Мистер Нейсби проигнорировал реплику Ника.
— Я собирался домой, но сейчас никуда не пойду. Возможно, я им понадоблюсь. Какой ужас! — Он быстро пригладил волосы. — А я-то думал, молодой Дуайт пытался украсть собственные картины, чтобы получить страховку! Мне надо было быть умнее. Он ведь не выносил мошенничества и обмана!
— Да, — кивнул Ник, — не выносил.
Сверху донесся какой-то шум; слабый топот и грохот, который постепенно усиливался, приближаясь. Ник понял, что это значит. Первыми из зала выбежали мальчишки, которым не терпелось поскорее попасть вниз. Представление закончилось; можно рассчитывать всего на несколько минут относительного спокойствия.
Поманив за собой мистера Нейсби, он вышел в коридор и запер дверь снаружи. Они стояли в галерее, на площадке главной лестницы. Сверху спускалась первая партия гостей. Роджерс, Эмори и другие лакеи, которых Ник не узнал, выстроились в холле, готовясь сдержать поток и направить его в нужное русло.
Сначала мальчики вели себя сравнительно тихо и даже как-то подавленно. Скоро они начнут обмениваться впечатлениями, голоса зазвенят все выше, все громче, и наконец тишина взорвется, как ракета. Но в данный момент все были еще под впечатлением недавно увиденного. На раскрасневшихся лицах было то же восхищенное выражение, что можно увидеть на лицах меломанов после концерта Бетховена. Один голосок, выражающий общее мнение, с благоговейным трепетом заявил:
— Представление — блеск! Правда, супер?
Никто ему не ответил.
Вторую волну вел за собой приходской священник, мистер Таунсенд. На его лице застыло странное выражение.
Но самый большой затор вызвало появление третьей волны. Дело в том, что с третьей партией по лестнице спускался сам Г. М., по-прежнему в костюме и гриме Великого Кафузалума. С двух сторон к нему прильнули две маленькие девчушки. Мальчики, презиравшие столь явное выражение дружбы, тем не менее старались держаться к нему поближе и жались к Г. М., как индейцы жмутся к костру; при этом они тараторили быстрее, чем газетные репортеры.
— Вы понарошку швырнули мисс Клаттербак в люк? Она еще придет или пропала насовсем?
— Зачем вы ее так связали? Это и был индийский фокус с веревкой?
— А кляп зачем?
— У нее правда в сумочке была спрятана бутылка джина?
— Почему она не вышла из-за барной стойки, как вы говорили?
— Видите ли, сынок, что-то не заладилось с заклинанием. На таких вредных старых гиен очень трудно навести порчу. Вам кажется, что вы их поймали, а они ускользают. По-моему, сейчас она на полдороге домой.
— Вы научите нас наводить порчу?
— Ну конечно! Хотите?
— Откуда вы взяли столько цветных лент, которые извлекли из-под жилетки у того джентльмена? Вы спрятали их заранее в рукаве?
Но и девочками тоже нельзя было пренебречь.
— Пожалуйста, мистер Кафузалум, дайте ваш автограф! Вот моя тетрадка!
— И мне!
— Конечно, куколка. Только в другой раз. Спускайтесь вниз, вас ждут мороженое и торт.
— Пожалуйста, мистер Кафузалум! Прошу вас, распишитесь вот здесь.
— Ну хорошо, куколка: вот, пожалуйста. А теперь — прочь!
— Спасибо огромное, мистер Кафузалум. До свидания!
Холл звенел ребячьими голосами.
Г. М. стоял наверху, уперев кулаки в бедра, и выжидал, пока последний маленький гость спустится вниз. Затем он вперевалку подошел к Нику и мистеру Нейсби.
— Ларкин вас разыскал? — осведомился Ник.
— Угу. Похоже, я немного все запутал, да? Подождите здесь. Сейчас вернусь.
Боковым коридором он прошел в свою спальню. Когда через пять минут он вернулся, все следы Великого Кафузалума исчезли, кроме неуклюжего фрака. Во рту он катал незажженную сигару; лицо исказила горькая гримаса.
— Вы никак не могли предотвратить этого! — сказал Ник.
— Да. И вы тоже.
— Я все время твержу себе то же самое, — признался Ник, — но знаю, что лгу себе. Я должен был следить не за мистером Стэнхоупом; мы охотимся за самим дьяволом. Вечер! Развлечения! Все свидетели до одного мирно пребывают наверху. Охранник спит мертвым сном. Идеальная возможность — проще не бывает! — Он щелкнул пальцами.
Г. М. продолжал катать во рту сигару.
— Если что-либо способно вас утешить, сынок, то я добыл последнее доказательство.
— А! Я так и думал. Никаких сомнений?
— Ни тени, сынок.
— Значит, все сходится, — заявил Ник. — Я готов рискнуть и произвести арест, если вы меня поддержите.
Г. М. кивнул. Потом снова отошел от них и направился к спальне Дуайта Стэнхоупа. Он отпер дверь, вошел, отсутствовал две минуты и после того вышел. Когда он вернулся на площадку, на лице его застыло еще более непреклонное и горькое выражение.
— Я вас поддержу, — ответил он. — Знаете ли… — сигара перекатилась в другой угол рта, — я говорил, что существует такая вероятность, но кто, черт побери, предполагал, что он действительно попробует! Что ж, сделанного не вернешь. — Его широкое лицо разгладилось. — Все как-то складывается. Зато я имел удовольствие избавить семейство Стэнхоуп от чумы…
— Вы имеете в виду мисс Клаттербак?
— Да. Чума, повторяю, такого сорта, которая портит Англию. Поэтому сейчас мы можем избавиться от вредителя другого рода, который встречается так же часто и почти так же опасен. От змеи.
Буллер Нейсби, успевший надеть котелок, неподвижно стоял у мраморной балюстрады. И Г. М., и Ник, казалось, забыли о нем. Он откашлялся.
— Они… там, наверху… уже слышали?
— Нет, — сказал Г. М.
— Тяжелая будет новость.
— Разумеется. И для одной из них тяжелее, чем для остальных.
— Кто же скажет им?