Чеченские полевые командиры отправляли для охоты за ней лучших своих снайперов и очень часто не досчитывались их. Они называли ее «Шайтаном». Ненависть сделала Дарью изворотливой и хитрой, пробудила в ней внутреннее чутье на опасность и храбрость, граничащую с безумием. Она словно нюхом чуяла засады на себя. Заходила в тыл противнику и всаживала ему пулю в затылок.
Дважды ей приходилось стрелять в литовских биатлонисток, ставших наемницами на чеченской войне. Волынцева подползала к трупу и брезгливо смотрела в светлые глаза с застывшим в зрачках последним удивлением. Забирала документы, оружие и уходила. Глаз она никому больше не закрывала.
Но не всегда ей везло. Дважды она приходила в лагерь раненой, с трудом держась на ногах. Борис Васильевич вытаскивал осколки и пули, а утром она неизменно исчезала. Хирург ругался и бегал жаловаться майору. Стаценко грустно качал головой:
— Вы же знаете ее не хуже меня. Приказывать не рисковать я ей не могу. И оставить в лагере насильно, тоже не в силах.
Так прошла осень и зима. Незаметно подкралась весна. Волынцева написала рапорт на имя Стаценко с просьбой оставить ее в Чечне еще на год. Он попытался отговорить и тогда она глухо сказала ему:
— Подпишете вы этот рапорт или нет — это не важно. Я все равно останусь и буду убивать их, пока меня не убьют.
Майор откровенно испугался ее дикого взгляда и подписал рапорт.
Вечером Даша написала письмо подполковнику Саранцеву, где сообщала, что в ближайший год ее можно не ждать. Просила простить за нарушение данного слова, а в конце написала: «Артема нет. Я не хочу видеть стены, которые помнят меня счастливой. Уничтожьте все, что осталось в комнате. Мне ничего не нужно». Стаценко тоже написал письмо подполковнику, где из слова в слово передал слова Волынцевой.
Вершина холма с густыми скоплениями красного горца оказалась превосходным укрытием. Дарья осторожно вползла в самую середину травы. Вытащила из-под маскировочного халата бинокль с затемненными линзами. Не сдвинув ни одного стебелька, не пошевелив ни одной травинки, осмотрелась. В долине у дороги суетились люди. До них было всего каких-то четыреста метров. Для снайпера — совсем рядом. «Половина роты будет…» — устало подумала она и вздохнула. Подумала как-то отрешенно и поймала себя на мысли, что и эти русские парни перестали в какой-то мере быть для нее своими.
Краем глаза заметила движение на холмике напротив. Быстро повела биноклем туда. Успела заметить бородатое лицо в полевой фуражке и медленно поднимавшийся к плечу гранатомет. Злобно ощерилась, но разум остался холоден: «Ах, ты, сволочь! Наших ребят хочешь из гранатомета!» Отбросила бинокль в сторону, медленно просунула винтовку через стебли вереска и прижала приклад к плечу. В прицел она ясно разглядела нос с горбинкой и короткую бородку с редкими седыми волосами. Руку с черными волосками на тыльной стороне ладони и палец с обломленным грязным ногтем, замерший над курком. Чеченец прицеливался, когда пуля ударила его в висок. Гранатомет выпал из рук и голова упала на траву.
Выстрел практически был не слышен, но Дарья решила перестраховаться и осторожно сменила укрытие. Медленно, делая почти незаметные глазу движения, отползла в сторону крошечной ложбинки метрах в пяти ниже по склону и залегла там. Перемещение заняло у нее минут сорок. Снова осмотрела местность в бинокль: в долине, у трех замерших на дороге машин, по-прежнему сновали люди. Она видела молодые лица солдат-мальчишек и все больше злилась: «Чего суетятся? Неужели не понимают, что как на ладони находятся! Чем думает командир? Даже не пригибаются, идиоты…».
