Они ушли. Пришел санитар и я попросил перевернуть меня, уж больно затекли прикрученные к койке руки.
Лежу в реанимационной палате. Жуть как болит голова. Бесстыжая сестра в одном халатике, все время прикасается ко мне грудью. Здесь и мертвый поднимется.
- Как себя чувствуете? - спрашивает она, записывая показания температуры в дощечку у кровати.
- Еще немного повертишься и я уложу тебя с собой рядом.
- Что вы, что вы, вам нельзя волноваться.
Она упорхнула. Через каждые два часа появляется Анатолий Петрович. Его интересуют мои эмоции и воспоминания.
- А где, Николай? - спрашиваю его
Анатолий Петрович морщится.
- Неудачно все вышло. Электроды не выдержали расстояния. Поплыли после операции и ничего не вышло, он остался тем кем был.
- Так сделайте ему вторую операцию.
- Легко сказать. Надо чтобы все опять зажило, укрепилось, а это месяца три ждать. С тобой все легко вышло. И электроды вроде вжились, тютелька в тютельку подошли с точностью до микрона. Ты теперь только не шевелись и не дергайся. Упаси бог, только не вставай. Я думаю, что Николая мы тогда неаккуратно переложили вот пластинки и разошлись.
Анатолий Петрович мной доволен.
- Ты, помнишь Афган?
- Да.
- А голову лейтенанта.
- Да.
- Отомстить смог бы?
- Зачем?
Он опешил.
- Тебе действительно все равно?
- Если надо, пойду.
С немым вопросом на лице он уходит. Мне его становиться жалко, надо было соврать.
Я поправляюсь не по дням, а по часам. Тискаю санитарок, которые неаккуратно подходят ко мне. Разрешили ходить, сначала понемногу, потом без ограничений. Меня перевезли в палату для выздоравливающих, где больные с легкостью крутили политикой, анекдотами и воспоминаниями о бабах.
Однажды вызвали в кабинет к Анатолию Петровичу. Там полно народу: военные, гражданские, врачи. Анатолий Петрович долго рассказывал, как получился я. Ко мне посыпались вопросы.
- Вы действительно ничего не боитесь?
- Не знаю, не пробовал.
- Вас больше не мучают кошмары?
- Нет.
Один старикашка со сморщенным лицом ткнул мне два пальца в глаза. Я с удивлением посмотрел на него.
- Он даже не моргнул, - удивился тот.
- А ну ка, постойте, вытяните руку, - требовательно обратился ко мне молодой военный.
Я вытянул ладонь. Он схватил зажигалку и стал жечь мне палец. Мне очень хотелось треснуть его по башке. Боль защипала и я попросил его.
- Прошу вас, не надо жечь до кости.
Толпа восхищенно загудела. Они вцепились в меня как в неандертальца. Обстукивали молоточком, мотали перед глазами палочками. Кто-то втыкал в меня иголки и царапал кожу. Мне уже так все надоело, что хотелось, переломать кости всей этой своре истязателей. Меня понял Анатолий Петрович.
- Товарищи, хватит. Человеку надо еще поправиться, а вы его уже совсем замычали. Меня нехотя отпустили и я пошел в палату.
- Что, выписывают? - набросились товарищи по несчастью.
- Да нет. Привели как на смотрины. Все щупали, ахали и надоели мне до чертиков.
- А правда, что ты из блока "А"? Это где сумасшедшие?
- От туда.
- Говорят, ты первый, кто от туда вырвался.
Я пожал плечами. Интерес ко мне у них пропал и мужичек-потешник, который есть в каждой палате, начал развлекать нас очередным анекдотом.
Через две недели вызывают опять. Кроме Анатолия Петровича в кабинете двое военных.
- Костя, - впервые по имени назвал меня врач, - я тебя выписываю. Вот товарищи военные предлагают тебе устроиться на службу в армию. Как ты смотришь?
- Я не знаю. Специальности у меня нет. С домом меня ничего не связывает. Можно конечно и в армию.
- Это даже не армия. Мы вас устроим в специальные части, - говорит один из военных. - Там подучим. Дадим профессию.
- Что ж, я согласен.
Все вздохнули с облегчением.
- Вот бумаги, заполняйте.
Один из офицеров вытащил из портфеля массу анкет.