговоре:
— Чё такое? Чё за шум, а? Зачэм нэ спим?
— Во… — с ухмылкой протянул Руслан и ткнул пальцем в сторону кавказца. — Ещё один дежурный. Он тут, внутри, а мы вдвоём снаружи. Ништяк?
— Какой ништак? — встрепенулся Аслан. — Какой дэжурный, а?
— А вот такой! — рыкнул Гера и с остервенением затушил о подоконник недокуренную сигарету. — Твоя очередь стоять, понял?
Гера пристально посмотрел на кавказца. Тот несколько поубавил обороты, вмиг успокоился и забубнил что-то насчёт того, что ещё всех поимеет, правда, бубнил он настолько тихо, что никто не прислушивался и не принимал его слова в расчёт.
— Давай-ка, братишка. — Руслан решил вести дальше вполне дружескую линию, обращаясь к затихшему Аслану. — Поднимайся. Будем втроем нести службу. Мы там, ты тут.
Подхватив пиджак, Руслан кивнул заговорщически Касьяну, предлагая ему убраться из зала.
Оказавшись в коридоре, Касьян плюхнулся на диван, на котором давеча восседала женщина, и не удержался, чтобы не спросить:
— На хрена тебе пиджак?
— Тс. — Руслан приложил палец к губам и оглянулся к дверному проему. Удостоверившись, что их никто не видит, он вытащил из внутреннего кармана пиджака металлическую фляжку.
— Виски. Сечешь, братишка? Я нутром чувствовал: нам здесь ни хрена не обломится и потому прихватил микстуру с собой. А? Ну скажи, что я не умница? Вчера мы проделали классную работенку. Можно сказать, что только мы с тобой вдвоем. А эта бабенция, паразитка, даже слова доброго не сказала. Ну и фиг с нею. Щас мы вдвоем с тобой и поздравим друг друга с боевым крещением. Согласен?
Не дожидаясь ответа Касьяна, Руслан плюхнулся рядом с ним на диван и тут же приложился к выуженной на свет божий фляжке, сделав добрых два глотка.
— Держи, — тихо произнес он, протягивая бутылек своему доблестному соратнику.
Теперь уже Касьян покосился в сторону раскрытых дверей. И, в свою очередь, отметил, что находятся они вне зоны видимости, поэтому принял из рук Руслана сосуд с горячительным содержимым.
Глотнув, хотел было вернуть флягу хозяину, но тот, по-прежнему тихо, остановил того:
— Давай-давай. Тяни ещё. Нечего тут размусоливать. А то сейчас кто-нибудь надумает выбраться наружу.
Касьян не стал размусоливать. И уже основательно приложился к бутыльку. Затем эти же действия повторил Руслан. И снова Касьян. И опять Руслан — уже завершая. Отправив последние капли живительной влаги внутрь своего естества, он с удовлетворением крякнул:
— Хороша дрянь, а? — Руслан подмигнул своему компаньону и спрятал пустую флягу назад во внутренний карман пиджака.
Касьян не стал спорить — он почувствовал, как теплеет внутри и как приятно обволакивается легким туманом сознание.
— А ты ведь мне жизнь спас, братишка, — уже громче, не боясь, проговорил Руслан, вольготно откидываясь на скрипучую спинку. — Если бы не грохнул вовремя твой выстрел, эта бычья плесень вполне могла пустить мне маслину в башку. Вот оно как бывает.
Касьян никак не отреагировал на эти излияния. Словно такое ему приходилось слушать довольно часто, а может, он настолько привык первым нажимать на спусковой крючок, что просто стал безразличен и ко всем смертям, и к тому, как их воспринимают другие.
Он на самом деле уже несколько очерствел. Впрочем, «несколько» здесь не подходит. Он изрядно очерствел.
— Рука у тебя крепкая, — выдохнул Руслан, расслабляясь. — Давно в снайперах?
Касьян мотнул головой.
— Слишком давно, — усмехнулся он.
— Я в своём деле — тоже, — тяжко вздохнул Руслан, как бы показывая, насколько он успел за все годы этого своего дела устать.
Руслан неожиданно поднялся, будто ему стало невмоготу сидеть на диване. Потянувшись, глянул в окно. Чистое небо, без единого облачка, небо, озаренное восходящим солнцем; а в вышине — благодать, чего нельзя было сказать о земной панораме, окружавшей бывший детский сад: мусор, обшарпанный фасад самого здания — безжизненная серость, в отличие от бездонной голубизны небес.
— Чёрт побери… — Руслан погрустнел и сунул руки в карманы брюк. — Уже не помню, сколько не был в столице. Думал: скоро появилась возможность побывать здесь. Погляжу — как, что. А получается — хрен тебе.
— Ничего особенного ты бы здесь не увидел, — успокоил его Касьян и тут же, помотав головой, будто отгоняя навязчивые мысли, поспешно добавил: — Впрочем, возможность ещё представится. Посмотришь. Когда всё кончится.
— Да, — подтвердил Руслан, — когда всё кончится. И когда будут бабки.
— Это точно. Бабки нужны. Без них как-то не так.
— Чё? Большие денежные затруднения? — Руслан вернулся на свое прежнее место на диване.
— А по-моему, тут у всех большие затруднения в этом. Иначе здесь никого бы и не было.
— Давно в Москву не приезжал? — Уже захмелевший Руслан мотнул головой.
— Не так уж давно, — хмыкнул своим мыслям Касьян. — И больше не хочу. Всё. Получу бабки — и на покой. Хватит.
— Во как! Новую жизнь, что ли, хочешь начать?
— Её самую, — подтвердил Касьян. И взгрустнул, вспоминая, похоже, какая прежняя жизнь была у него неважная.
— Значит, здесь дела делал? — Руслан понимающе прищурился и вытянул указательный палец, как бы имитируя дуло пистолета. — Ага?
— А что тут делать, если не дела, — хмыкнул Касьян.
— Ну и как, осечек не было? — как бы между прочим осведомился Руслан.
— У меня никогда не бывает осечек, — с гордостью заявил окончательно окосевший от выпитого Касьян.
Руслана тоже малость пробрало. Он потер глаза, точно спросонья, и лишь после этого позволил себе усомниться в словах собеседника — правда, довольно вяло, как бы давая понять: ему это, в общем, безразлично и можно даже не отвечать.
— Так уж не бывает? — ухмыльнулся Руслан.
Этот выпад задел Касьяна. Если бы не выпивка, он вполне пропустил бы его мимо ушей. Но коктейль из виски и уязвленной гордыни сделал свое дело. Смолчать он не смог.
— Так вот и не бывает. Потому что я всё делаю идеально.
— Ха! — булькнул Руслан таким голосом, словно говорил: ладно уж болтать, не так много мы с тобой и дерябнули, дружище. — Идеального, братишка, ничего не бывает. И уж убийства — тем более.
— Ошибаешься, бывают, — прошипел Касьян, вытягивая шею и приближая лицо к лицу собеседника.
А затем, не удержавшись, начал рассказывать Руслану о своей одиссее в столице. Касьян откровенничал, что грешник перед священником, выкладывал свои истории с максимальными подробностями, даже смаковал их, живописуя, точно художник кистью.
Касьян чувствовал странную потребность выговориться. Словно совершенные ранее делишки вдруг, в одночасье, стали угнетать и давить его страшным грузом, требуя освобождения. И он освобождался, опьяненный виски и тем, что нашелся человек, готовый этот груз с него снять, готовый слушать его, как засыпающий младенец слушает колыбельную матери.
Он долго молчал. И долго был один.
И чем дольше он сейчас говорил, тем больше легчало на душе. Как будто уже сейчас он начал новую жизнь.
Руслан хмыкал, то и дело качая недоверчиво головой, чем еще больше распалял рассказчика.
В конце концов Касьян выдохся. И только тут понял, что совершил нечто непозволительное, то есть сглупил. Перед глазами поплыли странные темные круги, подоконник же отчего-то причудливо изгибался. Не нужно было пить, промелькнуло у него. Совсем не нужно.
— Это, конечно, впечатлительно, — высказал своё мнение Руслан. — Однако твои идеальные убийства — они не такие уж идеальные на самом деле. Просто у нас менты нерасторопные, братишка. Вот и всё.
— Ладно, забудь, — неожиданно насупился Касьян.
— Да уже забыл. А вообще, давай — начинай новую жизнь. И мемуары напиши. То, что ты рассказал, как раз на книжку потянет.
— Ага. За такую книжку потом голову снесут — моргнуть не успеешь.
— Ну уж, — не поверил Руслан и тут же перешел на свою личность: — А я тоже начну. Эту самую новую жизнь. Не знаю, где и как. Но уж точно куда-нибудь уберусь из этой страны подальше. Найду пухленькую бюргершу с землей. Буду нещадно её иметь в любое время суток. И попутно вести хозяйство. А может, наоборот — она будет меня иметь. — Руслан улыбнулся такой перспективе.
— Это на тебя не похоже, больше на Витька, — не поверил Касьян.
— А ты не сумневайся, братишка. Как-нибудь опосля встретимся и поглядим, как кому что удалось.
Касьян неожиданно нахмурился и подумал, что вряд ли они «опосля» еще встретятся. «Потому что в живых может остаться только один», — продекламировал ему внутренний голос. Он даже вздрогнул от такого, словно это заявление его «я» было для него самого откровением.
«Шестеро», — в следующий же миг пришло на ум преследовавшее его с некоторых пор мистическое наваждение. А по негласному, существующему помимо воли людей закону из шестёрки остается лишь один. Остается лишь шестой. Он был шестым, однако почему-то это не слишком его сейчас успокоило. Возбуждённое алкогольными парами сознание неожиданно дало резкий толчок новому направлению мыслей. В которых он моментально принялся путаться.
— Не нужно загадывать наперед, — после продолжительной паузы заявил Касьян, не глядя на Руслана. — Плохая примета.
Никогда он прежде не верил в приметы. Но сейчас вдруг оказался в плену у них. Может, потому, что нынешнее дело считал для себя последним. Может, именно поэтому оказался во власти предрассудков.
— Забудь о приметах, — не поддержал своего компаньона Руслан. И уже более тихо, вполголоса, вдумчиво проговорил: — Держимся, как говорил, — вместе, и пусть кто попробует с нами пофинтить.
Угроза была серьезная. И прозвучала довольно убедительно. Словно Руслан уже знал, кто с ними собрался финтить, и намеревался незамедлительно свести с этим умником счеты.
Из зала вышел взлохмаченный кавказец.
— Куда? — Руслан моментально переключил внимание на появившееся в коридоре лицо неславянской национальности.
— Сцать, да… Нэльзя? — Ядовитая ухмылка исказила лицо Аслана.
— Вроде наша дамочка это не запрещала, — поддел его Руслан и махнул рукой — дескать, проваливай, шутка, братишка. Когда же кавказец исчез за дверью туалетной комнаты, он похлопал по карману пиджака и с сожалением в голосе произнес в сторону Касьяна: — Ещё бы одну такую, и было бы всё в порядке. А так — только разогрелись. Согласен?
Касьян был не согласен. Он был уже ни с чем не согласен.
Его душу вновь грызло какое-то недоброе предчувствие.
Она пришла в середине дня.
Быстро вошла в зал, никого не поприветствовав. Махнула рукой в сторону Аслана, сгоняя того с места, где он в одиночестве сидел у стены, и тем самым освободила данную часть территории.
Кавказец пробурчал что-то себе под нос, однако ничем более не выказал своего недовольства — нехотя поплелся к остальным мужчинам.
До этого момента в зале ничего существенного не произошло.
Пятерка плотно поела, попила кто чего — кто кофе, кто чаю, кто просто воды. Улетучивание алкоголя из мозгов Касьяна и Руслана сопровождалось недовольством последнего.
— Чёрт, — шипел он в ухо своему компаньону, — знал бы, что такая музыка пойдет, в каждом кармане бы по фляге припас.
Гера и Витёк успели немного поспать и теперь занимались своими традиционными делами. Первый курил у окна, как обычно довольно часто; второй что-то жевал и с грустью вспоминал свою электронную игрушку.
Женщина положила у освободившейся стены кейс, с которым заявилась в бывший детсад, и наконец соизволила обратить внимание на обитателей зала.
— Мадам… — Руслан с ухмылкой вытянулся, как солдат перед генералом. — За время вашего отсутствия присутствия нежелательных лиц не наблюдалось. Батальон в количестве пятерых бойцов выполняет предписанные ему задачи: жрет, пьет и пролеживает бока. Дежурный по казарме…
— Заткнись, паяц, — незлобливо отреагировала женщина. И незамедлительно перешла к делу: — С этого момента приступаем к главному, к тому, ради чего мы все здесь находимся.
Она раскрыла кейс, вытащила оттуда два рулона ватмана и прокомментировала свои действия:
— Начнём работу.
— Будем экипироваться? — снова не удержался Руслан.
— Будем работать головой, — отбрила дама разговорившегося подчинённого и постучала пальцем по лбу, как бы показывая, какой частью тела предстоит сейчас усиленно вкалывать. И добавила после короткой паузы: — Пока головой.
На этот раз она никого не попросила о помощи. Развернула рулоны и собственноручно прикрепила их кнопками к стене. Затем вытащила из всё того же «дипломата» пачку фотографий и протянула их мужчинам. Обратилась же непосредственно к Руслану, словно из всей пятёрки положиться могла только на него.
— Держи. Пусть все своими глазенками хорошенько рассмотрят снимки.
Четвёрка столпилась возле пятого — Руслана, принявшего от женщины стопку фотографий. Последний передернул плечами, как бы отгоняя от себя назойливых дружков, и принялся сам рассматривать снимки. Затем передал их остальным.
На матовой поверхности фотобумаги красовалось здание, снятое в разных ракурсах, с разных расстояний, даже с воздуха, что свидетельствовало, как минимум, об аренде для этой цели летательного аппарата. Здание было трёхэтажное, с зафиксированными солнечными бликами на темных поверхностях оконного стекла, принадлежавшее, судя по вывеске — на одном из снимков довольно отчетливой, к учреждениям финансово-кредитной сферы.
Данное здание было запечатлено и на двух приколотых к стене ватманах. На первом — в виде увеличенной в несколько раз фотографии вместе со зданием была снята прилегающая к финучреждению территория. На втором — имел место сделанный от руки внутренний план строения в разрезе.