Отвернулась в другую сторону. Долго разглядывала вершину напротив. Что-то ей не понравилось. Девушка миллиметр за миллиметром скользила взглядом по склону, когда оттуда вдруг ударил выстрел, но не по ней. Полный боли крик достиг ее ушей и она сразу же перевела бинокль в долину: возле машины корчился в пыли парень, остальные попадали кто где. Самые умные старались доползти до полуразрушенных стен блокпоста. Волынцева устало констатировала: «Теперь на живца будет ловить!» И точно…
К раненому кинулся солдат, чтобы через мгновение рухнуть рядом с ним. Мертвым. Это Дашка знала наверняка. Тактика у чеченских снайперов была именно такой. Возле раненого упадет три-четыре трупа, прежде чем добьют и его. Винтовка чеченца была без глушителя и выстрел долго не затихал среди холмов, волнами уходя все дальше. Волынцева успела заметить качнувшуюся полынь в окуляр винтовки и выстрелила. Из травы на мгновение показалась рука, как-то странно дернулась в воздухе и упала.
Сержант ползти к ней не торопилась и замерла в своей ложбинке. Терпения ей было не занимать. Она прекрасно изучила за свою более чем годовую службу обманную тактику чеченских снайперов. И не боялась, что ее обнаружат раньше. В маскировочной сетке человека практически невозможно заметить в траве. Дарья глаз не сводила с того места, где упала рука. Все посторонние мысли ушли в небытие: были только она и вражеский снайпер. Она гадала, убила или нет.
Прошло десять минут, пятнадцать, полчаса и вдруг… Она не поверила своим глазам: трава шевельнулась в другом месте. Всего в двухстах метрах от нее. Медленно показался ствол винтовки, он плавно поворачивался в разные стороны. Снайпер осматривался по сторонам, стараясь обнаружить ее, Дашку. И она почуяла, что через мгновение будет обнаружена. Волынцева спокойно посмотрела в окуляр своей винтовки. Глаза снайперов встретились через этот стеклянный туннель. Дарья успела нажать на курок чуть раньше своего противника. Увидела удивление и ужас в глазах чеченца, когда в его лбу появилось маленькое черное отверстие. Пуля противника ушла в сторону и зарылась в землю рядом с ее плечом.
Она провела в холмах целый день. Наблюдала, искала наиболее вероятные места, где может залечь чеченский минометчик. Забрала винтовку вражеского снайпера в качестве доказательства. Когда туман начал спускаться в долину, спустилась вниз и она, забросив обе винтовки на одно плечо. По дороге, краем сетки стерла маскировочную пасту с лица. Свободно прошла через посты у машин, резко бросая часовым пароль:
— Веста!
Никто не спрашивал у нее документов. Она подозревала, что эти парни даже и не догадывались, что она женщина. Как к себе, вошла в палатку командира. Полковник вздрогнул и хотел выругаться, но вовремя остановился, поняв, кто перед ним. Девушка тихо сказала:
— Вас должны были предупредить в Гудермесе обо мне, все колонны предупреждают. Снайпера больше нет. Попутно уничтожен гранатометчик. Оба лежат на склоне ближних холмов. Мне нужно отдохнуть. Где прикажете разместиться?
Неверов кивнул, разглядывая ее с интересом:
— Моя палатка вас устроит?
Усталые, покрасневшие от бессонницы глаза холодно взглянули прямо ему в зрачки:
— Вполне. Предупреждаю, я не тот человек, с кем можно связываться. Для вас я не женщина, а такой же солдат, как и остальные. Если думаете иначе, засуньте себе эти мысли в задницу и не доставайте, пока я не уйду!
Полковник аж задохнулся от злости:
— Что вы себе позволяете?!?
