- Нет, я по другому вопросу.
Через минуту к ногам Кати подкатилась серо-белая собачонка, а женщина вышла на крыльцо.
- Марья Николаевна.
- Катя.
- Проходите на веранду.
Хозяйка тяжело опустилась на стул.
На круглом, слегка покосившемся столе стояла синяя ваза с фруктами.
- Вы здесь давно живете?
- Пятьдесят лет, даже больше. А что?
- Вы не помните жильцов дома, который стоял рядом с вашим? Ну, на месте пятиэтажки?
- Рядом? Помню. Краснянские жили. Мать с дочерью. Симпатичная такая девочка была, но очень уж своевольная. Делала, что хотела.
- А что сталось с матерью?
Женщина вздохнула.
- Умерла. Утонула. Девчонке тогда лет семнадцать было. Царствие ей небесное. Правда, непутевая женщина была, безалаберная. Не работала нигде толком. То цветами на набережной торговала в курортный сезон, то рыбой. И еще гульнуть любила. Мужа у нее не было. Да и девчонка непонятно от кого. Но так она женщиной незлой была, приветливой. Как же ее звали, дай Бог памяти. Кажется, Марионеллой или Лионеллой. Что-то такое нерусское, цыганское. А волосы были рыжие-рыжие. Девчонка вся в нее пошла.
- А с... девочкой что было после смерти матери?
- С девчонкой-то? Ничего. С одним мужиком закрутилась. А он женатый и старше ее раза в два. Скандал был. Она родила. Прожила года два или три и уехала. Насовсем. Никто и не знал куда. Худющая была, рыжая, а характер сорви-голова. Интересно, что с ней сталось? Вы ее разыскиваете?
- Да.
- Как-то одна девушка тоже о ней спрашивала. Давно, лет двадцать назад. Подруга ее, которая каждый год отдыхала здесь, дружила с... замялась хозяйка.
- Эллой?
- Да-да, Эллой. Тоже интересовалась, куда она делась. Но никто не знал. В одну ночь собралась и уехала.
- А как ребенка звали?
Женщина досадливо поморщилась:
- Откуда ж я помню? Такой пухленький мальчик.
- Светленький, темненький?
- Да кто их разберет, этих малышей. Времени столько прошло. Воды хотите?
- Попью. Жара такая.
- У нее много друзей было, подруг. Вот эта девочка приезжая, еще мальчик один с Эллой очень дружил, ходил по пятам, как собачонка. Их еще дразнили женихом и невестой. А она смеялась над ним. С мальчишкой какая-то трагедия произошла. Мать не то убили, не то покончила самоубийством. Актриса была. С театром летом гастролировала. Пила как сапожник. В общем, нашли всю в крови, с перерезанными венами. Ужас!
- Да... жуть!
- А какой город был тогда! Вы себе и не представляете! Столько отдыхающих, смех, веселье. Кто только к нам не приезжал: и театры, и цирк, и разные фокусники.
Женщина смотрела куда-то мимо Кати. Казалось, перед ее глазами оживала былая Алупка - шумный южный город.
Катя дипломатично кашлянула, чтобы переключить внимание женщины на себя.
- А соседи, могут ли они что-нибудь рассказать о Краснянских?
- Откуда? - решительно повела плечами женщина. - Они переехали сюда недавно, лет десять назад. Новички, никого не знают, ни с кем не общаются. Из Сибири.
- Спасибо, Марья Николаевна. Не провожайте. Дорогу я найду.
- Если хотите, приезжайте отдыхать. Я вам с удовольствием сдам комнату. Хотите - одна, хотите - с вашим молодым человеком. - И она подмигнула Кате.
- Спасибо. Кто знает, а может быть, и вправду приеду.
Последний день командировки Катя решила посвятить осмотру главной достопримечательности города - Алупкинского дворца.
С прогулочного катера, курсировавшего вдоль берега, видны были низкие домики и дворец, белой жемчужиной утопающий в зелени.
Северный фасад напоминал старинный английский замок. Окна-бойницы, сторожевые башни, длинная оборонительная стена.
Но южный фасад, открывавшийся с моря... Восток. Арабская мечеть. Громадный портал с нишей в два этажа. И в глубине ниши надпись - вязь на арабском языке: "И нет всемогущего, кроме Аллаха". К морю спускалась знаменитая "львиная терраса" - широкая лестница, украшенная тремя парами львов.
Парк, окружающий дворец, был разделен на Верхний и Нижний. В Нижнем, примыкавшем ко дворцу, преобладали прямые аллеи, подстриженные кустарники. В Верхнем царила дикая растительность, которой не касались человеческие руки. Солнце нагревало деревья. Они поражали воображение своими размерами и формами. То узловатые, то легкие, как корабельные паруса, то могучие и огромные, как застывшие навек исполины...
Тропа вилась между ними, убегая далеко вперед. Катя помнила, как она вышла непонятно куда и застыла в восхищении. Там росли гималайские кедры...
***
- Значит, сын, сын Гурдиной. Теперь понятно, почему она скрыла свое происхождение. Дотошные журналисты кинулись бы наводить разного рода справки и узнали бы об этом. Мать-одиночка с малышом на руках покидает город и очертя голову бросается в омут провинциальных театров. Но ведь она могла потом объявить, что у нее есть сын, почему же она этого не сделала? Алексей разговаривал как бы сам с собой, изредка вскидывая глаза на притихшую Катю.
- А я ее понимаю, может, она хотела уберечь сына от вечного клейма "театрального ребенка" при знаменитой маме. Посмотри, как настойчиво известные родители пропихивают своих чад куда только можно: в кино, на телевидение, в рекламу, - любой ценой, лишь бы родимый засветился. А потом делают при журналистах большие удивленные глаза: "А мы и не знали, что наш Петенька или Леночка собирались поступать в театральное училище, мы им ничем не помогали". И народ проглатывает эту лапшу, думая, какой способный ребенок у знаменитых родителей. Но чтобы не пропасть среди других сокурсников и коллег, надо обладать, как минимум, исключительно твердым характером. Ведь сколько таких детей спились, погибли, не реализовали себя, так и оставшись всего лишь сыном или дочерью при громком имени. Возможно, Гурдина предчувствовала это и не хотела, чтобы тень ее популярности ложилась на сына.
- А какой он, соседи не сказали - беленький, черненький, какие приметы?
- Неизвестно. Они уехали, когда ему было всего два года. А потом, после рождения сына, она стала жить очень обособленно, к ней мало кто ходил.
- А ее мать?
- Умерла, когда дочери было семнадцать лет.