168285.fb2 Смерть на ипподроме - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 18

Смерть на ипподроме - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 18

На грубоватом лице Баллертона сияла самодовольная, торжествующая ухмылка. Я с трудом справился с собой.

- Спросите лучше у мистера Эксминстера. Хорек был разочарован. У меня еще хватило здравого смысла, чтобы не дать ему по морде.

Я пошел прочь, клокоча от ярости, Но проклятый день еще не кончился. Корин, как нарочно попавшийся на пути, остановил меня:

- Вы видели это? - В руках у него был номер газетки, в которой сотрудничал тот хорькоподобный тип.

- Нет. И видеть не хочу. Корин улыбнулся злорадно:

- По-моему, вы должны подать в суд на них. Все так считают. Нельзя же это игнорировать, иначе все подумают...

- Пусть все думают, что им хочется, черт побери, - отрезал я, пытаясь уйти.

- Все же прочтите, - настаивал Корин, суя газетку мне в нос.

Не заметить заголовка было невозможно. Жирным шрифтом напечатано: "Потерян кураж". И я стал читать.

"Кураж, храбрость - зависят от человека. Один храбр, потому что усилием воли побеждает страх, другой - из-за отсутствия воображения. Если заниматься стипльчезом - не имеет значения, к какому типу относится человек, главное обладать куражом. Может ли кто-нибудь понять, почему один храбр, а другой нет? Или почему один и тот же человек может быть в какой-то период храбрым, а в какой-то трусливым? Не связано ли это с гормонами? Да и удар по голове может, вероятно, повредить тот орган, который вырабатывает кураж. Кто знает?

Но когда жокей стипльчеза теряет кураж - это жалкое зрелище, как мог убедиться каждый зритель, недавно побывавший на скачках. И хотя мы можем сочувствовать этому жокею, поскольку он не в силах справиться со своим состоянием, нельзя не спросить в то же время: правильно ли он поступает, продолжая участвовать в скачках?

За свои деньги публика хочет видеть честные состязания. А если жокей трусит, боится упасть он получает свой гонорар обманным путем. Но конечно, это лишь вопрос времени. Тренеры и владельцы лошадей непременно откажутся от услуг такого обманщика. И заставят его уйти в отставку, защитив таким образом публику, играющую на скачках, от напрасной траты денег.

И правильно сделают!"

- Я не могу подать на них в суд, - сказал я, возвращая Корину газету. Они не назвали моего имени.

Это его не удивило. Да он знал все м раньше: хотел только понаслаждаться зрелищем.

- Что я такого вам сделал, Корин?

Он был несколько ошарашен и промямлил:

- Э-э.., ничего...

- Тогда мне жаль вас, - холодно заметил я, - Мне жаль вашу злобную, низкую, трусливую душонку...

- Трусливую? - покраснев, воскликнул он, уязвленный. - Вы кто такой, чтобы других обвинить в трусости? Просто смех один, честное слово! Ну погодите, я им все расскажу. Ну-ну...

Но я уже получил больше, чем достаточно. И в Кенсингтон отправился в таком ужасном отчаянии, какого, надеюсь, мне не придется больше пережить.

В квартире никого не было, и на сей раз она была чисто убрана. Семейство, как я понял, в отъезде. Что подтвердила и кухня: ни крошки хлеба, ни капли молока, ни какой-либо еды в холодильнике: корзинка из-под фруктов пуста.

Вернувшись в безмолвную гостиную, я вытащил из буфета почти полную бутылку виски. Улегся на диван и сделал два здоровенных глотка. Неразбавленный алкоголь обжег рот и пустой желудок. Я заткнул бутылку и поставил на пол рядом с собой.

"Какой смысл напиваться, - подумал я, - утром мне будет еще хуже. Ну, допустим, я смогу пить несколько дней, но и это не поможет. Все кончено. Все погибло и потеряно", Я долго рассматривал свои руки. Руки, их особая чуткость к лошадям, кормили меня всю мою взрослую жизнь. Руки выглядели, как обычно. "Они те же", - в отчаянии думал я. Нервы и мускулы, сила и чувствительность ничто не изменилось. Но воспоминание о двадцати восьми лошадях, на которых я скакал в последнее время, опровергло это. Неуклюжие, нескладные, невосприимчивые - вот они какие, мои руки!

Я не владел никаким другим мастерством, кроме умения скакать на лошадях и не желал ничего иного. Сидя на лошади, я ощущал себя не только цельнее, но и крупнее. Еще четыре ноги кроме моих, и еще одна голова. И куда больше силы, больше скорости, больше храбрости... От последнего слова я вздрогнул., В седле я чувствовал себя, как рыба в море. Скаковое седло! Мороз пробежал по коже. Не гожусь я для скакового седла. Недостаточно скакать так же хорошо, как другие. Нужно еще также иметь талант и выдержку.

А я не гожусь и никогда не буду годиться. Я не могу снова овладеть тем, что уже было у меня в руках. Я не использовал тот удачный шанс, который был мне дан. А этот ужас, это унизительное, постепенное падение! А ведь я уже почти достиг успеха!

Я поставил бутылку себе на грудь. Другого общества у меня сейчас не было. А она обещала хотя бы возможность заснуть. Но привычки крепко сидят в нас. Хотя я и цеплялся за бутылку на груди, как утопающий за спасательный жилет, но я знал - больше не откупорю ее. Во всяком случае не сегодня вечером.

А что дальше? Может быть, Джеймс даст мне еще одну или двух своих лошадей. Может быть, я даже буду еще скакать на Образце и сражаться за Зимний Кубок. Но сам я ничего от себя не ждал и не надеялся пройти хорошо. При одной мысли, что мне придется снова выдерживать все эти косые взгляды, я весь съеживался. Лучше уж сразу начать новую жизнь. Но что мне делать в этой новой жизни?

Вернуться к прежнему я уже не мог. В двадцать лет можно быть рабочим на ферме, и это меня устраивало. Но в сорок, в пятьдесят? И чем бы не занялся, куда бы не уехал, меня повсюду преследовало бы сознание, что я потерпел полную неудачу.

Я поставил бутылку в буфет. Не меньше двадцати шести часов прошло, как я ел в последний раз. Вторичное обследование кухни обнаружило лишь несколько консервных банок с улитками, тертым сыром и засахаренными каштанами.

Я побрел по улице, пока не наткнулся на приличного вида бар, где меня не знали в лицо. Заказал сандвичи с ветчиной и кружку пива. Но при попытке что-нибудь проглотить горло сжималось судорожно. Если я не могу напиться, не могу получить Джоан и не могу.., не могу больше быть жокеем.., то, по крайней мере, теперь я смогу есть, сколько захочу, не думая о лишнем весе... И все же я не сумел заставить себя проглотить ни кусочка, а при виде пива меня начинало тошнить.

Тут кто-то включил телевизор, и начальные аккорды "Скачущего майора" загремели, перекрывая звяканье стаканов и гул голосов.

Пятница, Девять часов вечера. Большая компания болельщиков зашикала на окружающих. И на экране прорезались ясные черты Кемп-Лора. Мой столик стоял в самом дальнем углу. Я и остался, чтобы не проталкиваться через толпу, а вовсе не из-за желания смотреть.

- Добрый вечер, - сказал Морис с обычной обворожительной улыбкой. Сегодня мы собираемся побеседовать о том, как уравниваются шансы на успех. Мы пригласили двух компетентных лиц, которые смотрят на весы с разных позиций. Первый из них - мистер Чарльз Дженкинсон, являющийся в течение многих лет официальным судьей на скачках. - На экране появилось смущенное лицо Дженкинсона. - Второй известный тренер Корин Келлер.

Худая физиономия Корина засияла от удовольствия, "Ну, теперь пересудам об этой передаче конца не будет", - подумал я. Но вдруг с острой болью вспомнил, что я-то все равно ничего не услышу.

- Мистер Дженкинсон, - продолжал Морис, - объяснит, как действует судья на скачках. А мистер Корин расскажет, что он делает, чтобы лошади не терпели поражений.

Я слушал невнимательно, погруженный в свое горе. И на Корина обратил внимание не сразу. Он был вовсе не откровенен. Скажи он правду - тут же лишился бы лицензии. На практике он без всяких колебаний приказывал своим жокеям отстать в начале скачки, да так и держаться. Но по его словам, он, оказывается, придерживался самых справедливых позиций. Что немало позабавило меня.

- Лошади из моей конюшни изо всех сил стараются победить, - солгал он без смущения. - Терпеть не могу, когда жокеи сдаются слишком быстро, даже если их обогнали Совсем недавно я уволил жокея за то, что он к концу скачки прекратил борьбу. Если бы он гнал лошадь по-настоящему, он мог бы прийти третьим... гудел его лживый голос.

А я думал о Тик-Токе. Как ему пришлось отвечать перед распорядителями за то, что он слишком добросовестно исполнял приказания Корина. И теперь у него неприятности - тренеры ему не доверяют. Вспомнил и про Арта, которого придирки и пререкания довели до смерти. И активная неприязнь, которую я всегда испытывал к Корину Келлару, превращалась в этом темном баре в стойкую ненависть.

Я подумал, что у Мориса все это могло получиться и удачнее, выбери он кого-нибудь другого. А может, он выбрал именно Корина, чтобы показать, как обманывают судей. Любой жокей, которому приходилось скакать у Корина, на собственном опыте убеждался в его лжи.

- Но мы всегда полностью зависим от жокея, - продолжал Корин. - Можно надрываться неделями, готовя лошадь к скачкам. - а жокей совершит какую-нибудь дурацкую ошибку и все погубит.

- Именно это и делает скачки увлекательными, - смеясь, оборвал его Морис.

В баре тоже все засмеялись.

- Возможно.., - согласился Корин в замешательстве.

- Ведь с жокея взыскивают за то, что он не выжал из лошади все возможное. Каковы бы ни были причины - случайные ошибки или нечто более серьезное, вроде неспособности в критический момент принять решение...

- Вы хотите сказать, когда характера не хватает, - уточнил Корин. - Судья должен это учитывать. Как раз сейчас есть такой случай... - Он заколебался, по поскольку Морис не пытался его останавливать, продолжал решительно:

- Когда все лошади, на которых скачет жокей, плетутся в хвосте. Понимаете, он боится падения. Возможно, судьи считают, что лошади не так уж хороши, как раньше. Но это, конечно, не так. Просто седок катится вниз.

Почувствовав, как кровь бросилась мне в лицо и запульсировала в висках, я оперся о стол и до боли сжал пальцы А знакомые голоса продолжали безжалостно:

- И как вы смотрите на это, мистер Дженкинсон? - спросил Морис.

Судья смущенно пробормотал: