— Допустим, «Буря в пустыне», — не унимался Гудвин. — Это я понимаю! Пески! С ними сливаться надо. Допустим, джунгли! С кем мы еще воевали?
— С Чечней! — подсказал молодой контролер, играя компостером.
— Да хоть с Монголией! — выразил согласие мой спутник. — Там у них леса и горы повсюду! Но ответь мне: с каким ландшафтом местности эти мудаки в электричке слиться хотят?!
— Такая задача вопросов необоснованна, — вступился Петрович за родную милицию. — Что выдали, то и носят. Это с начальства надо спрашивать.
— Сольемся в экстазе! — Молодой охотник за безбилетными поднял стакан.
Пассажиры поглядывали в нашу сторону с недоумением и опаской. Мало ли что мог выкинуть отряд буйных контролеров, затеявший пьянку на вверенном маршруте.
В Голицыно мы распрощались со своими сослуживцами и вышли под мокрый снег. Причем Гудвин вышел в состоянии большого душевного подъема. Кое-как мы выяснили на станции дорогу к ресторану «Последний рубеж» и продолжили наше путешествие. По дороге еще Гудвин упорно пытался колядовать, пугая местных обывателей своим устрашающим видом. Я, разумеется, тоже невольно дополнял эту жанровую картинку.
— Может, отгул возьмешь?! — в конце концов не выдержал я.
— Все ништяк, Угорь! — веселился бродяга. — Не дрейфь! Пару километров осталось!
Долго ли, коротко ли, но все же одолели мы эту финишную прямую.
Ресторан «Последний рубеж» — высокий терем под старину, выполненный из теса и потемневших за годы его стояния бревен — уютно светился в наступающих сумерках всеми своими окнами, заправленными в резные наличники.
Шумное трио каких-то пижонов, обутых в лаковые туфли, обогнав нас, вознеслось по крыльцу и забарабанило в дверь. На двери открылось слуховое окошко. Что им было сказано, я не расслышал, однако самый напористый из молодчиков посулил сказавшему «обломать рога». И тогда в образовавшуюся щель высунулась могучая лапа с пылающей головней. Оскорбитель в подожженной дубленке падал с крыльца, как подбитый «мессершмит» — исторгая рев и языки пламени. Его компаньоны, скатившись по лестнице, забросали погорельца комьями грязного снега, и вся троица с бранью и обещаниями еще разобраться удалилась несолоно хлебавши.
— Ох, ни фига себе поужинали ребята! — изумился Гудвин за нас обоих. — Ты видел, а?!
Я видел. Судя по этому яркому эпизоду, миссия мне предстояла не из легких. «Последний рубеж» оборонялся неизвестными ополченцами в лучших традициях наших отцов. Только бутылок с зажигательной смесью не хватало.
В процессе оперативного совещания мы с Гудвином разработали план взятия «бастиона». Основным разработчиком выступил мой более тертый школьный товарищ. Со времен его кавалерийского набега на «стекляшку» немало воды утекло, зато ума прибавилось. План его был простой и надежный.
— Ты давай по-быстрому внутрь, — сказал Гудвин, присаживаясь на ступеньки, — а я на стреме останусь.
Других идей на этот раз у меня не родилось, и я поплелся в харчевню. На мой робкий стук отзыв последовал незамедлительно.
— Ну, хана тебе, падла! — распахнув настежь дверь, прорычал звероподобный громила. — Сам напросился!
Он сгреб меня в охапку и забросил внутрь помещения. Словно жаба, я шлепнулся на покрытые лаком доски пола, и на спину мне опустилось чье-то тяжелое колено.
— Я насчет Стрижа хотел узнать! — прохрипел я, придавленный весом в центнер.
И сразу почувствовал большое облегчение. Громила слез со спины, давая мне возможность самостоятельно подняться на ноги.
— Стрижа тебе надо? — Он скользнул взглядом по моему обмотанному бинтами лицу. — Боцман! Тут какая-то мумия Стрижом интересуется!
— Тащи ее сюда, — распорядился бородатый мужичок вполне миролюбивой крестьянской наружности, гревший, сидя на табуретке, руки у почтенных размеров жарко натопленного камина.
Как оказалось, это и был названный Боцман.
Громила подтолкнул меня так, что я долетел до него будто перышко, подхваченное порывом ветра.
— Садись, добрый человек. — Боцман щелкнул пальцами, и громила швырнул меня на свободный стул. — Рассказывай, зачем тебе Стрижа.
Окинув беглым взглядом просторный зал, я понял, что посетителей в ресторане давненько не принимали.
— Что ж ты замолчал? — Боцман подбросил в камин пару поленьев. — Ты не молчи. У нас балагуров любят. Верно, Мишаня? Молчунов у нас бьют по почкам.
Громила заржал. Шутка пришлась ему по душе. Я уже собрался отлить Боцману порядочную пулю вроде того, что Стриж приходится мне седьмой водой на киселе и все такое прочее, как дверь вздрогнула от удара.
— Что-то к нам зачастили сегодня, — молвил Боцман. — Мишаня, поди-ка прими там, кого Бог послал.
Если б кого Бог и послал, так это Боцмана. За его смиренной внешностью и простецким говорком угадывался настоящий душегуб. Я б его сам послал, будь на то моя воля.
Мишаня, переваливаясь с ноги на ногу, словно его лесной тезка, затопал на выход.
— Отскочи, параша! Штифты закрою! — услышал я сзади голос Гудвина.
Похоже, ему надоело мерзнуть на улице.
— Кто это у нас там по фене ботает? — удивился Боцман.
— Ты кто?! — спросил Мишаня ушлого бродягу.
— Адмирал! — рявкнул Гудвин.
— Какой адмирал?! — продолжал допытываться любознательный Мишаня.
Я обернулся. Мне тоже стало интересно, какой Гудвин адмирал.
— Нахимов! — Гудвин боднул громилу макушкой.
— Ой! — сказал Мишаня, хватаясь за живот и отступая в сторону.
Скорее мой спутник был похож на флотоводца Нельсона, если уж между адмиралами выбирать. Уронив на пол футляр с протезом при виде сидящего у камина мужичка, он распахнул свои объятия:
— Боцман! Боцман, черт старый!
— Невезуха! — Мужичок вскочил, опрокинув табуретку.
И два уркагана бросились хлопать друг дружку по плечам.
По лагерной кличке Гудвина я догадался, что и там он успел себя зарекомендовать как полный неудачник.
— Ты как здесь?! — Боцман потащил бродягу к столу, украшенному разнокалиберными бутылками. — Давай за встречу по маленькой! Глаз-то куда делся?!
— Голубь клюнул, — ответствовал Гудвин. — Давай уж по большой!
— Почему-то я не удивляюсь, — наполняя стопки, заметил Боцман.