— Убийце понадобилось так мало времени, чтобы скрыться? — удивился епископ. — Вы уверены?
— Вполне уверен, Ваше преосвященство. Мои собственные чувства меня никогда не подводят.
— И человек не мог нанести подобный удар с дальнего расстояния.
— Нет, Ваше преосвященство. Если бы у него в спине была стрела, было бы легче поверить, что он вскрикнул, когда она в него попала, — сказал лекарь. — Разумеется, нельзя исключать, что дверь ближайшего дома была открыта специально для убийцы.
— Кто-нибудь — особенно вы, мой друг, с вашим чутким слухом — наверняка бы это услышал, — возразил Беренгер. — Вы не услышали. — Он помолчал. — И кто же из граждан Сен-Фелиу, живущих в расположенных возле ворот домах, были столь недоброжелательно настроены против Паскуаля Робера, что возжелали его смерти? Не могу в это поверить, — твердо сказал Беренгер. — Он вел скромную, бедную событиями и незаметную жизнь. Никто не знал его как представителя власти или богача. Никто. Я в этом уверен.
— Значит, на него напали раньше, — сказал Исаак.
— Вы правы, — согласился Беренгер. — На Паскуаля напали на некотором расстоянии от города, и он добрался до ворот в поисках помощи.
Дверь отворилась, и Бернат ввел в комнату капитана гвардии.
— Его преосвященство интересовался, была ли кровь на муле убитого?
— Да, капитан. И что же?
— Да, — кивнул тот. — На боку и на седле. Конюхи стерли ее безо всякой задней мысли, никому из них и в голову не пришло, что кому-то понадобится ее разглядывать.
— В таком случае на Паскуаля напали, когда он ехал верхом на муле, — пробормотал епископ.
— Я тоже так думаю, Ваше преосвященство, — сказал капитан. — И он должен был еще какое-то время продержаться в седле. Когда нож торчит в ране, кровь вытекает не так обильно.
— Совершенно верно, — печально кивнул Исаак. — И мы сами его добили, вытащив нож из раны.
— А что еще вам оставалось делать? — удивился Беренгер.
— Ничего, — покачал головой лекарь. — Он не смог бы выжить с ножом в спине, и рана была слишком глубокой и широкой, чтобы остановить кровь, это было уже не в нашей власти.
— Друг мой, я видел это оружие. Никто бы не выдержал такого удара, — успокоил его епископ.
— Возможно, — пожал плечами Исаак.
— Но наверняка довольно сложно нанести всаднику такой точный удар, да еще в спину, — заметил епископ.
— Должно быть, они ехали рядом и доверяли друг другу, — предположил капитан.
— Вы хотите сказать, что он был убит другом? — спросил Беренгер.
— Другом или нет, трудно сказать. Но наверняка не тем, кого считаешь своим врагом. С врагами так беспечно себя не ведут.
— Это даст мне кое-какую пищу для размышлений, — сказал епископ. — Благодарю, капитан, за вашу помощь. И Бернат… — добавил он, отпуская обоих мановением руки.
— Ваше преосвященство недовольны тем, что сказал капитан, — заметил Исаак, едва те удалились.
— Это создает определенные трудности, — сказал Беренгер. — Но я уверен, что его смерть — дело рук кастильцев.
— Кастильцев, Ваше преосвященство? — удивился Исаак. — Почему?
— Потому, мой дальновидный друг, — сказал епископ, — что незадолго до своей смерти он был отправлен его величеством наблюдать за событиями в Кастилии. Меня бы не удивило, если бы он обнаружил там нечто любопытное. Несмотря на свое здравомыслие, он не стал бы избегать опасности.
— Это многое объясняет, — кивнул Исаак. — Может быть, он и сам был кастильцем. Мы виделись с ним всего несколько раз, и я заметил в его речи легкий иностранный акцент. Очень легкий.
— Нет. Он был из Арагона, — сказал Беренгер. — И владел многими диалектами. Его мать могла быть уроженкой Кастилии. Это единственное объяснение, которое имеет смысл, мастер Исаак. — И добавил: — Они обнаружили, кто он такой, и послали убийцу избавиться от него. Такое случается по обе стороны границы. Я поражен, что это произошло с ним, и здесь, где он был в относительной безопасности. Я считал его своим другом.
— Мне очень жаль, Ваше преосвященство.
— Существует еще одна возможность, — сказал епископ. — Даже более тревожная.
— Что же это, Ваше преосвященство? — спросил Исаак.
— А если он был предателем? Если он шпионил ради другой страны, один из слуг его величества мог расправиться с ним. Это куда проще, чем арестовать его для суда.
— Вы имеете в виду Улибе Климена, — сказал Исаак.
— С чего вы это взяли, мастер Исаак?
— Два человека работают вместе, Ваше преосвященство, и обсуждают вдвоем какие-то тайные вопросы, при этом по возможности скрывая былое знакомство. Это имеет смысл, если они старые товарищи по оружию.
— Если его убил Улибе, то меня это не касается, и Улибе донесет об этом инциденте его величеству, который может принять какое угодно решение, — сказал Беренгер. — Но все-таки мне кажется, что он убит кастильцами.
— Но зачем этот гипотетический кастилец преследовал его через весь Арагон вплоть до стен города, где убить его — значит подвергнуть себя большому риску? — рассуждая вслух, усмехнулся лекарь. — Нелогично как с военной, так и с дипломатической точек зрения, — тактично добавил он.
— Давайте обсудим это чуть позже, мой дорогой друг, — сказал епископ. — А пока придется разбираться с итогом этого ужасного события. Я пошлю за вами, когда найдется достаточно свободного времени.
— А я должен вернуться домой, чтобы поужинать, Ваше преосвященство, — поклонился Исаак.
— Зачем кому-то понадобилось убивать Паскуаля Робера? — гневно спросила Ракель, накрывая на стол, хотя аппетита у нее не было совершенно.
— Понятия не имею, дорогая моя, — устало отозвался ее отец. Они сидели за трехногим столом во дворе, в приятной густой тени большого дерева. Целый набор превосходно приготовленных блюд, должен был возбудить аппетит любого из сидевших за столом: жареные сардины, нынче же утром доставленные с побережья, овощи, приправленные острым пряным соусом, горошек, посыпанный травами и политый смесью растительного масла и уксуса, и цыплята в абрикосовом соусе. На столе между ними были расставлены сосуды с вином и графины с прохладительными мятными напитками с добавлением лимонов и кислых апельсинов.
— Отец, он выглядел таким безобидным человеком, — сказала Ракель.
— Или же он был дамским угодником? — добавила она. — А вдруг с ним расправился чей-то ревнивый супруг?
— Насколько мне известно — нет, — проворчал Исаак, понимая, что дочь с супругой компанию за столом ему не составят, поскольку напрочь лишены аппетита.
Только близнецы с вожделением уписывали свои любимые блюда, а еще, к их удивлению, им разрешалось вставать из-за стола и делать все, что вздумается.
— Юсуф об этом бы знал, — мрачно сказала Ракель. — Я так и в голову взять не могу, как он ухитряется собирать обо всех столько разных слухов. Меня всегда поражает, почему люди говорят ему о том, к чему он не имеет никакого отношения.
— Это потому, что он имеет обыкновение заглядывать на кухню и беседовать со слугами, — сказал Исаак, — пока мы с тобой в палате возимся с пациентами.
— Впрочем, они и тебе рассказывают все, что угодно, — пробормотала Ракель, откусывая персик.