— Итак, перед вами наша цель, — сообщила дама и ткнула пальцем в снимок на стене.
— Что это? — на всякий случай решился уточнить Касьян. Словно того, что он видел на фотографиях, ему было мало и требовались ещё словесные подтверждения.
— Это банк. «Эльфабанк».
— Ого… — не удержался кавказец. — Тэпэр будим банк брать, да?
— Не то, что ты думаешь, чернявый, — остудила Аслана женщина. — После кризиса данный банк не совсем на высоте. И уж вряд ли в нем можно разжиться деньгами, если вы о таковых подумали.
— Ага, — встрепенулся Руслан. — А чем же там можно в таком случае разжиться?
— Тем, что принесет каждому из вас по сто штук баксов.
— Что ж… — кивнул Руслан, — это нам и обещали. Хотелось бы, чтобы так всё и вышло.
— Так все и выйдет, — довольно уверенно проговорила женщина. — А теперь нам нужно определиться — как будем туда проникать.
— Сыльно охраняется? — насторожился Аслан.
— Очень сильно. Настолько сильно, что потребуется всё ваше умение, чтобы оказаться внутри. Умение каждого.
Женщина ткнула пальцем в снимок — указала на стальные двери.
— Это единственный вход в здание. Был ещё один, с обратной стороны, но его полгода как замуровали по приказу управляющего банком.
— Есть окна, — подал голос Руслан. — Первый этаж не такой уж высокий.
— Обманчивое впечатление, — хмыкнула дама. — На всех окнах — решетки, причем прутья решеток из тугоплавкого сплава.
— Что-то не видно на окнах этих самых решёток, — неуверенно замотал головой Руслан.
— А они все с внутренней стороны. Стекла тонированные, снаружи не просвечиваются, так что ощущение их незащищенности — иллюзорное. В общем, проникнуть через окна — пустая затея. Сигнализация успеет сработать до того, как кто-то попытается ликвидировать стекло, не говоря уж о решётках… Остаётся — этот вход. Но даже через него в здание проникнуть не так просто. Дверь всегда закрыта. Прежде чем кого-то впустить, сверяются со списком: а имеет ли оный гражданин право на посещение данного учреждения? Причем встречает клиента парочка качков, плюс ещё внутри, за перегородками, стоят на стрёме несколько.
— Вах, — вспыхнул кавказец. — Савсэм нэприступная крэпость.
— Тем не менее нам придется ее взять.
— Что нам нужно в этом банке? — Веселость как-то разом исчезла с лица Руслана, словно он моментально осознал значение предстоящей операции, но не знал, чем можно поддержать бодрый дух. Более того: кое-что привело его в уныние.
Женщина сместилась ко второму плакату и стала водить по нему пальцем, указывая, как, что и в каком порядке будет происходить.
— Что нужно? Для начала — проникнуть в банк. Затем — добраться до третьего этажа. Либо по лестнице, либо на лифте. Здесь и здесь… Тут располагается кабинет управляющего банком. И вот именно в нём находится то, что нам необходимо.
— Охрана только на первом этаже? — деловито осведомился Руслан, рассматривая план здания в разрезе, припечатанный кнопками к стене.
— На каждом этаже имеется охрана. Более того, с каждого этажа можно связаться с отделом внутренних дел, нажав на кнопку тревоги, и… И через несколько минут здание будет буквально оккупировано славными бойцами ОМОНа или иных спецструктур, каких — не столь важно.
— Н-да, — почесал за ухом Руслан. — Швах дело, подруга. Даже если мы ворвемся в банк, боюсь, до третьего этажа нам попросту не добраться. А если и доберёмся — нам не выбраться. Мы уже будем обложены. — Он вздохнул и, понурившись, закончил: — Практически неосуществимая затея.
— На первый взгляд — да, — согласилась женщина. И тут же внесла коррективы: — Однако, как и в любом на первый взгляд безвыходном положении, выход всё же есть — его просто нужно заметить.
— Хм, — подал голос Касьян. И попытался проявить смекалку: — На крышу намекаешь?
— Воздушный транспорт отпадает. И не потому, что мы не можем заиметь вертолёт. Нет, не потому. Дело в том, что выхода на крышу просто не существует. Его управляющий все те. же полгода назад велел, как и запасной вход, надежно зацементировать.
— Взорвать на хрен, — выдал идею Аслан и приосанился, как человек, только что продемонстрировавший недурственные мыслительные способности.
— Время, чернявый, — покачала головой женщина. — И кроме того: вертолет засекут еще на подлете.
— Слушай, хватит выпендриваться, а? — не выдержал Руслан. — Ты ведь знаешь ответ, да? Вот и говори.
Женщина самодовольно усмехнулась. И не стала открещиваться.
— Я хотела, чтобы вы высказались. А ответ вам — один.
Она повернулась к прикреплённым к стене ватманам и приложила ладонь к тому, на котором было запечатлено финучреждение.
— Мы проникаем в банк. Достигаем третьего этажа. Кабинета управляющего. И забираем то, что нам нужно. Это, как я уже говорила, — наша задача. И на этом мы должны сосредоточиться.
— Да? — всполошился Касьян. — На этом? А выбираться как? Как нам оттуда выбраться?
— Уйдём с его помощью. — Она кивнула в сторону хилого.
Гера, никак не отреагировав на этот жест, продолжал молча стоять, словно данное высказывание его нисколько не касалось.
Четверо мужчин посмотрели на Геру, будто на факира, который должен был провести всю ватагу через стену, и притом так, чтобы никто с наружной стороны стены их не увидел.
— И как он это проделает? — В голосе Руслана прозвучало явное недоверие.
— Об этом после, — отмахнулась дама. — Сначала разберёмся, как будем проникать туда.
— Угу, — нехотя отозвался Руслан. — Начнем разбираться.
— С окнами и крышей вы поняли — они нам не подходят, — твердо заявила она. — А вот входные двери…
Её палец плавно скользнул по плакату — к единственному входу в здание.
— Стоп! — выпалил Руслан. — Ты ведь сама говорила, что через них не войти.
— Я сказала, что в банк так просто не впускают. А это — совсем другое…
— И что же это за другое?
— Что? А то, что меня — впустят. Как — не ваша забота.
— Ты уверена? — насторожился Руслан.
— Я отвечаю за свои слова.
— Если так… — всё ещё с сомнением в голосе проговорил Руслан.
— Так.
— Тогда это меняет дело.
Руслан отделился от компании мужчин, подошёл к женщине и принялся разглядывать плакаты на стене. Несколько минут он размышлял, обдумывал открывшиеся новые возможности. Затем помотал головой и уставился на собеседницу.
— Значит, дверь откроют и тебе позволят войти. А ещё кто-нибудь может войти вместе с тобой?
Женщина без запинки отчеканила:
— Только один человек.
— Так-с. Допустим, снайпер.
— Допустим, снайпер, — не стала перечить она. — Но дальше входа снайперу идти не позволят. Поэтому придётся решать всё прямо у порога.
Некоторое время двое у плакатов обсуждали, как и что придется решать у самого порога.
В какой-то момент встрепенулся и Аслан. Когда заговорили о закладке зарядов возле нескольких дверей. Кавказец удовлетворенно хмыкнул, как бы давая понять, что в этом деле ему нет равных.
Тема захвата банка продолжала развиваться. Руслан методично прошелся по этажам, уточняя, корректируя как свои действия, так и действия подельников, которые должны были привести к успеху. Женщина знала довольно много о банке. Достаточно для того, чтобы проникнуть туда. Однако задавать вопрос — откуда, Руслан не стал. В конце концов, она уже раз ответила — «не ваша забота». Да, их забота была иная… Первый этаж. Второй. Третий. Все. Руслан с шумом выдохнул и поднял руки, как бы говоря, что достаточно.
— Ладно… Есть. Мы добрались до третьего этажа. Добрались до кабинета управляющего. И… И мы вновь возвращаемся к тому, о чем уже говорили. К этому времени здание наверняка уже будет окружено. ОМОНом, иным спецподразделением — на самом деле, как ты утверждала, неважно.
— Да. Без сомнения, — согласилась женщина. — Но врываться они не станут. Сразу не станут. Во-первых, мы оповестим, что заминировали банк. Во-вторых, будет много заложников из числа служащих учреждения. Так что у нас будет время спокойно заполучить то, что нам необходимо. Пока они к чему-либо придут, нас и след простынет.
— Да-а… — с улыбкой протянул Аслан, словно услышал нечто очень уж приятное для своих ушей. — Заложнык — это ништак, во…
— К чёрту, — отмахнулся Руслан. — Каким таким способом наш след простынет?
Руслан с усмешкой взглянул на неприметную личность. Гера не шелохнулся.
А женщина, словно и не услышав вопроса Руслана, заговорила совсем о другом.
— В кабинете управляющего находится сейф. — Она посмотрела на Витька, выдвигая того на передний план. — Дальше твоя работа, программист. Сейф закрыт на электронные замки. Электроника связана с компьютером. Сможешь пробить защиту?
— Смотря сколько у меня будет времени. — Витёк не торопился с ответом. — Взломать защиту и выйти на код доступа — всегда получается по-разному, зависит от сложности защиты.
— У тебя будет столько времени, сколько нужно, — твердо заявила дама. — Мы будем удерживать банк до победы. До нашей победы.
— Ну-ну. — Руслан не спешил соглашаться с данным положением. Он продолжал гнуть свою линию: — А затем? Вопрос все тот же. Как уходить?
— Через канализационные коммуникации, — соизволила наконец ответить женщина.
— Каналызацыя? — Аслан побледнел. — Говно, да? Нам двыгаться через говно?
— Придется немного запачкаться, — не преминул съязвить Гера, до того хранивший молчание. И добавил: — Зато я обещаю, что через проложенную под зданием канализационную систему мы выберемся наружу.
— Пусть вашу душу согревает мысль, что в конце вас будут ждать обещанные деньги, — несколько смягчила ситуацию женщина.
— Это, конечно, хорошо. Но где гарантия, что на выходе из этих самых коммуникаций нас не будет ждать другое? — Руслан не сдавался. После полученного ответа на свой вопрос он живо все обмозговал и уже нашел слабые места в предложенном плане. — Ведь коммуникационные сети не являются, как понимаю, большим секретом. И планами этих подземных путей любой воспользуется без труда. Так что мы далеко не уйдём.
— Путь, которым поведу вас я, — его нет ни на одном плане. Абсолютно, — с уверенностью заявил Гера и вытащил пачку сигарет, словно только что проделал огромную работу и теперь требовалось перекурить.
Никто не проронил ни слова в ответ. Даже Аслан не заикнулся о том, что не переносит табачного дыма, он даже не предпринял попытки отодвинуться от курильщика.
— Надеюсь, сомнения разрешены? — нарушила молчание женщина.
И вновь все промолчали. Словно еще окончательно не переварили информацию.
Касьян вдруг подумал, что, вероятно, ошибался. С самого начала. Он считал, что никто из присутствующих, кроме, конечно, женщины, не знает точно, для чего здесь находится. Оказывается, ошибался…
Этот постоянно курящий и по большей части отмалчивающийся субъект — он-то знал, что им предстоит. Знал, куда им придется врываться и что именно он будет выводить всех известным только ему путем.
Такой вывод Касьяну почему-то не понравился. Он вдруг решил, что знание путей отхода только одним человеком является угрозой для всех остальных. Он не понимал, почему это пришло ему в голову. Но что-то подсказывало: именно так и есть. Так и будет.
«В живых может остаться только один», — вспомнил он. И ещё больше нахмурился.
Это была их последняя встреча перед завершающим этапом операции. Об этом он ей и сказал, встретив, как обычно, в районе бывшего детсада, после того как она навестила свою команду, с которой ей предстояло уже завтра двигаться плечом к плечу навстречу неизвестности; хотя и был разработан план, как там пойдет на самом деле, известно только Господу Богу.
— Больше мы с тобой встречаться не будем. До того момента, как ты выберешься из подземных коммуникаций. И тебе не стоит теперь отлучаться. Никуда.
— Я не буду отлучаться. До завтра я с ними.
— И ещё одно. — Он посмотрел на женщину, сидевшую рядом с ним в машине, и тяжело вздохнул, как бы давая понять, что дальнейшее ему слишком трудно произносить. — Наши конкуренты зашевелились.
— Кто?
— Многие. Такое неожиданное оживление мне не нравится. Поэтому будь осторожна. Очень осторожна. И лучше всего…
Он запнулся, словно подыскивая слова. Наконец сказал:
— То, что ты объявила о чужаке, как понимаю, не принесло ощутимой пользы.
— Я предупреждала.
— Я помню. Но здесь просто сказалась нехватка времени. Так что… — Он поправил узел галстука и закончил: — Так что лучше всего убрать лишних людей. Как, впрочем, и было условленно с самого начала.
— Убрать, — машинально повторила она.
— Не сейчас, конечно, — поспешно поправился собеседник. — Завтра. Когда вы будете в банке и когда у тебя в руках окажется то, ради чего мы все это и затеяли. Оставь в живых проводника и электронщика. Остальных постарайся перед тем, как начнется спуск по канализационным системам, убрать. Это позволит тебе меньше отвлекаться — не думать о чужаке и сосредоточиться на главном.
— Ты хочешь, чтобы я завалила троих на глазах у двоих оставшихся? И думаешь, эти двое станут мне потом доверять?
— Завали так, чтобы эти двое не видели. Все понятно?
— Под землей мне, кроме проводника, никто не нужен. На хрена в таком случае и компьютерщика тянуть за собой? Уж если валить…
— Электронщик нам может пригодиться, — резко перебил мужчина.
— А проводник?
— Пусть выведет вас по подземным коммуникациям наверх — после этого он не нужен.
Она задумалась. И он ее не торопил, словно понимал, что не должен сейчас спешить, — ведь ей нужно все хорошенько обдумать, чтобы потом действовать самостоятельно. А от ее действий — от этого очень многое зависело, по крайней мере — лично для него.
— Ты говоришь, что началось «шевеление»… Значит, этот чужак каким-то образом сумел связаться со своими? Так получается?
— Ничего не получается, — отрезал он. — И это, в общем, не имеет принципиального значения. Уже не имеет. Завтра мы получим то, что требуется, и свалим отсюда.
— Не так быстро, — покачала она головой. — Если кто-то сумел наладить связь… Мне не нравится компьютерщик. Как и другие.
