– И вы обратились к Вольфу, – заключила я.
– Верно, Валерочка. – кивнул Искрин. – Мы не хотели вмешивать в это дело нашего мэра, иначе эти деньги пошли бы на поддержку семей наркоманов, выходцев из Северной Африки и на тому подобное. А нам нашу культуру развивать надо.
И он почему-то показал на поэта с писателем.
– А он так внезапно умер, – сказала вторая дама.
– Да, – кивнула я, – умер, и это прискорбно. Могу сказать вам только одно: это не из-за меня.
– Что ты, что ты, Валерочка! – замахал на меня руками Искрин. – От тебя нам нужно одно: позвонить спонсорам в Бельгию и объяснить ситуацию. Пусть не задерживают выплату денег для нуждающихся. А то третий месяц тянут.
– И все? – я удивилась простоте просьбы. Зачем им нужно было мяться и говорить со мной недомолвками?
Ответ пришел сразу:
– Только, моя дорогая, мы все просим тебя соблюдать строгую конфиденциальность. Договорились?
– Разумеется, – согласилась я. Опять пролетает заказ, опять общественная нагрузка. А я еще бежала…
– И все же мне не понятно, если бы Вольф не умер, на какую бы тему мы бы с вами разговаривали? – спросила я.
– Потом-потом, после звонка, – Искрин протянул мне серый аппарат.
В Брюссель, в штаб квартиру спонсоров – бельгийскую фирму по продаже компьютерных изделий, я дозвонилась довольно-таки быстро.
– Добрый день, говорит Валерия Вишневская, – четко выговорила я в трубку, – вы слышите меня?
Мужской голос с сильным французским акцентом ответил утвердительно. И я продолжила:
– Я звоню вам по поручению добровольного сообщества борцов за национальное самосознание, – перевести такое название мне удалось не сразу, и я боялась, что меня не поймут на том конце разговора.
Но меня поняли правильно:
– Мы ждали вашего звонка, госпожа Вишневская. Расскажите нам, что у вас происходит?
Мне пришлось начать с самого начала. Я рассказала о свадьбе, смерти Вольфа, о поисках, проводимых ашкелонской полицией, и закончила тем, что нахожусь сейчас среди членов правления, обеспокоенных тем, что из-за смерти гаранта сорвется такой значительный куш.
Меня слушали не перебивая. Как только я закончила свою речь, голос ответил:
– Благодарю вас… Мы обсудим все, что вы нам сообщили.
– Про деньги, Лера, спроси про деньги, – зашептал у меня над ухом Искрин, – пусть не забирают их обратно. Мы не виноваты.
– Простите мне мою назойливость, но меня просят перевести. Что вы намереваетесь сделать с вашим богатым пожертвованием?
Мне не хотелось задавать этот вопрос. Это был типичный вопрос «про рюкзак».
Когда в армии новобранцам кричат: «Стройся!», всегда находится один умник, который спрашивает: «С рюкзаком или без?». И, как следует ожидать, получает вполне логичный ответ: «Тебе с рюкзаком!»
– Нами уже выслано распоряжение вашему банку, с уведомлением вернуть деньги обратно в Бельгию. Скорей всего, мы не сможем более помогать вам, так как у вас творятся совершенно невообразимые вещи. У нас есть определенные обязательства перед обществами из Сенегала и Бангладеша. Всего вам наилучшего, госпожа Вишневская.
На том конце повесили трубку.
– Что, что он сказал?! – четыре фигуры бросились ко мне.
– Что забирает деньги. У него Бангладеш на очереди.
– Какой такой Бангладеш? – возмутились общественные деятели. – Разве там есть евреи?
– При чем тут евреи? – удивилась я.
– При том, что эти спонсоры – протестанты, которые верят в то, что евреи – избранный народ, и помогают нам.
– Да, я нечто подобное слышала, – пробормотала я. Эта история начала мне порядком надоедать. – Мне пора.
– Спасибо, Валерия, вы нам очень помогли, – сказал Искрин, а дамы посмотрели на меня уже без прежней неприязни.
– Не первый раз и, как всегда, бесплатно, – ответила я и вышла.
Зря дамы поспешили изменить мнение обо мне в лучшую сторону.
Дома меня поджидала Дарья.
– Мам, у меня к тебе дело.
– Какое, интересно мне знать, – и я, скривившись, стянула с ноги лодочку с двенадцатисантиметровым каблуком.
– К нам едет Суперфин! – торжественно объявила моя дочь.
– Это становится интересным… – я прошла в кухню. – Похоже на «к нам едет ревизор». И кто же он такой?
– Мамуля, ну какая же у тебя память дырявая! Я же тебе сто раз рассказывала.
И вдруг я вспомнила… Моя дочь сыграла во всей этой истории немаловажную роль. Большая поклонница интернета, она скользила по электронным волнам, как только удавалась малейшая возможность. А так как меня практически не бывало дома, то эта возможность ограничивалась лишь величиной счета за телефон. Даше не разрешалось переходить определенную грань.
Когда мы с Денисом поехали отдыхать в кибуц, Дарья переехала к Элеоноре. И там бросилась в пучину интернета. Все объяснялось просто: в отличие от меня – Денису электронное время оплачивала работа, и Дашка ошалела от безнаказанности.
В это время ей пришла в голову гениальная мысль: скорее всего, воспитательные приемы Элеоноры стали действовать ей на нервы, и она решила познакомить мать Дениса с кем-нибудь, чтобы та переключилась на другой объект.
Моя дочь в меня. Уж если она за что-то берется, то доводит его до логического завершения или до абсурда. Дарья перерыла огромное количество сайтов-знакомств на трех языках – русском, английском и иврите. Эта пятнадцатилетняя чертовка написала очень элегантное письмо от лица Элеоноры, стащила и просканировала ее самую удачную фотографию – с отливающими голубизной волосами и даже убрала пару морщин методом компьютерной графики. Довольная получившимся художественным произведением, она разослала его по всем адресам.
Для писем поклонников Дашка открыла специальную электронную почту и завела отдельную потайную директорию в компьютере Дениса. Она искала, критически выбирала, отбрасывала в сторону неподходящие кандидатуры и одновременно переписывалась с дюжиной потенциальных женихов.
Суперфина Дарья нашла не сразу. Его письмо к Элеоноре выглядело не лучше других. Простые стандартные фразы: надоело одиночество, американский гражданин, самостоятельный и обеспеченный, без вредных привычек… Моя дочь сначала даже пропустила его объявление, тем более что в электронной сети среди тех, кто желает познакомиться, мужского пола примерно в два раза больше, чем женского. Видимо, компьютеры пока еще являются прерогативой сильной половины человечества. Но что-то Дарью заинтересовало, и она ответила на его виртуальный призыв покончить с его одиночеством. Послание Суперфина мало чем отличалось от доброго десятка «пен-френдов», но когда он ответил на ее второе письмо, то между пятнадцатилетней девочкой-подростком и пятидесятилетним взрослым человеком завязалась оживленная переписка.
Когда письменные отношения дошли до стадии «позвони мне, позвони», Дарья стала проявлять некоторую нервозность. Нужно было объяснить Элеоноре положение и склонить ее к сотрудничеству. Но каким образом – непонятно… И тогда в один прекрасный момент Дарья выложила ей все, как на духу. Поначалу мать Дениса даже и слышать не хотела о матримониальных планах моей дочери, но потом постепенно сдалась, прочитав первые его письма