— Простите, сэр?
— С разрешения инспектора я позволю себе предположить следующее: пройдет много-много времени, прежде чем столовой снова можно будет пользоваться по назначению. Можно сказать и так: в ней можно будет есть, когда рак на горе свистнет и у бильярдных шаров вырастут бакенбарды. Вам ясно?
— Очень хорошо, сэр, — сказал Ларкин и вышел.
Г. М. по одной осмотрел улики, обнаруженные в карманах жертвы.
— Стеклорез, — объяснил Ник, — точно принадлежит вору. Перочинным ножом он вырезал картину из рамы. Пырнули Стэнхоупа не им; на перочинном ноже нет крови, и потом, лезвие слишком толстое.
— Да, — без выражения отозвался Г. М. — Да. Толстое.
— Полоски пластыря он наклеивал на стекло; он закреплял маленькие кусочки так, чтобы стекло не выпало. — Ник жестами проиллюстрировал действия грабителя. — Но я бы хотел привлечь ваше внимание еще к одному странному обстоятельству.
— Какому?
— Возьмите рулончик пластыря и посмотрите… Вот здесь, сверху! Погодите! Вот лупа, которую я утром взял в библиотеке.
Он протянул Г. М. лупу. Сэр Генри, перекатив сигару в угол рта, взял рулончик и посмотрел сквозь увеличительное стекло на кончик ленты.
— Кровь! — сказал он.
Ник кивнул:
— Да, сэр. Кровь. Достаточно легко воспроизвести все, что здесь случилось. Однако не удается понять, зачем все было сделано… Итак, убийца ударил мистера Стэнхоупа ножом. Потом ногой — когда он уже лежал на полу. А потом, когда мистер Стэнхоуп был без сознания, убийца вынул у него из кармана липкую ленту и отрезал кусок окровавленным ножом для фруктов. Именно так.
— Гм… да. Я и сам склонен так считать, сынок.
— Но зачем убийце понадобился липкий пластырь? Почему он отрезал полоску?
— Опять «зачем» и «почему». Угу.
Вернув Нику пластырь и лупу, Г. М. вынул изо рта сигару и осторожно положил ее на край стола; вверх поползла струйка серого дыма. Поднеся руки к вискам, Г. М. погладил себя по лысине.
Ник раскладывал вещественные доказательства.
— Одежда, по словам камердинера мистера Стэнхоупа…
— Дайте подумать! — внезапно заревел Г. М. — Бога ради, не мешайте!
Некоторое время он был погружен в глубокие раздумья, постукивая кончиками пальцев по черепу.
Потом он встал и без всякого выражения оглядел следы, оставленные серым порошком для снятия отпечатков пальцев. Следы начинались от стены, у которой стоял буфет. Г. М. же смотрел в противоположный угол.
С трудом встав с кресла, он вперевалку направился туда и осмотрел портрет Карла IV кисти Веласкеса, висящий слева от камина. Затем перевел взгляд на «Голгофу» Мурильо над камином. Внимательно изучив «Молодую колдунью», Г. М. оживился и как-то глуповато хрюкнул.
— Кто покупал эту картинку? — с ужасом в голосе спросил он. — Ей самое место в борделе!
— Она — произведение искусства.
— Только не для меня. — Склонив голову набок, Г. М. разглядывал «Молодую колдунью». — У меня ум простой и прямой.
Черта с два, подумал Ник. Интересно, что старик замышляет?
— Картину подарили Флавии Веннер, — сказал он вслух.
— А, понятно. Той девице, которой принадлежал дом. У меня чувство, будто ее дух все еще витает здесь.
Г. М. повернулся на каблуках. Лицо его по-прежнему оставалось невозмутимым. Упершись кулаками в бедра, он еще раз, прищурившись, оглядел издали буфет.
— Послушайте, сынок. На буфете была дорожка?
— Что?
— Дорожка — ну, вы знаете. Такая узкая полоска ткани, которую всегда кладут на столы и буфеты, чтобы не царапалась поверхность.
— Нет, дорожки не было. Я уверен. Почему вы спрашиваете?
Г. М. махнул толстой, словно ласт, рукой:
— Вам не кажется странным, что столовое серебро валяется на полу как-то очень уж компактно? Да, несколько круглых вещиц откатились в сторону. Но посмотрите на тяжелые предметы. Похоже, когда Стэнхоуп и убийца схватились, кто-то из них случайно потянул за конец дорожки, и все, что стояло на полке, полетело на ковер. Или… кстати, что-нибудь поцарапалось?
— Да, кое-что.
Г. М. оглянулся через плечо на камин. Затем посмотрел наискосок, снова на буфет. На лице его мелькнуло изумление, но потом оно снова разгладилось и стало непроницаемым, как всегда.
— Знаете ли, — заявил он, — это все меняет.
— Что меняет?
— Ни за что не догадаетесь, — ответил Г. М.
Любопытство переполняло Ника. Он уже собирался взорваться вопросами, когда их прервал негромкий стук в дверь.
— Я решила вначале постучаться, — заявила Кристабель Стэнхоуп, — на случай если вы измеряете следы или делаете еще что-нибудь в том же роде. Можно войти?
Она говорила высоким, тонким, звонким голосом. С того момента, как Ник услышал странный голос и увидел руки Кристабель, он снова заподозрил неладное. Хозяйка дома была не похожа на саму себя — всегда такую спокойную, умиротворенную, улыбающуюся.
Г. М. намеренно изображал полную тупость и бестолковость.
— Чай, мадам?
— Нет. Не чай. Дело в том…
— Может, присядете?
— Рядом со всеми этими ужасными предметами на столе? Нет, спасибо.