— Электронщик нам нужен, — заявил мужчина.
— Мне рисковать, а не тебе, — огрызнулась она, сверкнув глазами.
— Вопрос решен, — ответил собеседник. И добавил: — Если ты считаешь, что не справишься, то…
— Я не сказала, что не справлюсь. Я лишь говорю, что это чревато. Лишние проблемы…
— Разве их до этого было мало?
— Но почему электронщик? В том компьютере, что я передала тебе, что-то оказалось?
— Нет. Ничего. Кстати, можешь его забрать. Лежит на-заднем сиденье. — Он подождал, когда она возьмёт компьютер, потом продолжил: — Электронщик нам понадобится. Есть одно дело.
— Ладно, — кивнула женщина. — Пусть будет так.
Она выбралась из машины и посмотрела на мужчину. Он же не спешил уезжать — глядел, в свою очередь, на неё.
— Всё будет нормально, детка, — разжал он наконец губы, как бы расставаясь этими словами с нею. — После этого тебе не придется больше ничего делать. Нам не придется. Мы ведь об этом мечтали?
Он лукавил. Благоприятный исход в данном случае предполагался лишь для одного человека. Разумеется, не для неё.
Женщина ничего не ответила, словно понимала, насколько можно верить словам собеседника.
— Не будем прощаться, — закончил он. — Лучше до встречи — завтра. И пусть нам повезет.
Мотор тихонько заурчал, мужчина выжал сцепление, нажал на газ, и иномарка плавно тронулась с места, вздымая клубы дыма по немощеной дороге.
Она проследила взглядом за удаляющейся машиной. Когда же та исчезла из виду, достала сотовый телефон из кармана джинсов и быстро набрала номер.
— Привет, — бросила в трубку. — Все остается как договаривались. Жди меня. И не подведи.
Связь оборвалась. Женщина улыбнулась своим мыслям — улыбнулась как человек, готовый совершить самый важный поступок в своей жизни.
Шестеро человек в здании бывшего детского сада… Они до позднего вечера до мельчайших деталей репетировали свои роли, которые собирались завтра сыграть в «Эльфабанке».
Шестеро человек хотели выиграть. И не просто выиграть. Неплохо заработать при этом. И остаться в живых.
Решение задачки, за которую они взялись, должно было привести их к ответу, который они знали. Имелось условие и имелся ответ. Ответ — это деньги и жизнь. Условие же — банк и то, что надлежало в этом банке добыть. Оставалось только подобраться к ответу.
И, разумеется, остаться в живых.
Все шестеро были величинами, с помощью которых задачка решалась. Причём неважно было, какая из величин окажется в минусе, какая в плюсе — и окажется ли вообще кто-либо в плюсе.
Каждый из шестёрки считал, что он сам кузнец своей судьбы. И все они ошибались. Потому что это судьба играла ими, решая задачку и играя этой шестёркой, как ей заблагорассудится.
И вот я снова у старенькой избы с покосившимся заборчиком.
Куриное племя во главе с разноцветным петухом — хохолок его свешивался набок, словно он только что получил взбучку, — прямо возле крыльца клевало разбросанное по земле зерно.
Когда я сделала несколько шагов к дверям, часть кур с шумом разбежалась в стороны. А петух недовольно заквохтал и принялся рыть одной ногой землю, аки конь, готовый галопом припустить с места. Вот же зараза, еще и клюнет ненароком, промелькнуло у меня. И я невольно притормозила, решая, каким ма-каром убрать с дороги противного петушару, да так, чтобы тому неповадно было точить на мою личность свой приплюснутый клювишко.
Активные действия в отношении птицы применять не пришлось. Дверь избы распахнулась, и на крыльцо выбрался мой давешний знакомый, пожилой мужчина.
— Ба, мил девица, — удивленно округлил он свои глазёнки. — Вот так раз. С чем тэпять пожаловала?
— Доброго здравия, — пробубнила я, косясь на воинственного петушару.
— Брысь, пернатые, — взмахнул рукой хозяин дома, отгоняя и кур, и петуха от крыльца. Последний отпрыгнул и стал звать к себе своих подруг, прекратив обращать на меня внимание. — Здравия доброго, мил девица. Неужто опять весточку привезла?
А помнит, гляди-ка ты. Все помнит. И тем лучше.
— Можно с вами поговорить? — вежливо осведомилась я.
Он прищурился, поскреб свой небритый подбородок и, тяжко вздохнув, — дескать, что ж поделать, не отвязаться, видимо, иначе от тебя, — кивнул утвердительно седой башкой. После чего закрыл дверь избы, подумал с секунду и запер ее на щеколду. Ага, значит, мамаша Марины в доме, и ее супруг предпринимает шаги, дабы та не наделала глупостей в связи с приездом незваной гости.
— Айда, — по привычке позвал он меня за собой. И направился в уже известный мне сад. Где и уселся на скамейке под развесистой яблонькой, за деревянным столиком.
Я пристроилась напротив хозяина. Тот услужливо придвинул мне миску с клубникой (уродилась она, видимо, у него в этом году), но на данном этапе ягоды меня мало волновали.
Я достала из кармана джинсов две фотографии, взглянула сначала сама на них, а затем, выбрав одну, протянула собеседнику.
— Посмотрите. Это ваша дочь. Вернее, прошу прощения, падчерица.
Он осторожно взял снимок, словно боясь, что Марина неожиданно сейчас материализуется, выпрыгнет из фотки и набросится на ненавистного ей человека, с которым спуталась много лет назад её мать.
— Н-да, — снова поскреб он подбородок, внимательно глядя на фотографию. — В общем, мало изменилась. Такая же красавица. Н-да. Ну совсем не изменилась. Хотя и десять лет уже прошло.
— Снимок сделан несколько раньше. Года три назад.
— А? — Он встрепенулся, прерывая свои воспоминания. И с недоумением посмотрел на меня, будто я только что сморозила несусветную чушь. Затем, всполошившись, залепетал: — Да-да, хотя… Всё равно. Словно и нет этих лет. Словно и не видел ее столько. Вот, кажется, совсем недавно расстались.
— А эта как? — Стараясь говорить как можно спокойнее, я в ту же секунду пододвинула к нему вторую фотографию, на которой также была Марина, но несколько иная, в другой одежде, выходящая из универмага с сумкой через плечо.
Отчим Марины положил первый снимок на стол и взглянул на второй. Сначала на его лице ничего не отразилось. Он придвинул фотографию к себе поближе и вгляделся. Не удовольствовался этим и, подхватив снимок, поднес его к глазам, прищурился.
Что-то ему не понравилось. Он отодвинул снимок от себя и снова взглянул на него; Затем перевел взгляд на меня.
— Ну, вроде Марина. А что?
— Уверены? — Я тут же с усмешкой задала каверзный вопрос: — А если я скажу, что это не она?
Моя каверзность достигла цели.
Отчим Марины побелел, затем покраснел, после чего крякнул, схватил уже обе фотографии и принялся смотреть то на одну, то на другую. Потом бросил их на стол, поднялся и гаркнул:
— Посиди-ка. — И поспешил к дому.
Через несколько минут вернулся с огромным бутылём, в котором плескалась тёмно-коричневого цвета жидкость, и двумя стаканами.
— Бражка. Собственного розливу, — прокомментировал хозяин, водружая свою ношу на стол.
— Не пью, — заявила я. — За рулём.
— Зато я не за рулём, мил девица, — хохотнул хозяин и плеснул жидкости в гранёный стакан, плеснул по самые берега.
«Хукнув» в сторону, он мощными глотками осушил стакан, поставил его со стуком на стол и уселся на прежнее место, облегченно вздохнув.
Посмотрел на меня внимательно и наконец задал вопрос, который его в данный момент шибко заинтересовал:
— Ты кто такая будешь, а? Из милиции — или ещё как?
— Или ещё как, — отозвалась я. — Я по просьбе мужа Марины. Беспокоится он очень за неё.
— А что так? — удивился собеседник. — Что там за неё беспокоиться? И почему сразу так не сказала? А то — весточку, понимаешь ли.
— Были на то причины. А беспокоится её муж именно из-за этого. — Я кивнула на два снимка. — Ему кажется, что Марины… как бы две.
— Кажется, говоришь? — не поверил хозяин дома. — Ну и почему? Что именно сейчас? Десять лет не казалось, а тут на тебе, да?
— Я понимаю, Марина по большому счёту вам безразлична…
— Ничё ты не понимаешь, мил девица. — Он неожиданно насупился и тяжело задышал через ноздри, точно паровоз. — Не безразлична она мне. Хотя и наплевала — в первую очередь на свою мать. Но зла на неё я не держу. Сами грешны, чё на других головой кивать. Однакось к матери за эти годы могла бы хоть разок приехать. Вот она, гордыня…
— У неё ведь есть сестра, да? — задала я вопрос, ради которого, собственно, и приехала.
— Нет у нее никакой сестры, — отмахнулся, хмурясь, отчим Марины. — Говорил я уже об этом. Одна она у Анюты.
— А кто ж у нее есть? — едва не вспылила я.
— В общепринятом понимании — сестры нет, — тут же поправился он, делая над собой усилие.
— Да?! А в каком же понимании есть?
Он снова наполнил свой стакан. Сделал очередных несколько глотков, крякнул и продолжил:
— В каком понимании?.. Ладно. Раз такая музыка пошла — слухай сюда… В молодости Иван, то бишь покойный муж Анюты и отец Марины, он был видным кобелем. Анюта была влюблена в него. Да и не только она. Он был хорош собой. Хотя и Анюта тоже была ничего, это сейчас черт-те что. Ага. юю Шибко запал он ей в душу. И вот как-то в дождь оказались они в поле одни. Анюта и Иван. Ну, Иван-то что? Он ещё и под градусом маленько тогда был. Говорит, переждём дождик-то у скирды. Анюта и рада — с таким красавцем многие готовы были переждать. Вот и переждали, ага. Вделал он ей тогда, она и не супротивилась. Чё супротивиться, когда сама того хотела. А он получил, что хотел, — и айда, только его и видали. И забыл даже об этом стоге сена. Потому как сам любил другую, статную красотку, хотя и не прочь был позабавиться между делом и с другими, как Анюта. Только вот… забыть-то он забыл, а Анюта не забыла. Не получилось у нее. И не то чтобы она там в уме что-то задумала. Нет. Забыть ей не позволил живот. Забеременела она тогда. Во как. Ну а родители у Анюты были тяжелы на руку, сразу к этому кобелю — и в рыло, для начала. А после — либо женись, либо тебе тут в посёлке не жить. Тут же, понимаешь, мил девица, всё на виду. Это не у вас в городе — напортачил и исчез. Тут не… Так не получится. Короче, взяли они Ивана в оборот. Ну и пришлось тому свадебку сыграть. И выйти за нелюбимую Анюту. Вот так вот… Через положенное время родилась Марина.
Рассказчик замолчал, перевел дух и вновь приложился к стакану, допивая остатки. Бражка развязала хозяину язык, сделала словоохотливым. Что ж, для меня то было неплохо. Узнать я хотела многое.
— На первый взгляд казалось, что все ладно получилось. Аня замужем. Дочь имеет отца. Ан нет. Не всё так просто вышло. Свою любовь, эту статную красотку, он, как оказалось, не позабыл и, более того, не собирался бросать. В результате — через год после появления Марины у другой девицы из поселка рождается девочка. К сожалению, у той красотки родители оказались не такими шустрыми, заметили беременность дочери поздно, а та, как назло, была с гонором и до последнего не говорила, кто ж это ее так уделал. Хотя слушок, конечно, пошёл, ох пошёл. Ну, в общем, замяли как-то… А вернее, быстренько оженили брюхастую девицу на плюгавеньком мужичонке, который был без ума от той крали и готов был выскочить за нее, не смотря ни на что… Вот таким путём.
Мужик ухмыльнулся, как бы подводя черту под своей мелодрамой. Действительно, расплакаться можно. Не только, оказывается, в Мексике могут реветь.
— Вот так и появилась вторая. — Он ткнул пальцем в снимок, на котором была запечатлена с сумкой на плече Марина… или не Марина? — Поначалу всё вроде бы было тихо. Страсти улеглись. Иван продолжал жить с Анютой. Его полюбовница — со своим. А потом все выявилось.
— Что выявилось?
— Детишки-то росли. И у первых, и у вторых. И в конце концов скрыть сие стало невозможным.
— Хорош говорить тайнами.
— Да какая ж тайна? Похожи были эти две девчонки одна на другую. Как две капли воды. Словно две близняшки. Только одна старше на год. Обе в отца, кобеля этого, ничего от матерей не взяли — ни одна.
— Значит, всё-таки сестра есть у неё, — выдохнула я, наконец расшифровав мучившую меня загадку.
— Ну, не совсем. Только по отцовской линии.
— И что же дальше было?
— А что дальше? Жили они и жили. Марина росла спокойной девочкой. Училась хорошо. В общем, не нарадоваться. А вторая, Райка, — та была наоборот. Задира, лезла, хоть и девка, в драки, короче, не приведи Господь.
— Они дружили? Марина и эта — Рая?
— Что удивительно — да. Анюта, конечно, была против той дружбы. Она ж, ясно, знала, откуда такая схожесть. Да и люди за спиной шушукались. А затем, когда Рае исполнилось лет четырнадцать, мужчинка, за которого вышла красотка, помер, и та, недолго думая, собрала манатки, взяла дочку и уехала. Не смогла она, овдовев, жить в одном поселке с Иваном — наверняка любила дурня по-прежнему. И он её любил, по всей видимости. Потому как, когда той не стало, запил сильно. И через три года хлобыстнулся с высотки. Оставив Анюту с дочерью одну.
— Угу… — Я в задумчивости барабанила пальцами по столу. — И куда уехала та, что с Раей?
— Не знаю, мил девица. И никто тебе не скажет. Даже своим родителям она ничего не сказала — словно желала исчезнуть навсегда из этого поселка, бесследно.
— А как Марина отнеслась к тому, что уехала Рая?
— Так что ей — дети они ж еще были.
— Уже не дети. Рае было на тот момент четырнадцать, а Марине, как следует из вашего рассказа, — пятнадцать. Вполне смышленые люди.
— Н-у… — протянул мужик, — может, оно и так. Не знаю. Что дружили — да. Ну а дальше… Разъехались — и всё тут.
— Не переписывались они, не знаете?
— Да вроде нет. Анюта не упоминала про письма. Да в такие годы обзавестись новыми подругами — раз плюнуть.
Это если просто подругами. А сестрами? Пусть только и по отцовской линии…
— Рая и Марина догадывались, что у них один отец?
— К-хм… — Хозяин усадьбы задумался. — Трудно сказать. Может, и догадывались. Может, кто из взрослых и ляпнул при них о том. Но Марина никогда не ставила перед матерью такой вопрос. Ни разу. Узнавал я про то у Анюты.
— А перед отцом? Вы ведь говорили, что она отца очень любила?
— Очень любила. И тот с нею всё своё свободное время проводил. Особенно когда уехала эта красотка с Раей. Кто его знает? Может, Иван дочери что и сказал. Поди теперь у него на том свете спроси.
— Но Марина-то жива.
— Вот и спроси у неё. К нам она носу не кажет. Обиделась. На мать обиделась. Сильно отца любила. Может, он ей что и сказал, может…
— Значит, о судьбе Раи ничего вам не известно?
— После того как она уехала — ничего. Да и о Марине… Сколько уж лет.
Последние слова он произнес с грустью и снова потянулся к бутылю.
Я взяла фотографии и сунула их обратно в карман джинсов. Что ж. Вполне возможно, эти две сестренки по отцовской линии все же встретились. Через много лет повстречались в столице. Марина и вторая, которую зовут Рая. Теперь появление близняшек было более или менее понятным. Это значило, что Марина не раздвоилась. Никакой мистикой здесь и не пахло. А пахло деревенской историей о разбитых сердцах, итогом которой стали две похожие, точно две капли воды, девушки.
Что ж, Марина и Рая повстречались. И наверняка после развода первой с банкиром. Иначе бы Лазутин всенепременно узнал бы о том, что у его жены имеется сестрёнка по отцовской линии.
Ну, и что дальше? Они встретились, узнали друг друга и… У них что-то появилось общее. Вернее, они что-то затеяли сообща. Этим и объясняется появление Марины в доме бывшего мужа — после того, как они разошлись. А затем, вполне возможно, в доме банкира побывала и Рая, под личиной своей сестрёнки. Значит, их интерес — Лазутин. И по характеристикам, которыми наградил отчим Марины двух девчонок, сама затея наверняка исходила от бандитки Раисы.
Затея. Хм… Что ж они задумали? Я уже нисколько не сомневалась, что имею дело с двумя красотками. Всё указывало именно на это.
Попрощавшись с хозяином, я ретировалась. Забралась в машину и помчалась обратно в столицу. Здесь, в поселке, мне уже нечего было делать.
Дела ждали меня в другом месте. И не очень-то приятные дела. Чем глубже я врезалась, что соха, в проблемы банкира Лазутина, тем больше появлялось вопросов.
До встречи с Лазутиным, когда должен был вступить в действие мой план, ещё оставалось достаточно времени. И время это следовало провести с пользой — лично для себя. Угу. Пора было позаботиться и о себе.
В конце концов, я рисковала в большей степени, чем банкир. Именно я. Собственной персоной.
…Я подъехала к дому, в котором жила Марина, припарковалась на старом месте и, заглушив мотор, осталась сидеть в машине. Я еще не знала, что собираюсь предпринять. В какое-то мгновение мне захотелось ворваться к Марине, хорошенько ее встряхнуть, так, чтобы у неё глаза от ужаса на лоб полезли, а душа ушла в самые нижние части тела, чтобы она разжала свои красивенькие губки и рассказала мне все, что у нее на уме.
Идея казалась соблазнительной. Но тут вставал вопрос — как в таком случае быть с банкиром? Не могла ли эта активная акция возыметь неблагоприятные последствия для моего клиента? А вот тут-то как раз — чёрт его знает… Отношения между Мариной и Лазутиным мне до конца были ещё не ясны. Хотя они и в разводе, уже более двух лет, однако… Однако встречались. И более того, тот ее финансировал. Так что… Так что от тесного контакта пока приходилось отказаться. И заниматься пассивным изучением объекта, хотя данное действо и шло вразрез с наказом моего клиента. Тот давеча четко сказал: я должна прекратить заботиться о его жёнушке, бывшей жёнушке, и теперь мне надлежит вплотную заняться его «исчезновением».
Но во всей возне вокруг «исчезновения» я чувствовала странную какую-то тревогу. Ну не нравилось мне что-то. А что именно — я и сама еще толком не знала. Не знала — хоть ты тресни. Вот это мне и не нравилось. Потому и призадумалась…
А времени-то было в обрез. В обрез — но всё же было.
Зелёный «фолькс» стоял на прежнем месте, у подъезда интересующей меня дамы.
Я, конечно, могла ничего и не дождаться. Марина могла сегодня, как и вчера, не предпринять активных действий — оставаться дома. Но мне почему-то казалось, что я не зря сюда приехала. Кое-что могло произойти. Раз Лазутин заторопился отправиться в мир иной, значит, его бывшая жёнушка… Ведь что-то ей понадобилось в доме бывшего мужа — после стольких лет разлуки. Между бывшими супругами какая-то связь все же существовала. И эта связь не могла так просто нарушиться.
Лазутин возжелал уйти. Неожиданно изменив сроки.
Изменится ли что-то в поведении Марины?
Ответ пришёл довольно быстро. Уже через полчаса.
Я оказалась права. Некая связь существовала.
Марина вышла из дома, вышла все в том же коротеньком платьице, распахнутом плаще и в туфельках на шпильках.
Она дошла до «фолькса», юркнула в салон, развернула машину и вырулила со двора, устремившись к проезжей части.
Я пристроилась за ней, правда, перед этим едва не столкнулась с грузовиком, выскочившим из подворотни; водила грузовика довольно ретиво жал на газ, пытаясь первым проскочить к перекрестку. Пришлось, дабы не отстать от объекта, заехать на зелёный газон и уже по нему выезжать на проспект. Разбираться времени не было, я лишь продолжительно просигналила вредоносному водиле.
Минут десять быстрой езды — и я пришла к неутешительному для себя выводу: Марина собиралась выбраться из города. Сомнений не оставалось.
Плохо, плохо, плохо, заверещал в моем мозгу кто-то посторонний. Н-да… не лучший исход. Марина могла ехать куда угодно. И сколько угодно. А у меня оставалось не так много времени. Лазутин должен был ждать меня в условленном месте, и опаздывать на встречу я никак не могла.
«Фольксваген» выскочил за черту города и увеличил скорость.
Ну ладно, ладно, успокаивала я себя. Сколько возможно, столько проеду.
Ещё где-то через полчаса я уяснила и цель поездки Марины — аэропорт. Вот так номер. Улетать, что ли, собиралась? Интересно, очень даже интересно. Лазутин «исчезает», а его бывшая женушка улетает.
Что касается цели вылазки Марины — мои предположения были верны.
Въехав на территорию аэропорта Шереметьево, Марина припарковалась на стоянке, выбралась из машины и быстрым шагом направилась в сторону здания аэровокзала.
Мне пришлось повозиться, прежде чем я нашла место для своей машины. Какие-то гадкие дядьки на стареньких «жигуленках» в количестве трех машин оказались впереди меня и на некоторое время притормозили мои энергичные действия.
Не удержавшись, я попеняла им из раскрытого бокового окна. В итоге все же поставила свою «Ауди» как положено, на стоянке, и поспешила за Мариной.
В здании аэровокзала было довольно свободно. Толчея отсутствовала: то ли самолеты пока не летали, то ли граждане в данный момент просто не желали пользоваться сим воздушным транспортом.
Марину я сразу заприметила. Она стояла у окошка кассы, сунув голову едва ли не за стеклянную перегородку. За ней уже успела пристроиться одна довольно внушительных размеров дамочка. Ну-ну, промурлыкала я мысленно.
Как только Марина отошла, я тотчас подбежала к кассе, отодвинула в сторону дамочку и показала ей красное удостоверение. Ну, отодвинула — наверное, громко сказано, скажем так: сделала попытку, попробуй такой монумент сдвинуть с места — так и родить недолго.
— ФСБ, — не повышая голоса, дабы не разносить данные сведения по залу, произнесла я как можно внушительнее. — Воспользуйтесь, пожалуйста, другой кассой.
И уже не обращая внимания на недовольную дамочку, всунулась в окошко к служащей аэропорта. Показав, не раскрывая, свою бордовую книжечку, изрекла:
— ФСБ. У вас только что заказывала билеты одна девушка. Мне нужно знать — для кого и куда.
Служащая не стала проверять мое удостоверение — и очень хорошо, иначе увидела бы, что я не из ФСБ, а всего лишь частный детектив. Пришлось бы спешно придумывать что-то такое оправдательное. Но судьба благоволила. Придумывать не пришлось.
Женщина за окошком выдала всю интересующую меня информацию.
И эта информация явилась еще одним доказательством существования двойника Марины.
Билеты были заказаны на двоих пассажиров. На Лазутину Марину. И на Скорнякову Раису.
Две сестрички по отцовской линии, Марина и Рая, собирались завтра улететь. И очень далеко.
…Я вернулась в город. А затем съездила ещё в одно местечко, где и оставила машину. Так нужно. Для моего плана.
Домой возвращалась на электричке. На встречу с Лазутиным доберёмся и на такси. А там… Хм. Не будем спешить. Нужно ещё подготовиться.
Оп-па. Я вновь платиновая блондинка, и волосы локонами спадают мне на плечи, закрывая едва ли не пол-лица. Яркие тени, четко очерчённый контур губ, самая малость грима, огромные очки — и я опять себя не узнаю.
— А ничего ты выглядишь, старушка, — резюмировала я вслух, стоя у зеркала и поправляя выдающихся размеров бюст, на который наверняка будут пялиться больше, чем на все остальное. Угу. И хорошо. Когда потом попытаются выяснить — и что за краля то была, боюсь, в ответ промычат лишь одно: хо-орошенькие имелись грудёхи…
Подкладки в лифчике держались крепко. Я разгладила коротенькое платьице, оправила его. Затем отставила в сторону ногу в туфельке на шпильке, отставила, как бы проверяя: как буду выглядеть в новом ракурсе. И вновь с удовлетворением ответствовала:
— Хоть сейчас тебя, старушка, заваливай и рви на клочья твои трусишки. Вай-вай, только бы добраться до нужного места, не будучи изнасилованной.
Перекинув сумочку через плечо, я проверила её содержимое. Так-с, пистолет, пакет с кровью, ну, и мелкая ерундовина, в которую особо не стоило вникать.
Я уже хотела ретироваться из своей квартиры, когда раздался телефонный звонок, который остановил меня и заставил — после небольшого раздумья (а поднимать ли трубку?) — все же узнать: кто это ко мне пытается прорваться по линии связи?
— Смотри-ка, застал тебя, — без лишних приветствий выпалил на другом конце провода знакомый голос. Имевшее место упущение я все же решила несколько восполнить.
— Привет, Михалыч.
— Привет-привет, — протараторил мой бывший начальник моей бывшей службы. — Я вовремя?
— Разве бывает иначе? У тебя новости?
— Уга. Куча новостей, — проворчал он.
— Похоже, не совсем весёлые…
— А ты когда-нибудь у меня спрашивала про веселое? Во-во… Значит, так… По первому твоему вопросу. Лазутин Эдуард Афанасьевич. Банкир…
— Это мы знаем, что он банкир.
— Не перебивай, пожалуйста. Итак, Лазутин. Председатель правления «Эльфабанка». И фактически его хозяин на данный период. Соучредителями этого финзаведения на некотором этапе были: Мостовой, генеральный директор консорциума «Нефтегазпром», и некий Смыслов. Последний — очень загадочная личность. Бывший гэбэшник. До девяностого года работал в центральном аппарате на Лубянке. Затем куда-то исчез. И вынырнул уже через три года, сразу как один из учредителей банка. Фактически он заведовал службой безопасности. Ну, и следил за направлениями денежных потоков и их целостностью. С его появлением в банке туда же перешли многие бывшие офицеры системы.
— Почему ты говоришь о них в прошедшем времени?
— Молодец, — почему-то усмехнулся Михалыч. — Подметила. Отвечаю: потому что двоих последних уже нет. Мостового расстреляли прямо у подъезда собственного дома. Расстреляли вместе с охраной. Смыслов получил пулю от снайпера у входа в банк.
— Когда это произошло? — несколько приуныла я. Что-то мне стало нехорошо, словно это не они, а я получила хорошую порцию свинца.
— С полгода назад ушёл в мир иной первый. Второй — спустя два месяца.
Так-с. Полгода назад к Лазутину приплелась его бывшая супружница Марина. Приплелась якобы со старой хворью — мол, разыгралась болезнь под названием лунатизм. Совпадение?
— И, сама понимаешь, убийцы найдены не были.
— Ну да, как обычно. Кто их заказал? Михалыч, не темни, вижу ведь, знаешь что-то.
— Поверь, на этот раз даже я почти ничего не знаю. Конечно, можно говорить о конкурентах, которых в любом бизнесе навалом. Но здесь… Здесь нечто другое. После кризиса банк, можно сказать, на нуле, однако держится на плаву. Просто держится, и всё…
— И продолжает в живых ходить последний член правления Лазутин.
— Именно. Никуда не исчезает, не уезжает. Хотя банк и нулевой.
А вот тут ты не угадал, хотелось рявкнуть мне. Собирается исчезнуть наш парень Лазутин. Ох как собирается.
— Ну, и что у вас думают? — спросила я, почувствовав, как при слове «у вас» у меня невольно сжалось всё внутри. Когда-то я тоже принадлежала к этому «у вас», была в одной упряжке с Михалычем. Теперь это в прошлом. Но вот горечь при упоминании о моей бывшей службе нет-нет да находила.
— Я же тебе сказал, — с грустью проговорил Михалыч. Подумал и добавил: — Могу лишь повторить: версия с конкуренцией у нас не котируется.
— А что котируется?
— А вот это ты уж извини… На меня и так подозрительно скосились, когда я принялся выяснять о твоём Лазутине. Намекнули — а зачем это я, старый такой-сякой, лезу не в свое дело, которое совсем не подходит моему отделу?
— Значит, подставила я тебя. Извини, Михалыч.
