- И какие планы у Образца на будущее? Телевизионное интервью шло своим проторенным путем.
- В Челтенхэме будет разыгрываться Золотой Кубок, Не могу сказать, прозвучал ли мой ответ так же невозмутимо.
- И вы надеетесь скакать там снова? - Ему стало трудно делать вид, что симпатизирует мне.
- Поправится ли Пип к тому времени... А если он еще не выздоровеет, захотят ли Тирролд и мистер Эксминстер, чтобы это был я. Но, разумеется, я буду счастлив, если предоставится такая возможность.
- По-моему, вам еще ни разу не удавалось участвовать в розыгрыше Золотого Кубка? - прозвучало так, будто я годами безуспешно вымаливал лошадь.
- Нет, ни разу, - согласился я, - Но с тех пор, как я начал участвовать в скачках, Золотой Кубок разыгрывали всего два раза. Так что, если я все-таки попаду так скоро на это состязание, - считайте, мне здорово повезло.
У него от ярости раздулись ноздри. А я подумал удовлетворенно: получай, дружок. Разве ты забыл, как недавно я стал жокеем? Ты хотел видеть меня мертвым! Так бесись теперь...
И все же он достаточно владел собой, чтобы соображать: если он сильнее нажмет мне на плечи, я смогу догадаться, что это не случайно.
Возможно, если бы он меньше владел собой в эту минуту, я был бы снисходительнее к нему позже. Если бы ярость прорвалась-таки сквозь его профессиональную любезность и он открыто вонзил ногти мне в спину, я, возможно, поверил бы, что он попросту сумасшедший. Но он слишком хорошо управлял собой, точно зная, когда нужно остановиться.
Так что в конце концов я пренебрег предупреждением Кладиуса Меллита насчет мягких перчаток.
Заканчивая свою передачу, Кемп-Лор в последний раз встряхнул меня, что выглядело весьма естественно, и уронил руку с моих плеч. Мысленно я повторил десяток самых непристойных ругательств, какие только знал. После чего ипподром прекратил свои попытки кружиться и остановился: кирпич и известка, люди и трава - все вновь обрело четкие очертания.
Оператор на вышке поднял большой палец, и красный глазок камеры погас.
Кемп-Лор обернулся ко мне:
- Ну вот и все. Нас выключили.
- Спасибо, Морис, - я старательно изобразил теплую улыбку, - Это как раз то, что мне нужно было: победить в большой скачке и получить телеинтервью с вами, чтобы закрепить победу. Вы сделали для меня все, что могли! - я тоже спешил посыпать соли на его рану.
Он одарил меня взглядом, в котором победила выработанная привычка очаровывать. Потом резко повернулся и зашагал прочь, таща за собой черный микрофонный шнур.
Трудно сказать, кто из нас пострадал больше.
Глава 15
Половину следующего дня я провел в постели Джоан. К несчастью, в одиночестве. Она угостила меня на завтрак чашкой кофе, одарила ласковой улыбкой и приказала спать. И я лениво подремывал в пижаме, купленной ею. Лежа на ее собственной подушке, видел во сне ее. Ничем другим я не занимался, если не считать, что мыслями о Кемп-Лоре поднимал свое кровяное давление.
Накануне вечером мне еще пришлось отвезти на такси Тик-Тока и его сногсшибательную красотку к "Белому медведю" в Аксбридж, где, как я и представлял, на стоянке одиноко скучал брошенный "мини-купер". Я был рад увидеть маленький "мини" целым и невредимым. Замечания Тик-Тока насчет моего небрежного обращения с нашей общей собственностью быстро иссякли, когда он обнаружил часы, бумажник и другие вещи из моих карманов в отделении для перчаток. А мой пиджак, пальто и моток белой нейлоновой веревки на заднем сиденье.
- Какого черта тебе вздумалось оставлять здесь все это? - едва выговорил он. - Удивительно, что их не свистнули вместе с машиной.
- Это все северо-восточный ветер. Понимаешь, это как у лунатиков, ответил я серьезно. - Вечно я совершаю какие-то безумные поступки, когда дует северо-восточный ветер.
Он перенес пиджак и пальто в такси. Затем рассовал все мелкие вещички в карманы моих брюк, а часы сунул мне в руку, - Можешь дурачить кого-нибудь другого, приятель! Но ты же весь день выглядел, как еле-еле подогретый покойник. Нет, все это как-то связано... Потом новые перчатки,... Ты же их обычно не носишь. Что стряслось, старина?
- А ты задумайся над этим, если у тебя нет дела поинтереснее, - дружелюбно ответил я, садясь в такси. И указал глазами на его шикарную милашку.
Он засмеялся, махнул рукой и пошел усаживать ее в "мини-купер".
Водитель такси ставил на трех победителей и был в добром расположении духа. Он довез меня до Джоан и даже не ворчал, что пришлось дать крюка. Когда, расплачиваясь, я щедро сунул ему на чай, он спросил:
- Вы тоже выиграли?
- Да. Образец.
- Забавная это штука. Я и сам ставил на него, раз вы сказали, что не всякому слуху верь. И вы оказались правы. Этот парень, Финн, вовсе не выдохся. Он скакал, как дьявол. Думаю, он еще вернет мне мои деньжата.
Глядя, как исчезают огни его машины, я был до смешного счастлив. И спокоен. Победа в этой скачке стоила всех нечеловеческих усилий. Таксист, не зная, с кем говорит, одарил меня сознанием, что я снова котируюсь у британской публики.
Но сутки, самые утомительные в моей жизни, еще не кончились. Моя заботливая кузина привезла своего доктора к себе. И меня уже ждал грубоватый шотландец с мохнатыми бровями и тройным подбородком. Ни он, ни Джоан не обратили внимания на все мои протесты. Меня усадили на стул и сняли всю мою одежду. Затем размотали с запястий пропитанные кровью повязки. И комната закружилась, как раньше Аскот, а я скатился на пол в состоянии, близком к обмороку.
Шотландец поднял меня, водворил на стул и велел быть мужчиной.
- Вы же потеряли всего лишь капельку кожи, - пояснил он сурово.
Я слабо засмеялся, но и это не произвело на него впечатления. Это был невеселый тип. Когда я наотрез отказался отвечать, что со мной случилось, он поджал губы, так что все его подбородки затряслись, Но он умело забинтовал меня и дал болеутоляющие таблетки. А уж после его ухода я улегся в постель и провалился в небытие.
Почти весь следующий день Джоан посвятила живописи. Когда я наконец проснулся, часа в четыре, она тихонько напевала у мольберта: грустная шотландская баллада, мягкая и печальная, Я лежал с закрытыми глазами и слушал. Если она заметит, что я проснулся, то замолчит. Ее голос звучал идеально даже на самых низких нотах. Настоящий представитель семейства Финнов ничего не делает вполсилы. Она начала другую балладу: "Я знаю, куда я иду, и знаю, кто идет со мною. Я знаю, кого я люблю, а милый знает, кто будет его женою. Говорят, что он черен, как грех, но по мне он красивее всех..." Она вдруг бросила палитру и кисти и ушла в кухню.
- Джоан) Я умираю с голоду!
Она засмеялась, но смех закончился рыданием. Справившись с собой, она ответила:
- Ладно. Сейчас приготовлю что-нибудь.
Когда дразнящие запахи донеслись из кухни, я встал, оделся и снял простыни. В ящике было чистое белье, и я приготовил ей свежую постель.
Она тут же все заметила.
- Ты, вероятно, плохо спала.., и глаза красные. Диван тебе не годится.
- Это не из-за., - начала она и замолчала, - Давай поедим.
- Тогда в чем же дело?
- Ни в чем. Замолчи и ешь.
Я послушался.
Она смотрела, как я доел все до крошечки.
- Ясно - ты чувствуешь себя лучше!
- О, да! Гораздо. И это все ты.
- Ты не собираешься ночевать здесь сегодня?