– Я боялась, – заплакала Кристина. – Цеплялась за него, а он только охал от удовольствия. А потом в кустах за сторожкой что-то зашелестело, и я спряталась за ящики.
– Перчиков…
– Что? – спросили все, как по команде.
– Я говорю, туда заглянул Мика Перчиков. Верно, Кристина?
Она кивнула и пробормотала:
– Все это так безобразно! Мика стал просить у него деньги на изыскания. И ему ничего не отломилось…
– А когда ты ушла из сторожки? – спросила я.
– Сначала я слышала шум и разговоры. А потом, когда все стихло, я потихоньку выбралась и побежала к выходу. Я даже не попрощалась с Вольфами.
– Почему?
– Потому что я себе разодрала платье. Вот тут, – она провела рукой от бедра вниз, – и появляться на людях в таком виде, да еще после французской любви, мне абсолютно не хотелось. Я поняла, что проиграла. Через пару минут я уже ехала прочь…
Утренняя тишина раскололась на мелкие осколки от телефонного звонка.
– Валерочка, дорогая, – услышала я спросонья глуховатый голос Искрина, – нам нужна твоя помощь.
– Который час? – я помотала головой. Вот уж не знала, что вечерние медитации обладают таким снотворным эффектом.
– Почти девять.
– Боже мой! Я опоздала на работу!
– Постой, постой, какая работа? – остановил меня Искрин. – Ты что, забыла? Мы же договорились на восемь встретиться у меня в оффисе!
Оффисом Искрин называл небольшую комнатушку в приземистом здании, где он сидел пару раз в неделю и говорил по телефону. О чем говорил деятель и как он находил темы для разговора, мне было невдомек, но одно я знала точно: если звезды зажигают на небе, значит за это кто-нибудь платит.
Искрин звезд с неба не хватал, но и в конторке своей сидел не за красивые глаза.
Хотя чего я вдруг его критикую? Работать за так противно моей природе, чай, не при коммунизме живем!
И я вернулась к беседе:
– Ой, Валерий, простите, я совсем замоталась! Это происшествие совершенно выбило меня из колеи…
– Какое именно? – удивился мой собеседник, будто наш небольшой городок, по меньшей мере, Чикаго двадцатых или Москва девяностых.
– Меня допрашивала полиция по делу Вольфа, – ответила я. – Поэтому я и позабыла о нашей договоренности. Извините.
– Так ты была на свадьбе?
– Кого ж там не было?! – воскликнула я и прикусила язык: Искрина как раз там и не было. Чтобы загладить неловкость, я выпалила в трубку:
– Валерий, скоро буду! Уже одной ногой в машине.
Наскоро пригладив взлохмаченные волосы, я несколькими движениями нарисовала глаза и губы, и помчалась к месту встречи. Пробок на дороге не было, сотовый молчал, и я доехала более-менее спокойно.
Кроме Искрина, в конторе находилось еще четверо. Два бодрых пенсионера, один – писатель, другой – поэт. Их опусы еженедельно появлялись в бесплатной газетке, существовавшей исключительно с рекламы, причем писатель гневно обличал язвы и пороки общества, заключавшиеся в хамстве работников по делам новых репатриантов, и требовал незамедлительного (от тех же работников) предоставления квартир в солнечном Ашкелоне. Что же касаемо поэта, он был известен как певец красот города на Средиземном море. Каждое его стихотворение начиналось со слов: «Дорогой мой Ашкелон…». Наталкиваясь на очередное эпическое творение убеленного сединами рифмоплета, я бормотала про себя: «Служил Гаврила хлебопеком…» – и переворачивала страницу.
Кроме представителей творческого жанра, в комнате сидели две дамы бальзаковского возраста и смотрели на меня, только что вошедшую, с неприязнью.
– Ну вот, все в сборе! – Искрин махнул мне рукой, приглашая присесть. Валерочка, тебе известна наша проблема?
– Не помню, – я помотала головой, – что-то благотворительное…
Мне все еще не было ясно, зачем меня пригласили.
– Объясните, а то мне на работу пора.
Искрин замялся, а его свита переглянулась. Наконец он решился:
– Мы знаем, что тебя допрашивал полиция по делу Вольфа…
– Что?! – возмутилась я. – При чем тут полиция и Вольф?! Когда вы назначали мне встречу, Вольф еще был жив и здоров…
– Да, но с тех пор он умер! – безапелляционным тоном заявила одна из дам.
– А я тут при чем? И вы, кстати говоря, тоже! – терпеть не могу, когда со мной так разговаривают. Кто она вообще такая?
– Тише, девочки, успокойтесь, – примирительно сказал Искрин. – Сейчас мы тебе все объясним…
– Так объясняйте же, черт возьми, а не ходите вокруг да около.
Нервная дама фыркнула и отвернулась. Другая наклонилась к ней и что-то зашептала.
– Мы являемся правлением добровольного сообщества, борющегося за национальное самосознание, – голос партийного деятеля окреп, и было видно, что он стал на заезженную колею. – Несколько месяцев назад нам удалось связаться со спонсорами из Бельгии, и те пообещали перевести нам на наши благородные нужды весьма значительную сумму.
– Откуда? – тут же машинально вырвалось у меня.
– Из Бельгии, от весьма состоятельной организации.
Не перестаю удивляться, как могут люди находить источники? Может быть, для этого нужен какой-то особенный талант?
– Позвольте полюбопытствовать, сколько же вам досталось от состоятельных фламандцев?
– Сто тысяч долларов, – нехотя ответил Искрин.
– Надо сказать, уважаемая, что эти деньги мы вот-вот получим, – вставил свое веское слово поэт.
– Подожди, Григорий, не лезь, – остановил его Валерий. – Дай мне договорить.