— Ты каким боком к этому банку, а? — неожиданно насторожился полковник, словно отец, забеспокоившийся о своей дочери.
— Сама еще не знаю каким, — туманно ответствовала я. — Только в отличие от тебя я свободная птичка. Могу лететь в любую сторону — нету надо мной начальства.
— Ага. Нету, — поддел Михалыч. — Только смотри, птичка, знаю твой характер, как бы ты крылышки свои не опалила.
— Что так похоронно?
— А это уже в отношении твоего второго вопроса.
— Ну?! Неужели и там что-то не в порядке?
— А это сама суди, «форд», номерные знаки… состоит на балансе Главного управления внутренних дел.
Я лишь икнула. Ну надо же, ну ничего себе… И куда, интересно, я влезла? Вот это ты, старушка, увязла. Вот это ты, старушка, влипла, запричитал во мне чей-то противный голос.
— Чем тебе данный Главк не угодил? — осторожно так спросил полковник.
Н-да. Что я могу сказать? Что черт его знает, чем мне он не угодил? И вообще… И с боку бантик. Бросай это дело, вновь прогнусавил мой внутренний собеседник, отдай бабки-аванс этому загадочному банкиру, остающемуся почему-то в живых, отдай — и тихонько продолжай жить дальше. Иначе… Иначе — всё! Если ФСБ теряется в догадках относительно смертей членов правления «Эльфабанка», то… А может, не теряется? Может, там на самом деле нечто… не укладывающееся в голове? Интересно — что?
Тикай, старушка, ударило у меня в висках. Я скрежетнула зубами. Разберусь без сопливых. Ну-ну, выдал мне мой внутренний, — дескать, предупреждали же.
— Ты что замолчала? — не выдержал Михалыч.
— Думаю, — ответила я.
— Что ж, думай. Это еще никому не мешало. Помощь не нужна?
— Мы уж сами…
— Ох уж это сами, — перебил он меня тут же. — Никогда это у тебя добром не кончалось, — предрёк он напоследок.
Ну спасибо, Михалыч. Успокоил женскую душу.
— Ладно, — сказал полковник. — Мне некогда. Если больше ничего…
Я смогла лишь ответить, что сейчас на самом деле пока ничего. И отключила связь. Мне нужно собраться с мыслями. Вот так сразу я не могла что-то внятное проговорить.
Я стояла у зеркала и тупо смотрела на свое неузнаваемое, преображенное с помощью косметики лицо. Н-да. Что тупо, то тупо. Даже очки не помеха, чтобы это определить. Выходит, я саму себя не могу понять?
Я мотнула головой, отгоняя наплывшую пелену. И щелкнула, по зеркалу пальцем. Щелкнула себя по носу. Не дрейфь, старушка. — Что нам, впервой бродить по лезвию бритвы?
Интуиция мне подсказывала, что последствия моего дальнейшего вояжа могут быть самые обескураживающие.
«Эльфабанк» — гнилое место, это уж точно. Две смерти — яркое тому подтверждение.
Однако бросать всё так хорошо уже подготовленное — жалко ведь… Оставалось всего ничего. И я могла получить остаток гонорара. И заняться собой. Вполне возможно, полностью забыв о банкире. Вполне возможно. Правда, это я лишь успокаивала себя. Чувствуя подспудно, что так все просто не закончится.
Мне надоело глазеть на себя в зеркало. Я решительно встряхнула ворохом платиновых волос и направилась на выход.
Отступать я не стала.
— Хрен вам, меня так просто вам не провести, — бросила я на прощание гипотетическим врагам.
По большому счёту — я шагнула в неизвестность. И она, неизвестность, могла меня встретить чем угодно. И когда угодно. И в каком угодно месте. Не обязательно в том, где я первоначально запланировала встречу с Лазутиным.
При входе в ночной ресторан меня встретил слащавый паренек в униформе, едва не утративший рассудок, когда я перед его носом поправила свой впечатлительный бюст. Глазенки у него едва не выскочили из орбит, едва не повисли в области подбородка. Вай-вай, щас точно грохнется, пронеслось в моей башке.
— Пасть закрой, — мягко попросила я, жеманно сунув дымящийся сигаретой мундштук в белозубый свой ротик. Наверное, со стороны данный жест выглядел неплохо. Мне так кажется, во всяком случае.
Паренёк щёлкнул челюстями и вытянулся, точно перед генералом. Однако по-прежнему не сводил мутных глазёнок с моего глубокого декольте — щас прожжёт дырку.
— Пройти можно, милок?
— Во! — соизволил наконец проговорить. И на одном дыхании изрек: — Ты какая!..
— Такая! Только не про таких, как ты. Свали в сторону — столик у меня тут заказан. Внятно говорю?
Он моментально, отшлифованными движениями, вытащил свой список. Сверившись с фамилией, на которую я заказала сей столик, отошел в сторону, с усилием отводя взгляд.
Вильнув попкой (думаю, это тоже неплохо вышло), я проскользнула в фойе. Где несколько минут покрутилась возле высоченного зеркала в медной раме. А затем по ковровой дорожке прошла в зал.
Зал был не совсем заполнен — основные завсегдатаи, как я поняла, должны были подплыть несколько позже.
В углу, на эстраде, небольшой оркестрик разминался перед предстоящим концертом. Выдавал вполне приличные фуги, под которые отдельные индивиды уже пытались даже плясать.
Поднырнувший ко мне в смокинге очередной парнишка услужливо выяснил мою «принадлежность» и двинулся по залу, указывая мне рукой, куда следовало идти.
Паренек провел меня по проходу и усадил за столик рядом с огромным аквариумом. Данный столик был последним в ряду и соседствовал лишь с одним, с тем, что находился за аквариумом, — за этим столиком обычно восседал Лазутин, о чем он же сам мне и сообщил. Банкир любил этот ночной ресторан и частенько здесь проводил время, ужиная и тому подобное. И столик у него был постоянный.
Пока всё шло так, как мы с ним предварительно договаривались. Я должна была сюда приехать первой. Он позже. Ну и… Ну и, естественно, увлечься мной. Ага. Я решила, что в таком прикиде мной мог не увлечься только покойник — и то в наглухо заколоченном гробу.
Все должно было выглядеть естественно. Он знакомится со мной — с неизвестной, в одночасье понравившейся ему кралей, а потом… А потом вступала в действие вторая часть моего плана.
Пропев дифирамбы своему заведению, мэтр быстренько испарился, прислав вместо себя одного из официантов — те бесшумно передвигались по дорожке, ведущей из кухни в зал.
Получив заказ, официант, в свою очередь, шустро испарился. И появился через несколько минут уже с подносом, на котором стояли бутылка вина и бокал. Водрузив свою поклажу на столик, он откупорил бутылку и плеснул из неё тёмной бордовой жидкости в бокал. После чего пожелал приятно провести вечер, оповестив, что остальной заказ будет вскоре на моем столе.
Я сделала несколько глотков. Неторопливо вытащила отдымившую сигарету из мундштука и бросила её в пепельницу.
Лазутин должен был явиться через полчаса.
За эти полчаса я успела выпить бокал вина, отбрить поддатого мужика, пытавшегося навязать мне своё общество, а также засунуть очередную сигарету в свой мундштук.
Лазутин появился вовремя.
Пока всё шло так, как я и задумывала. В некотором смысле безрифовое продвижение иногда оказывает плохую услугу. Потому как притупляет бдительность.
Но в данный момент я просто отмахнулась от этого постулата.
Сначала объявились три его телохранителя. Они прошли по залу, внимательно оглядывая его содержимое — и неодушевленные предметы и одушевленные, то бишь людей. После чего заняли место у столика, который находился прямо за аквариумом.
Один из телохранителей что-то произнес в портативную рацию; и лишь после этого в зал вошёл сам хозяин «Эльфабанка», вошел в сопровождении еще двоих охранников.
Ну что ж, понимаем мы вашу охрану. Двоих учредителей замочили. Остался ты один, Эдуард Афанасьевич. Свою персону, конечно, нужно беречь. Однако, как показывает опыт, сколь ни велика охрана, если кому-то твоя смертушка нужна — замочат непременно. Не с первого раза, так со второго, с третьего — какая разница с какого, когда исход один.
Да, наверное, Лазутин это понимал. Видать, не забыл еще про Мостового и Смыслова. Однако Лазутин все же считал, что до поры до времени его не будут убирать, повременят… Как же он сказал… Ага… Я, мол, обезопасил себя. Ну-ну. И чем это он, интересно, обезопасил себя? Конечно, не могучими ребятами. Такая преграда убирается выстрелом, пластитом и иной взрывоопасной хреновиной. Нет, чем-то другим. Что действовало до… До сего момента. Это неизвестное мне «другое», видимо, стало сейчас терять свои качества. Потому как Лазутин решил исчезнуть. Наверняка он понял: ничто уже не сможет его уберечь от участи двух сподвижников. И решил первым сделать ход, который мог бы его спасти.
Такие мои соображения.
Лазутин уселся за столик. И тут же телохранители взяли его, что называется, в клещи. Столик банкира примыкал одним боком к стене, и, следовательно, оставались открытыми три стороны. Вот по этим трем сторонам и рассредоточились трое телохранителей. А оставшиеся двое уселись за соседний столик и стали зорко зыркать глазенками по залу, отыскивая потенциальных противников.
Вот такой получился расклад.
Вскоре официант притащил Лазутину заказанные им блюда, к которым тот притронулся лишь после того, как выпил стакан боржоми — здоровьице берег мой банкиришка. Угу. Значит, хотел жить долго. Похвальное стремление, что ж тут скажешь против?
Лазутин был молодец. По большому счету. Делал все так, как я ему велела.
Он неторопливо уплетал заказанное кушанье, пил — уже вино — и скучающим взором поглядывал на куцые кучки выплясывающих возле эстрады. Наконец, как бы невзначай, уперся взглядом в мою персону. Вилка в его руке повисла в воздухе, глаза изумленно округлились, словно он увидел некое чудо, наподобие воскресшего Христа. Лазутин икнул, опустил наконец столовый прибор на стол и потянулся к бокалу. Хотя я и предупредила, что стану для него как бы незнакомкой, такого он не ожидал — по изумлённому лицу банкира я это поняла.
Что ж. Прекрасно. Его удивление было вполне искренним. Так что все развивалось по плану.
А потом он впился в меня своими глазками, не в силах больше никуда глядеть. Помаялся так немного — и в какой-то момент, как и положено мужику, переполненному бурлящими гормонами, поднялся с места, вытер машинально губы салфеткой и твердым шагом направился к моему столику.
Глаза телохранителей, как по команде, устремились в точку, к которой приближался их подопечный.
— Мадам, — галантно поклонился банкир и протянул мне руку, как бы предлагая на нее опереться.
Минутой раньше заиграли медленный танец, вполне подходящий для того, чтобы вывести в центр зала приглянувшуюся партнершу.
На секунду-другую я сделала вид, что размышляю: достоин ли сей субъект такого подарка? Достоин ли обнимать меня, изображая танец? Наконец решила, что достоин. Небрежно отложила мундштук с дымящейся сигаретой в пепельницу и оперлась на руку Лазутина.
— Вот это да, — запыхтел Лазутин мне в ухо, едва только мы оказались возле эстрады. И он крепко прижал меня к себе, пытаясь делать танцевальные па. — Вот это да…
— Не слишком выражайте свои эмоции, — попыталась я остудить его пыл; при этом старалась (безрезультатно, скажу вам), чтобы мое тело не так тесно соприкасалось с разгоряченным банкиром.
— Я до сих пор не могу поверить, что это вы, — продолжал распаляться Лазутин. Никак из-за моих грудех, которые едва не в лепешку расплылись у него по груди. Ой-е-е. Да так он скоро вообще забудет, для чего мы устраиваем здесь весь этот спектакль.
Я снова попыталась утихомирить Лазутина, но тут же ощутила, как между ног моего партнера стало что-то расти. Н-да-с. Сейчас мальчику в башку ударит — тогда держись, старушка.
— Слушай, я сейчас, кажется, чокнусь. У меня уже эрекция начинается — прямо железобетонная.
— Чувствую, — подтвердила я, моля бога, чтобы музыка скорее кончилась. Еще немного — и этот эрекционер начнет рвать на мне трусишки прямо здесь, в зале, на ближайшем столике. — Надеюсь, это вам не помешает не померкнуть рассудком и помнить, ради чего мы тут. Загубите всё — и я уже больше ничем не смогу вам помочь.
Кажется, последняя угроза привела его в чувство. Хотя его что-то и продолжало щекотать мой животик, никаких словес он больше не плел. Только жадно дышал в мое ушко.
А когда танец кончился, скоренько сунул руку в карман брюк, чтобы не видна была его срамота, и повел меня, поддерживая свободной рукой за талию, к моему столику.
Я уселась, и он тут же поинтересовался:
— Не возражаете, если я составлю вам компанию?
В мой план возражения не входили. Для порядку я подумала немного, а затем потянулась к мундштуку с сигаретой, как бы давая понять этим жестом, что он вполне может составлять то, что хотел.
Лазутин плюхнулся на стул напротив меня. И тут же его секьюрити переместились на новое место, а шустренько подбежавший официант молниеносно перебазировал банкировы блюда на мой столик, не забыл при этом и напитки.
Дальше мы немножко беседовали, немножко пили, немножко ели, короче, делали вид, что друг другом шибко заинтересовались. Со стороны это наверняка походило на нечто тривиальное — тугой кошелек подцепил аппетитную бабенку, которая как раз для подцепления годилась на все сто.
В какой-то момент нашей непринужденной беседы я, как бы невзначай, постучала пальцем по часам — то есть указала, что нужно сворачиваться и топать. В ресторане нам делать было нечего.
Знакомство с сексапильной блондинкой состоялось. И следовало двигаться дальше.
Лазутин все прекрасно понял. И завел разговор о кровати, которая якобы имеется в его гнездышке и которая по своим габаритам широченная. Я в свою очередь уведомила его о своем ложе, не менее впечатляющем.
В конце концов он склонился к моему варианту продолжения вечера.
Этим все и должно было кончиться — пылающим страстью влюбленным надлежало отправиться в заранее снятый мною номер в мотеле «Последний рубль».
Жилище Лазутина для моего плана не годилось. С его территории пробраться мимо охранников — проблематично.
С мотелем все было иначе.
Лазутин прекрасно сыграл первый акт. То есть со мной познакомился. И в конце концов согласился проверить мое ложе в мотеле. Этакий воздерживавшийся полгода повеса, готовый пойти на любые уступки ради понравившейся ему женщины.
Оставалось самое сложное.
К мотелю «Последний рубль» наш кортеж подъехал к одиннадцати часам. Впереди и позади — по тачке с охранниками, посередине — мы на «Мазде-626».
Кавалькада подрулила прямо ко входу. Стоявший возле дверей сорокалетний крепыш приподнял кулаком козырек кепки, словно желал получше рассмотреть: и кто это к их заведению таким макаром подрулил? По всей видимости, так ретиво сюда подъезжали впервые. Что ж, когда-нибудь нужно и начинать.
Из первой машины выпорхнули трое шустрых парней и двинулись прямо в мотель, на ходу отодвинув в сторону стража дверей, который лишь успел крякнуть при виде такой наглости. Однако ни слова не сказал. Потому как не успел. Из второй машины показалась еще одна тройка широкоплечих фигур. Которая, однако, в мотель не двинулась, встала у задних дверей машины. Затем салон покинул сидевший возле водилы верзила, который руководил всеми охранными действиями. Он прошел мимо своих коллег и остановился у входа в мотель, прямо напротив стража дверей, тупо вращавшего глазами.
Охранники у машины покрутили головами, после чего один из тройки наконец решился — открыл дверцу со стороны Лазутина.
Лазутин, всю дорогу обнимавший меня и нежно шептавший всякую чушь мне в ушко, выбрался неторопливо, даже, можно сказать, величественно. Поправил на себе костюм и лишь после этого подал мне руку, помогая выкарабкаться наружу.
Нас тут же обступили охранники, и мы в этаком кольце двинулись ко входу в «Последний рубль».
Верзила у входа, координировавший действия охранников, сначала что-то пробубнил в портативную рацию и лишь затем отступил в сторону, пропуская основную группу.
— Так это что же? — соизволил все же подать голос служащий мотеля. Яркий свет неоновых ламп, освещавших пятачок входа, позволил увидеть, как на гладко выбритом лице человека в кепке застыло удивление.
— Я здесь живу, мальчик, — бросила я небрежно, заметив, что никто не собирается вступать с ним в беседу, словно все считали, что это ниже их достоинства.
«Мальчик» сделал вид, что принял подобное объяснение — за неимением лучшего сошло и такое.
Мы прошли в фойе, и тут у метрдотеля, у плешивого дядечки, заведовавшего ключами от номеров, едва челюсть не упала с гулким стуком на перегородку. Он, конечно, вспомнил меня. Но когда увидел, в каком я появилась окружении, то едва не рехнулся.
В мою грудь этот плешак уже не стрелял своими маслеными глазками. Лишь боязливо оглядывал моих спутников да кидал взгляды в сторону раскрытой двери ресторана, из которого лилась музыка. У входа же в ресторан торчали два жлоба, которые, по всей видимости, должны были следить за порядком. Но в данный момент жлобы не двигались с места, как будто ничего особенного не происходило.
— Мой номер пятый, — сказала я дядечке.
— И побыстрей, папаша, — добавил Лазутин, прижимая меня к себе, обхватив одной рукой за талию.
Семеро лазутинских охранников, расположившись чуть ли не по всему фойе, деловито шныряли глазками по оперативному простору — так роботы выполняют запрограммированную работу.
Ключики легли в мою ладонь. Нас тут же плотно взяли в кольцо, и мы двинулись под взглядом ошалевшего метрдотеля к коридору, который вел в мотельные номера.
У номера пять наша процессия в который уже раз остановилась.
— Подожди, красавица. — Лазутин взял у меня ключи и протянул их своему начальнику охраны. Тот отпер дверь, и трое бойцов влетели в номер, оставив остальных дожидаться.
Во как! После этого я бы не удивилась, если бы кто-нибудь из охраны присутствовал и при соитии, пусть даже в качестве подсвечника. Но, как я знала из предварительной беседы с Лазутиным, до такого никогда не доходило. Он не допускал. Какая-то часть мужской гордости осталась!
Охранники вернулись и молча мотнули головами — мол, все в порядке, можно не беспокоиться.
Мы с Лазутиным вошли в номер, и дверь за нами закрылась. И я наконец вздохнула свободней.
Фу-ты, кажется, добрались нормально.
Включив телевизор, отыскала дистанционкой «MTV» и сделала погромче, так, чтобы нас с Лазутиным не услышали, чтобы хоть шепотом без помех поговорить.
Он приблизился ко мне и жарко дыхнул в ушко:
— Всё нормально?
Мне его пыхтение уже успело в машине надоесть, и я демонстративно чуток отстранилась.
— А всё же несколько легкомысленно выглядит. — Я с улыбкой показала на сумочку. — Мою поклажу ваши бойцы даже не соизволили проверить.
— Это благодаря мне, — высокомерно, с явными признаками самодовольства протянул Лазутин, расслабляя узел галстука. — Не волнуйтесь, тут всё нормально. Что дальше?
— Дальше всё просто, — пообещала я.
Затем подошла к аккуратно заправленной кровати, плюхнулась на нее всем телом, закинула руки за голову — и громко взвизгнула, совершенно неожиданно для банкира. Тот аж рот раскрыл от удивления, едва не поперхнулся от недостатка воздуха, который перестал глотать, как будто ему в глотку всунули нечто вроде затычки. С запозданием сообразив, что ничто не мешает поглощать кислород, он закашлялся, замотал головой, то ли приходя в себя, то ли осуждая мои действия.
Я ухмыльнулась и сбросила с прикроватной тумбочки стоявшую на ней пепельницу. Та с глухим стуком покатилась по ковролину. Следующим предметом, оказавшимся у меня в руке, стала ваза — все с той же тумбочки.
Лазутин отшатнулся. Словно увидел перед собою душевнобольную с явными намерениями нанести ему вред. Вполне возможно, решил, что сейчас ваза полетит в его сторону.
Я поманила Лазутина пальчиком. Тот задумался. Наконец подошел ко мне. Я же выпустила вазу из рук… Бум-с, — издав тупой звук, ваза благополучно — в целостности и сохранности — застыла у ножки кровати.
Снова ухмыльнувшись, я сообщила:
— Импровизация.
— О… вот как! — тут же встрепенулся Лазутин, обретая былую уверенность. И, понизив голос, проговорил: — Чтобы, значит, все было натурально, да?
— Можно сказать и так, — подтвердила я. В конце концов, мы должны были поддерживать имидж любовников — такая сладкая парочка: банкир и снятая им на ночь сексапильная бомбочка.
Лазутин вдруг вспыхнул — рывком стащил с себя пиджак и вспрыгнул на кровать, коленками едва не уткнувшись в мою талию. И тут же приблизил ко мне своё лицо:
— Так ради этой самой естественности, может — того?..
Глазки его заблестели.
Во! Еще немного, и он забудет, ради чего мы сюда приехали. Скажет: а давай-ка перенесем. Хрен с ним. Исчезну как-нибудь попозже.
— Ну уж нет, — змеей прошипела я и отодвинулась от банкира на дальний край кровати. — Данная услуга в сыскные не входит.
— Да? — Огонек в глазах Лазутина угас. — Жаль. А это…
Он смутился. Протянул руку к моим грудям, однако побоялся до них дотронуться.
— Откуда такие выдающиеся груди неожиданно появились? — поинтересовался он с такими интонациями в голосе, словно от моего ответа зависела вся его дальнейшая жизнь.
— Впечатляет, да? — усмехнулась я. — Представляете, как ваши псы-охранники будут меня позже описывать?
— Да? Ну и как? — Банкир прикинулся несведущим.
— Скажут, подцепил их хозяин этакую феерическую арбузоносительницу.
— Чего-чего? Арбузе… как?
Я ладонями чуть приподняла свои искусственно увеличенные груди, как бы показывая — вот как.
— Ага, — понял Лазутин и подергал себя за мочку уха, будто призывал мыслить здраво, а не поддаваться плотским желаниям, которые вызывала лежащая перед ним девушка. — И что же, будем просто вот так торчать друг перед другом, и все?
— Нет, не всё. Будем громко имитировать экстаз. С обеих сторон. Скакать по кровати. И что-нибудь периодически ронять, акустический фон создавать.
— Во как! — воскликнул банкир с одобрением в голосе. — Тогда бы нам выпивки не помешало… Чёрт, заранее не подумал как-то. Может, я охранникам скажу, чтобы быстренько притащили?
— Он с надеждой посмотрел на меня.
— Не нужно. В углу маленький холодильничек. Там есть все, что нужно.
Он быстро спрыгнул на пол, шустро добрался до холодильника и выудил оттуда бутылку вина. Стащил с горлышка фольгу и пальцем затолкал пробку внутрь посудины (а силенки есть у господина банкира, ничего не скажешь).
— Так-с, где тут у нас бокалы? — завертел он башкой во все стороны. И напрасно завертел, бокалы-то находились на стоящем в центре комнаты столе. Однако банкир делал вид, что ищет что-то более подходящее.
Но более подходящего в номере не оказалось. И он, крякнув, подошел к столу. Наполнил два бокала красной жидкостью и вернулся к кровати. Один протянул мне.
Но я сначала забралась в свою сумочку, с которой не расставалась и на ложе, вытащила из неё одноразовые латексные перчатки, натянула их на руки и лишь после этого подхватила протянутый Лазутиным бокал.
— А это… — Банкир кивнул на мои руки.
— А это — чтобы не оставлять здесь своих отпечатков. Не нужны они здесь.
— Да? Так может… — Он многозначительно посмотрел на свои руки.
— Вам можно. Вы ведь будете всё равно… — Я недоговорила и ткнула указательным пальцем в висок, сымитировав дуло пистолета.
Такая имитация Лазутину отчего-то не понравилась. Он скривился, словно проглотил целиком лимон, — и тут же залпом осушил свой бокал. После чего лицо его как бы подобрело.
Я из своего бокала не стала пить, поставила его на тумбочку.
— Не пьёте? — удивился Лазутин, словно вопрошая: ты чё, зашитая?
— Не пью. В крайнем случае — вино.
Вот кофейку бы сюда. Вот кофейку бы выпила.
— Вы обычно сколько со своими девками гуляете? — задала я вопрос.
— Да когда как, — неопределенно пожал плечами Лазутин.
— Ну тогда…
Ну тогда нужно продолжить. Я поднялась с кровати, сделала еще громче звук телевизора. А затем… А затем мы малость попрыгали на кровати, малость покричали, и уже сам Лазутин уронил свой бокал на пол.
Короче, я постаралась сделать всё возможное, чтобы из нашего номера доносились звуки, свидетельствовавшие о свершении акта прелюбодеяния.
Лазутин принялся лакать вино прямо из бутылки. И всё поглядывал на меня, как бы спрашивая — достаточно ли? И в какой-то момент я так и сказала:
— Достаточно.
Лазутин прекратил пить. Икнул и поставил бутылку на пол. После чего провел тыльной стороной ладони по влажным губам и выжидательно на меня уставился.
Я взглянула на часы.
Дольше тянуть не стоило. Теперь предстояло совершить самое важное. То, от чего зависел не только стопроцентный «уход» Лазутина. От этого зависела и дальнейшая моя судьба.
Совершить оплошность я не имела права. А посему мне предстояло сосредоточиться — и довершить начатое. Уж постараться. Хотя бы ради себя.
— Ложитесь, — шикнула я в сторону Лазутина. Тот чуть не поперхнулся.
— Чего? — Брови его взлетели вверх.
— Ложитесь на кровать. — Я указала на ложе.
Лазутин наконец сообразил, что от него требуют, и послушно улёгся на указанное место.
Я вытащила из сумочки пакетик с кровью и аккуратно надрезала его ножничками из своего маникюрного набора. Ненужные предметы убрала обратно в сумочку, оставив у себя только пакетик с темно-красной животворной жидкостью.
— Не двигайтесь, — предупредила я банкира. И плеснула из пакетика жидкость ему на голову, в область виска.
Лазутин всё же дернулся. И капли крови попали ему на рубашку, а также несколько на постель.
— Я же сказала, не двигайтесь, — выразила я своё неудовольствие. И ещё малость оросила бурой жидкостью застывшего после моих слов Лазутина. Оросила в области головы. Затем немного крови пролила на ковролин, в районе тумбочки, и на угол самой тумбочки, поближе к кровати. Кровать тоже вымазала кровью.
— Подержите, — протянула я ему пакетик с жидкостью. Банкир приподнялся с кровати. Кровь, нанесённая на висок, потекла мимо уха и ручейком стала стекать к шее. Он хотел было ее остановить рукой, но я не позволила. — Не трогайте. Так хорошо.
Очень даже хорошо. На самом деле — будто он только что шмякнулся виском об угол тумбы. И теперь заливался кровавыми сгустками. Угу, угу. Можно пока поаплодировать мне.
— Держите, — повторила я. Он несколько брезгливо, но всё-таки подхватил пакет. — И не упустите. Щас будет немного бо-бо.
Я растопырила перед его носом пальцы, обтянутые латексными перчатками, словно приноравливалась, какой шмат человеческой плоти отхватить.
Он насторожился. Мои действия ему не понравились. Особенно подкрепленные недвусмысленными словами насчет «бо-бо».
— Что вы хотите делать?
— Вырву клочок ваших волосиков.
Он дёрнулся, будто данную процедуру я уже начала осуществлять, однако пакетик, как я и наказывала, не упустил. Молодец. Будем надеяться, что сладит и со своими нервишками.
— А может, это лучше проделать ножницами? — заискивающим тоном проговорил банкир, уставившись на меня с мольбой в глазах — словно на иконостас глядел.
Но я была непреклонна. Ну уж нет, пусть немножко покряхтит — для своего же блага.
— Не пойдёт, — мотнула отрицательно головой. — Всё должно быть правдоподобно. Стрижку разом просекут.
Он тяжко вздохнул. И зажмурился. Ох, какие мужики нежные, ну прямо хоть плачь.
Одну руку я положила ему на голову, как бы уперлась в нее, а второй рывком выдернула клок волос — совсем небольшой, однако Лазутину, по-видимому, показалось, что я лишила его всего скальпа. Он подскочил, вскрикнул и изо всех сил сжал в руке пакет с кровью, будто боялся, что еще немного — и упустит его.
Я звонко засмеялась. Затем хмыкнула потише в сторону прослезившегося банкира.
— Надеюсь, ваши возгласы примут за обалденный оргазм.
— Угу, — кривясь от боли, пробубнил Лазутин. — Я такого оргазма ещё в жизни не получал.
— Ну вот. Что-то и новенькое, — обрадовалась я; и в следующую минуту занялась тем, что стала прикреплять вырванный из головы Лазутина клок волос к выпачканному кровью углу тумбочки.
Покончив с этим занятием, отступила на шаг и склонила набок голову — сначала в одну сторону, затем в другую, — как бы оценивая результаты своего труда. Мне показалось, что созданная мною картинка выглядит довольно правдоподобно.
— Думаете, достаточно, чтобы решили, что я ударился об угол этой «этажерки»? — подал голос Лазутин.
— Сами ударились, либо я подняла тумбочку и опустила её вам на висок — какая разница? Главное — следы имеются, и очень даже убедительные.
Лазутин насупился. Ему хотелось верить мне. И всё же сомнения грызли.
— Факты налицо, — продолжала я комментировать и попутно убеждать Лазутина. — Следы крови вашей группы на остром углу тумбы, капли той же крови на ковролине и постели. Плюс волосы — опять же ваши. Так что вывод следствия можно заранее предугадать: вас двинули тумбой по голове либо вы нечаянно ударилиеь сами. И каюк. Летальный исход, так уж получилось.
— И что дальше?
— Девица, с которой вы пытались весело провести ночку, испугавшись, решила избавиться от трупа. Или не испугавшись. Но все равно — не пожелала оставлять здесь труп. Над причинами пусть ломают головы пинкертоны. Главное для нас — у них будут твёрдые доказательства, что блондинка грохнула вас — нечаянно или чаянно — и поспешила избавиться от трупа.
— Уверены, что такие доказательства будут?
— Уверена.
Я подошла к окну, аккуратно, стараясь не производить даже малейшего шума, открыла его и выглянула наружу. Ночная прохлада ударила мне в лицо. И приятно освежила.
Окно выходило на тыльную сторону здания. И эта сторона мотеля ничем не освещалась.
— Будем выбираться отсюда? — догадался Лазутин.
— Непременно. Первый этаж. Правда, высокий, но ничего. Ножки не сломаем.
— Возле входа в мотель кто-то из моих людей обязательно дежурит, — предупредил Лазутин,
— Положитесь на меня. Я знаю этот мотель. Так что мы выберемся.
Он подошёл ко мне и глянул из-за моего плеча в чёрный проём окна. Из-за громко орущего телевизора ночных звуков мы не расслышали. Можно было лишь созерцать кусок неба с блестящими точками звезд да темные причудливые силуэты вырисовывающихся вдали деревьев.
— Прыгайте первый, — сказала я банкиру. — Под самым окном асфальтированная дорожка, так что постарайтесь на неё, потому что дальше — там уже мягкая земля, и на ней остаются следы. А ваших следов там не должно быть. Точнее, отпечатков ваших ступней. Другие там найдут следы.
— А как это будет выглядеть… в свете моего «убийства»?
— Всё очень просто. Я выбросила труп в окно. Затем — через окно же — улизнула и сама. Вот и всё.
Он вздохнул и протянул мне пакетик с темно-красной жидкостью. Освободившись от ноши, взобрался на подоконник и, не колеблясь, словно уже не раз проделывал это и именно в этом заведении, сиганул вниз.
Я услышала глухой удар и в ту же секунду выглянула наружу, свесившись через подоконник.
— Всё в порядке? — спросила шёепотом.
— В порядке, — подтвердил Лазутин.
Ну, старушка, теперь твоя очередь. Я аккуратно вложила пакетик с кровью в свою сумочку. И ещё более аккуратно, чтобы не расплескалась жидкость, переправила сумочку в темноту ночи, опустив ее в оконный проем.
— Возьмите. Только осторожнее.
Я почувствовала, как его руки схватили сумку. Затем он сказал, как отрезал:
— Отпускайте.
И я отпустила. Никаких предательских звуков не последовало. Я поняла, что мой багаж благополучно прибыл на место назначения.
Теперь оставалось убраться самой.
Я окинула помещение настороженным взглядом, силясь подметить: а не осталось ли то, чего оставлять не след? Ничегошеньки не увидела и решила, что очередной этап прошел успешно.
Подолом своего коротенького платьица я очень прилежно протёрла подоконник, за который хватался Лазутин, прежде чем прыгнул вниз. В этом месте его следов не должно было остаться. Потому что прыгать он не мог — был уже мёртв. То есть выбросили его из окошка.
Покидая номер, Лазутин оставил на подоконнике несколько капель бурой жидкости. Их я решила не стирать — вполне вписывались в картину гибели банкира и указывали путь, каким последовало бренное тело.
Оп-паньки… Я сняла туфельки (чтобы не мешали) и, держа их в руке, перемахнула через подоконник, едва не сбив с ног торчащего под окном Лазутина. Тот аж подпрыгнул точно ужаленный.
— Ну вы… — чуть ли не во весь голос возмутился он.
Но я его тут же одёрнула:
— Тихонько, Эдуард Афанасьевич. Всё в порядке. И не нужно поднимать шума. Давайте-ка сумочку.
Я всунула в сумочку туфельки (на высоких каблучках далеко не уйдёшь, лучше уж босиком), после чего вытащила из неё пакетик с кровью, дабы вновь воспользоваться животворящей жидкостью. Так-с. Несколько капель на земле, в том месте, где должно было лежать вывалившееся из окна тело, а само тело… Ага, само тело тоже должно быть.
— Ложитесь-ка сюда. — Банкир мог в темноте не заметить мой жест, поэтому я подкрепила его кратким разъяснением: — На землю.
— Зачем? — изумился Лазутин.
— Затем, что отсюда я вас и потащила. Не спорьте. Быстренько. Теперь у нас каждая секунда на счету.
Последняя фраза возымела действие — банкир не желал терять время.
Он послушно улегся (чего уж теперь, в крови вымазан, так что землица много лишней грязи не добавит) на начавшую остывать после жаркого дня землю и проворчал:
— И что дальше?
— А дальше я вас потащу, — объяснила я, перебрасывая сумочку через плечо, а пакет с остатками крови крепко зажимая в руке. — Правда, не знаю, как получится, но уж постараюсь. Иначе — никак.
Я услышала, как он хмыкнул. Видимо, не поверил, что я смогу такое проделать.
Придётся разубеждать.
Он лежал на спине, однако голову все же не решился положить на землю — менингитика опасался.
Фон, который меня окружал, был довольно колоритный. С одной стороны, через окно, лились тусклый свет и отвратительная музыка — некая зарубежная певица надрывалась до хрипоты. С другой стороны ничего не лилось. С другой стороны царила темень с загадочными силуэтами деревьев и прочих предметов, неопознаваемых в темноте.
Я набрала полную грудь воздуха, подхватила Лазутина под мышки и попробовала тащить его по земле. Он тут же принялся помогать мне ногами.
— А вот этого не надо, — остановила я его. — Вы — мертвы. Ясненько? Так что спокойно играйте свою роль. И желательно — убедительно. Безвольно висите у меня на руках. И головенку свою малость на сторону.
Он хмыкнул. Дескать, давай попробуй, старушка. Я попробовала. Ух, чтоб тебя — тяжёл, зараза. Отъелся на мою голову.
Я напряглась и сдвинулась с места. Вот так, если не останавливаться, взяв темп, то вполне можно волочить этого банкира.
Пакетик, который я сжимала в руке, мне мешал. Однако избавляться от него — пока рановато. От моих телодвижений из полиэтиленового хранилища кровь проливалась на землю. Останется кровавый след.
Банкир больше не проявлял инициативы, полностью доверился мне. И наверняка думал: на кой ляд мы так стараемся, если зрителей все равно не видно.
Впрочем, думать об этой нестыковке, если такая мысль вертелась у него в башке, ему пришлось недолго. Потому как зрители вскоре объявились.
Закончилась кирпичная часть стены, за которой располагались номера. И началась стеклянная. Мы достигли вестибюля, окна в котором были во французском стиле, то есть от пола до потолка.
В вестибюле горел свет, и был виден метрдотель, который что-то вытворял у стойки с ключами.
Я остановилась и перевела дух. Этот плешак должен был приметить нас. По моему плану ему надлежало стать свидетелем того, как я тащила безвольное тело банкира к стоянке машин. И этот свидетель обязан был подтвердить версию следователей — я не сомневалась в том, что таковая непременно возникнет, — версию о том, что Лазутин мёртв и я (вернее, блондинка) каким-то боком к этой смерти причастна, потому как активно избавлялась от мертвяка.
Плешак не смотрел на нас. Он был занят своим делом и в ближайшее время не собирался отвлекаться на другие дела — такое ощущение у меня возникло, когда я увидела метрдотеля.
Придется каким-то образом менять ситуацию. Я поддела пальцем ноги камешек и послала его в сторону окна.
Камешек глухо щёлкнул по стеклу. Метрдотель поднял голову, прислушался.
Я разом напряглась и, подбодрив себя, сдвинулась с места. Плешаку, конечно, было трудновато разглядеть, что происходит за окном. Потому как снаружи царила темень, а в вестибюле горел свет. И все же он должен был заметить хотя бы какое-то движение и насторожиться — такая уж у него служба.
И я угадала. Краем глаза приметила, как он вытянул шею, словно пытался разобраться: что там такое снаружи происходит, что за шум такой?
Я тащила банкира под руки — ноги его волочились по земле — и умоляла себя: не останавливайся, не урони Лазутина. Осталось совсем немного, давай, старушка, давай, крепись, подбадривала я себя.
И тут боковым зрением я засекла, как дядечка плешак не выдержал и двинулся к окну. Ага, не удержался? Решил всё же посмотреть?
Но теперь мне было не до него. Потому как тащить тушу Лазутина становилось всё труднее. Пришлось сосредоточиться на том, как бы побыстрее добраться до стоянки. Что станет делать метрдотель — я и так знала. Наверняка уткнется сейчас мордой в стекло, прикроется ладошкой от света и попытается разглядеть, что там происходит в темноте. Когда более-менее разберётся, несколько минут у него обязательно уйдёт на то, чтобы решить, как в такой ситуации поступить. Не думаю, что он очень уж быстро примет решение. Обязательно начнет прикидывать и так и эдак, чтобы не допустить для себя никаких осложнений. Когда же наконец решится, то… Нет, к людям банкира не побежит. Ни в коем случае. К своей охране побежит. А уж те… Но мне-то плевать. Главное, у меня будет время смотаться — так мне казалось.
Я снова приостановилась. Теперь предстояло выползать из-за мотеля, чтобы по открытому — в три метра — пространству пробраться к ближайшей машине.
Прежде чем сделать этот рывок, я осторожно высунулась из-за угла и посмотрела в сторону главного входа.
Мне везло. Охранники банкира в количестве трёх человек стояли ко мне спиной (какая беспечность) и, покуривая, о чём-то судачили. По-видимому, они уже привыкли к таким вылазкам своего шефа и к тому, что эти вылазки всегда проходили довольно тихо и спокойно — а значит, можно было расслабиться. Что ж, когда очень долго всё протекает гладко, бдительность, конечно, притупляется. Для профессионалов, впрочем, это негоже. Ай-яй-яй.
Я набрала в лёгкие побольше воздуха — и рванула. Один, два, три. Всё. Я прямо рухнула на асфальт, укрывшись за кузовом машины от людей, стоявших у входа в мотель.
Голова банкира ударилась о железо тачки. И он невольно ойкнул.
— Тс, — прижала я палец к губам. — Ещё немного, и всё.
Лазутин ничего не ответил.
Оставив банкира сидеть на земле, я переместилась к передку машины и осторожно выглянула из-за капота — требовалось осмотреться. Машину Лазутина я приметила довольно быстро. Его люди успели отогнать ее на стоянку, и теперь она стояла в шеренге других транспортных средств. Когда шеф выходит, водила моментально бросается к тачке и подгоняет ее к крыльцу — так обычно происходило. Что ж, сейчас будет немножко по-другому.
— Продолжаем, — прошептала я, вернувшись к Лазутину. — Делаем всё то же.
И опять он не произнёс ни слова.
Я подхватила его под мышки и потащила дальше. Руки у меня уже начали подрагивать. Чёрт побери, так и сама накачаюсь, не надо в спортзал ходить.
Миновали одну машину. Я глянула в щель между стоявшими почти вплотную автомобилями и увидела по-прежнему беспечных ребят у входа в мотель.
Теперь вторая машина… Всё шло как по писаному. Прямо хоть прыгай от радости.
Ещё одна. И ещё…
Оп-па. Мы у цели. То есть у «Мазды» Лазутина. Я плюхнулась задницей на асфальт и, тяжело дыша, прислонилась спиной к кузову машины. Все же огромную проделала работу. Кошмар. Не помню, чтобы мне когда-либо приходилось тащить на себе столько килограммов.
Немного отдышавшись, я протянула руку к Лазутину. Тот все прекрасно понял. Достал из кармана брюк брелок с ключами и положил их мне на ладонь.
Я прислушалась. Тишина. Такая тишина, что мне казалось, я вот-вот оглохну от нее.
Сваливать, быстрее отсюда сваливать, неожиданно застучало у меня в висках. Какая-то невидимая сила стала подгонять меня, чтобы я поскорее улепетывала — иначе план мой мог провалиться.
Я мигом вскочила на ноги. Нажала на кнопку брелка, и тут же послышался легкий щелчок. И всё. Машина у Лазутина снималась с сигнализации почти бесшумно. В этом он клятвенно заверял меня накануне. И не обманул.
Я сунула ключ в замочную скважину и осторожно открыла дверцу. Заднюю. И с облегчением перевела дух.
Ключи от «Мазды» обычно лежали в кармане лазутинского водилы. Однако запасные также имелись. И их Лазутин хранил у себя.
Я стала подталкивать банкира, чтобы тот забирался на заднее сиденье. Сейчас мне не нужно было самой его затаскивать — ведь никто не мог лицезреть картину под названием «посадка в автомобиль».
Лазутин плюхнулся животом на сиденье. Улёгся, свесив ноги на пол. Я сняла с плеча сумочку, бросила её рядом с банкиром и вручила ему пакетик с кровью (не вся живительная жидкость расплескалась — осталось немного). Пусть теперь «покойничек» подержит кровушку. Заодно и сиденье малость окрасит ею.