Голос спокойно и тихо приказал:
— Заткнись! И прикажи ребятам принести мне что-нибудь поесть. Я пришла и ушла. И тебе не подчиненный. Если хочешь знать, не вмешайся я сегодня, половины мальчишек у тебя уже не было бы! Командир ты хреновый! Раз не мог парней рассредоточить и заставить перебираться с места на место перебежками. Они у тебя, как на ладони были! Я могла бы перестрелять их в два счета. Радуйся, что чехи не успели здесь «лягушек» наставить. Иначе ты сам давно бы с Богом разговаривал!
Лицо военного покрылось красными пятнами, но он все же сдержался и выскочил из палатки. Его злой голос донесся до Волынцевой:
— Закиров, принеси ужин в мою палатку! И чтоб подогретый был!
Неверов вернулся и молча сел за стол, искоса наблюдая за женщиной напротив себя. Теперь она была без маскировочной сетки и каски. Они лежали, небрежно брошенные, в углу у входа. На плечах женщины оказались погоны сержанта. В расстегнутый ворот пятнистой куртки виднелось что-то полосатое. Она спокойно сидела за походным столиком полковника и при свете лампы штык-ножом делала два вертикальных надреза на прикладе. Полковник заметил, что таких надрезов там уже много. Ее волосы были спрятаны под солдатскую пятнистую фуражку, но мужчина заметил седые виски. От этого стало почему-то не по себе. Полог откинулся в сторону и показался молодой солдат с круглым мальчишеским лицом:
— Товарищ полковник, я ужин принес.
Неверов раздраженно сказал и сразу же разозлился на себя — раздражение прозвучало в голосе слишком заметно:
— Поставь на стол и можешь быть свободен.
Солдат поставил котелок и кружку на стол и ушел, с любопытством взглянув на пригнувшуюся над винтовкой фигуру. Дарья поглядела на полковника и спросила:
— Вы ужинали? А то пополам поделим…
Он буркнул, все еще сердясь на нее за грубый тон:
— Я поел. Ешьте.
Волынцева не заставила себя упрашивать. Она придвинула котелок с кулешом и принялась уплетать за обе щеки горячую массу, сдобренную сверху хорошей порцией тушенки. Старательно протерла стенки корочкой хлеба и запила все чаем из простой алюминиевой кружки. Несколько раз зевнула. Взглянула на полковника:
— Где можно лечь? Я уже трои сутки на ногах.
Он указал на походную койку, не удержавшись от колкости:
— Располагайтесь. И не бойтесь, никто вас не тронет.
Девушка устало поднялась и пошла к постели. Обернулась на полдороге, словно что-то вспомнив:
— Спасибо. Если ночью будет налет, крикните «Шайтан!», но сами не подходите. Я могу убить спросонок.
Она стащила с себя фуражку и небрежно распустила тусклые волосы по плечам. Голова была полностью седой, а не только виски. Полковник вздрогнул. Снайперша скинула кроссовки и куртку от камуфляжа. Под ней оказалась тельняшка. Неверова поразили крепкие мускулы на руках женщины и мелькнувшая в призрачном свете татуировка на плече. Волынцева упала на койку ничком, уже в полусне натянула на себя бушлат и мгновенно заснула
Полковник взял лампу в руки, подошел и с любопытством наклонился над ней. На левом обнаженном плече была выколота татуировка: якорь в синем кружке с ленточкой и надписью «морская пехота». На его взгляд, ей было не больше тридцати. Лицо усталое и худое, кожа на нем обветрилась и загорела до черноты. Бледные губы потрескались и опухли.
Неверов поставил лампу на стол, притушил огонь. Взял свой бушлат, осторожно подошел к койке и накрыл обнаженные плечи женщины. Она застонала и что-то прошептала во сне. Он наклонился, пытаясь разобрать слова, но ничего не понял. Вздохнул и вышел из палатки.
Закиров сидел и курил, спрятавшись за колесом машины. Полковник остановился рядом с ним:
— Ты осторожнее кури. Огонек прячь в ладони. Снайперы вокруг.
Парень быстро взглянул на него: