- Тридцать секунд. Пожалуйста, тише!
Все смолкло. Я взглянул на монитор: шла реклама мыльных хлопьев. Стояла мертвая тишина. Из кофейных чашек поднимался легкий пар. Все замерли. Кемп-Лор, глядя прямо в круглый черный глаз камеры, приготовил свою известную улыбку. Она держалась на лице минут десять.
На мониторе лошади проскакали галопом и исчезли. Гордон быстро опустил руку, зажегся глазок, и Кемп-Лор начал приятным интимным голосом, адресуясь прямо в миллионы гостиных:
- Добрый вечер... Сегодня я собираюсь представить вам двух людей, крепко связанных конным спортом, но взирающих на него как бы с разных полюсов. Первый из присутствующих здесь - мистер Джон Баллертон... - Он дал ему отличную аттестацию, безбожно преувеличив его значение. Существует еще около пятидесяти других членов Национального комитета по конному спорту. В том числе и отец Кемп-Лора. И все они - не менее деятельные и увлеченные, чем толстяк, гревшийся сейчас в лучах славы.
Искусно направляемый Кемп-Лором, он поведал о своих обязанностях одного из трех распорядителей на скачках: он должен выслушивать обе стороны, если возникают возражения против победителя, по справедливости награждать достойного и взыскивать с жокеев и тренеров за малейшее нарушение правил, штрафуя их на пятерку или на десятку.
Я смотрел его выступление по монитору. Кемп-Лор добился того, что ни один зритель не мог заподозрить в нем того надутого, нетерпимого типа, которого мы знали по скачкам.
Кемп-Лор улыбнулся в камеру.
- А теперь, - объявил он с видом человека, приготовившего угощение, - я познакомлю вас с Робом Финном. Он жокей молодой и только пытается сделать карьеру в стипльчезе. Мало кто из вас слышал о нем. Он не побеждал в больших состязаниях, не скакал на знаменитых лошадях. Именно поэтому я и пригласил его на встречу с вами. Он поможет вам понять, чего это стоит - пытаться пробиться в спорт, связанный с весьма серьезной конкуренцией. Но для начала кусок фильма, в котором Финн заснят в действии. Он в белой кепке, четвертый сзади.
Узнать меня было легко. Это была одна из первых скачек, в которой я участвовал, и моя неопытность выглядела весьма очевидно. За те две секунды, что длился фильм, белая кепка оказалась предпоследней. Нельзя удачнее продемонстрировать неумелого жокея. Пленка кончилась, и Кемп-Лор спросил, улыбаясь;
- С чего вы начали, когда решили стать жокеем?
- Я знал трех фермеров, которые сами тренировали своих лошадей. И попросил их разрешить мне попробовать себя.
- И они согласились?
- В конце концов - да.
Я мог бы добавить: "После того, как я обещал отдать гонорар за скачки и не требовать возмещения расходов". Но метод, которым я воспользовался, чтобы уговорить фермеров, шел против правил.
- Обычно жокей стипльчеза, - сказал Кемп-Лор, оборачиваясь к красному глазку, - начинает или как жокей-любитель, или как ученик на скачках без препятствий. Но, насколько мне известно, у вас, Роб, было иначе?
- Я начал слишком поздно, чтобы стать учеником. И не мог быть любителем, поскольку зарабатывал ездой на лошадях.
- В качестве конюха?
- За редким исключением, жокеи моего уровня начинали именно так. Но мой случай не очень типичен. "Что ж, - подумал я с удовольствием, - не захотел слушать меня тогда, и если ты теперь получаешь в ответ не то, что ожидал, - не моя вина."
- Видите ли, я несколько лет бродил по свету. Служил на скотоводческих фермах в Австралии, в Южной Америке. Около года в Южном Уэльсе был в странствующей группе родео. Знаете: "Десять секунд на спине дикой лошади", улыбнулся я.
- О... - Брови интервьюера поднялись:
- Как интересно! (И похоже, так оно и было.) Если бы у нас имелось больше времени, мы бы послушали ваши рассказы. Но я хотел, чтобы наши зрители получили представление об экономическом положении жокея вашего уровня... Ваш гонорар составляет десять гиней, верно?
И он стал расспрашивать меня о моих финансовых делах: сколько я трачу на дорогу, на плату гардеробщикам, замену костюмов для верховой езды и т.д.
Выяснилось, что мой доход был куда меньше, чем если бы я стал, например, водителем грузовика. А мои перспективы на будущее ничуть не лучше. Я почти ощутил, как у каждого зрителя промелькнуло в мозгу: он же просто дурень!
Кемп-Лор почтительно обратился к Баллертону:
- Джон, можете ли вы как-нибудь прокомментировать то, что мы услышали от Роба?
На авторитетной физиономии Баллертона появилась злобная усмешка.
- Все эти молодые жокеи слишком много жалуются, - хрипло заявил он, игнорируя тот факт, что я не жаловался ни на что. - Уж коли они не искусны в своем деле, нечего ждать, что им будут платить много. Владельцы скаковых лошадей не хотят рисковать своими деньгами и шансами на победу. Я говорю так, поскольку я и сам владелец лошадей.
