Мы рассмеялись.
– Нет, ну что вы! Я ее мама. Вы мне сделали отличный комплимент…
– Меня зовут Лина, и я бы хотела познакомиться с вами поближе… журналистка подошла и взяла Суперфина под локоть. Он не стал сопротивляться, только отвесил едва заметный кивок в ее сторону. – Я напишу о вас статью! Кстати, какова цель вашего визита в Израиль?
Суперфин вздрогнул и высвободил свою руку из цепкого захвата мастерицы пера. Вместо него ответила я:
– Лина, как тебе не стыдно! Человек только что с дороги, отдохнуть хочет, у него бессонная ночь была, а ты тут со своими интервью.
– Мои интервью вся страна читает! – возразила она. – А у журналистов, как ты знаешь, милочка, ненормированный рабочий день!
И снова обратясь к Суперфину, выпалила:
– Мне кажется, я где-то вас видела. Вы впервые в Израиле?
Но наш гость ответить не успел.
– Что мы тут стоим, давайте поедем, – предложила Элеонора, и мы гуськом потянулись из зала ожидания.
В машине Лина уселась рядом со мной, А Суперфин с Элеонорой поместились на заднем сидении.
– Мистер Суперфин, откуда вы так хорошо знаете русский язык? – спросила она.
– Ну, зачем же так официально? – хохотнул наш гость. – Ведь, насколько мне известно, в Израиле обходятся без церемоний. Называйте меня Эдвардом, вы же меня в письмах так называли. А что до моих родителей… Они выходцы с Галиции. До конца своих дней говорили на идише и по-русски. Так и не научились английскому языку.
– А почему вы не писали мне по-русски?
– Не умею, – он с сожалением пожал плечами. – Папа с мамой научили меня только говорить, но не писать. А в школе был, разумеется, английский.
– Вы знаете, Эдвард, – сказала я, не отрывая глаз от дороги. – Мы почему-то думали, что вы прилетите из Америки, а оказалось, из Амстердама.
– У меня там были некоторые дела… – объяснил Суперфин, немного помолчав.
– Куда вас отвезти, Эдвард? – спросила я. – Сразу в гостиницу или к нам?
Лина не дала Суперфину ответить.
– Лера, только я тебя прошу, не задерживайся, нам же еще к Вольфам ехать на поминки. Ты что, забыла?
– Мне совершенно не хочется в гостиницу, – заявил вдруг наш гость. – Я приехал в Израиль не в гостинице отсиживаться, а набираться впечатлений. Потом книгу напишу. Вы позволите, я поеду с вами…
– Куда? – удивилась я. – На поминки? Вообще-то это не поминки, у евреев поминки не приняты. Это седьмой день, окончание траура. К родственникам покойного приходят те, кто не смог прийти в течение недели… Не сказала бы, что там можно набраться приятных впечатлений.
– А что тут такого? Кто сказал, что в книге должны быть только положительные впечатления? Наоборот, разнообразие описаний придаст ей блеск, и ее быстро раскупят, – убежденно закончил Суперфин.
– Ну, если вы настаиваете… – протянула Лина.
– Только меня увольте, – громко сказала Элеонора. – Лучше приготовлю чего-нибудь вкусненького дома.
Высадив Элеонору возле дома, мы поехали к Вольфам. Там была куча народу. Многие вели себя тихо и проникновенными голосами утешали вдову, сидящую в кресле в углу салона. Дочь Вольфов была рядом с матерью.
Часть гостей стояла у стола, уставленном вазочками с орешками и печеньем, некоторые курили на лужайке перед домом.
Лина осмотрелась:
– Знаешь, Валерия, а состав зрителей практически не изменился. Неделю назад те же были на свадьбе, а сейчас на поминках…
– Те же и Суперфин, – ответила я ей. – Посмотри на него, чувствуется стиль…
Наш гость подошел к хозяйке, скорбно наклонил голову и поцеловал ей руку. Проговорив несколько подобающих к случаю слов, он выпрямился и взял с подноса чашку кофе. Поднос держала Клара Тишлер, сваха Вольфов.
– Знаешь, Валерия, – я, наверное, не смогу подойти к Вольфам. Просто они не смогут мне ничего сказать… Что же делать? Статью сдавать надо, простонала Лина. Из ее черной объемистой сумки торчал шнур от диктофона.
– А ты попробуй разговорить Клару, – посоветовала я ей. – Видишь, она заменила хозяйку. Кофе подает, за порядком следит…
– И то дело, – согласилась Лина и решительным шагом направилась на кухню, где скрылась Клара.
Наш гость, выполнив печальный протокол, стоял возле стены и с интересом оглядывался. От чашки кофе поднимался парок.
У кого-то в кармане зазвонил сотовый телефон, и сразу несколько гостей принялись ощупывать карманы. Наконец, один из них вытащил звенящий приборчик и удалился на балкон.
– Это ужасно!.. – простонала одна из дам, сидящая возле вдовы. – Эти сотовые телефоны! От них нет покоя нигде!
– А вы помните, – поддержала ее другая, в очках и с малиновыми прядями в волосах, – у раввина на кладбище, руководившего похоронами Вольфа, телефон звенел ежеминутно.
Он даже указания давал, тыкая антенной в сторону могилы!
– Причем звонок наигрывал «Оду радости», как цинично! – наверняка дама с малиновыми волосами была сведуща в классической музыке.
– Как раз на кладбище сотовый может принести наибольшую пользу, весомо заметил лысый в роговых очках. Он, кряхтя, полез во внутренний карман своего пиджака, достал телефон и показал всем, как доказательство. Вот только доказательство чего, мне было неясно.
– Интересно, – вступила в разговор другая посетительница скорбного мероприятия, вихрастая женщина в черном платье с красными розами, – с кем вы на кладбище будете переговариваться? Ведь там их живых только родственники и раввин?
– Вот-вот! Именно! – быстро ответил толстяк. И держа перед нами телефон, словно переходящий вымпел, добавил: – у моего сотового заряд на месяц.
– Ну и что?
– А то, что я завещал похоронить меня, – тут толстяк нервно оглянулся и пробормотал «Чур меня!», – с этим аппаратиком. И чтобы батарейка была полная.
– Так скифов хоронили с любимыми конями, – презрительно сказала дама с малиновыми волосами. Оказывается, ее интересы не ограничивались только классической музыкой.
– Вот вы смеетесь, а я читал, что в мире масса случаев происходит, когда человека хоронят, а он живой. В летаргическом сне. Проснется такой несчастный, а тут телефон под боком. Чем не решение проблемы?
Представив себе звонок с того света, я вздрогнула и, переведя свой телефон на вибрацию, сунула его в карман.
– Как вам нравятся действия полиции? – спросил тщедушный гость, не вступавший до сих пор в беседу. Арестовали журналиста местной газеты.