Перебравшись на переднее сиденье, я сунула ключ в замок зажигания, повернула, и машина тихонько загудела. Я тут же выжала сцепление и рванула с места, лавируя между припаркованными машинами в направлении выезда с территории мотеля.
В зеркале заднего обзора я увидела, как стоящие у входа мужчины повернули головы на шум мотора и уставились на устремившееся в темноту транспортное средство.
— Не волнуйтесь, — услышала я голос Лазутина, по-прежнему лежавшего на животе. — Прежде чем броситься в погоню, они свяжутся со мной. Должны. Обязательно. Они не могут никуда уйти, оставив меня.
Что ж… Так или иначе, прежде чем ринуться вслед за наглецом, посмевшим угнать их тачку, они потеряют время. Пока что-либо решат… А если еще и в оставленный нами номер предварительно сунутся, то… Хорошо застопорятся, узрев обстановочку номерка.
У нас есть время. Есть.
Я вновь глянула в зеркальце заднего обзора. Позади царила темень. За нами никто не ехал.
Я убила тебя, Лазутин! Убила! — ликовала моя душенька. Пусть теперь строят догадки… Но факт остается фактом, и его подтвердит плешивый старичок: я (то бишь блондинка) тащила тело Лазутина, чтобы увезти труп. И я увезла этот труп.
Теперь оставалось одно. Чтобы обнаружили тело убиенного Лазутина. Которое уже стопроцентно бы доказывало факт смерти. И в то же время… И в то же время этого тела не должно быть.
Это казалось абсурдом. Такое просто невозможно было представить. Такого не могло быть, потому что быть не могло — и всё.
И все же я собиралась осуществить подобное! Собиралась совершить невозможное!
Чёрт побери, в ту минуту мне казалось, что я предусмотрела всё. Буквально всё. Абсолютно всё.
Уже на магистрали моя тревога усилилась.
Я неожиданно ощутила, как бешено колотится моё сердце. Даже там, у мотеля, когда я тащила тело Лазутина, а затем угоняла машину из-под носа охранников, такого не было. Тогда мое сердечко вело себя довольно спокойно, словно все, что я проделывала тогда, являлось для меня делом самым обыденным, а вот тут… А вот тут — на тебе.
Мне вдруг стало казаться, что нам уже сели на хвост. Что охрана Лазутина изменила тем правилам, коим должна была следовать. Взяла и изменила. Одно дело знать их в спокойной обстановке, а другое — когда экстренная ситуация возникла реально. Чёрт его знает, до какой степени они вышколены.
В зеркальце заднего обзора я периодически поглядывала на огни машин. И мой внутренний голос, будто издеваясь надо мной, сообщал: все, старушка, щас догонят. Но каждый раз я вспоминала, что сама только что обогнала эти машины, и немного успокаивалась, игнорируя пророческое «ну-ну» моего невидимого собеседника.
Несколько отошла я лишь тогда, когда свернула на граверку и стала петлять по просёлочной неровной дороге.
Дальний свет я не стала зажигать, хотя это было вполне позволительно — встречных машин мои ясные очи не видели. Однако, будь моя воля, для большей безопасности я бы и ближний вырубила, но дорога оказалась слишком извилистой, чтобы пробираться вслепую.
В зеркальце заднего обзора я уже не видела огней. И это радовало. Значит, чёрта с два — никто пока еще не сел нам на хвост.
Сзади заворочался Лазутин. Он просунул голову между спинок сидений.
— Где мы? — пропыхтел он мне в плечо.
— Скоро приедем, — заверила я.
— Приедем? — Кажется, он заволновался. — Куда приедем?
— Ваш конечный пункт известен, — пошутила я. — Преисподняя.
Я почувствовала, как он дёрнулся и отпрянул назад, словно получил по физиономии.
— Ну и шуточки у вас, мадам.
Через некоторое время я остановила машину, но мотор заглушать не стала, только выключила свет. До карьера оставалось совсем ничего. И прежде чем к нему подъехать, я хотела как следует осмотреться.
Сзади по-прежнему было тихо — в том смысле, что за нами никто не следовал. А спереди царила такая же чернота.
— Приехали? — не удержался Лазутин.
Я набрала полную грудь воздуха, точно перед последним рывком, в который следовало вложить все силы ради достижения победы.
Что ж, именно это я и собиралась сделать. Вложить последние силы. Для последнего рывка.
Я с шумом выдохнула, включила свет, выжала сцепление и тронулась с места. Вопрос банкира я проигнорировала. К черту. Уже немного. Осталось почти ничего.
Свет фар вырвал из тьмы каменистый склон карьера. Я погасила скорость. Не доезжая нескольких метров до обрыва, нажала на тормоза, останавливая машину. После чего выключила свет. И повернулась к Лазутину.
Я не видела в темноте его лицо. И не стала зажигать свет в салоне, потому что мне не очень-то хотелось лицезреть его физиономию, перепачканную кровью, как и рубашка. Нет, подобное зрелище не для меня — пусть лучше будет виден лишь темный силуэт.
— Вы не забыли вещи, про которые я говорила?
— Обижаете, — раздался голос банкира. — Фонарик. И запасная одежда для себя. Правильно?
— Правильно. Где все это?
— В багажнике.
— Никто не видел, как вы положили туда всё это? — усомнилась я в исполнительности банкира, хотя наставления мои были предельно чёткие.
— Никто. Абсолютно, — даже с некоторой гордостью заявил Лазутин. — Или вы считаете, что я на такое не способен?
— Почему же? Вы ведь хозяин и банка, и этой машины. Кому же, как не вам, без проблем добраться до своей тачки… — Я откашлялась и закончила: — К тому же — это в ваших интересах.
Я больше не стала распространяться на эту тему. Хлопнула дверцей и выбралась наружу. Следом за мной выбрался и Лазутин.
— А что с этим? — Я приметила, как он протянул ко мне руку, однако в темноте не разобрала, что он мне протягивает. — Это кровь, — сказал банкир.
— А-а… — выдохнула я и забрала у него пакет.
Потом открыла заднюю дверцу и вылила остатки жидкости на заднее сиденье и на пол. Кровь больше не понадобится. А сам пакет я положила в свою сумочку, которую перекинула через плечо. Затем обулась (холодно все-таки босиком, да и пятки о камешки поистерла). После чего закрыла заднюю дверцу и выпрямилась.
— Доставайте-ка всё, что взяли, — сказала я Лазутину.
Тот как-то суетливо задвигался: вытащил ключи из замка зажигания, ими же открыл багажник, покопался внутри, потом закрыл багажник. И я заметила в его руке объемистый сверток, который в темноте показался мне каким-то бесформенным.
— Фонарик мне, — потребовала я. — А сами переодевайтесь.
— Ага, — оживился банкир.
Я взяла фонарик, проверила его надежность и, довольная осмотром, стала дожидаться, когда Лазутин наконец закончит возиться с одеждой. Когда этот момент настал, я осветила его фонариком.
Банкир был в тенниске, в джинсах и в кроссовках. Из начальника он превратился в спортивного мужичка — такие выходят вечером подышать свежим воздухом. Правда, в очень уж отдаленные места, то есть подальше от человеческого жилья.
— Куда одежду? — деловито поинтересовался Лазутин.
— На заднее сиденье, — ответствовала я.
— Думаете, этого будет достаточно… для трупа? — усмехнулся он, выполнив мое указание.
— Идите-ка сюда, — сказала я, направляясь к краю карьера.
На каменистом склоне я остановилась и посветила вниз, на дно глубокого оврага.
Световое пятно вырвало из тьмы какую-то серую массу, неподвижно застывшую внизу.
— Знаете, что это такое? — спросила я, весьма довольная собой.
Он промолчал. Версий у банкира не было. Ни одной.
— Это негашеная известь, — с мрачным видом изрекла я.
Лазутин продолжал хранить молчание, словно переваривал только что услышанное. Об этом финальном аккорде я ему заранее ничего не сказала — решила сохранить в тайне. Безопаснее так. Уже для собственной моей персоны.
— Надеюсь, я заработала оставшиеся деньги?
Я услышала, как он хлопнул себя по заднице, по всей видимости, намекая, что деньги в кармане — чтобы я не волновалась.
— Мы сейчас сбросим машину вниз — и финита. Всё.
— А мой труп? — встрепенулся банкир.
— В машине.
— Как в машине?! Там же ничего не будет!
— А там он и не должен находиться. Вы химию изучали в школе?
Лазутин закашлялся, словно подавился чем-то. Химию он, конечно, изучал — обязательный предмет, не помню только, с какого класса. Но плохо изучал — это без сомнения.
— Негашёная известь съедает всю плоть. До косточек. От вас просто ничего не остается. Вас сбросили в машине — вы превратились в прах. Всё. Идентификации вы не подлежите. Потому что ничего не останется — сто процентов. Ни зубов, ни косточек. И вместе с тем все улики налицо. А металл негашёная известь не уничтожает…
Лазутин некоторое время молчал. Затем шумно выдохнул:
— Откуда тут эта гадость?
— Черт его знает. Какая-нибудь безалаберная строительная организация сбросила. Или еще кто. И закопать даже не соизволили. Все как положено. Никто не в ответе.
— Ловко, — подвел он черту. — А мы?
— Свалим отсюда. В том направлении (я указала рукой), в километре отсюда находится железнодорожная станция. Та, о которой я вам вчера говорила. Там я оставила свою «Ауди».
Он всё понял. И не стал больше ни о чём спрашивать — тотчас же перешёл к действиям:
— Тогда давайте закругляться.
Я вернулась к машине. Немного подумала и вытащила из салона один башмак Лазутина — решила оставить его в другом месте.
А затем мы с банкиром установили машину на нейтралку, подкатили ее к краю обрыва и, поднатужившись, толкнули вниз.
«Мазда» на секунду задержалась на краю карьера, повисела, раскачиваясь, словно пыталась обрести равновесие, — и полетела в серую массу.
Я думала, что услышу страшный удар, но нет — что-то хлюпнуло, потом как-то противно булькнуло и наконец заскрежетало, будто кто-то принялся мять и корежить металл.
Тяжело дыша, я наклонилась над обрывом и посветила вниз фонариком. Машина почти вся скрылась в негашеной извести, только задок багажника торчал над поверхностью серой каши да колеса задние — по инерции они еще продолжали крутиться.
— Прекрасно, — подытожила я. — В конце концов, если вас будут хорошенько искать, то найдут, куда свернула машина, и доберутся до карьера. Увидят задок багажника и… И всё. Тело в негашеной извести. Ну-ка, возьмите…
Я протянула ему фонарик. И выдала новое указание:
— Светите вниз.
Он так и сделал.
Я прицелилась и бросила башмак Лазутина вниз. И попала точно, куда хотела. Ударившись о камень, башмак подскочил и упал на выступ, где-то в метре от извести. Ну вот. Вывалилась, понимаешь ли, туфля во время падения машины с банкиром. Царствие ему небесное.
Я была весьма довольна своей работой. Стащила с рук перчатки (наконец-то можно от них избавиться), сунула их в сумочку и… И не сразу опомнилась, когда световое пятно исчезло.
А затем прозвучал голос Лазутина. Уже за моей спиной.
— Твой юрист был прав, когда говорил о тебе, что ты стоишь целого отдела. — В голосе у Лазутина неожиданно зазвучал металл. Такая быстрая перемена меня насторожила, и я даже невольно отпрянула. Однако вовремя вспомнила, что у меня за спиной, и, взмахнув руками, едва удержалась на краю пропасти. — Только мне целый отдел и не нужен, — хохотнул банкир. — Иначе пришлось бы избавляться от целого отдела. А так — только ты, то есть хлопот меньше. Почти никаких.
— Понятно, — вздохнула я. — Похоже, оставшихся денег я не получу.
Он снова засмеялся. И смеялся долго — уверен был в себе. Наконец сказал:
— А ты хохмачка. Только лучше не дергайся. У меня в руке пистолет.
Ну… ясное дело. Сволочь. Наверняка вместе со своими шмотками его припрятал. А теперь вот бравирует.
— Значит, решил меня списать? — спросила я с вызовом. Раз уж он показал зубы — то мы тоже. Грубость — это как цепная реакция. Один начал, и уже другой не в силах удержаться.
— Так уж получается, сама понимаешь. На хрена в таком деле свидетели? Даже если до них и не доберутся… И даже если их на первый взгляд не в чем заподозрить. Все равно. Все «даже» нужно отбросить. Так надёжнее. Когда знает только один. Ты хорошо поработала.
— Угу, — согласилась я. — И заслужила смерть.
— Что поделаешь. Диалектика такая.
Диалектика? Дерьмовая у тебя диалектика, вот так-то.
— И что дальше? — поинтересовалась я. И при этом попыталась нащупать носком туфли на уходящем вниз склоне надежную опору.
— Дальше? Ты умрешь. А эта известь… Ну, ты же отличница по химии… Известь тебя слопает. И всё. Ни меня. Ни тебя. Здорово получилось. Я даже сам не ожидал. Ко всему готовился, но вот к такому… Ха… Даже расцеловать тебя хочется за такой подарочек.
— Ты только не забудь следы замести. — Я продолжала искать возможность спуска.
— Какие ещё следы? — насторожился Лазутин.
— Ты же здесь ходишь. Следы от твоих кроссовочек останутся.
— А-а… Это? Ничего, подмету. Всё сделаю аккуратно.
— А как насчёт того, что я оставила записку? Ведь предвидела такой случай… — Кажется, я наконец нащупала на склоне то, что хотела.
— А ты оставила? — В его голосе уже не было прежнего самодовольства. Не услышав от меня ответа, он тут же оживился: — Ни хрена ты не оставила. Потому как не могла предвидеть. Вот так вот, мисс сыщик. Ну, пока.
А затем произошло то, что и должно было произойти.
Он не зажигал фонарик. Скорее всего боялся, что не сможет нажать на спусковой крючок, если будет видеть моё лицо. Не каждому дано стрелять в человека. А вот так, в темноте, лишь по очертаниям фигуры — совсем другое дело.
Я увидела лишь яркую вспышку, мгновенно рассыпавшуюся фейерверком. А затем — чернота. Мрак. И ощущение провала.