- Гм.., конечно.., - сказал Кемп-Лор. - Но ведь каждый жокей с чего-то начинает? И всегда есть множество жокеев, которым не удается добраться до верха. Но и им надо жить и содержать семью.
- Им бы лучше пойти на производство, - блеснул Баллертон тяжеловесным юмором. И добавил, хохотнув недобро. - Но мало кто из них решается на это. Им слишком нравится красоваться в ярких шелках - это тешит их мелкое тщеславие.
Удар неджентльменский - ниже пояса. Но я улыбнулся Баллертону такой доброй, веселой и извиняющей улыбкой, какой только смог. Ведь меня эти яркие рубашки только смущают, не доставляя никакого удовольствия.
Голова Кемп-Лора повернулась ко мне.
- А что вы на это скажете, Роб? Я вскричал страстно:
- Дайте мне лошадь и скажите, где скакать, - и наплевать, что на мне одето: камзол или.., пижама. Мне безразлично, есть зрители или нет. Я могу ничего не зарабатывать, могу сломать себе шею, могу голодать, чтобы сбросить вес, - все это для меня ничто. Важно одно - скакать.., скакать.., и победить, если удастся!
Наступило молчание. Оба уставились на меня. У Джона Баллертона был такой вид, будто раздавленная им оса ожила да еще и ужалила его. А Кемп-Лор? Прошло несколько молчаливых секунд, прежде чем он снова повернулся к камере и знакомая улыбка скользнула на свое место. Но я бессознательно почувствовал, что в ней появилось что-то новое, обеспокоившее меня. , Затем Кемп-Лор начал свой обычный обзор скачек предстоящей недели и вскоре завершил передачу привычными словами:
- Встретимся на следующей неделе в это же время... Гордон, сияя двинулся к нам:
- Отличная передача. Как раз то, что нравится, - острый спор. Молодцы, молодцы, мистер Баллертон, мистер Финн. Блестяще! - И он пожал руки обоим.
Кемп-Лор встал, поднял мой бокал с коньяком и протянул его мне:
- Выпейте, - сказал он, - Вы заслужили.
Он тепло улыбнулся, напряжение отпустило его. Я улыбнулся в ответ, выпил коньяк и снова подумал, как великолепно Кемп-Лор работает. Подначив Баллертона проехаться на мой счет, он заставил меня на глазах миллионов вывернуть душу наизнанку: как никогда я не открылся бы даже перед самым близким другом.
Вернувшись в Кенсингтон, я подумал о тех восторгах, которые щедро, хотя и незаслуженно, обрушились на нас с Баллертоном после передачи. И все не мог понять, почему мне стало так неспокойно.
Глава 6
Ровно через три недели и один день после передачи Пип Пэнкхерст сломал ногу. Случилось это мрачным ноябрьским днем. Сильно моросило. Его лошадь упала вместе с ним у последнего препятствия. Она подмяла Пэнкхерста под себя, постаравшись вывести чемпиона из строя на большую часть скакового сезона, Его долго не могли перенести в санитарную машину: кость голени, прорвав скаковой сапог, выскочила наружу, как стрела. Санитарам удалось уложить его на носилки только после того, как Пип впал в глубокий обморок. Но как бы искренне я ни сочувствовал Пипу, при мысли, что у меня появились какие-то шансы занять в предстоящей скачке его место, пульс бился все учащеннее.
Это была главная скачка не только дня, но и всей недели - трехмильная, с большим призом от пивоваренной фирмы. В ней должны были участвовать самые лучшие лошади. И спортивные отделы всех дневных газет писали о ней.
Лошадь Пипа, принадлежащая лорду Тирролду, была восходящей звездой конюшен Эксминстера. Жилистый золотисто-коричневый шестилеток. Ничем не замечательный на первый взгляд, он был сообразителен, быстр и обладал бойцовским характером. У него были все качества для мирового первенства, но его пока считали еще "многообещающим". Звали его Образец.
Входя в весовую, я заметил, что Джеймс Эксминстер разговаривает с лучшим другом Пипа, тоже ведущим жокеем. Но тот покачал головой, и его губы произнесли: "Нет, я не могу".
Эксминстер медленно обвел всех взглядом. Я замер в ожидании. Вот он повернул голову и посмотрел в упор, не улыбаясь, как бы взвешивая. Затем отвел глаза, решил что-то и стремительно проскочил мимо меня.
Ну, а чего я, собственно, ждал? Всего лишь четыре недели я скакал для него. Три раза выиграл. Раз двенадцать приходил последним. Снял комнату в деревушке поблизости от его конюшен и каждое утро тренировался. Но я все еще был новичком, неизвестным, неудачливым жокеем из телепередачи. И я безутешно двинулся в раздевалку.
- Роб, - вдруг сказал он мне на ухо, - лорд Тирролд разрешил вам скакать на его лошади. Скажите гардеробщику Пипа - форма у него.
Я полуобернулся к ним. Двое высоченных мужчин смотрели на меня оценивающим взглядом, давая мне шанс, выпадающий раз в жизни. И они не вполне уверены, что я его достоин.